Главного героя переносит в тушку подростка знатных кровей - в Россию нашего времени, но при Иване Грозном сошедшую на магические рельсы. Точнее, с техникой там тоже всё ещё покруче, чем в реальности, но добротный колдун вполне сто́ит батареи реактивных миномётов. А то и похлеще того...
Название цикла, такое ощущение, потому, что несовершеннолетний вьюноша по привычке «стреляет» у взрослых папироски - благо, вред курения запросто купируется волшебством, а проститься с жизнью там гораздо вероятнее в междуусобных тёрках...
«Вот только одно "но"... Этот сон... воспоминания... они стали моими. Не знаю, как объяснить точнее, но... это меня гоняли по полигону две злорадно ухмыляющиеся девицы, и это моим телом, опутанным водяным "неводом", они же, вместе с братом играли в футбол, пока я из последних сил держал трещащий от напряжения воздушный щит, не давая шипящим нитям воды коснуться кожи... Таких воспоминаний у меня ой как немало. И среди них есть не только эпизоды поражений и побед, но и откровенных подстав со стороны любезных кузин с "кузнечиком". Не могу сказать, что Кирилл всегда был образцом благородства, нет, в такой обстановке ангелы не выживают, но вот до откровенной подлости он никогда не опускался. В остальном же, действия младшего Громова можно охарактеризовать, как вполне оправданные тактические приемы в борьбе с превосходящими силами противника. И уж точно, парень никогда бы не позволил себе издеваться над проигравшими. Для него это было противоестественно и абсолютно неприемлемо. И от того, что двоюродные сестры и брат не гнушаются такой низости, ему было еще больнее.
Странно, но память Кирилла, встроившись в мою собственную без остатка, став ее неотъемлемой частью, изрядно сместила акценты в моем мировоззрении, в частности, изрядно пошатнув давно ставший привычным цинизм стоящего у черты умирающего вояки, уже принявшего грядущий уход, как должное. С другой стороны, иные черты моего характера остались прежними. Так, я не смог принять того умения прощать и доверять, что было у Громова... я никогда не прощал своих обидчиков и всегда отдавал долги. Будь то услуга, или пуля в лоб, рано или поздно, «награда» находила своего "героя".»
М-м, хромированная головка? А звукопровод?
«Почему я решил, что мой собеседник - врач? А кем еще он может быть, в своем белоснежном халате и со стетоскопом на шее. Причем, стетоскоп из древненьких. Я таких, пожалуй, уж лет двадцать не видел. Хромированная вещица, сразу видно надежно сделанная, на века, можно сказать.»
Учитывая финт в третьем томе, подобные дифирамбы, мягко говоря, вызывают удивление:
«- Это какие-то заморочки Людмилы. Она была очень сильным биологом... и евгеником. И настояла именно на таком условии, еще и мою жену подговорила. До сих пор вспоминаю, как они хихикали. Но добиться от жен признания, в чем дело, нам с Николаем так и не удалось... М-да, - Бестужев усмехнулся своим воспоминаниям, но почти тут же вернулся в настоящее и, переведя взгляд с меня на дочь, гулко хохотнул. - Но, честно говоря, стоило взглянуть на вас там, у крыльца, чтобы все смешки ваших мам, и их перешептывания, стали ясны как божий день. Вот уж, действительно, мастер евгеники!
- А биохимией она не увлекалась? - поинтересовался я, и удивленный боярин кивнул.
- В том числе.
- Мастер? Скорее уж, гений. Такое предусмотреть... Меня же, при виде Ольги, словно молнией шибануло! Как только мозги не спеклись? - констатировал я, и от этого признания, принятого сидящей рядом со мной девушкой за неумелую лесть, Оля покраснела.
- И в чем же была выгода этой помолвки, кроме радости мам от биохимического взрыва в наших организмах? - тихо поинтересовалась Ольга, и мои брови уверенно поползли куда-то на макушку. Да и Леонид вытаращился на сестру с каким-то странным выражением лица. С другой стороны, по идее матери нас и должно было накрыть обоих, иначе, какой смысл такое затевать? Так что, и удивляться вроде бы нечему... ну, разве что тому, как легко Ольга призналась, что я ее тоже "зацепил".»
Вполне себе. Мешанина, конечно, знатная, да и с роялями всё отлично - но на продолжение гляну...