Гибеллинское
Чем дольше копаюсь в делах давно минувших дней, тем более трагичными для Европы мне представляются последствия средневековой борьбы пап и императоров. Два универсалистских проекта организации христианского мира - теократический и светский - в течение двухсот лет ослабляли и обескровливали друг друга, пока дело фактически не кончилось взаимным пожиранием.
От империи к концу XIII века осталась лишь бледная тень, и все последующие попытки вновь снабдить ее плотью и кровью успеха не дали - хотя формально "Священная Римская империя" существовала еще 500 лет. Папство попало в "авиньонский плен" плен к французским королям, потом едва не стало жертвой разного рода расколов и впоследствии уже никогда не становилось духовной и политической силой такого масштаба, какой было при Григории-Гильдебранде или Иннокентии III.
В выигрыше остались прежде всего западноевропейские королевства - Франция, Англия и ядро будущей Испании - Кастилия и Арагон. Провал идеи европейского единства - под властью ли папы, под скипетром ли императора, - означал зарождение (прото)национальных государств. А национализм - это культ племенного, партикулярного, отдельного - в ущерб космополитичному, единому, всеобщему. Послы Людовика Святого гордо заявляют в 1241 году императору Фридриху: "Мы воистину полагаем, что наш сир король Франции, который как отпрыск королевской крови поставлен править Французским королевством, превыше всех императоров, которые выдвигаются лишь благодаря произвольному выбору". Это - первый проблеск национализма, для которого "кровь и почва" выше Идеи, поскольку Roma Aeterna, в отличие от всех "провинциальных" королевств, - это прежде всего объединительная имперская идея.
С тех пор частное в Европе находится почти в непрерывном наступлении (которое становится триумфальным шествием с приходом современного, общенародного национализма), общее - в обороне. Карл V заканчивает свои дни в добровольном изгнании в испанском монастыре, Наполеон - в изгнании недобровольном. Папа, словно воплощая мечту гибеллинов, лишается не только своих светских владений, но и большей части политического влияния, оставаясь лишь первосвященником и духовным авторитетом - впрочем, для все меньшего числа европейцев. Однако торжествует над папством не империя, а секулярные национализмы. "Ватиканским пленником" сделал Папу не какой-нибудь могучий универсалист вроде Фридриха Гогенштауфена, а комичный усатый толстячок Витторио Эммануэле, савойский принц, ставший итальянским королем.
В Европе нынешней возродилось гибеллинство без гибеллинов. Евросоюз - чертеж империи, но (пока?) без имперской идеи и, естественно, без императора. Но империю невозможно построить на одной бухгалтерии, на экономическом расчете, общем рынке, безвизовых соглашениях и прочих полезных штуковинах, не имеющих, однако, духовно-политического размера. С такими "гибеллинами" Европа далеко не уплывет. Ей нужен новый веселый, умный и (если надо) жестокий "дьявол", реинкарнация императора Фридриха, человек, вновь способный поднять общее над частным, показать могущество Закона и Идеи и закончить наконец затянувшуюся эпоху тявкающих псов национализма.
От империи к концу XIII века осталась лишь бледная тень, и все последующие попытки вновь снабдить ее плотью и кровью успеха не дали - хотя формально "Священная Римская империя" существовала еще 500 лет. Папство попало в "авиньонский плен" плен к французским королям, потом едва не стало жертвой разного рода расколов и впоследствии уже никогда не становилось духовной и политической силой такого масштаба, какой было при Григории-Гильдебранде или Иннокентии III.
В выигрыше остались прежде всего западноевропейские королевства - Франция, Англия и ядро будущей Испании - Кастилия и Арагон. Провал идеи европейского единства - под властью ли папы, под скипетром ли императора, - означал зарождение (прото)национальных государств. А национализм - это культ племенного, партикулярного, отдельного - в ущерб космополитичному, единому, всеобщему. Послы Людовика Святого гордо заявляют в 1241 году императору Фридриху: "Мы воистину полагаем, что наш сир король Франции, который как отпрыск королевской крови поставлен править Французским королевством, превыше всех императоров, которые выдвигаются лишь благодаря произвольному выбору". Это - первый проблеск национализма, для которого "кровь и почва" выше Идеи, поскольку Roma Aeterna, в отличие от всех "провинциальных" королевств, - это прежде всего объединительная имперская идея.
С тех пор частное в Европе находится почти в непрерывном наступлении (которое становится триумфальным шествием с приходом современного, общенародного национализма), общее - в обороне. Карл V заканчивает свои дни в добровольном изгнании в испанском монастыре, Наполеон - в изгнании недобровольном. Папа, словно воплощая мечту гибеллинов, лишается не только своих светских владений, но и большей части политического влияния, оставаясь лишь первосвященником и духовным авторитетом - впрочем, для все меньшего числа европейцев. Однако торжествует над папством не империя, а секулярные национализмы. "Ватиканским пленником" сделал Папу не какой-нибудь могучий универсалист вроде Фридриха Гогенштауфена, а комичный усатый толстячок Витторио Эммануэле, савойский принц, ставший итальянским королем.
В Европе нынешней возродилось гибеллинство без гибеллинов. Евросоюз - чертеж империи, но (пока?) без имперской идеи и, естественно, без императора. Но империю невозможно построить на одной бухгалтерии, на экономическом расчете, общем рынке, безвизовых соглашениях и прочих полезных штуковинах, не имеющих, однако, духовно-политического размера. С такими "гибеллинами" Европа далеко не уплывет. Ей нужен новый веселый, умный и (если надо) жестокий "дьявол", реинкарнация императора Фридриха, человек, вновь способный поднять общее над частным, показать могущество Закона и Идеи и закончить наконец затянувшуюся эпоху тявкающих псов национализма.