"Елена"
Замах Звягинцева был, по всей видимости, на социальную драму символистскими средствами; оно бы и интересно, если б не в принципе невозможная базовая коллизия (ну не случается обморочного ужаса при слове "армия" в мире Елены! не бывает нужды записывать в студенты - срочно, сейчас! - мальчика, еще не окончившего школу, и т. д.). и от нее ветвится психологическая фальшь ("женщина-инстинкт" не вынесла бы десяти лет дисциплинарного брака, как и пачки банкнот в свободном доступе; собственно, Елена даже и не "матка" - матка билась бы за "пристроить сыночку", за местечко, а не за один только скудный корм). Зв. решил порвать шаблон, наделяя "животную бабу" сложносочиненной речью и вышколенными манерами, - ну вот манеры остались, а животности не вышло. Герои якобы "раздеты до экзистенции" (стертое прошлое, стертые характеристики), - а экзистенции то и нет, даже классового конфликта не вышло. Чтобы "природа" пошла на "цивилизацию", надобно сперва их создать - и природу, и цивилизацию, а не подменять ландшафтами Малого Киселевского и промзоны.
(Тут вспомнилась сказка из любимейшего сборника северных сказок Ончукова, где мужик, спрятавшись на печи, подглядывает за развратом своей женки с побратимом. Всяко мы с тобой пробовали, а сзаду еще нет. - Нынь на просторе всяко можно, отвечает женка. Далее следует он, неслыханный разврат: женка оголяет зад, поворачивается к двери, а побратим вокруг нее бегат и кричит: Иго-го! - а женка отвечает: И-иии! Иго-го! -Ииии! - это, собственно и есть секс "сзаду", представление о нем архангельского сказителя. В Елене примерно то же: ждешь анала, выходит ииии.)