Клаудио Мутти. Римская религия и Ислам.
Публикуется в сокращении. Перевод мой.
Было два автора, которые пытались состыковать отдельные аспекты в Исламе и римской религии: это испанец Антонио Медрано и француз Ив Альбер Дож (Yves Albert Dauge). Согласно Медрано (Islam ed Europa, Quaderni del Veltro, 1978), исламское учение о государстве и идея «священной войны» могут стать важнейшими референтными точками в деле реконструкции европейской традиции, поскольку, как он считал, Ислам реактулизирует наше древнейшее наследие. В подобной оптике Медрано полагает, что институт халифа («наместника», чье правление осуществляется во имя и от имени Бога) возродил к жизни «из недоступных глубин метаистории» принцип «империума», а логика джихада нацелена на возможность осуществления воинского деяния, увенчивающегося «триумфальной смертью» (“mors triumphalis”). Также и у Ива Альбера Дожа в его “essai d’esoterisme comparé”, «очерках сравнительного эзотеризма» (Virgile. Maître de Sagesse, Arché, 1984) представлены наметки, позволяющие сфокусироваться на некоторой близости между традицией Древнего Рима и Исламом. Так, сопоставляя один из хадисов со словами Цицерона (De haruspicum response 19) и строчками Вергилия (Энеада XII, 839), Дож делает вывод, что и в римском мире, и в исламском присутствовало схожее понимание концепции «расы» (в эволовском смысле «расы духа»), основывающейся на такой ценности, как “pietas”, «благочестие» («ат-таква» согласно кораническому лексикону), и что в обеих традициях эта фундаментальная добродетель служила критерием, устанавливающим превосходство своей общины над другими.
Формальный «политеизм» римской религии, с его многочисленными «божествами», напоминает о множественности аспектов и свойств Божества в Исламе, где они представлены «прекрасными именами» Аллаха («аль-асма’ аль-хусна»). Полагаю, что фигуре Юпитера как «царя богов и людей», “rex deorum hominumque” соответствуют божественные имена «Аль-Малик» и «Малик аль-мульк»; Янусу, божеству начала, - имя «Аль-Мубди’»; Аполлону, в русле этимологической интерпретации, предложенной Плутархом в «О букве Е в Дельфах», - «Аль-Ахад». Другие божества могут быть полностью или частично сопоставлены с образами ангелов или пророков; таков случай Меркурия, который, будучи вестником, выполняет функцию, схожую с Гавриилом, в то время как благодаря своему греческому имени, Гермес, идентифицируется с пророком Идрисом, покровителем герметических наук. Точно также энигматическое «дитя», “puer” из IV эклоги Вергилия, которому Небеса поручают установить на Земле новый Золотой Век, имеет аналог в исламской эсхатологии: это Махди, грядущий в конце нынешнего цикла человечества и, согласно шиитам, способный являться верующим во время молитвы в облике юноши.
Интересно отметить, что имена Мухаммад и Эней, который носят центральные личности обеих традиций, имеют один и тот же смысл: «прославленный, достойный восхваления». К этой омонимии между Посланником Аллаха и сыном Венеры можно добавить другие любопытные аналогии, свидетельствующие о практическом параллелизме их биографий: оба вынуждены покинуть родной город; оба - участники боевой драмы; оба одерживают победу; оба посещают иные миры и т.д. Иными словами, оба героя-основателя служат эпифаниями того принципа, который Рене Генон, применяя исламский термин «аль-инасан аль-кямиль» (т.е. «совершенный человек»), называл «Универсальным Человеком». Ограничимся упоминанием еще пары элементов, свойственных обеим традиционным формам, которые, хоть и менее релевантны, но все же достаточно важны. Во-первых, аниконизм, который в Риме в его раннюю эпоху был обязан (согласно тому, что нам сообщает Дюмезиль в “Les dieux des Indo-Européens”) «пониманию неравнозначности между изображением и изображаемым», и который в исламском обществе проистекал из аналогичного видения вещей: «и нет Ему никого равного» («ва лям йакун ляху куфуван ахад», Сура «Аль-Ихлас», 4). Второй элемент - это ритуальный жест, означающий всецелую отдачу верующим себя Богу: земной поклон. Регулярно совершаемый во время салята, такое положение тела имеет точное соответствие в акте поклонения, приписываемом Овидием Девкалиону и Пирре: «Дойдя до ступеней храма, они оба простерлись ниц, склонившись к земле» (“Ut templi tetigere gradus, procumbit uterque - pronus humi”, Метаморфозы I, 375-376).
В римском обществе латинский термин "fas” (происходящий от индоевропейского корня, означающего «говорить») указывает на божественное Слово, которое должны воспринять в себя человеческие законы. Следовательно, право, являющееся отражением божественной воли в человеческом сознании, не может быть ничем иным, кроме как божественным правом. Исламское понимание абсолютно идентично: право («аль-фикх») представляет собой практический аспект доктрины, содержащейся в Коране и в Сунне Божественного Посланника.
«Верховный понтифик», “pontifex maximus”, председательствовавший над собранием знатоков сакрального права, облеченного полномочиями блюсти религиозные обычаи, являлся высшим авторитетом в римской религии. На протяжении четырех веков (с 12 года до н.э., когда Август учредил это правило, и до 375 года н.э., когда Грациан его отменил) функция понтифика возлагалась на Императора, объединявшего в своем лице высшие атрибуты священничества и государственности. К стыду невежд, приписывающих римлянам гротескный «лаицизм», подобное утверждение единства религиозного авторитета и политической власти было характерно для Древнего Рима с самых его истоков. Таким образом, очевидная внутренняя аналогия между римским Императором и исламским Халифом, «заместителем» («аль-халифат») Пророка в качестве предводителя мусульманской общины, сочетающего «царственную» («имара») и «священническую» («имама») функции.
Любая истинная традиция в первую очередь постулирует единство Высшего Приницпа, из которого все происходит и от которого все зависит. Античная философская мысль, проведя работу по выявлению одного и единственного «архэ», «начала», завершилась определением “causa causarum”, «причины всех причин», именуемой «Благом» у Платона, «Неподвижным Двигателем» у Аристотеля, «Логосом» у стоиков. Что касается римского мира, то там, в «Сне Сципиона», Цицерон называет эту Первопричину «суверенным Богом, правящим всем миром» (“Princeps deus, qui omnem mundum regit”). Позже, когда «солярный монотеизм» стал при Аврелиане официальной религией Империи, произошла идентификации Аполлона и Гелиоса, чье латинское имя “Sol”, «Солнце», созвучно прилагательному “solus”, «единственный». Согласно Францу Альтхейму, этот «солярный монотеизм» был не лишен сходства с исламским единобожием.
В греко-римской перспективе фигура Авраама рассматривается так же, как и в исламской. Флавий Клавдий Юлиан, император и богослов, писал, что Авраам, Исаак и Иаков были «халдеями, от сакрального корня и обученными теургии (…) и поклонялись всеблагому Богу так, как ему поклонялся Авраам» (Contra Galilaeos 354B). Позиция Корана совпадает: «Авраам не был ни иудеем, ни христианином, но был чистым единобожником, подчинившимся [Богу], и не был из числа идолопоклонников» («ма кяна Ибрагим йахудийян ва ля насранийян ва лякин кяна ханифан муслиман ва ма кяна мин аль-мушрикин» (Сура «Аль Имран», 67).