Приключения Женьки в больнице. Часть II
Часть первая здесь
При наведении мышки на выделенное слово вы увидите его перевод
Приемный покой. День второй.
Под утро я забылся в каком-то подобии сна, сквозь который слышал окружающие звуки и собственую головную боль.
А в пять утра меня разбудили мерять давление, температуру, пульс... И потянулось время ожидания хоть чего-нибудь.
О! Событие! Врачебный обход. На сцене новый персонаж. Это, скажем так, очень немолодая, русскоязычная врач, маленького росточка и с коммандным голосом. Не совсем уверенный иврит она возмешает собственной уверенностью в себе. Однако главное, что ее все понимают.
Я уже заметил, что в миюне полный интернационал. Иврит, арабский, английский, французский... Никаких языковых барьеров нет.
У меня берут анализ крови. Хоть какое-то развлечение. Тем более, что взять у меня кровь - это надо быть фокусником. Сегодня, в качестве такого фокусника, молоденькая симпатичная девушка. Это компенсирует количество попыток взять кровь и, где-то с пятой попытки, рубеж взят.
Снова какой-то обход. Жалуюсь на раскалывающую головную боль, но разговор по-прежнему крутится вокруг слов лев, кардиология, Си-ти.
На жалобу, что в локтевом суставе, где установлена бранула, тянущие боли и затвердение никто не обращает внимания.
И снова время, время... "Время, начинаю, про Ленина рассказ". Тьфу, блин, какой, нафиг, Ленин. Тут больше подходит "он терпел и нам велел". А с какой, скажите, радости я должен терпеть? И вообще, Он же терпел, чтобы нас избавить от грехов и от боли. Нестыковочка-с.
Урррааа! Новое развлечение. Меня везут на рентген груди.
Вот что тут замечательно организовано, так это служба развозки больных. Молодые, крепкие студенты и мужички, не хуже чикагской полиции оснащенные радиотелефонами, переговорными уоки-токи и прочими говорящими и хрипящими игрушками, висящими у них на поясе, торчащими мз карманов, прижимаемыми плечом к уху.
- Махмуд, Махмуд, ани Эли. Пнимит бет ле-миюн эйнаим.
- Сто сорок семь, сто сорок семь. Я свободен.
Неважно, может ли больной ходить своими ногами, его в личном кисэ гальгалим или даже в собственной кровати на колесах и с кучей оборудования доставят в любой уголок необъятной родины моей бейт холим.
Скоростные спуски по пандусам, слалом между посетителями, врачами, больными. Немного страшновато, вот сейчас врежемся...
Мы на месте. Служба доставки желает мне хорошего самочувствия и оставляет меня. Раздвигаются автоматически двери рентген отделения, меня по-русски называют и закатывают внутрь.
- Спустите, пожалуйста штаны.
- Не понял, при чем тут штаны? Или вы подозреваете, что у меня грудь так низко опустилась?
- Мы люди маленькие, Что написано, то и фотографируем.
Русская врач-рентгенолог вспоминает Аркадия Райкина:
- Скажут пуговицы пришивать - будем пришивать. К пуговицам претензии есть? Нет. Держатся крепко! А что костюм криво сидит, нам дела нет.
Сильно удивляясь, я позволяю сделать себе рентген голеней, коленок, затем, так сказать, срединной части. Потом меня, в буквальном смысле слова, ставят к стенке и не разрешают дышать.
Прожужжали насквозь и разрешили одеться. Но когда я снова вернулся в ителлигентное состояние, выскочила из-за стены врач и спросила:
- А что это у вас там на спине?
- А и правда, что у меня там?
Выяснилось, что на моем теле куча "кнопок" еще со времен доставки меня в амбулансе.
Пришлось их отдирать и снова делать "фотографию на пямять".
Снова служба доставки, пандусы, крутые повороты... Умудрившись не вывернуть меня из кресла, доставляют в пункт отбытия где меня ожидает награда - замечательный обед состоящий из пукательного горохово-морковного супчика, скользких паренных синеньких, утонувших в рассыпчатой сухой каше, пяти колечек огурчика, трех микропомидорчиков шерри. И все без соли
- А компот?
Вместо компота - куча баночек с молочными продуктами, как будто я отношусь не только к отряду млекопитающих, но и к отряду млекожующих.
Где же, однако, мой кардиолог? "Уж полночь близится, а Генриха все нет"! Зато свозили глаза проверить. А чего их проверять? - я возраст, цвет волос, цвет глаз, глубину декольте и длину юбки с трехсот метров без приборов ночного видения еще определяю. Неужто, думают, что у меня от этого давление поднимается?
Наверное врач по сердечным делам женщина! Только женщины могут вот так назначить свидание и не явиться на него. Однажды, на заре романтических отношений с моей будущей женой, моя разлюбезная проделывала такие трюки. Так что я ученый.
День третий
А я по-прежнему в миюне.
С вечера приказали поститься. И даже не пить. Дескать, будут делать Си-Ти сердца. Ладно. Легко и просто. Вон жена сладких сухариков и бубличков явила. Заситируют меня и будет мне потом награда. Ждем-с.
Уже второй обход прошел, уже дважды по полчаса меня истыкивали иголкой, пытаясь взять кровь на анализ - а что еще с меня взять можно? - а ни кардиолога, ни Си-Ти. Наверное пришла пора качать права. Тем более, что на ногах я уже достаточно устойчиво стою.
Ответ огорашивает меня:
- Вам Си-Ти отменили.
Вот ёксель-моксель! Это что ли я зря голодал?
Возвращаюсь к своей походной лежанке. А вокруг суета сует и всяческая суета. Кого-то привозят, кто-то отходит...
Опсь! А что же это я забыл спросить когда меня переведут из приемного покоя в кардиологию? В моем положении получить хотя-бы нормальную кровать - уже половина лечения. Да и сестрички в отделении, как правило, более молодые и улыбчивые. И снова топаю за получением информации и выкачиванием прав.
Здрасьте - нате! Оказывается у меня проблемы с сердцем второстепенные, а потому меня вот прямо сейчас переведут в терапию.
Ладно, мы не гордые. Ждем-с. А вокруг телефоны не умолкают. То вдруг трели соловьинные, то певица вместо звонка надрывается. Звонят родственники, звонят больные, звонит медперсонал... Мой тоже не умолкает. Оказывается сумасшедшее количество людей всерьез озабочено моим здоровьем. Это неожиданно и почему-то приятно. Но что-либо объяснить о моем мацаве я не могу ибо и сам не знаю.
Четыре часа дня. Снова смена караула.
Пять. Хоть бы книжку какую. Скучно, хоть вой.
Шесть. Гуляю по приемному покою. Сую нос во всяко разно, лишь бы не заразно. Тут меня и отлавливает новая врач и сообщает, что сейчас меня перведут в терапию.
Семь. За мной прибыла служба развозки, прикатила кресло. Но пока я собирал шмотки и перевозчик и кресло куда-то исчезли.
Восемь. Сижу, как дурак одетый, со шмотками в руках. Жду. Появляется та же врачиха с сакраментальным вопросом:
- Вы почему здесь?
Почему, почему? - а потому! Мазаль у меня такой!
Девять. Урррааааа! Я в терапии и у меня есть соф-соф своя кровать и свое место у стены. Благодать!!! Кровать широкая с настоящей подушкой и мягким матрасом, с регулируемым подголовником, регулируемым продольным наклоном самой кровати. Кнопка вызова, куча розеток с подсветкой, лампа местного освещения у изголовья, своя собственная лампа общего освещения моей клетки. Тум-бо-чка!!!
Да я персидский шейх!
Одно плохо - локтевой сгиб, где стоит бранула, покраснел и разбух. А внутри жжет. Иду на пост к сестричке и прошу вынуть сволочную бранулу. Но она, в смысле сестричка, мило улыбаясь и поглаживая меня по плечу, говорит, что срок еще не подошел, а бранулу вынут завтра.
Ну зачем я, идиот, купился на ее улыбку? К двум часам ночи сна у меня уже не было, несмотря на шикарную кровать, ни в одном глазу, руку разнесло и она стала толще ноги, вверх от иглы пошло какое-то затвердение цвета спелого помидора. Пришлось снова топать на пост и умолять вытащить иглу.
Иглу вытащили, а мне выдали 700-граммовую бутыль 30% спирта, наложили на сгиб локтя повязку и велели ее все время поливать из бутыли, пообещав, что это поможет. К пяти часам утра вся моя палата, одурманенная парами спирта, дружно храпела, а я баюкал руку и вспоминал имена всех святых, а также все наше генеалогическое древо вплоть до прабабушек.
В течение двух следующих дней я поливал руку спиртом, но процесс поднялся уже до плеча, и даже кисть руки так распухла, что браслетик на запястье с моими данными стал так тесен, что его пришлось разрезать и менять. Если так пойдет и дальше, то всместо шунтирования придется резать руку. Тьфу, тьфу, тьфу. Боженька, не услышь меня! Ведь ты почти всегда исполняешь мои наихудшие предположения.
День пятый
Он же - день дурака. Он же - день смеха. Он же - день еврейского счастья.
Думаете, сегодня первое апреля? Ан нет, сегодня как раз первое мая, курочка хромая. Видимо, мой личный календарь опаздывает от мирового на 30 дней. А может батарейки где-то у меня внутри кончились? Поменять надо бы?
Загибаем пальцы.
Дважды мне вызывали кардиолога, а он не приходил.
Трижды приказывали голодать и готовиться к Си-Ти сердца, а когда голод грубым мужским голосом шептал мне на ушко, что он, вообще-то, не тетка, Си-Ти отменяли.
Дважды обещали отправить в кардиологию, а в конце-концов отправили в терапию.
Есть еще пальцы? Так вот пятый день превзошел все ожидания. Утром, на обходе, мне торжественно, при стечении заинтересованных лиц, объявили, что в воскресенье мне будут-таки делать Си-Ти. А потому - снова поститься с вечера субботы.
После обеда, вдруг нарисовался кардиолог. В тысячу двести восемьдесят седьмой раз он записал какие лекарства я принимал на гражданке до госпитализации, нет ли у меня аллергии на спиртное и чем болела бабушка швейцара моих двоюродных соседей по линии матери ныне живущей у меня собаки. Видимо все больничные компьютеры неожиданно подхватили вирус от троянского коня, которого затащили на пятый этаж и положили в душевой рядом с моей палатой.
После беседы, прошедшей в теплой дружеской обстановке, на совместном бриффинге он объявил, что:
а) меня немедленно переводят в кардиологию.
б) утром, в воскресенье, мне сделают шунтирование сердца и сосудов.
Я чуть с кровати не упал:
- А Си-Ти?
- Си-Ти не нужно. Шунтирование все покажет.
Он подсунул мне какую-то бумагу и мы скрепили ее подписями.
Через немножко в палату вплыла пышнотелая брюнетка - медсестра и, изображая на лице счастье, велела мне готовиться к переводу в кардиологию.
Памятуя о неспешности и изменчивости процессов в этом богоугодном заведении, я прилег почтитать книжку и затем собрался и расставил свои хархари на полу. Шмоток оказалось на этот раз странно много. Я управился с ними и присел отдохнуть перед дальней дорогой.
Вновь вплыла пышнотелая брюнетка - медсестра, и, изображая на лице счастье, объявила, что меня в кардиологию не переводят, видимо, ввиду отсутствия посадочной полосы достаточной ширины для моего фюзеляжа, густого тумана в области отделения кардиологии, и, не поддающегося логике диспетчеров на вышке, сильного переменного бокового и попутного встречного ветра.
Но переживать не стоит, ибо и на запасном аэродроме терапии меня тоже вылечат. И его вылечат, и вот того, и вот этого. Всех вылечат.
В голове мелькнула крамольная мысль: - "А вдруг и шунтирование отменят? Хотя нет, не может быть. Я же даже в бумаге расписался." Я стал усиленно от этой мысли отбиваться, махал на нее руками, прогонял, как надоедливую муху, и постепенно задремал.
Прогрохотал голос с небес:
- Ев-ге-нииии-йййй, проснись! Ты зачем думаешь о всяких гадостях? Думаешь, мне приятно выполнять их?! Ты слышишь меня, Ев-гениии-йййй!
Г-дь потряс меня за ногу. Негоже развалиться на постели пред ликом Самого, и я мигом вскочил. Предо мной стоял кардиоэскулап. Предчувствуя, что он мне сообщит, я начал глупо улыбаться.
- Евгений, мы решили не делать вам шунтирование в воскресенье. Понимаете, вас еще недостаточно обследовали, а в таких условиях шунтирование опасно. Вы еще останетесь здесь, а там посмотрим. Надо решать все кардинально.
У меня в голове как мячик запрыгало: - "Кардинально, кардиально, гениально, парадоксально..."
Сердечных дел мастер, преисполненный величия выполненной им миссии, гордо удалился. А меня неожиданно пробил взрыв смеха. Вот тебе, бабушка и день смеха, и день дурака, и день еврейского счастья. Три в одном.
На сем день окончился, и я, пожелав по-русски всяческих благ истошно орущему больному в соседней палате, который уже в сорок восьмой раз звал по очереди то каждого из своих родственников, то все уровни медперсонала, то некоего эй ты, стал обдумывать письмо султану больницы от страждущих запорожских хайфских программистов. Наконец, пристроив больную руку на двух подушках, под всхрапы, вскрики и пуканье забылся в тяжелом сне.
Продолжение здесь...
При наведении мышки на выделенное слово вы увидите его перевод
Приемный покой. День второй.
Под утро я забылся в каком-то подобии сна, сквозь который слышал окружающие звуки и собственую головную боль.
А в пять утра меня разбудили мерять давление, температуру, пульс... И потянулось время ожидания хоть чего-нибудь.
О! Событие! Врачебный обход. На сцене новый персонаж. Это, скажем так, очень немолодая, русскоязычная врач, маленького росточка и с коммандным голосом. Не совсем уверенный иврит она возмешает собственной уверенностью в себе. Однако главное, что ее все понимают.
Я уже заметил, что в миюне полный интернационал. Иврит, арабский, английский, французский... Никаких языковых барьеров нет.
У меня берут анализ крови. Хоть какое-то развлечение. Тем более, что взять у меня кровь - это надо быть фокусником. Сегодня, в качестве такого фокусника, молоденькая симпатичная девушка. Это компенсирует количество попыток взять кровь и, где-то с пятой попытки, рубеж взят.
Снова какой-то обход. Жалуюсь на раскалывающую головную боль, но разговор по-прежнему крутится вокруг слов лев, кардиология, Си-ти.
На жалобу, что в локтевом суставе, где установлена бранула, тянущие боли и затвердение никто не обращает внимания.
И снова время, время... "Время, начинаю, про Ленина рассказ". Тьфу, блин, какой, нафиг, Ленин. Тут больше подходит "он терпел и нам велел". А с какой, скажите, радости я должен терпеть? И вообще, Он же терпел, чтобы нас избавить от грехов и от боли. Нестыковочка-с.
Урррааа! Новое развлечение. Меня везут на рентген груди.
Вот что тут замечательно организовано, так это служба развозки больных. Молодые, крепкие студенты и мужички, не хуже чикагской полиции оснащенные радиотелефонами, переговорными уоки-токи и прочими говорящими и хрипящими игрушками, висящими у них на поясе, торчащими мз карманов, прижимаемыми плечом к уху.
- Махмуд, Махмуд, ани Эли. Пнимит бет ле-миюн эйнаим.
- Сто сорок семь, сто сорок семь. Я свободен.
Неважно, может ли больной ходить своими ногами, его в личном кисэ гальгалим или даже в собственной кровати на колесах и с кучей оборудования доставят в любой уголок необъятной родины моей бейт холим.
Скоростные спуски по пандусам, слалом между посетителями, врачами, больными. Немного страшновато, вот сейчас врежемся...
Мы на месте. Служба доставки желает мне хорошего самочувствия и оставляет меня. Раздвигаются автоматически двери рентген отделения, меня по-русски называют и закатывают внутрь.
- Спустите, пожалуйста штаны.
- Не понял, при чем тут штаны? Или вы подозреваете, что у меня грудь так низко опустилась?
- Мы люди маленькие, Что написано, то и фотографируем.
Русская врач-рентгенолог вспоминает Аркадия Райкина:
- Скажут пуговицы пришивать - будем пришивать. К пуговицам претензии есть? Нет. Держатся крепко! А что костюм криво сидит, нам дела нет.
Сильно удивляясь, я позволяю сделать себе рентген голеней, коленок, затем, так сказать, срединной части. Потом меня, в буквальном смысле слова, ставят к стенке и не разрешают дышать.
Прожужжали насквозь и разрешили одеться. Но когда я снова вернулся в ителлигентное состояние, выскочила из-за стены врач и спросила:
- А что это у вас там на спине?
- А и правда, что у меня там?
Выяснилось, что на моем теле куча "кнопок" еще со времен доставки меня в амбулансе.
Пришлось их отдирать и снова делать "фотографию на пямять".
Снова служба доставки, пандусы, крутые повороты... Умудрившись не вывернуть меня из кресла, доставляют в пункт отбытия где меня ожидает награда - замечательный обед состоящий из пукательного горохово-морковного супчика, скользких паренных синеньких, утонувших в рассыпчатой сухой каше, пяти колечек огурчика, трех микропомидорчиков шерри. И все без соли
- А компот?
Вместо компота - куча баночек с молочными продуктами, как будто я отношусь не только к отряду млекопитающих, но и к отряду млекожующих.
Где же, однако, мой кардиолог? "Уж полночь близится, а Генриха все нет"! Зато свозили глаза проверить. А чего их проверять? - я возраст, цвет волос, цвет глаз, глубину декольте и длину юбки с трехсот метров без приборов ночного видения еще определяю. Неужто, думают, что у меня от этого давление поднимается?
Наверное врач по сердечным делам женщина! Только женщины могут вот так назначить свидание и не явиться на него. Однажды, на заре романтических отношений с моей будущей женой, моя разлюбезная проделывала такие трюки. Так что я ученый.
День третий
А я по-прежнему в миюне.
С вечера приказали поститься. И даже не пить. Дескать, будут делать Си-Ти сердца. Ладно. Легко и просто. Вон жена сладких сухариков и бубличков явила. Заситируют меня и будет мне потом награда. Ждем-с.
Уже второй обход прошел, уже дважды по полчаса меня истыкивали иголкой, пытаясь взять кровь на анализ - а что еще с меня взять можно? - а ни кардиолога, ни Си-Ти. Наверное пришла пора качать права. Тем более, что на ногах я уже достаточно устойчиво стою.
Ответ огорашивает меня:
- Вам Си-Ти отменили.
Вот ёксель-моксель! Это что ли я зря голодал?
Возвращаюсь к своей походной лежанке. А вокруг суета сует и всяческая суета. Кого-то привозят, кто-то отходит...
Опсь! А что же это я забыл спросить когда меня переведут из приемного покоя в кардиологию? В моем положении получить хотя-бы нормальную кровать - уже половина лечения. Да и сестрички в отделении, как правило, более молодые и улыбчивые. И снова топаю за получением информации и выкачиванием прав.
Здрасьте - нате! Оказывается у меня проблемы с сердцем второстепенные, а потому меня вот прямо сейчас переведут в терапию.
Ладно, мы не гордые. Ждем-с. А вокруг телефоны не умолкают. То вдруг трели соловьинные, то певица вместо звонка надрывается. Звонят родственники, звонят больные, звонит медперсонал... Мой тоже не умолкает. Оказывается сумасшедшее количество людей всерьез озабочено моим здоровьем. Это неожиданно и почему-то приятно. Но что-либо объяснить о моем мацаве я не могу ибо и сам не знаю.
Четыре часа дня. Снова смена караула.
Пять. Хоть бы книжку какую. Скучно, хоть вой.
Шесть. Гуляю по приемному покою. Сую нос во всяко разно, лишь бы не заразно. Тут меня и отлавливает новая врач и сообщает, что сейчас меня перведут в терапию.
Семь. За мной прибыла служба развозки, прикатила кресло. Но пока я собирал шмотки и перевозчик и кресло куда-то исчезли.
Восемь. Сижу, как дурак одетый, со шмотками в руках. Жду. Появляется та же врачиха с сакраментальным вопросом:
- Вы почему здесь?
Почему, почему? - а потому! Мазаль у меня такой!
Девять. Урррааааа! Я в терапии и у меня есть соф-соф своя кровать и свое место у стены. Благодать!!! Кровать широкая с настоящей подушкой и мягким матрасом, с регулируемым подголовником, регулируемым продольным наклоном самой кровати. Кнопка вызова, куча розеток с подсветкой, лампа местного освещения у изголовья, своя собственная лампа общего освещения моей клетки. Тум-бо-чка!!!
Да я персидский шейх!
Одно плохо - локтевой сгиб, где стоит бранула, покраснел и разбух. А внутри жжет. Иду на пост к сестричке и прошу вынуть сволочную бранулу. Но она, в смысле сестричка, мило улыбаясь и поглаживая меня по плечу, говорит, что срок еще не подошел, а бранулу вынут завтра.
Ну зачем я, идиот, купился на ее улыбку? К двум часам ночи сна у меня уже не было, несмотря на шикарную кровать, ни в одном глазу, руку разнесло и она стала толще ноги, вверх от иглы пошло какое-то затвердение цвета спелого помидора. Пришлось снова топать на пост и умолять вытащить иглу.
Иглу вытащили, а мне выдали 700-граммовую бутыль 30% спирта, наложили на сгиб локтя повязку и велели ее все время поливать из бутыли, пообещав, что это поможет. К пяти часам утра вся моя палата, одурманенная парами спирта, дружно храпела, а я баюкал руку и вспоминал имена всех святых, а также все наше генеалогическое древо вплоть до прабабушек.
В течение двух следующих дней я поливал руку спиртом, но процесс поднялся уже до плеча, и даже кисть руки так распухла, что браслетик на запястье с моими данными стал так тесен, что его пришлось разрезать и менять. Если так пойдет и дальше, то всместо шунтирования придется резать руку. Тьфу, тьфу, тьфу. Боженька, не услышь меня! Ведь ты почти всегда исполняешь мои наихудшие предположения.
День пятый
Он же - день дурака. Он же - день смеха. Он же - день еврейского счастья.
Думаете, сегодня первое апреля? Ан нет, сегодня как раз первое мая, курочка хромая. Видимо, мой личный календарь опаздывает от мирового на 30 дней. А может батарейки где-то у меня внутри кончились? Поменять надо бы?
Загибаем пальцы.
Дважды мне вызывали кардиолога, а он не приходил.
Трижды приказывали голодать и готовиться к Си-Ти сердца, а когда голод грубым мужским голосом шептал мне на ушко, что он, вообще-то, не тетка, Си-Ти отменяли.
Дважды обещали отправить в кардиологию, а в конце-концов отправили в терапию.
Есть еще пальцы? Так вот пятый день превзошел все ожидания. Утром, на обходе, мне торжественно, при стечении заинтересованных лиц, объявили, что в воскресенье мне будут-таки делать Си-Ти. А потому - снова поститься с вечера субботы.
После обеда, вдруг нарисовался кардиолог. В тысячу двести восемьдесят седьмой раз он записал какие лекарства я принимал на гражданке до госпитализации, нет ли у меня аллергии на спиртное и чем болела бабушка швейцара моих двоюродных соседей по линии матери ныне живущей у меня собаки. Видимо все больничные компьютеры неожиданно подхватили вирус от троянского коня, которого затащили на пятый этаж и положили в душевой рядом с моей палатой.
После беседы, прошедшей в теплой дружеской обстановке, на совместном бриффинге он объявил, что:
а) меня немедленно переводят в кардиологию.
б) утром, в воскресенье, мне сделают шунтирование сердца и сосудов.
Я чуть с кровати не упал:
- А Си-Ти?
- Си-Ти не нужно. Шунтирование все покажет.
Он подсунул мне какую-то бумагу и мы скрепили ее подписями.
Через немножко в палату вплыла пышнотелая брюнетка - медсестра и, изображая на лице счастье, велела мне готовиться к переводу в кардиологию.
Памятуя о неспешности и изменчивости процессов в этом богоугодном заведении, я прилег почтитать книжку и затем собрался и расставил свои хархари на полу. Шмоток оказалось на этот раз странно много. Я управился с ними и присел отдохнуть перед дальней дорогой.
Вновь вплыла пышнотелая брюнетка - медсестра, и, изображая на лице счастье, объявила, что меня в кардиологию не переводят, видимо, ввиду отсутствия посадочной полосы достаточной ширины для моего фюзеляжа, густого тумана в области отделения кардиологии, и, не поддающегося логике диспетчеров на вышке, сильного переменного бокового и попутного встречного ветра.
Но переживать не стоит, ибо и на запасном аэродроме терапии меня тоже вылечат. И его вылечат, и вот того, и вот этого. Всех вылечат.
В голове мелькнула крамольная мысль: - "А вдруг и шунтирование отменят? Хотя нет, не может быть. Я же даже в бумаге расписался." Я стал усиленно от этой мысли отбиваться, махал на нее руками, прогонял, как надоедливую муху, и постепенно задремал.
Прогрохотал голос с небес:
- Ев-ге-нииии-йййй, проснись! Ты зачем думаешь о всяких гадостях? Думаешь, мне приятно выполнять их?! Ты слышишь меня, Ев-гениии-йййй!
Г-дь потряс меня за ногу. Негоже развалиться на постели пред ликом Самого, и я мигом вскочил. Предо мной стоял кардиоэскулап. Предчувствуя, что он мне сообщит, я начал глупо улыбаться.
- Евгений, мы решили не делать вам шунтирование в воскресенье. Понимаете, вас еще недостаточно обследовали, а в таких условиях шунтирование опасно. Вы еще останетесь здесь, а там посмотрим. Надо решать все кардинально.
У меня в голове как мячик запрыгало: - "Кардинально, кардиально, гениально, парадоксально..."
Сердечных дел мастер, преисполненный величия выполненной им миссии, гордо удалился. А меня неожиданно пробил взрыв смеха. Вот тебе, бабушка и день смеха, и день дурака, и день еврейского счастья. Три в одном.
На сем день окончился, и я, пожелав по-русски всяческих благ истошно орущему больному в соседней палате, который уже в сорок восьмой раз звал по очереди то каждого из своих родственников, то все уровни медперсонала, то некоего эй ты, стал обдумывать письмо султану больницы от страждущих запорожских хайфских программистов. Наконец, пристроив больную руку на двух подушках, под всхрапы, вскрики и пуканье забылся в тяжелом сне.
Продолжение здесь...