Искра Божья
Оригинал взят у matveychev_oleg
В Античность не верили, что творчество вообще является свойством человека.
Люди верили, что творческие способности - это дух и спутник божественного и что они приходят к человеку из далеких и неизвестных источников по неясным, неизвестным причинам.
Греки звали этих божественных духов «демонами».
Сократ верил, что у него есть демон, который вещал ему мудрость издалека.
У римлян была схожая идея, но они называли это «свободное творческое проявление гения».
И это здорово, потому что римляне не думали, что гений - это некоторый одаренный индивидуум.
Они верили, что гений - это своего рода волшебная сущность, жившая, буквально, в стенах дома творца, этакий Добби, кто приходил и невидимым образом помогал художнику с его работой, формировал результаты этой работы.
Римляне не думали, что гений - это некоторый одаренный индивидуум.
Творцы античности были защищены от разного рода вещей, как, например, нарциссизм.
Если ваша работа была превосходна, вы не могли целиком и полностью брать на себя лавры её создания. Все знали, что вам помог гений.
Если ваша работа была плоха, все понимали, что у вас просто гений-калека.
И именно так западные люди думали о созидательных способностях долгое время.
А затем пришел Ренессанс, и всё изменилось.
Появилась новая идея о том, что индивид должен быть в центре мироздания, превыше богов и чудес, и нет больше места мистическим существам, которые слышат зов божественного и пишут под его диктовку. Так начался рациональный гуманизм.
И люди начали думать, что творчество берет начало в человеке.
Впервые с начала истории мы услышали, как про того или иного человека стали говорить «он гений», а не «у него есть гений».
И я вам скажу, что это была огромная ошибка.
Понимаете, это позволило людям думать, что он или она является сосудом, источником всего божественного, созидательного, неизвестного, мистического, что является слишком большой ответственностью для хрупкой человеческой психики.
Всё равно что попросить человека проглотить солнце.
Такой подход деформирует эго и создает все эти сумасшедшие ожидания от результатов труда творческого человека.
И я думаю, что именно груз такого отношения убивал творческих людей за последние 500 лет.
Столетия назад в пустынях Северной Африки люди собирались и устраивали пляски под луной, и музыка продолжалась часы и часы, до рассвета.
И они были изумительны, потому что танцоры были профессионалами.
Они были прекрасны, верно?
Но иногда, очень редко, происходило кое-что удивительное, и один из этих выступающих вдруг становился исключительным. И я знаю, что вы понимаете, о чем я говорю, потому что вы все видели в своей жизни подобное выступление.
Будто время остановилось, и танцор ступил в неизвестное, в портал, и, хотя он не делал ничего нового, ничего того, что он не делал за 1000 ночей до, всё вдруг воссияло.
Внезапно он переставал быть просто человеком.
Его освещал огонь божественного.
И когда такое случалось, люди знали, что это, и звали это по имени.
Они соединяли руки вместе, и начинали петь: «Аллах, Аллах, Аллах, Бог, Бог, Бог».
Это Бог.
Любопытное историческое замечание:
Когда Муры вторглись в южную Испанию, они принесли с собой этот обычай. С течением времени произношение изменилось с «Аллах, Аллах, Аллах» на «Оле, Оле, Оле».
И именно это вы слышите во время боев быков и в танцах фламенко в Испании, когда исполнитель делает нечто невозможное и невероятное. «Аллах, оле, оле, Аллах, изумительно, браво».
Когда человек делает нечто непостижимое - сияние Бога.
И это чудесно, потому что нам это необходимо.
Но любопытная вещь происходит на следующее утро, когда сам танцор просыпается и обнаруживает, что он больше не искра Божья, что он всего лишь человек, у которого болят колени, и, возможно, больше никогда не поднимется на такую высоту.
И, может быть, больше никто не вспомнит имя Бога, когда он танцует.
И что же тогда ему делать всю его оставшуюся жизнь?
Это тяжело.
Это одно из самых тяжелых признаний в творческой жизни.
Но, быть может, такие моменты не будут столь болезненны, если вы с самого начала не верили, что самое изумительное и волшебное в нас исходит от нас самих.
Что это дано нам в долг из какого-то невообразимого источника на какой-то период вашей жизни.
И что будет передано другим нуждающимся, когда вы завершите свое дело.
И, вы знаете, если мыслить так, то это всё меняет.
/Элизабет Гилберт/
В Античность не верили, что творчество вообще является свойством человека.
Люди верили, что творческие способности - это дух и спутник божественного и что они приходят к человеку из далеких и неизвестных источников по неясным, неизвестным причинам.
Греки звали этих божественных духов «демонами».
Сократ верил, что у него есть демон, который вещал ему мудрость издалека.
У римлян была схожая идея, но они называли это «свободное творческое проявление гения».
И это здорово, потому что римляне не думали, что гений - это некоторый одаренный индивидуум.
Они верили, что гений - это своего рода волшебная сущность, жившая, буквально, в стенах дома творца, этакий Добби, кто приходил и невидимым образом помогал художнику с его работой, формировал результаты этой работы.
Римляне не думали, что гений - это некоторый одаренный индивидуум.
Творцы античности были защищены от разного рода вещей, как, например, нарциссизм.
Если ваша работа была превосходна, вы не могли целиком и полностью брать на себя лавры её создания. Все знали, что вам помог гений.
Если ваша работа была плоха, все понимали, что у вас просто гений-калека.
И именно так западные люди думали о созидательных способностях долгое время.
А затем пришел Ренессанс, и всё изменилось.
Появилась новая идея о том, что индивид должен быть в центре мироздания, превыше богов и чудес, и нет больше места мистическим существам, которые слышат зов божественного и пишут под его диктовку. Так начался рациональный гуманизм.
И люди начали думать, что творчество берет начало в человеке.
Впервые с начала истории мы услышали, как про того или иного человека стали говорить «он гений», а не «у него есть гений».
И я вам скажу, что это была огромная ошибка.
Понимаете, это позволило людям думать, что он или она является сосудом, источником всего божественного, созидательного, неизвестного, мистического, что является слишком большой ответственностью для хрупкой человеческой психики.
Всё равно что попросить человека проглотить солнце.
Такой подход деформирует эго и создает все эти сумасшедшие ожидания от результатов труда творческого человека.
И я думаю, что именно груз такого отношения убивал творческих людей за последние 500 лет.
Click to viewСтолетия назад в пустынях Северной Африки люди собирались и устраивали пляски под луной, и музыка продолжалась часы и часы, до рассвета.
И они были изумительны, потому что танцоры были профессионалами.
Они были прекрасны, верно?
Но иногда, очень редко, происходило кое-что удивительное, и один из этих выступающих вдруг становился исключительным. И я знаю, что вы понимаете, о чем я говорю, потому что вы все видели в своей жизни подобное выступление.
Будто время остановилось, и танцор ступил в неизвестное, в портал, и, хотя он не делал ничего нового, ничего того, что он не делал за 1000 ночей до, всё вдруг воссияло.
Внезапно он переставал быть просто человеком.
Его освещал огонь божественного.
И когда такое случалось, люди знали, что это, и звали это по имени.
Они соединяли руки вместе, и начинали петь: «Аллах, Аллах, Аллах, Бог, Бог, Бог».
Это Бог.
Любопытное историческое замечание:
Когда Муры вторглись в южную Испанию, они принесли с собой этот обычай. С течением времени произношение изменилось с «Аллах, Аллах, Аллах» на «Оле, Оле, Оле».
И именно это вы слышите во время боев быков и в танцах фламенко в Испании, когда исполнитель делает нечто невозможное и невероятное. «Аллах, оле, оле, Аллах, изумительно, браво».
Когда человек делает нечто непостижимое - сияние Бога.
И это чудесно, потому что нам это необходимо.
Но любопытная вещь происходит на следующее утро, когда сам танцор просыпается и обнаруживает, что он больше не искра Божья, что он всего лишь человек, у которого болят колени, и, возможно, больше никогда не поднимется на такую высоту.
И, может быть, больше никто не вспомнит имя Бога, когда он танцует.
И что же тогда ему делать всю его оставшуюся жизнь?
Это тяжело.
Это одно из самых тяжелых признаний в творческой жизни.
Но, быть может, такие моменты не будут столь болезненны, если вы с самого начала не верили, что самое изумительное и волшебное в нас исходит от нас самих.
Что это дано нам в долг из какого-то невообразимого источника на какой-то период вашей жизни.
И что будет передано другим нуждающимся, когда вы завершите свое дело.
И, вы знаете, если мыслить так, то это всё меняет.
/Элизабет Гилберт/