Человеческое в человеке
Оригинал взят у magpie73
«Сознание следует признать концептуально несводимым аспектом реальности.»
/Т.Нагель/
При описании ментальных явлений, «субъективной реальности» и сведения их с нейрофизиологическими процессами в мозгу имеет место «провал в объяснении», ибо ментальные процессы - не физические, а значит, не могут быть сведены к пространственно-временным координатам.
С другой стороны, нет никаких оснований для утверждения, что физическое не сопутствует ментальному, вопрос в том - как.
Каким образом мог возникнуть мозг, давший человеку разум?
В современных дискуссиях о происхождении человека с его сверхмощным мозгом рассматриваются как минимум два возможных сценария :
- Согласно первому, это произошло в результате серии генетических изменений, мутаций, приведших к некому «взрыву», изменившему свойство мозга, нервной системы, что оказалось эволюционно адаптивным. Впоследствии над этой «взрывной мутацией» могли наслаиваться иные изменения, и то, что мы видим сегодня, это та «главная» мутация, а тысячи, которые были после.
- Согласно другому сценарию, все началось с изменений в адаптивности, пластичности мозга, который, попадая в новые условия, реализовывал новые возможности, а генетические вариации, делающие такое развитие предпочтительным стали накапливаться. Накапливаясь, они и привели к формированию человеческого мозга в его нынешнем виде. Этот сценарий исключает наличие начального «ключевого гена», вызвавшего толчок.
В этой связи стоит вспомнить Б.Поршнева: «Становление человека - это нарастание человеческого в обезьяньем» и Т. де Шардена: «С конца третичного периода, на протяжении более 500 миллионов лет в клеточном мире поднималась психическая температура. От ветви к ветви, от пласта к пласту, как мы видели, нервные системы, pari passu, все более усложнялись и концентрировались. В конечном счете, у приматов сформировалось столь замечательно гибкое и богатое орудие, что непосредственно следующая за ним ступень могла образоваться лишь при условии полной переплавки и консолидации в самой себе всей животной психики».
Нарастающая в ходе эволюции многоступенчатость психических операций позволяет субъекту выходить за рамки текущей ситуации, обобщать опыт, развивать способность «отсроченного действия», прогнозирования, построения моделей будущего.
«Великий Кант научил нас, что время, пространство и причинность во всей своей закономерности и возможности всех своих форм находятся в нашем сознании совершенно независимо от объектов, которые в них являются и составляют их содержание; или, другими словами, к ним одинаково можно прийти, исходя из субъекта или из объекта; поэтому их можно с равным правом называть как способами созерцания субъекта, так и свойствами объекта, поскольку последний есть объект (у Канта: явление), т.е. представление.»
/Шопенгауэр/
Несомненно, что основные эволюционные приобретения человека следует искать в структуре и функциях головного мозга, обеспечивающего сознание.
Язык является дифференцирующим признаком, характеристикой человека как вида. Такая способность хоть и характеризует именно человека, но не является автономной, а базируется на развитии ментальных способностей вообще.
Язык человека - отнюдь не только средство коммуникации. Более того, есть точка зрения, что такой изысканный и сложный инструмент был использован для большей эффективности коммуникации, которая вообще-то успешно происходила и без него.
Язык, согласно, например, классификации Р.Якобсона (1985), имеет следующие функции:
- референтивную (коммуникативную) - ориентация на контекст (чрезвычайно важный пункт! «Одно и то же» сообщение несёт совершенно разную информацию в зависимости от узкого и широкого контекста и степени общности фоновых знаний разной глубины),
- эмотивную (выражение позиции говорящего по отношению к самому сообщаемому тексту), -
- конативную (ориентация на характеристики адресата), фатическую (установление контакта как такового, что возможно и без вербального языка),
- метаязыковую (осознание особенностей самого кода: языковые жанры, стили, языковая игра), поэтическую и даже магическую.
Перечень свойств человеческого языка, отличающий его от иных коммуникационных систем:
- ПРОДУКТИВНОСТЬ - существо, обладающее языком в человеческом смысле, может создавать и принимать бесконечное число сообщений, составляемых из конечного числа имеющих смысл единиц. То есть владеющий языком принципиально может сказать нечто, чего он никогда не говорил и не слышал, и при этом может быть понятым слушателем. Иначе говоря, продуктивность - это создание/ понимание абсолютно новых сообщений. Этот процесс включает в себя способность мыслить по аналогии, то есть искать сходство с уже известными явлениями, что, в свою очередь дает возможность усваивать огромные массивы информации. Так дети усваивают грамматику взрослых - без эксплицитных правил.
- ДВОЙСТВЕННОСТЬ - язык имеет одновременно звуковую организацию и смысловую, т.е. ту, которая создается с помощью кирпичиков - фонем, слогов и т.д. Есть и звук как таковой, и символ. Вместо того, чтобы для каждого сообщения создавать отдельный сигнал (как это делают животные), человеческая речь строится из конечного набора фонем или слогов данного языка (в зависимости от типа), сочетаемых в разных комбинациях. Та же логика справедлива и для более высоких уровней: слова - к фразам, фразы - к текстам. Двойственность дает возможность строить конструкции из символов; животные, если и могут (как обучаемые людьми высшие обезьяны), то приписывают значение некоторому абстрактному символу. Однако этот вопрос требует тщательного специального разбора.
- ПРОИЗВОЛЬНОСТЬ - возможность разной трактовки сказанного, зависимость от контекста - узкого и широкого. Как было сказано выше - очень важное, возможно одно из главных свойств языка.
- ПЕРЕМЕЩАЕМОСТЬ - во времени и пространстве от источника сообщения. Это условие, при котором автор сообщения и получатель могут быть удалены друг от друга во времени и в пространстве. Также и результаты, реакция на сообщение может быть удалена и во времени, и в пространстве. Достаточно назвать письменность в этой связи: тексты, написанные сотни или даже тысячи лет назад, оказывают влияние на современный мир; более того с давно ушедшими в мир иной авторами можно вступить в диалог, чем и заняты все люди умственного труда в большей или меньшей мере.
- КУЛЬТУРНАЯ ПРЕЕМСТВЕННОСТЬ. Только человеческий язык и иные знаковые системы делает возможным эволюцию культуры. Опыт, накопленный отдельным индивидуумом, может повлиять на всю культуру даже одного поколения, тогда как в природе для отбора требуются тысячелетия. Это - ускорение эволюционного процесса.
Теперь свойства языка, которыми разные авторы описывают отличительные черты естественного - человеческого языка в его устной, письменной и жестовой формах.
- СЛОЖНОСТЬ (Complexity)
• грамматичность - белее или менее (в зависимости от конкретного языка) фиксированный порядок следования единиц (Jespersen).
• стратификация - различение (выделение) уровней: фонемы, морфемы- слова - фразы (Hockett).
• дихотомичность - различение субъекта и объекта с помощью языковых средств (Buehler).
• вторичность - можно говорить о говорении, т.е. заниматься мета-деятельностью (Bateson).
• мультиканальность - звуковая речь - жестовая - письмо (Sebeok).
• мультимодальность - возможность выражения, например, и просьбы, и команды; отрицания и вопроса (Greenberg).
• продуктивность - возможность и легкость новаций (Russel).
• всеТЕМность - неограниченный набор тем высказываний (Greenberg).
• неограниченность дискурса, “безразмерность” ( речевое высказывание может быть любой длины (Greenberg).
• пропозициональность (логизированность) - например, можно сообщить истину и ложь; в языке есть логические операторы типа если/ или/ если... то и т.д. (Piaget).
- ГИБКОСТЬ (Flexibility)
• возможность перемещаемости - нацеленность на невоспринимаемый объект (Hockett).
• возможность лавирования, увиливания - возможность обмана (Humbold).
• возможность говорения с самим собой (Bronowsky).
• принципиальная возможность отсутствия денотата (Hjelmslev).
• синонимия (возможность перефразировки) (Wescott).
- ЧЕТКОСТЬ, ТОЧНОСТЬ (Precision)
• жесткая специфичность номинации (названий) (Lancaster).
• “цифровой” тип структуры (дискретность до уровня фонем) (Gleason).
• темпоральность - наличие аспекта времени (все животные, кроме человека, заперты в настоящем времени) (Hews).
• Возможность вербального отрицания, отказа (Burke).
• Возможность вербального вопроса (Bronowski).
Но только ли язык с его сверхсложной организацией отличает нас от других биологических видов, и является ли язык - центральным пунктом ?
Общеизвестно, что объём мозга в процессе антропогенеза увеличивался, в основном за счёт неокортекса и фронтальных его отделов. Тем не менее, несмотря на наличие уже сопоставимого с современной популяционной нормой объёма мозга, это почему-то не обеспечивало никакого видимого материального прогресса в течении сотен тысяч лет (что видно, например, по орудиям труда).
Это вызывает естественные вопросы, на которые нет удовлетворительных ответов: что «мешало» мозгу такого объёма обеспечить необходимые процедуры для усложняющейся деятельности, гарантируя успешную конкуренцию? что позволило мозгу, который уже сотни тысяч лет был достаточного для возникновения сложного поведения и языка объёма, внезапно стать несравнимо более эффективным?
Археологами и антропологами фиксируется «внезапный» взрыв креативных способностей древних людей, произошедший примерно 75 000 - 50 000 лет назад. Это ассоциируется с ростом интеллекта и сознания; вполне вероятно, что именно в это время формируются высшие психические функции, необходимые не только для языка как такового (в частности, для синтаксиса), но и шире: многоэтапное планирование, построение цепочек логических операций, изобретение игр на основе конвенциональных правил, поиск закономерностей в наблюдаемых явлениях, и музыка.
Долгое время (сотни тысяч лет) наши биологические предки могли обходиться без вербального языка, развивая при этом весьма сложные навыки, а значит и мозг. Это время, вероятно, было заполнено и формированием концептов-примитивов, позволяющих создавать некие гипотезы о характере и свойствах внешнего мира. С другой стороны, ясно, что формирование любых, даже и самых первичных концептов требует языка для их дифференциации и номинации.
Чрезвычайно существенными для обсуждения этого вопроса являются работы Джеккендоффа [Jackendoff, 2002]. Основная идея их сводится к спору со сторонниками классического генеративистского подхода к языку, для которых центром языка, его комбинаторных возможностей является синтаксис.
Джеккендофф считает, что более обоснована предлагаемая им и вызывающая горячие споры представителей самых разных наук концепция параллельной архитектуры, где фонология, синтаксис, лексикон и семантика являются независимыми генеративными системами, связанными друг с другом интерфейсами. Именно значение (а не синтаксические структуры) должно было быть первым генеративным компонентом, вызвавшим возникновение и дальнейшее развитие языка.
Арбиб [Arbib 2002] выводит несколько свойств, которые должны были возникнуть, чтобы мозг стал готовым для появления языка (language-ready):
- способность к имитации комбинаций сложных движений;
- способность ассоциировать определённый символ с классом объектов, действий и событий; -
- способность «соучаствовать», понимая, что слушающий и говорящий разделяют общее знание о ситуации;
- интенциональность коммуникации (понимание того, что должен быть результат);
- понимание иерархической структуры объектов и действий и временной организации;
- возможность вспоминать и предвидеть;
- долгий период детства с зависимостью от взрослых и жизнь в социуме, обеспечивающие возможности сложного научения.
Нужно, однако, добавить, что этого недостаточно, и появление фонологической структуры, организованной цифровым образом для базисного кодирования языка, является крупнейшим когнитивным шагом, выходящим за рамки биологической необходимости нечто выразить. И, конечно, есть огромная разница между закрытыми списками врождённых коммуникационных сигналов других биологических видов и использованием открытого и ничем не лимитированного репертуара знаков, организация бесконечного множества которых только и возможна с помощью фонологического кодирования и далее - правил сложного синтаксиса.
Вполне вероятно, что первые гоминиды уже имели некий прото-язык на основе некой примитивной системы знаков, вполне возможно - жестовый, что и подготовило мозг к организации семиотической системы, оснащённой сложным синтаксисом с его продуктивностью. Риззолатти и Арбиб рассматривают язык как способ соединения когнитивной, семантической и фонологической форм, способ, рeлевантный как для звукового, так и для жестового языка.
Активность зеркальных нейронов в зоне F5 интерпретируется как часть кода, которая должна соединиться с нейронной активностью в какой-то другой зоне мозга и завершить, тем сaмым, формирование целого кода указанием на объект и/или субъект.
По всей видимости, существует некий «словарь» действий как таковых, независимо от того, чем (рукой, ногой, ртом...) и кем они совершаются, сопоставимых с т.н. концептами-примитивами,
(хватание, доставание, кусание и т.д.), и именно на это реагируют зеркальные системы.
Языковая способность (language competence) - система базисных универсальных правил, врождённое свойство человеческого мозга, представляющее собой основу речевой деятельности человека (language performance).
Можно говорить о взаимодействующих «модулях», составляющих язык: это - лексикон, представляющий собой сложно и по разным принципам организованные списки лексем, словоформ и т.д; вычислительные процедуры, обеспечивающие грамматику (морфологию, синтаксис, семантику и фонологию) и механизмы членения речевого континуума, поступающего извне; и прагматическая система.
Человек обладает такой важной чертой как способность к аналогии, поиску сходства, а значит к объединению индивидуальных черт и феноменов в классы, что даёт возможность построения гипотез об устройстве мира.
На этом пути чрезвычайную роль играют концепты-примитивы, которые по мнению целого ряда крупных представителей когнитивной науки, являются врождёнными и проявляющимися у детей очень рано, а не приобретёнными в результате раннего научения. Роль языка - не только в назывании, «констатации» объектов или явлений, но и в исполнении неких интенций, влиянии, в том что принято называть иллокуторной силой и что выражается перформативами. Перформативы должны как минимум в глубинной синтаксической структуре иметь субъект первого лица и прямое или косвенное дополнение (объект действия), они должны быть утвердительными, иметь основной глагол в форме настоящего времени и включать в себя глаголы утверждения, просьбы, говорения, приказа, объявления и т.д...
Базисные врождённые концепты-примитивы сводятся, насколько сейчас известно, к списку примерно из 30 единиц:
связанные с пространством и движением в нём - начало «пути», конец «пути»; внутрь «контейнера», из «контейнера»; на поверхность, с поверхности; вверх, вниз; соединение; контакт; ритмическое/прерывистое движение, прямое движение; живые объекты, начинающие двигаться без внешних воздействий (связей и контактов) и ритмично; неодушевленные объекты, для движения которых нужны внешние воздействия и т.д. Считается, что концепты организованы иерархически и, следовательно, представляют собой систему. Эта система генетически заложена в мозгу человека, где есть также механизм генератора новых концептов, обеспечивающий возможность формулирования гипотез.
Эволюция, по всей видимости, сделала рывок, приведший к обретению мозгом способности к вычислению, использованию рекурсивных правил и ментальных репрезентаций, создав тем самым основу для мышления и языка в человеческом смысле.
Новая «грамматическая машина», как это называет Джэкендофф, позволила усложнять и наращивать языковые структуры для организации (мышление) и передачи (коммуникация) все усложняющихся концептов.
Вопрос о роли церебральной асимметрии в фило и онтогенезе человека и его главной видовой характеристики - языка ставился многократно и в разных аспектах - влияние генетических факторов и среды (например, типа обучения или культуры), половой диморфизм, разная скорость созревания гемисферных структур, разная скорость протекания нервных процессов (что могло, например, повлиять на особую роль левого полушария в анализе требующих большой скорости обработки фонематических процедур со всеми вытекающими из этого для языковой доминантности последствиями).
Палеоантропологические и приматологические данные свидетельствуют, что у гоминид развились сложные кортикальные связи, особенно в лобно-височных областях, обеспечившие регуляцию социального поведения и интеллектуальные потребности, обусловленные социумом, что привело и к уязвимости мозга для генетических или иных нарушений: такова плата за сложную организацию нейронной сети.
Согласно одной из гипотез, «генетические события», произошедшие с Hоmо sapiens до выхода из Африки дали толчок к появлению церебральной асимметрии, обеспечившей языковые процессы, а согласно другой - спектра развития психики: гомозиготная форма давала шизофренический фенотип, а гетерозиготная - шизотипический тип личности с нетривиальными когнитивными способностями высокого уровня, что делало таких индивидуумов относительно адаптированными и, более того, вносящими серьёзный вклад в культурную и научную историю человечества.
Сторонники классического модулярного подхода считают, что правила универсальной грамматики, по которым построены все человеческие языки, описывают организацию языковых процедур как: (1) символические универсальные правила, действующие в режиме реального времени и базирующиеся на врожденных механизмах, запускаемых в оперативной памяти, и (2) лексические и другие гештальтно представленные единицы, извлекаемые из долговременной ассоциативной памяти.
Сторонники противоположного, коннекционистского, взгляда считают, что все процессы основываются на работе ассоциативной памяти, и мы имеем дело с постоянной сложной перестройкой всей нейронной сети, также происходящей по правилам, но иным, и гораздо более трудно формализуемым образом.
Итак, предельно сложно организованный человеческий мозг - зеркало для мира или сам формирует мир?
Важен он миру или только самому индивидууму для обеспечения жизнеспособности?
Зачем нам его повторять?
Чтобы дублировать что - себя или мир?
Чтобы узнать, как работает сам мозг или каковы законы мира в целом?
А разве мы можем дублировать то, что организовано сложнее, чем мы даже можем себе вообразить?
Создавать модели, чтобы проверить правильность гипотез? - Да, но ведь, например, обучая искусственные нейронные сети, мы узнаем не то, как действует мозг, а то, как происходит обучение! Точно так же как, обучая приматов человеческому жестовому языку, мы выясняем лишь до чего их можно доучить, не более того...
"... как только в качестве меры (или параметра) эволюционного феномена берется выработка нервной системы, не только множество родов и видов строятся в ряд, но вся сеть их мутовок, их пластов, их ветвей вздымается как трепещущий букет. Распределение животных форм по степени развитости мозга не только в точности совпадает с контурами, установленными систематикой, но оно придает древу жизни рельефность, физиономию, порыв, в чем нельзя не видеть признака истинности"...
/Т. де Шарден/
Мозг принято моделировать как классическую физическую систему, которая по определению является вычислительной. Однако очевидно, что это не так, а значит в будущем, когда такие подходы станут возможны, к моделированию будут, вероятно, подходить в рамках иной научной парадигмы.
Итак, нерелевантность компьютерной метафоры в её нынешнем виде определяется следующими свойствами сознания человека:
- Чрезвычайная роль контекста, а значит - возможность множественных трактовок сообщения и событий вообще. Одного этого достаточно, чтобы мир то и дело отражался в кривых зеркалах (в теории коммуникации говорят о коммуникативных ямах или провалах, не в последнюю очередь по этой именно причине). Стоит вспомнить в связи
со всем этим биосемиотика и теоретика биологии Юкскюлля с его идеей Umwelt’ов - миров, отдельных для каждого существа и почти непроницаемых для других: «Everything has it's own Umwelt adapted to its specific needs» - только высокая организация сознания даёт возможность учитывать миры других людей.
- Избыточность и возможность многих путей для поиска одного и того же. Использование разных алгоритмов в разное время без очевидных причин. И нахождение того, что не искали (попутно). Как блуждание по большому (и почти что не своему) дому - на что наткнёшься.... Пространство знакомо лишь частично, и не очень светло. Спотыкаешься и не туда заходишь... Трудно пройти по тому же самому маршруту несколько раз, разве что если этот маршрут тривиален и автоматизирован. Собственно, если человек настойчиво использует именно один и тот же маршрут при ментальных операциях, то это говорит о его эпилептоидности (когда тапочки должны стоять только параллельно). И противоположно: если каждый раз пробовать новый маршрут, то - не без шизоидности. И это может привести не только к непродуктивному поиску (поведению), но и к открытиям, т.к. включаются низкочастотные ассоциативные процессы.
-Неожиданность и частотная непрогнозируемость сопоставляемых объектов или процедур: чем более редкие и «чужие» объекты, тем более эффективен может быть творческий процесс (этим объясняется континуальность «нормы», когда грань между безумием, шизотипическим сознанием и гениальностью определяется внешними координатами - адаптированностью к социуму). Возможна ли, кстати, компьютерная имитация галлюцинаций, когда мозг начинает замещать сенсорные потоки их симуляцией? Ведь мозг видит, слышит и ощущает то, «что хочет и может», а вовсе не то, что есть в «объективном» мире.
- Размытость, неточность, приблизительность описаний, не снижающая эффективность поиска в памяти и построения алгоритма поведения (то, что принято связывать с правополушарным типом сознания). Нельзя не согласиться: то, что просто человеку, сложно компьютеру и наоборот.
- Недефолтность аристотелевского типа мышления и даже искусственность его для мозга, т.к. такому типу логики человека надо специально обучать. Множественность типов мышления, определяемых культурой и решаемой задачей (обыденное, научное, религиозное и мышление, используемое в игре - см. работы кросс-культурных психологов, начиная с Леви-Стросса, Лурии, Коула, Тульвисте, и т.д.). Мы не должны принимать за «норму», характеризующую наш биологический вид, психические процессы здорового белого мужчины со средним образованием и интеллектом (подобно тому как не могут быть выведены типологические ментальные правила Языка на основе изучения английского языка). Заметим, что такая множественность обеспечивается самим мозгом, в частности особенностями его гемисферной функциональной организации (Chernigovskaya 1994, 1996).
- Юмор и смех, «карнавал» - свойства психики человека, выполняющие роль «щекотки сердца», когда можно сбросить на время страх и совесть, и «щекотки ума», когда можно нарушить законы разума, здравого смысла и этикета (Козинцев, 2002).
Психике нужен отдых. Может ли компьютер моделировать юмор?
Все, что он может - требует алгоритма, или сценария, или перестановок. Можно ли таким способом породить смешное, т.е. неожиданное? Скорее нет, чем да, но если и да, то что-то простое и потому не очень смешное или - перебором маловероятных вариантов - недекодируемое. Ведь всё дело в дозе и в контексте. Законы смешного те же, что и законы поэзии - неожиданный ракурс, аналогия, необычная точка отсчёта.
Наш мозг - реализация «множества всех множеств, не являющихся членами самих себя» Бертрана Рассела (Russell 1946) или рекурсивный самодостаточный шедевр, находящийся в рекурсивных же отношениях с допускаемой в него личностью, в теле которой он размещён?
И откуда нам знать, каким из формальных систем можно верить, а каким нельзя?
Согласно наиболее известной форме теоремы К.Гёделя, опубликованной в 1931 году в Кёнигсберге, формальная система, достаточно мощная, чтобы сочетать в себе формулировки утверждений арифметики и стандартную логику, не может быть одновременно полной и непротиворечивой.
Из этого, в частности, следует, что интуицию и понимание невозможно свести к какому бы то ни было набору правил.
Этой теоремой Гёдель положил начало важнейшему этапу развития философии сознания, а Пенроуз через десятилетия вынес приговор: осознание и понимание как основа человеческого интеллекта являются результатом нейрофизиологических процессов, но их невозможно объяснить в физических, математических и иных научных терминах и невозможно смоделировать вычислительными средствами.
Специалисты по искусственному интеллекту знают, что пока нам удаётся моделировать только «левополушарную» вычислительную активность мозга, меж тем как внутри мозга функционирует и нечто вроде «аналогового компьютера», обеспечивающего практически все «правополушарные», интуитивные процессы, нетривиальные ходы и ассоциации - основу творческих прорывов, а значит жизнь цивилизации и культурную эволюцию.
Успешно описав эту часть наших психических возможностей (научно!), мы опровергли бы теорему о неполноте, чего пока никому не удавалось.
В 1968 году Н.П. Бехтеревой и В. Б. Гречиным были описаны воспроизводимые изменения медленных физиологических процессов, регистрируемых в зонах хвостатого ядра и таламуса, при ошибочных реализациях теста. Это явление было названо «детекцией ошибок» и многократно исследовалось впоследствии во многих лабораторией мира. Механизм «детекции ошибок» обеспечивает устойчивое функциональное состояние мозга, заключающимся в постоянном сравнении реального состояния с условной моделью, содержащейся в краткосрочной или долгосрочной матрице памяти.
В продолжение этих исследований, недавно получены экспериментальные данные, свидетельствующие о том, что ложь требует особых и значительных энергетических затрат и продолжает осознаваться человеком как ложь.
Напрашивается интересный философский и даже экзистенциальный вывод: мозг настроен на правду.
Думаю, что это имеет важный эволюционный смысл: такой механизм обеспечивает относительную уверенность в адекватности реальности, что важно для жизнеобеспечения и выживания.
С другой стороны, способность выстроить сложное поведение и переиграть соперника и/или ситуацию подразумевает пластичность мозга, а у личности - формирование способности строить модель сознания «другого» субъекта (Theory of Mind).
Согласно концепции Н.П. Бехтеревой о жёстких и гибких структурных звеньях, развиваемой, в частности А.М. Иваницким, творческие задачи - это формирование фокусов взаимодействия и т. н. «зон интереса». В первую очередь это связывается с большей дифференциацией мозговой организации во время творческой деятельности и с уменьшением тета-ритма в лобных отделах левого полушария.
Томографические исследования показывают наличие тормозных механизмов в мозгу, включающихся на несколько миллисекунд до принятия решения. Это - нижняя лобная кора, которая посылает сигнал торможения в субталамическое ядро среднего мозга, что останавливает движение, и область, расположенная впереди дополнительной моторной коры, которая отвечает за то, будет ли действие произведено или нет.
Обескураживают экспериментальные данные, свидетельствующие о том, что мозг «принимает решение» примерно за 7- 30 секунд (по некоторым данным) до того, как личность это осознаёт, фМРТ может показать, что человек собирается солгать или его решение будет ошибочным.
Чрезвычайно важно в этой связи подумать, насколько произвольными, подчиняющимися воле, являются наши действия.
Сомнения в самом существовании свободы воли, непосредственно связанной с проблемой осознания, возникали неоднократно, некоторые исследователи так и пишут: представления о том, что наши осознаваемые мысли порождают действия, подчиняющиеся, таким образом, свободной воле - ошибочны, и верить в это всё равно, что действительно считать, что кролик так и сидит до нужного момента в цилиндре фокусника.
Халлет, например, на основании анализа большого количества специально построенных экспериментов склонен считать, что свобода воли - в чистом виде результат интроспекции (!). Иными словами, мозг параллельно с сенсорными ощущениями порождает и ощущение свободы воли, т.е. в прямом смысле «рекурсивно морочит нам голову»...
Мало того, мозг посылает нам сигнал о «свободе выбора решения» несколько раньше самого двигательного (к примеру) сигнала, и это нас вводит в заблуждение даже тогда, когда, кажется, срабатывает интроспекция...
Приходится также признать, что мозг «позволяет» нашему сознанию получить кое-какую информацию о своей деятельности...
Потенциальная способность мозга поставлять личности не только ложную сенсорную и семантическую информацию, но и неадекватную оценку принадлежности ощущений данному субъекту, хорошо известна из психической патологии.
В этой связи нельзя обойти вопрос о самости (ipseity), которая определяется как транспарентность тела, или единство духовного и телесного в человеке.
Душа есть форма тела, как писали ещё Аристотель и вслед за ним Фома Аквинский.
Самость - не вещь в себе, а функция, и она не всегда включается (как и рефлексия). Это значит, что есть некий разрыв между тем, что происходит, и нашим осознанием этого и оценкой, отнюдь не всегда присутствующими.
Не стоит забывать и так называемыe Minimal Self (первичная моторика и понимание схемы тела) и Extended Self (осознание себя как личности, со всеми контекстами), а также про особое состояние мозга - т.н. Default Mode - состояние «покоя», когда происходит, в частности, восприятие важных для самости сигналов.
Показанное в нейрофизиологических экспериментах опережение мозгом сознания (our brains are able to make a decision seconds faster than our minds) ставит под сомнение наличие свободы воли разве что у Minimal Self и никак не затрагивает Extended Self.
Отличие человека от других биологических видов, от компьютеров и «зомби» именно и состоит в обладании arbitrium liberum - Свободой Воли, способностью к добровольному и сознательному выбору и согласию с принимаемым решением - voluntarius consensus.
«Волевой акт и действие тела - это не два объективно познанных различных состояния, объединенных связью причинности; они не находятся между собою в отношении причины и действия, нет, они представляют собой одно и то же, но только данное двумя совершенно различными способами, - один раз совершенно непосредственно и другой раз в созерцании для рассудка.
Действие тела есть не что иное, как объективированный, т.е. вступивший в созерцание акт воли»...
...«моё тело и моя воля - это одно и то же»...
/Шопенгауэр/
Итак, понимание и признание свободы воли имеет не только философскую, но и вполне экзистенциальную ценность. Да, возможно, она отсутствует у нейронной сети как таковой, и мозг морочит нам голову и даже слишком много на себя берёт.
Но не у личности, принимающей осознанные решения, за которые она несёт ответственность!
Робот и «зомби» ответственности не несут, но Homo sapiens sapiens - несёт.
Иначе вся человеческая цивилизация является насмешкой.
/Т.В. Черниговская/
Картинка кликабельна
«Сознание следует признать концептуально несводимым аспектом реальности.»
/Т.Нагель/
При описании ментальных явлений, «субъективной реальности» и сведения их с нейрофизиологическими процессами в мозгу имеет место «провал в объяснении», ибо ментальные процессы - не физические, а значит, не могут быть сведены к пространственно-временным координатам.
С другой стороны, нет никаких оснований для утверждения, что физическое не сопутствует ментальному, вопрос в том - как.
Каким образом мог возникнуть мозг, давший человеку разум?
В современных дискуссиях о происхождении человека с его сверхмощным мозгом рассматриваются как минимум два возможных сценария :
- Согласно первому, это произошло в результате серии генетических изменений, мутаций, приведших к некому «взрыву», изменившему свойство мозга, нервной системы, что оказалось эволюционно адаптивным. Впоследствии над этой «взрывной мутацией» могли наслаиваться иные изменения, и то, что мы видим сегодня, это та «главная» мутация, а тысячи, которые были после.
- Согласно другому сценарию, все началось с изменений в адаптивности, пластичности мозга, который, попадая в новые условия, реализовывал новые возможности, а генетические вариации, делающие такое развитие предпочтительным стали накапливаться. Накапливаясь, они и привели к формированию человеческого мозга в его нынешнем виде. Этот сценарий исключает наличие начального «ключевого гена», вызвавшего толчок.
В этой связи стоит вспомнить Б.Поршнева: «Становление человека - это нарастание человеческого в обезьяньем» и Т. де Шардена: «С конца третичного периода, на протяжении более 500 миллионов лет в клеточном мире поднималась психическая температура. От ветви к ветви, от пласта к пласту, как мы видели, нервные системы, pari passu, все более усложнялись и концентрировались. В конечном счете, у приматов сформировалось столь замечательно гибкое и богатое орудие, что непосредственно следующая за ним ступень могла образоваться лишь при условии полной переплавки и консолидации в самой себе всей животной психики».
Нарастающая в ходе эволюции многоступенчатость психических операций позволяет субъекту выходить за рамки текущей ситуации, обобщать опыт, развивать способность «отсроченного действия», прогнозирования, построения моделей будущего.
«Великий Кант научил нас, что время, пространство и причинность во всей своей закономерности и возможности всех своих форм находятся в нашем сознании совершенно независимо от объектов, которые в них являются и составляют их содержание; или, другими словами, к ним одинаково можно прийти, исходя из субъекта или из объекта; поэтому их можно с равным правом называть как способами созерцания субъекта, так и свойствами объекта, поскольку последний есть объект (у Канта: явление), т.е. представление.»
/Шопенгауэр/
Несомненно, что основные эволюционные приобретения человека следует искать в структуре и функциях головного мозга, обеспечивающего сознание.
Язык является дифференцирующим признаком, характеристикой человека как вида. Такая способность хоть и характеризует именно человека, но не является автономной, а базируется на развитии ментальных способностей вообще.
Язык человека - отнюдь не только средство коммуникации. Более того, есть точка зрения, что такой изысканный и сложный инструмент был использован для большей эффективности коммуникации, которая вообще-то успешно происходила и без него.
Язык, согласно, например, классификации Р.Якобсона (1985), имеет следующие функции:
- референтивную (коммуникативную) - ориентация на контекст (чрезвычайно важный пункт! «Одно и то же» сообщение несёт совершенно разную информацию в зависимости от узкого и широкого контекста и степени общности фоновых знаний разной глубины),
- эмотивную (выражение позиции говорящего по отношению к самому сообщаемому тексту), -
- конативную (ориентация на характеристики адресата), фатическую (установление контакта как такового, что возможно и без вербального языка),
- метаязыковую (осознание особенностей самого кода: языковые жанры, стили, языковая игра), поэтическую и даже магическую.
Перечень свойств человеческого языка, отличающий его от иных коммуникационных систем:
- ПРОДУКТИВНОСТЬ - существо, обладающее языком в человеческом смысле, может создавать и принимать бесконечное число сообщений, составляемых из конечного числа имеющих смысл единиц. То есть владеющий языком принципиально может сказать нечто, чего он никогда не говорил и не слышал, и при этом может быть понятым слушателем. Иначе говоря, продуктивность - это создание/ понимание абсолютно новых сообщений. Этот процесс включает в себя способность мыслить по аналогии, то есть искать сходство с уже известными явлениями, что, в свою очередь дает возможность усваивать огромные массивы информации. Так дети усваивают грамматику взрослых - без эксплицитных правил.
- ДВОЙСТВЕННОСТЬ - язык имеет одновременно звуковую организацию и смысловую, т.е. ту, которая создается с помощью кирпичиков - фонем, слогов и т.д. Есть и звук как таковой, и символ. Вместо того, чтобы для каждого сообщения создавать отдельный сигнал (как это делают животные), человеческая речь строится из конечного набора фонем или слогов данного языка (в зависимости от типа), сочетаемых в разных комбинациях. Та же логика справедлива и для более высоких уровней: слова - к фразам, фразы - к текстам. Двойственность дает возможность строить конструкции из символов; животные, если и могут (как обучаемые людьми высшие обезьяны), то приписывают значение некоторому абстрактному символу. Однако этот вопрос требует тщательного специального разбора.
- ПРОИЗВОЛЬНОСТЬ - возможность разной трактовки сказанного, зависимость от контекста - узкого и широкого. Как было сказано выше - очень важное, возможно одно из главных свойств языка.
- ПЕРЕМЕЩАЕМОСТЬ - во времени и пространстве от источника сообщения. Это условие, при котором автор сообщения и получатель могут быть удалены друг от друга во времени и в пространстве. Также и результаты, реакция на сообщение может быть удалена и во времени, и в пространстве. Достаточно назвать письменность в этой связи: тексты, написанные сотни или даже тысячи лет назад, оказывают влияние на современный мир; более того с давно ушедшими в мир иной авторами можно вступить в диалог, чем и заняты все люди умственного труда в большей или меньшей мере.
- КУЛЬТУРНАЯ ПРЕЕМСТВЕННОСТЬ. Только человеческий язык и иные знаковые системы делает возможным эволюцию культуры. Опыт, накопленный отдельным индивидуумом, может повлиять на всю культуру даже одного поколения, тогда как в природе для отбора требуются тысячелетия. Это - ускорение эволюционного процесса.
Теперь свойства языка, которыми разные авторы описывают отличительные черты естественного - человеческого языка в его устной, письменной и жестовой формах.
- СЛОЖНОСТЬ (Complexity)
• грамматичность - белее или менее (в зависимости от конкретного языка) фиксированный порядок следования единиц (Jespersen).
• стратификация - различение (выделение) уровней: фонемы, морфемы- слова - фразы (Hockett).
• дихотомичность - различение субъекта и объекта с помощью языковых средств (Buehler).
• вторичность - можно говорить о говорении, т.е. заниматься мета-деятельностью (Bateson).
• мультиканальность - звуковая речь - жестовая - письмо (Sebeok).
• мультимодальность - возможность выражения, например, и просьбы, и команды; отрицания и вопроса (Greenberg).
• продуктивность - возможность и легкость новаций (Russel).
• всеТЕМность - неограниченный набор тем высказываний (Greenberg).
• неограниченность дискурса, “безразмерность” ( речевое высказывание может быть любой длины (Greenberg).
• пропозициональность (логизированность) - например, можно сообщить истину и ложь; в языке есть логические операторы типа если/ или/ если... то и т.д. (Piaget).
- ГИБКОСТЬ (Flexibility)
• возможность перемещаемости - нацеленность на невоспринимаемый объект (Hockett).
• возможность лавирования, увиливания - возможность обмана (Humbold).
• возможность говорения с самим собой (Bronowsky).
• принципиальная возможность отсутствия денотата (Hjelmslev).
• синонимия (возможность перефразировки) (Wescott).
- ЧЕТКОСТЬ, ТОЧНОСТЬ (Precision)
• жесткая специфичность номинации (названий) (Lancaster).
• “цифровой” тип структуры (дискретность до уровня фонем) (Gleason).
• темпоральность - наличие аспекта времени (все животные, кроме человека, заперты в настоящем времени) (Hews).
• Возможность вербального отрицания, отказа (Burke).
• Возможность вербального вопроса (Bronowski).
Но только ли язык с его сверхсложной организацией отличает нас от других биологических видов, и является ли язык - центральным пунктом ?
Общеизвестно, что объём мозга в процессе антропогенеза увеличивался, в основном за счёт неокортекса и фронтальных его отделов. Тем не менее, несмотря на наличие уже сопоставимого с современной популяционной нормой объёма мозга, это почему-то не обеспечивало никакого видимого материального прогресса в течении сотен тысяч лет (что видно, например, по орудиям труда).
Это вызывает естественные вопросы, на которые нет удовлетворительных ответов: что «мешало» мозгу такого объёма обеспечить необходимые процедуры для усложняющейся деятельности, гарантируя успешную конкуренцию? что позволило мозгу, который уже сотни тысяч лет был достаточного для возникновения сложного поведения и языка объёма, внезапно стать несравнимо более эффективным?
Археологами и антропологами фиксируется «внезапный» взрыв креативных способностей древних людей, произошедший примерно 75 000 - 50 000 лет назад. Это ассоциируется с ростом интеллекта и сознания; вполне вероятно, что именно в это время формируются высшие психические функции, необходимые не только для языка как такового (в частности, для синтаксиса), но и шире: многоэтапное планирование, построение цепочек логических операций, изобретение игр на основе конвенциональных правил, поиск закономерностей в наблюдаемых явлениях, и музыка.
Долгое время (сотни тысяч лет) наши биологические предки могли обходиться без вербального языка, развивая при этом весьма сложные навыки, а значит и мозг. Это время, вероятно, было заполнено и формированием концептов-примитивов, позволяющих создавать некие гипотезы о характере и свойствах внешнего мира. С другой стороны, ясно, что формирование любых, даже и самых первичных концептов требует языка для их дифференциации и номинации.
Чрезвычайно существенными для обсуждения этого вопроса являются работы Джеккендоффа [Jackendoff, 2002]. Основная идея их сводится к спору со сторонниками классического генеративистского подхода к языку, для которых центром языка, его комбинаторных возможностей является синтаксис.
Джеккендофф считает, что более обоснована предлагаемая им и вызывающая горячие споры представителей самых разных наук концепция параллельной архитектуры, где фонология, синтаксис, лексикон и семантика являются независимыми генеративными системами, связанными друг с другом интерфейсами. Именно значение (а не синтаксические структуры) должно было быть первым генеративным компонентом, вызвавшим возникновение и дальнейшее развитие языка.
Арбиб [Arbib 2002] выводит несколько свойств, которые должны были возникнуть, чтобы мозг стал готовым для появления языка (language-ready):
- способность к имитации комбинаций сложных движений;
- способность ассоциировать определённый символ с классом объектов, действий и событий; -
- способность «соучаствовать», понимая, что слушающий и говорящий разделяют общее знание о ситуации;
- интенциональность коммуникации (понимание того, что должен быть результат);
- понимание иерархической структуры объектов и действий и временной организации;
- возможность вспоминать и предвидеть;
- долгий период детства с зависимостью от взрослых и жизнь в социуме, обеспечивающие возможности сложного научения.
Нужно, однако, добавить, что этого недостаточно, и появление фонологической структуры, организованной цифровым образом для базисного кодирования языка, является крупнейшим когнитивным шагом, выходящим за рамки биологической необходимости нечто выразить. И, конечно, есть огромная разница между закрытыми списками врождённых коммуникационных сигналов других биологических видов и использованием открытого и ничем не лимитированного репертуара знаков, организация бесконечного множества которых только и возможна с помощью фонологического кодирования и далее - правил сложного синтаксиса.
Вполне вероятно, что первые гоминиды уже имели некий прото-язык на основе некой примитивной системы знаков, вполне возможно - жестовый, что и подготовило мозг к организации семиотической системы, оснащённой сложным синтаксисом с его продуктивностью. Риззолатти и Арбиб рассматривают язык как способ соединения когнитивной, семантической и фонологической форм, способ, рeлевантный как для звукового, так и для жестового языка.
Активность зеркальных нейронов в зоне F5 интерпретируется как часть кода, которая должна соединиться с нейронной активностью в какой-то другой зоне мозга и завершить, тем сaмым, формирование целого кода указанием на объект и/или субъект.
По всей видимости, существует некий «словарь» действий как таковых, независимо от того, чем (рукой, ногой, ртом...) и кем они совершаются, сопоставимых с т.н. концептами-примитивами,
(хватание, доставание, кусание и т.д.), и именно на это реагируют зеркальные системы.
Языковая способность (language competence) - система базисных универсальных правил, врождённое свойство человеческого мозга, представляющее собой основу речевой деятельности человека (language performance).
Можно говорить о взаимодействующих «модулях», составляющих язык: это - лексикон, представляющий собой сложно и по разным принципам организованные списки лексем, словоформ и т.д; вычислительные процедуры, обеспечивающие грамматику (морфологию, синтаксис, семантику и фонологию) и механизмы членения речевого континуума, поступающего извне; и прагматическая система.
Человек обладает такой важной чертой как способность к аналогии, поиску сходства, а значит к объединению индивидуальных черт и феноменов в классы, что даёт возможность построения гипотез об устройстве мира.
На этом пути чрезвычайную роль играют концепты-примитивы, которые по мнению целого ряда крупных представителей когнитивной науки, являются врождёнными и проявляющимися у детей очень рано, а не приобретёнными в результате раннего научения. Роль языка - не только в назывании, «констатации» объектов или явлений, но и в исполнении неких интенций, влиянии, в том что принято называть иллокуторной силой и что выражается перформативами. Перформативы должны как минимум в глубинной синтаксической структуре иметь субъект первого лица и прямое или косвенное дополнение (объект действия), они должны быть утвердительными, иметь основной глагол в форме настоящего времени и включать в себя глаголы утверждения, просьбы, говорения, приказа, объявления и т.д...
Базисные врождённые концепты-примитивы сводятся, насколько сейчас известно, к списку примерно из 30 единиц:
связанные с пространством и движением в нём - начало «пути», конец «пути»; внутрь «контейнера», из «контейнера»; на поверхность, с поверхности; вверх, вниз; соединение; контакт; ритмическое/прерывистое движение, прямое движение; живые объекты, начинающие двигаться без внешних воздействий (связей и контактов) и ритмично; неодушевленные объекты, для движения которых нужны внешние воздействия и т.д. Считается, что концепты организованы иерархически и, следовательно, представляют собой систему. Эта система генетически заложена в мозгу человека, где есть также механизм генератора новых концептов, обеспечивающий возможность формулирования гипотез.
Эволюция, по всей видимости, сделала рывок, приведший к обретению мозгом способности к вычислению, использованию рекурсивных правил и ментальных репрезентаций, создав тем самым основу для мышления и языка в человеческом смысле.
Новая «грамматическая машина», как это называет Джэкендофф, позволила усложнять и наращивать языковые структуры для организации (мышление) и передачи (коммуникация) все усложняющихся концептов.
Вопрос о роли церебральной асимметрии в фило и онтогенезе человека и его главной видовой характеристики - языка ставился многократно и в разных аспектах - влияние генетических факторов и среды (например, типа обучения или культуры), половой диморфизм, разная скорость созревания гемисферных структур, разная скорость протекания нервных процессов (что могло, например, повлиять на особую роль левого полушария в анализе требующих большой скорости обработки фонематических процедур со всеми вытекающими из этого для языковой доминантности последствиями).
Палеоантропологические и приматологические данные свидетельствуют, что у гоминид развились сложные кортикальные связи, особенно в лобно-височных областях, обеспечившие регуляцию социального поведения и интеллектуальные потребности, обусловленные социумом, что привело и к уязвимости мозга для генетических или иных нарушений: такова плата за сложную организацию нейронной сети.
Согласно одной из гипотез, «генетические события», произошедшие с Hоmо sapiens до выхода из Африки дали толчок к появлению церебральной асимметрии, обеспечившей языковые процессы, а согласно другой - спектра развития психики: гомозиготная форма давала шизофренический фенотип, а гетерозиготная - шизотипический тип личности с нетривиальными когнитивными способностями высокого уровня, что делало таких индивидуумов относительно адаптированными и, более того, вносящими серьёзный вклад в культурную и научную историю человечества.
Сторонники классического модулярного подхода считают, что правила универсальной грамматики, по которым построены все человеческие языки, описывают организацию языковых процедур как: (1) символические универсальные правила, действующие в режиме реального времени и базирующиеся на врожденных механизмах, запускаемых в оперативной памяти, и (2) лексические и другие гештальтно представленные единицы, извлекаемые из долговременной ассоциативной памяти.
Сторонники противоположного, коннекционистского, взгляда считают, что все процессы основываются на работе ассоциативной памяти, и мы имеем дело с постоянной сложной перестройкой всей нейронной сети, также происходящей по правилам, но иным, и гораздо более трудно формализуемым образом.
Итак, предельно сложно организованный человеческий мозг - зеркало для мира или сам формирует мир?
Важен он миру или только самому индивидууму для обеспечения жизнеспособности?
Зачем нам его повторять?
Чтобы дублировать что - себя или мир?
Чтобы узнать, как работает сам мозг или каковы законы мира в целом?
А разве мы можем дублировать то, что организовано сложнее, чем мы даже можем себе вообразить?
Создавать модели, чтобы проверить правильность гипотез? - Да, но ведь, например, обучая искусственные нейронные сети, мы узнаем не то, как действует мозг, а то, как происходит обучение! Точно так же как, обучая приматов человеческому жестовому языку, мы выясняем лишь до чего их можно доучить, не более того...
"... как только в качестве меры (или параметра) эволюционного феномена берется выработка нервной системы, не только множество родов и видов строятся в ряд, но вся сеть их мутовок, их пластов, их ветвей вздымается как трепещущий букет. Распределение животных форм по степени развитости мозга не только в точности совпадает с контурами, установленными систематикой, но оно придает древу жизни рельефность, физиономию, порыв, в чем нельзя не видеть признака истинности"...
/Т. де Шарден/
Мозг принято моделировать как классическую физическую систему, которая по определению является вычислительной. Однако очевидно, что это не так, а значит в будущем, когда такие подходы станут возможны, к моделированию будут, вероятно, подходить в рамках иной научной парадигмы.
Итак, нерелевантность компьютерной метафоры в её нынешнем виде определяется следующими свойствами сознания человека:
- Чрезвычайная роль контекста, а значит - возможность множественных трактовок сообщения и событий вообще. Одного этого достаточно, чтобы мир то и дело отражался в кривых зеркалах (в теории коммуникации говорят о коммуникативных ямах или провалах, не в последнюю очередь по этой именно причине). Стоит вспомнить в связи
со всем этим биосемиотика и теоретика биологии Юкскюлля с его идеей Umwelt’ов - миров, отдельных для каждого существа и почти непроницаемых для других: «Everything has it's own Umwelt adapted to its specific needs» - только высокая организация сознания даёт возможность учитывать миры других людей.
- Избыточность и возможность многих путей для поиска одного и того же. Использование разных алгоритмов в разное время без очевидных причин. И нахождение того, что не искали (попутно). Как блуждание по большому (и почти что не своему) дому - на что наткнёшься.... Пространство знакомо лишь частично, и не очень светло. Спотыкаешься и не туда заходишь... Трудно пройти по тому же самому маршруту несколько раз, разве что если этот маршрут тривиален и автоматизирован. Собственно, если человек настойчиво использует именно один и тот же маршрут при ментальных операциях, то это говорит о его эпилептоидности (когда тапочки должны стоять только параллельно). И противоположно: если каждый раз пробовать новый маршрут, то - не без шизоидности. И это может привести не только к непродуктивному поиску (поведению), но и к открытиям, т.к. включаются низкочастотные ассоциативные процессы.
-Неожиданность и частотная непрогнозируемость сопоставляемых объектов или процедур: чем более редкие и «чужие» объекты, тем более эффективен может быть творческий процесс (этим объясняется континуальность «нормы», когда грань между безумием, шизотипическим сознанием и гениальностью определяется внешними координатами - адаптированностью к социуму). Возможна ли, кстати, компьютерная имитация галлюцинаций, когда мозг начинает замещать сенсорные потоки их симуляцией? Ведь мозг видит, слышит и ощущает то, «что хочет и может», а вовсе не то, что есть в «объективном» мире.
- Размытость, неточность, приблизительность описаний, не снижающая эффективность поиска в памяти и построения алгоритма поведения (то, что принято связывать с правополушарным типом сознания). Нельзя не согласиться: то, что просто человеку, сложно компьютеру и наоборот.
- Недефолтность аристотелевского типа мышления и даже искусственность его для мозга, т.к. такому типу логики человека надо специально обучать. Множественность типов мышления, определяемых культурой и решаемой задачей (обыденное, научное, религиозное и мышление, используемое в игре - см. работы кросс-культурных психологов, начиная с Леви-Стросса, Лурии, Коула, Тульвисте, и т.д.). Мы не должны принимать за «норму», характеризующую наш биологический вид, психические процессы здорового белого мужчины со средним образованием и интеллектом (подобно тому как не могут быть выведены типологические ментальные правила Языка на основе изучения английского языка). Заметим, что такая множественность обеспечивается самим мозгом, в частности особенностями его гемисферной функциональной организации (Chernigovskaya 1994, 1996).
- Юмор и смех, «карнавал» - свойства психики человека, выполняющие роль «щекотки сердца», когда можно сбросить на время страх и совесть, и «щекотки ума», когда можно нарушить законы разума, здравого смысла и этикета (Козинцев, 2002).
Психике нужен отдых. Может ли компьютер моделировать юмор?
Все, что он может - требует алгоритма, или сценария, или перестановок. Можно ли таким способом породить смешное, т.е. неожиданное? Скорее нет, чем да, но если и да, то что-то простое и потому не очень смешное или - перебором маловероятных вариантов - недекодируемое. Ведь всё дело в дозе и в контексте. Законы смешного те же, что и законы поэзии - неожиданный ракурс, аналогия, необычная точка отсчёта.
Наш мозг - реализация «множества всех множеств, не являющихся членами самих себя» Бертрана Рассела (Russell 1946) или рекурсивный самодостаточный шедевр, находящийся в рекурсивных же отношениях с допускаемой в него личностью, в теле которой он размещён?
И откуда нам знать, каким из формальных систем можно верить, а каким нельзя?
Согласно наиболее известной форме теоремы К.Гёделя, опубликованной в 1931 году в Кёнигсберге, формальная система, достаточно мощная, чтобы сочетать в себе формулировки утверждений арифметики и стандартную логику, не может быть одновременно полной и непротиворечивой.
Из этого, в частности, следует, что интуицию и понимание невозможно свести к какому бы то ни было набору правил.
Этой теоремой Гёдель положил начало важнейшему этапу развития философии сознания, а Пенроуз через десятилетия вынес приговор: осознание и понимание как основа человеческого интеллекта являются результатом нейрофизиологических процессов, но их невозможно объяснить в физических, математических и иных научных терминах и невозможно смоделировать вычислительными средствами.
Специалисты по искусственному интеллекту знают, что пока нам удаётся моделировать только «левополушарную» вычислительную активность мозга, меж тем как внутри мозга функционирует и нечто вроде «аналогового компьютера», обеспечивающего практически все «правополушарные», интуитивные процессы, нетривиальные ходы и ассоциации - основу творческих прорывов, а значит жизнь цивилизации и культурную эволюцию.
Успешно описав эту часть наших психических возможностей (научно!), мы опровергли бы теорему о неполноте, чего пока никому не удавалось.
В 1968 году Н.П. Бехтеревой и В. Б. Гречиным были описаны воспроизводимые изменения медленных физиологических процессов, регистрируемых в зонах хвостатого ядра и таламуса, при ошибочных реализациях теста. Это явление было названо «детекцией ошибок» и многократно исследовалось впоследствии во многих лабораторией мира. Механизм «детекции ошибок» обеспечивает устойчивое функциональное состояние мозга, заключающимся в постоянном сравнении реального состояния с условной моделью, содержащейся в краткосрочной или долгосрочной матрице памяти.
В продолжение этих исследований, недавно получены экспериментальные данные, свидетельствующие о том, что ложь требует особых и значительных энергетических затрат и продолжает осознаваться человеком как ложь.
Напрашивается интересный философский и даже экзистенциальный вывод: мозг настроен на правду.
Думаю, что это имеет важный эволюционный смысл: такой механизм обеспечивает относительную уверенность в адекватности реальности, что важно для жизнеобеспечения и выживания.
С другой стороны, способность выстроить сложное поведение и переиграть соперника и/или ситуацию подразумевает пластичность мозга, а у личности - формирование способности строить модель сознания «другого» субъекта (Theory of Mind).
Согласно концепции Н.П. Бехтеревой о жёстких и гибких структурных звеньях, развиваемой, в частности А.М. Иваницким, творческие задачи - это формирование фокусов взаимодействия и т. н. «зон интереса». В первую очередь это связывается с большей дифференциацией мозговой организации во время творческой деятельности и с уменьшением тета-ритма в лобных отделах левого полушария.
Томографические исследования показывают наличие тормозных механизмов в мозгу, включающихся на несколько миллисекунд до принятия решения. Это - нижняя лобная кора, которая посылает сигнал торможения в субталамическое ядро среднего мозга, что останавливает движение, и область, расположенная впереди дополнительной моторной коры, которая отвечает за то, будет ли действие произведено или нет.
Обескураживают экспериментальные данные, свидетельствующие о том, что мозг «принимает решение» примерно за 7- 30 секунд (по некоторым данным) до того, как личность это осознаёт, фМРТ может показать, что человек собирается солгать или его решение будет ошибочным.
Чрезвычайно важно в этой связи подумать, насколько произвольными, подчиняющимися воле, являются наши действия.
Сомнения в самом существовании свободы воли, непосредственно связанной с проблемой осознания, возникали неоднократно, некоторые исследователи так и пишут: представления о том, что наши осознаваемые мысли порождают действия, подчиняющиеся, таким образом, свободной воле - ошибочны, и верить в это всё равно, что действительно считать, что кролик так и сидит до нужного момента в цилиндре фокусника.
Халлет, например, на основании анализа большого количества специально построенных экспериментов склонен считать, что свобода воли - в чистом виде результат интроспекции (!). Иными словами, мозг параллельно с сенсорными ощущениями порождает и ощущение свободы воли, т.е. в прямом смысле «рекурсивно морочит нам голову»...
Мало того, мозг посылает нам сигнал о «свободе выбора решения» несколько раньше самого двигательного (к примеру) сигнала, и это нас вводит в заблуждение даже тогда, когда, кажется, срабатывает интроспекция...
Приходится также признать, что мозг «позволяет» нашему сознанию получить кое-какую информацию о своей деятельности...
Потенциальная способность мозга поставлять личности не только ложную сенсорную и семантическую информацию, но и неадекватную оценку принадлежности ощущений данному субъекту, хорошо известна из психической патологии.
В этой связи нельзя обойти вопрос о самости (ipseity), которая определяется как транспарентность тела, или единство духовного и телесного в человеке.
Душа есть форма тела, как писали ещё Аристотель и вслед за ним Фома Аквинский.
Самость - не вещь в себе, а функция, и она не всегда включается (как и рефлексия). Это значит, что есть некий разрыв между тем, что происходит, и нашим осознанием этого и оценкой, отнюдь не всегда присутствующими.
Не стоит забывать и так называемыe Minimal Self (первичная моторика и понимание схемы тела) и Extended Self (осознание себя как личности, со всеми контекстами), а также про особое состояние мозга - т.н. Default Mode - состояние «покоя», когда происходит, в частности, восприятие важных для самости сигналов.
Показанное в нейрофизиологических экспериментах опережение мозгом сознания (our brains are able to make a decision seconds faster than our minds) ставит под сомнение наличие свободы воли разве что у Minimal Self и никак не затрагивает Extended Self.
Отличие человека от других биологических видов, от компьютеров и «зомби» именно и состоит в обладании arbitrium liberum - Свободой Воли, способностью к добровольному и сознательному выбору и согласию с принимаемым решением - voluntarius consensus.
«Волевой акт и действие тела - это не два объективно познанных различных состояния, объединенных связью причинности; они не находятся между собою в отношении причины и действия, нет, они представляют собой одно и то же, но только данное двумя совершенно различными способами, - один раз совершенно непосредственно и другой раз в созерцании для рассудка.
Действие тела есть не что иное, как объективированный, т.е. вступивший в созерцание акт воли»...
...«моё тело и моя воля - это одно и то же»...
/Шопенгауэр/
Итак, понимание и признание свободы воли имеет не только философскую, но и вполне экзистенциальную ценность. Да, возможно, она отсутствует у нейронной сети как таковой, и мозг морочит нам голову и даже слишком много на себя берёт.
Но не у личности, принимающей осознанные решения, за которые она несёт ответственность!
Робот и «зомби» ответственности не несут, но Homo sapiens sapiens - несёт.
Иначе вся человеческая цивилизация является насмешкой.
/Т.В. Черниговская/
Картинка кликабельна