Теория гибридных режимов
Гибридные государства стали очень популярны после второй мировой.
Быть демократическим стало модно, но поскольку для десятков недавно возникших государств, что выросли на обломках распавшихся империй, реальная демократия была недоступна пониманию масс и неприемлема по содержанию для элит. Элиты быстро "догадались", что демократии можно имитировать. Так, чтобы фасад был демократичным, а внутри более-менее привычное и понятное полицейское государство, слегка задекорированная диктатура.
Гибрид - политический режим, сочетающий в себе элементы институциональной демократии и авторитарной практики.
Ни климат, ни ресурсы не имеют такого значения, как политические институты. Они способны устроить рай и ад в любой точке Земли.
Макс Вебер выделял три основания, по которым власть признается легитимной со стороны управляемых масс:
- традиционное монархическое основание
Монархический тип легитимации основан на традиции и признании священной воли Божьей.
- харизматическое революционное
Харизматическая легитимация характерна для революционных лидеров: я правлю, потому что я великий вождь и учитель, меня волна революции вынесла! Нетрудно заметить, что харизматический тип является плодом распада религиозного сознания. То есть в Бога мы уже не верим, но еще готовы верить в сверхчеловека. В Гитлера, в Ленина, в Муссолини: «Сей муж судьбы, сей странник бранный, пред кем унизились цари». Это действительно переходная модель на пути распада религиозного сознания как массового явления.
- процедурное
В этом смысле появление гибридных режимов является плодом следующего перехода - к процедурному типу легитимации.
Процедурный тип называется правовым - это красивый термин. Или бюрократическим - это менее красивый термин. «Я правлю, потому что я прошел определенную процедуру». Грубо говоря, собрал документы, произвел описанные в законе манипуляции - вот поэтому я руководитель на тот срок, который в законе прописан. Поскольку в Бога и героев мы больше не верим, то начинаем верить в закон и процедуры.
Сейчас большинство населения Земли живет не при демократиях и не при тоталитарных моделях, которые почти сошли с исторической сцены, а при гибридном правлении. Просто если раньше фашизоидный лидер изображал монарха, насколько хватало доверчивости у народа, то сейчас гибриды изображают демократии. Потому что это необходимо, чтобы быть легитимным в современном мире.
Теория витрин объясняет наличие законодательных институтов, потребностью в имитации демократии, как для своих граждан, так и для внешних партнёров. Следующая теория делает акцент на двух угрозах для гибрида - элитных расколах и массовых протестах. Избежать их помогает кооптация посредством регулярных выборов, в результате чего несистемная оппозиция становится системной и получает ограниченный доступ к преимуществам политической элиты.
Теория формы иначе объясняет наличие законодательных институтов в гибридах. Хотя законодательные органы не получают права принимать наиболее серьёзные решения, они могут развивать законодательство в вопросах среднего и низового уровня инвестиций, гражданских договоров, отдельных аспектов бизнеса, так как легислатуры в любом случае функционируют в том или ином ключе.
Легизм, культ писаного права.
Исполнительная ветвь власти контролирует законодательную власть. В гибридных режимах создаётся масса законов и происходит непрерывное изменение правового поля. Выделяются базовая и психологическая причины такой неустойчивости нормативной системы.
Сущность базовой причины заключается в удобстве для власти постоянно изменять законы. Так, незнание закона не освобождает от ответственности, поэтому с внесением изменений законно расширяется карательная политика.
Психологическая причина заключается в быстром закрытом механизме законотворчества, влекущем финальный продукт низкого качества, который a posteori подвергается экспертной оценке и изначально уже нуждается в изменении.
Продукт законотворчества содержит намеренную неопределённость и обеспечивает появление коррупции. Она институционализирована и существует в правовом поле, являясь не нарушением, а соблюдением норм. Принцип «нарушение закона, вписанное в закон» максимально свойственен гибридам. Не включение нормы в правовой акт невозможно, так как необходима имитация институтов. Однако сразу после включения такой нормы гибридные режимы ищут пути её неисполнения.
Кощеева игла гибридности.
Нет у гибридов легального механизма передачи власти!
Если бы он был, они были бы демократиями. Они решают эту проблему кто во что горазд. Наиболее находчивые - те, где имеются доминирующие партии. Например, Мексика. Правящая партия выигрывает выборы раз за разом, а внутри выращивает свою элиту и передает постепенно власть новым поколениям функционеров, прошедших, тем не менее, некоторую выборную тренировку. Это немножко вариант КПСС, но без фанатизма. При этом другие партии тоже существуют, и они какие-то доли тоже могут выигрывать. Этот партийный механизм позволяет режиму сохраняться практически бесконечно, и если есть секрет долголетия, то он в этом.
Наиболее ломкие из режимов - персоналистские. Они концентрируют власть в руках одного человека и его ближайшего окружения, а дальше начинаются мучения: наследник, преемник… Дети есть - детей нет… А преемника нельзя предъявлять слишком рано, чтобы его не сожрали другие, надо сохранять интригу. А пока ты ее сохраняешь, уставшие ждать элиты могут тебя самого стукнуть по лбу табакеркой…
Это придает гибридам неустойчивость, которой они всеми силами стремятся избежать, но неизбежно именно к ней приходят.
Их уязвимое место - это действительно сомнительная легитимность. Они стремятся к легитимности процедурного типа, но до конца не могут ее достигнуть, потому что выборы у них обычно фальсифицируются, пресса несвободна, открытой политической дискуссии не существует. Поэтому они всегда чувствуют, что сидят немного не по правде. И они стараются добирать эту недостающую легитимность другими инструментами. Отсюда и заигрывание с религией.
Но в чем благословение гибридности?
Она более гибка и адаптивна, чем автократия.
Гибрид, как гусеница, может переползти тот порог, о который разбиваются автократии, - в силу того, что он такой мягкий, неопределенный, кольчатый и может имитировать практически любую форму.
У системы есть свой коллективный разум: она хочет сохраниться.
А поскольку это все-таки не демократия, и у нее нет ни нормальной ротации, ни кадровых лифтов, то новых управленцев она берет неподалеку.
Поскольку цель гибридного режима - не завоевание мира, а всего лишь собственное выживание, то он не может позволить себе путы идеологии. Режим должен быть свободен и говорить нечто невнятное, чтобы в любой момент отползти назад или прыгнуть чуть вперед с целью самосохранения.
Если обратиться к Левицки и Вэю, то есть три фактора, которые направляют гибридные режимы на ту или иную дорогу:
Первый фактор - это leverage, т. е. влияние, которое оказывает на страну ее ближайший крупный торговый и финансовый партнер. Если этот партнер - демократия, то, соответственно, режим будет демократизироваться, а если диктатура, то он должен либо тоже стать диктатурой, либо развалиться, стать failed state.
Второй фактор - это linkage, то есть вовлеченность. Это то, насколько режим изолирован - или, наоборот, втянут в отношения со всем остальным миром.
Третий фактор - это внутренняя организационная структура. Это то, насколько режим строит у себя демократические институты, даже если они не совсем работают. Чем больше он их построил - тем больше шансов демократизироваться. И это то, насколько у него эффективный правоохранительный и репрессивный аппараты. Они будут гнуть режим в авторитарном направлении.
На практике довольно мало случаев, когда гибрид преобразуется в тиранию.
Но в основном не для того гибриды становятся гибридами, чтобы обменять это счастливое существование на тоталитарную крепость. Потому что они для того все имитируют, чтобы ездить в развитые страны, чтобы торговать и получать товары…
Они не хотят обратно.
Они чувствуют угрозу.
А концентрация власти, при всей ее соблазнительности, ведет к тому, что ты становишься легкой жертвой либо переворота, либо массовых волнений.
После чего наступает этап failed state, но это уже другая история.
Теория гибридных режимов говорит о политической структуре, не об экономической.
Все гибриды предполагают рыночную экономику.
Она может быть сильно огосударствлена, она может несправедливым образом раздаваться друзьям правителя, - но тем не менее там нет полного монополизма и полного огосударствления. Ни в одной из этих стран нет экономики советского типа. Соответственно, возможности для адаптации у них есть и в экономической сфере тоже.
Но поскольку они боятся будущего и очень хотят остановить время (а еще лучше - чуть-чуть повернуть его назад), то им легче отстать.
Особенно на этом повороте, который, похоже, сейчас делает человечество. Они стремятся контролировать конкуренцию и публичный дискурс, они не доверяют креативному классу, они предпочитают опираться на более отсталые и менее образованные слои. Кроме того, они все верят в игру с нулевой суммой, не верят в кооперацию - и они молятся на ресурсы.
Все это готовит их на роль идеальной жертвы XXI века.
/Екатерина Шульман/
Картинка кликабельна.