Русская литература как отражение действительности.
Весь день я слушаю и читаю басню Крылова "Лиса и виноград". Как и то, "что зелен он ещё" - не очень-то и хотелось.
Отвечу на это цитатой из другого произведения.
Эти два человека настойчиво стремились от победы полной к полному поражению своей армии (иначе никак нельзя определить их действия)… И вот началось! Ярко горели на опушках леса громадные искристые кучи порохов. На огородах закапывали свинец и ядра. Рыли глубокие могилы - туда навалом сыпали ружья, даже не смазанные. Никто ничего не понимал. Но армию - гнали, гнали, гнали… Назад - в печальную Ливонию, в леса Курляндии. На маршах заклепывали пушки, бросая их стволы в болота поглубже. Резали усталых лошадей. Жгли лафеты и госпитальные фуры. Шли очень скоро, наспех зарывая умерших. Кричали на телегах раненые - под дождями, в грязи канав, на прусских ухабах. 15 тысяч своих больных Апраксин безжалостно, как последний негодяй, бросил по дороге своего бегства. 80 пушек он оставил врагу…
Теперь, случись ему принять сражение с Левальдом, он бы его уже никогда не выиграл. Ибо армии (это надо признать) у него уже не стало. Апраксин развалил свою победоносную армию!
Случайно в плен попал прусский офицер из полка "черных гусар". В ставке Апраксина, увидев адъютанта фон Келлера, пленный стал хохотать так, что фельдмаршал сказал ему:
- Вот вздерну тебя на елке, чтобы ты не веселился тут!
"Черный гусар" сразу поник:
- Только не убивайте… я вам скажу: вон тот офицер, ваш адъютант фон Келлер, давний шпион моего короля.
- Как? - подкинуло Апраксина кверху. - Эй, Келлер, идите-ка сюда… Вы слышите, что о вас говорят?
Келлер взнуздал лошадь, подтянул подпругу, упираясь драным ботфортом в потные бока своей кобылы:
- Слышал, ваше превосходительство, я все слышал.
- И разве можно в это верить? - спросил Апраксин.
Келлер был уже в седле.
- А почему бы и не поверить? - ответил он. - Его величество, мой король, благодаря мне знает даже, на каком боку вы спите. Спасибо вам, мой фельдмаршал: при вашей особе я сделал себе великолепную карьеру… там, в Потсдаме!
И - ускакал, больно терзая кобылу острыми испанскими шпорами.
* * *
Прибыл в Петербург из армии молодой генерал Петр Иванович Панин и был принят Елизаветою сразу же. Стоял перед ней крепыш, русак в ботфортах, заляпанных еще прусской грязью, прямо с дороги, небритый и чумазый.
- Эй, люди! - похлопала Елизавета в ладоши. - Дайте сначала пофриштыкать моему генерал-майору!
- Не нужно, матушка… Дозволь слово едино молвить?
Панин приблизился, обдав императрицу запахом лука:
- Измена, матушка… Руби головы, не жалеючи!
"Пером и шпагой". Валентин Пикуль
От себя добавлю - или Цусима с Портлендским миром или Брест...
Большего я уже не жду.
Отвечу на это цитатой из другого произведения.
Эти два человека настойчиво стремились от победы полной к полному поражению своей армии (иначе никак нельзя определить их действия)… И вот началось! Ярко горели на опушках леса громадные искристые кучи порохов. На огородах закапывали свинец и ядра. Рыли глубокие могилы - туда навалом сыпали ружья, даже не смазанные. Никто ничего не понимал. Но армию - гнали, гнали, гнали… Назад - в печальную Ливонию, в леса Курляндии. На маршах заклепывали пушки, бросая их стволы в болота поглубже. Резали усталых лошадей. Жгли лафеты и госпитальные фуры. Шли очень скоро, наспех зарывая умерших. Кричали на телегах раненые - под дождями, в грязи канав, на прусских ухабах. 15 тысяч своих больных Апраксин безжалостно, как последний негодяй, бросил по дороге своего бегства. 80 пушек он оставил врагу…
Теперь, случись ему принять сражение с Левальдом, он бы его уже никогда не выиграл. Ибо армии (это надо признать) у него уже не стало. Апраксин развалил свою победоносную армию!
Случайно в плен попал прусский офицер из полка "черных гусар". В ставке Апраксина, увидев адъютанта фон Келлера, пленный стал хохотать так, что фельдмаршал сказал ему:
- Вот вздерну тебя на елке, чтобы ты не веселился тут!
"Черный гусар" сразу поник:
- Только не убивайте… я вам скажу: вон тот офицер, ваш адъютант фон Келлер, давний шпион моего короля.
- Как? - подкинуло Апраксина кверху. - Эй, Келлер, идите-ка сюда… Вы слышите, что о вас говорят?
Келлер взнуздал лошадь, подтянул подпругу, упираясь драным ботфортом в потные бока своей кобылы:
- Слышал, ваше превосходительство, я все слышал.
- И разве можно в это верить? - спросил Апраксин.
Келлер был уже в седле.
- А почему бы и не поверить? - ответил он. - Его величество, мой король, благодаря мне знает даже, на каком боку вы спите. Спасибо вам, мой фельдмаршал: при вашей особе я сделал себе великолепную карьеру… там, в Потсдаме!
И - ускакал, больно терзая кобылу острыми испанскими шпорами.
* * *
Прибыл в Петербург из армии молодой генерал Петр Иванович Панин и был принят Елизаветою сразу же. Стоял перед ней крепыш, русак в ботфортах, заляпанных еще прусской грязью, прямо с дороги, небритый и чумазый.
- Эй, люди! - похлопала Елизавета в ладоши. - Дайте сначала пофриштыкать моему генерал-майору!
- Не нужно, матушка… Дозволь слово едино молвить?
Панин приблизился, обдав императрицу запахом лука:
- Измена, матушка… Руби головы, не жалеючи!
"Пером и шпагой". Валентин Пикуль
От себя добавлю - или Цусима с Портлендским миром или Брест...
Большего я уже не жду.