(no subject)
Выложу несколько цитат из дневников адм. Пилкина (вообще чтение кстати крайне интеренсое):
В Великую французскую революцию Францией правили большевики, потому что кто, например, Carrier как не большевик... Казалось бы, порядочные люди не могут служить им или служить с ними одному и тому же делу, потому что не может быть общего у Carrier'a и у порядочных, благородных сердцем и умом людей, а между тем какие имена, какие генералы за них сражались. Скажут за Францию, за свободу, Республику. Ничего подобного, за них, по их приказанию, приказанию правительства, презираемого, гнусного... Kleber усмирял Вандею, и ему грозила гильотина, если он проиграет сражение. И он выигрывает! И он, и другие! Неужели я ошибаюсь, и большевики тоже выиграют... кампанию? Не могу, не хочу этому верить!
Я не вижу основания, чтобы большевики пали бы теперь. Большинство русского народа, темного народа, я думаю, за них. В медвежьих местах живется теперь не хуже, чем прежде, а лучше. Я говорю о большинстве. Налогов никаких нет, повинностей тоже. Правда, нет и керосина, нет ситца, но при натуральном хозяйстве можно без всего этого обойтись, как обходились уже тысячу лет. Правда, нет порядка, нет обеспеченности, каждый может обидеть, но и прежде порядка в смысле обеспечения было мало и прежде крестьянина можно было обидеть. Прав у него было мало, обязанностей много, обид за тысячу лет неотомщенных, неоплаченных накопилось несть числа. Теперь можно сторицей воздать за обиды. И можно жить звериным обычаем, как живут, как жили нашей властью вотяки, мордва, чукчи, коряки. Потом придется терпеть обиду горшую и вырождаться, как выродились упомянутые племена. Сохранить свободу, живя звериным обычаем, ? невозможно. Лучшие люди, я думаю, и теперь уже начинают догадываться, что земля наша хоть велика и обильна, да порядка в ней нет. Но пока все-таки земля справляет медовый месяц … Зачем же народу свергать большевиков? Нет ни смысла, ни охоты. Вот когда скажется зависимость от Европы и Америки, тогда... что тогда?) Опять может быть начнут кидать Ивашек с переката! “А зачем Ивашка галдит!” Мы теперь Китай, и надолго. Будут у нас английские “Порт-Артуры”, американские “Киау-Чау”. Распростимся с Крымом, Кавказом, Мурманом, Камчаткой...
Юденич сказал: “Когда здесь [в Финляндии] дрались красные с белыми, мое сердце было на стороне красных”
Говорили об офицерах, оставшихся на службе у большевиков. Многие, как выяснилось, не бежали, пока можно было бежать, потому что старшие (у нас Развозов, Беренс) и союзники (Кромми) убеждали их остаться. Это должно быть принято во внимание. Если такое решение неверно (мое мнение: да, неверно), нужно, чтобы авторитетный голос Колчака, Юденича сказал бы свое слово. ?Сами знают и понимают, ? возразил мне Юденич, ? еще какие-нибудь поручики и мичманы куда ни шло, но объяснять дело профессорам Академии, что они совершают преступление, читая свои лекции и стараясь сохранить от разрушения, как они <1 нрзб>, такое вредное, напр<имер>, учреждение, как Академия, казалось бы лишнее?. Положим даже, что лишнее, но мичманы, поручики и лейтенанты все же остаются. Да и “конъюнктура” сложнее, чем кажется: не получая помощи, отчаявшись, офицерство, чтобы не потерять окончательно лица, создает свою “идеологию”; мы, по крайней мере, хоть с русскими, говорит офицерство, а вы на жалованье у англичан, французов, американцев; вы сражаетесь против русских с чухнами; мы восстанавливаем Россию в ее границах, завоевываем Эстляндию, завоевываем Польшу, Украину, грозим Финляндии! Мы делаем русское дело. “Это одна видимость, - сказал Юденич, - дело-то ведь не русское; до России, до ее границ “товарищам” дела нет; это ведь только кажется, что они восстанавливают Россию; победи они - и Россия погибнет”.
И подумать только, что, как бы там ни было, все равно наступят опять такие времена, когда опять будут неприкосновенны личность и жилища и люди будут свободны. Любопытно было бы теперь уже определить, какие будут в действительности завоевания этой социальной революции. Они будут, даже если бы последовала временно реакция. Скверно, что на нашей стороне все банкиры, <1 нрзб>, буржуи <2 нрзб>. Правда, на стороне тех вся чернь, все подонки, уголовщина, охранка и т. п. Надо сравнивать положительные элементы.
А мне эстонцы были всегда симпатичны. Вспомню только милого Юрисона - моего Петропавловского рулевого. Но сейчас их искусственно натравливают и возбуждают. Уверяют, что мы против их независимости. Но я, повторяю, готов подписать ее признание двумя руками. Я уверен, что мог бы уговорить Колчака, если бы увиделся с ним. Ведь это военная мысль - ради ближайшей цели жертвовать дальнейшей. Ближайшая цель - победа над большевиками. Надо все сделать, чтобы ее достичь.
И Англия и Германия желают расчленения России. Одна Франция должна бы была желать Россию единой, могучей, как единственного естественного своего союзника. Но не удивительно ли, и Англия и Франция проводят политику Германии, еще до войны опубликовавшей свой план создания на территории России малых государств. Много удивительного на этом свете: разве не удивительно, что большевики кричат из окопов: кто за единую, неделимую Россию, тот иди к нам.
Но ведь так рассуждали, или почти так, и французы конца XVIII столетия: бунт черни... А между тем все-таки такие лозунги, как Egalite, хотя счастья не дали, но человечество под их влиянием прогрессировало. И, конечно, и теперь человечество сделает огромный шаг вперед. Но значит ли это, что, когда режут, не надо дрыгать ногами?!
В тылу митинги, агитация, наши офицеры переходят к красным. Это ненависть к эстонцам толкает их отчасти на такой поступок. Рассказывают, что какой-то исправнейший унт<ер>-офицер перебежал к красным, оставив записку: “Не могу больше переносить унижения родины, иду бить эстонцев”. Все это хорошо, но идти служить Бронштейну, который олицетворяет сейчас Россию, невозможно.
Он рассказал еще, что в Нарве эстонские офицеры давали обед большевистским офицерам. Приехал офицер Уланского Ее Величества полка и кирасир, с ординарцами, вестовыми и т. п., отлично одетыми, в шикарных полушубках, все бывшими гвардейскими ундер-офицерами. Тянутся, щелкают шпорами... пропаганда, и действительная, по крайней мере на наших офицеров. Говорят: видно, совсем не так плохо в Красной армии.
Разговор неприятный: Зальца почти расхваливал большевиков и утверждал, что победить их нельзя. Ему подпевали и Потехин (?) и его жена: все у них удивительно обдумано. Организация сильнейшая, дела идут отлично, пропитание не плохо, одета Красная армия отлично. Чего же ради вы ушли из этого рая? Да, видите ли вы, нельзя ни одной минуты быть уверенным, что тебя не поставят к стенке. И вот все-таки тоскуют! Этот Потехин и его жена у большевиков получали 60 тысяч в месяц, жили буржуями и ничему не научились и ничего не поняли. Здесь едят и днем и ночью, и Мария Павловна и днем и ночью моет посуду. К утру весь стол уставлен тарелками и чашками. Буржуи! Буржуи! Буржуи! В самом дурном смысле этого слова.
Приехал ко мне И. Г. Сорокин, капитан по адмиралтейству. Очень темная личность, плут, спекулянт, но, кажется, энергичный человек. Он - пять недель тому назад из Севастополя. Он уезжал от Деникина перед сдачей Курска. По его словам, неуспехи Деникина обусловливаются глубоким недовольством населения внутренней политикой. Во всех городах, везде, всюду назначаются старые знакомцы, прежние градоначальники, полицмейстеры, которые начинают сводить старые счеты с прежними своими должниками. Все общественные учреждения уходили, не имея возможности работать. Вместе с тем офицерство было недовольно. Офицерство раздето, полуголое, босое, голодное, когда амбары ломятся с обмундированием (это, несомненно, преувеличено). Махно одел своих людей, ограбив переполненные магазины. Англичан ненавидят на Юге не меньше, чем у нас здесь. Сорокин ехал через Польшу; отношение к русским в Польше сквернейшее. Концентрационные лагери, где изнывают полуголодные офицеры. Издевательства над проезжающими русскими, расплата за старое! месть за старое! месть взбунтовавшихся хамов, взбунтовавшихся рабов!
Ведь все мои сослуживцы, обслуживающие сейчас “Совдепию”?, могут мне сказать: вы с эстонцами, финляндцами, англичанами и прочей... идете против России, которую мы, отрицая вместе с большевиками на словах, защищаем на деле. Мы восстанавливали ее в прежних границах. Если вы интернационалисты, вы должны быть с нами, потому что мы идем под этим знаменем и к этой цели. Если вы националисты, вы тоже должны быть с нами, а не хищниками иностранцами и инородцами. Но, увы, я не могу вернуться пока на родину, и не только потому, что меня, вероятно, там поставят к стенке. Я не могу идти пока с моими товарищами, служащими в России, в Совдепии, потому что, какие бы великие цели ни находились в конце их крестного пути, они должны закрыть глаза на подлые средства, которые применяют их друзья и союзники Троцкий, Зиновьев, хулиганы матросы, истеричные жидовки и пр.
Говорили, конечно, о большевиках. “Я радовался, когда они били поляков, и горевал, когда поляки их побили. Мы должны мечтать о том, - говорил Юденич, - чтобы все заболели большевизмом, поляки, немцы, англич<ане>, французы. Пусть корежатся! Пусть не одних нас режут! Потом, после общего развала, начнут вновь кристаллизоваться новые государственные образования. Если все будут в анархии, все пострадают одинаково. Теперь же мы ослаблены, пострадали больше всех, и это для нас плохо”. Не согласен я с этой точкой зрения. Не хочу, чтобы люди резались. Цель не оправдывает средства. “Я всегда был большевиком, - сказал Юденич. - Я бы и теперь был бы на стороне большевиков, а не против них, если бы... у них на престоле не сидели жиды. А теперь с души прет”.
Весной будет сильная тяга офицеров в Совдепию. Отговаривать нельзя, но многие спрашивают, идти ли? Не будет ли коалиции против большевиков, не будут ли где русские войска драться. Страшно как-то отвечать, что если и будут, то идти защищать Румынию или Польшу или Грузию не следует. Страшно потому, что, во-первых, это закрывает всякий выход для тех, кому некуда деться, а, во-вторых, потому, что возьмите хоть Грузию, столько в ней нашего офицерства и столько русского народа, страсть! Все осуждены на гибель, коли большевики одолеют. В Севастополе, говорят, 13 тысяч повесили и расстреляли.
Интересная определенная эволюция взглядов - главный посыл противостояния большевикам - то что они превратят Россию в Китай («Мы теперь Китай, и надолго. Будут у нас английские “Порт-Артуры”, американские “Киау-Чау”. Распростимся с Крымом, Кавказом, Мурманом, Камчаткой...», «это ведь только кажется, что они восстанавливают Россию; победи они - и Россия погибнет»), при этом присутствует определенная раздвоенность - приходит понимание того, что все-таки именно большевики защищают национальные интересы ("Страшно как-то отвечать, что если и будут, то идти защищать Румынию или Польшу или Грузию не следует"). Еще небольшой момент - Пилкин лично готов пообещать эстонцам независимость ради победы над большевиками? Небезынтересно отметить и то, что тот же Юденич сочувствует большевикам, когда они противостоят лимитрофам и внешним врагам, и в итоге главный довод против - который остается - «у них на престоле одни жиды» (с).
Впрочем, дневники крайне интересны сами по себе, замечательное свидетельство той эпохи, тех настроений, ожиданий - написанной даже не по горячим следам, а во время событий - и безусловно стоят того, чтобы их почитать.
В Великую французскую революцию Францией правили большевики, потому что кто, например, Carrier как не большевик... Казалось бы, порядочные люди не могут служить им или служить с ними одному и тому же делу, потому что не может быть общего у Carrier'a и у порядочных, благородных сердцем и умом людей, а между тем какие имена, какие генералы за них сражались. Скажут за Францию, за свободу, Республику. Ничего подобного, за них, по их приказанию, приказанию правительства, презираемого, гнусного... Kleber усмирял Вандею, и ему грозила гильотина, если он проиграет сражение. И он выигрывает! И он, и другие! Неужели я ошибаюсь, и большевики тоже выиграют... кампанию? Не могу, не хочу этому верить!
Я не вижу основания, чтобы большевики пали бы теперь. Большинство русского народа, темного народа, я думаю, за них. В медвежьих местах живется теперь не хуже, чем прежде, а лучше. Я говорю о большинстве. Налогов никаких нет, повинностей тоже. Правда, нет и керосина, нет ситца, но при натуральном хозяйстве можно без всего этого обойтись, как обходились уже тысячу лет. Правда, нет порядка, нет обеспеченности, каждый может обидеть, но и прежде порядка в смысле обеспечения было мало и прежде крестьянина можно было обидеть. Прав у него было мало, обязанностей много, обид за тысячу лет неотомщенных, неоплаченных накопилось несть числа. Теперь можно сторицей воздать за обиды. И можно жить звериным обычаем, как живут, как жили нашей властью вотяки, мордва, чукчи, коряки. Потом придется терпеть обиду горшую и вырождаться, как выродились упомянутые племена. Сохранить свободу, живя звериным обычаем, ? невозможно. Лучшие люди, я думаю, и теперь уже начинают догадываться, что земля наша хоть велика и обильна, да порядка в ней нет. Но пока все-таки земля справляет медовый месяц … Зачем же народу свергать большевиков? Нет ни смысла, ни охоты. Вот когда скажется зависимость от Европы и Америки, тогда... что тогда?) Опять может быть начнут кидать Ивашек с переката! “А зачем Ивашка галдит!” Мы теперь Китай, и надолго. Будут у нас английские “Порт-Артуры”, американские “Киау-Чау”. Распростимся с Крымом, Кавказом, Мурманом, Камчаткой...
Юденич сказал: “Когда здесь [в Финляндии] дрались красные с белыми, мое сердце было на стороне красных”
Говорили об офицерах, оставшихся на службе у большевиков. Многие, как выяснилось, не бежали, пока можно было бежать, потому что старшие (у нас Развозов, Беренс) и союзники (Кромми) убеждали их остаться. Это должно быть принято во внимание. Если такое решение неверно (мое мнение: да, неверно), нужно, чтобы авторитетный голос Колчака, Юденича сказал бы свое слово. ?Сами знают и понимают, ? возразил мне Юденич, ? еще какие-нибудь поручики и мичманы куда ни шло, но объяснять дело профессорам Академии, что они совершают преступление, читая свои лекции и стараясь сохранить от разрушения, как они <1 нрзб>, такое вредное, напр<имер>, учреждение, как Академия, казалось бы лишнее?. Положим даже, что лишнее, но мичманы, поручики и лейтенанты все же остаются. Да и “конъюнктура” сложнее, чем кажется: не получая помощи, отчаявшись, офицерство, чтобы не потерять окончательно лица, создает свою “идеологию”; мы, по крайней мере, хоть с русскими, говорит офицерство, а вы на жалованье у англичан, французов, американцев; вы сражаетесь против русских с чухнами; мы восстанавливаем Россию в ее границах, завоевываем Эстляндию, завоевываем Польшу, Украину, грозим Финляндии! Мы делаем русское дело. “Это одна видимость, - сказал Юденич, - дело-то ведь не русское; до России, до ее границ “товарищам” дела нет; это ведь только кажется, что они восстанавливают Россию; победи они - и Россия погибнет”.
И подумать только, что, как бы там ни было, все равно наступят опять такие времена, когда опять будут неприкосновенны личность и жилища и люди будут свободны. Любопытно было бы теперь уже определить, какие будут в действительности завоевания этой социальной революции. Они будут, даже если бы последовала временно реакция. Скверно, что на нашей стороне все банкиры, <1 нрзб>, буржуи <2 нрзб>. Правда, на стороне тех вся чернь, все подонки, уголовщина, охранка и т. п. Надо сравнивать положительные элементы.
А мне эстонцы были всегда симпатичны. Вспомню только милого Юрисона - моего Петропавловского рулевого. Но сейчас их искусственно натравливают и возбуждают. Уверяют, что мы против их независимости. Но я, повторяю, готов подписать ее признание двумя руками. Я уверен, что мог бы уговорить Колчака, если бы увиделся с ним. Ведь это военная мысль - ради ближайшей цели жертвовать дальнейшей. Ближайшая цель - победа над большевиками. Надо все сделать, чтобы ее достичь.
И Англия и Германия желают расчленения России. Одна Франция должна бы была желать Россию единой, могучей, как единственного естественного своего союзника. Но не удивительно ли, и Англия и Франция проводят политику Германии, еще до войны опубликовавшей свой план создания на территории России малых государств. Много удивительного на этом свете: разве не удивительно, что большевики кричат из окопов: кто за единую, неделимую Россию, тот иди к нам.
Но ведь так рассуждали, или почти так, и французы конца XVIII столетия: бунт черни... А между тем все-таки такие лозунги, как Egalite, хотя счастья не дали, но человечество под их влиянием прогрессировало. И, конечно, и теперь человечество сделает огромный шаг вперед. Но значит ли это, что, когда режут, не надо дрыгать ногами?!
В тылу митинги, агитация, наши офицеры переходят к красным. Это ненависть к эстонцам толкает их отчасти на такой поступок. Рассказывают, что какой-то исправнейший унт<ер>-офицер перебежал к красным, оставив записку: “Не могу больше переносить унижения родины, иду бить эстонцев”. Все это хорошо, но идти служить Бронштейну, который олицетворяет сейчас Россию, невозможно.
Он рассказал еще, что в Нарве эстонские офицеры давали обед большевистским офицерам. Приехал офицер Уланского Ее Величества полка и кирасир, с ординарцами, вестовыми и т. п., отлично одетыми, в шикарных полушубках, все бывшими гвардейскими ундер-офицерами. Тянутся, щелкают шпорами... пропаганда, и действительная, по крайней мере на наших офицеров. Говорят: видно, совсем не так плохо в Красной армии.
Разговор неприятный: Зальца почти расхваливал большевиков и утверждал, что победить их нельзя. Ему подпевали и Потехин (?) и его жена: все у них удивительно обдумано. Организация сильнейшая, дела идут отлично, пропитание не плохо, одета Красная армия отлично. Чего же ради вы ушли из этого рая? Да, видите ли вы, нельзя ни одной минуты быть уверенным, что тебя не поставят к стенке. И вот все-таки тоскуют! Этот Потехин и его жена у большевиков получали 60 тысяч в месяц, жили буржуями и ничему не научились и ничего не поняли. Здесь едят и днем и ночью, и Мария Павловна и днем и ночью моет посуду. К утру весь стол уставлен тарелками и чашками. Буржуи! Буржуи! Буржуи! В самом дурном смысле этого слова.
Приехал ко мне И. Г. Сорокин, капитан по адмиралтейству. Очень темная личность, плут, спекулянт, но, кажется, энергичный человек. Он - пять недель тому назад из Севастополя. Он уезжал от Деникина перед сдачей Курска. По его словам, неуспехи Деникина обусловливаются глубоким недовольством населения внутренней политикой. Во всех городах, везде, всюду назначаются старые знакомцы, прежние градоначальники, полицмейстеры, которые начинают сводить старые счеты с прежними своими должниками. Все общественные учреждения уходили, не имея возможности работать. Вместе с тем офицерство было недовольно. Офицерство раздето, полуголое, босое, голодное, когда амбары ломятся с обмундированием (это, несомненно, преувеличено). Махно одел своих людей, ограбив переполненные магазины. Англичан ненавидят на Юге не меньше, чем у нас здесь. Сорокин ехал через Польшу; отношение к русским в Польше сквернейшее. Концентрационные лагери, где изнывают полуголодные офицеры. Издевательства над проезжающими русскими, расплата за старое! месть за старое! месть взбунтовавшихся хамов, взбунтовавшихся рабов!
Ведь все мои сослуживцы, обслуживающие сейчас “Совдепию”?, могут мне сказать: вы с эстонцами, финляндцами, англичанами и прочей... идете против России, которую мы, отрицая вместе с большевиками на словах, защищаем на деле. Мы восстанавливали ее в прежних границах. Если вы интернационалисты, вы должны быть с нами, потому что мы идем под этим знаменем и к этой цели. Если вы националисты, вы тоже должны быть с нами, а не хищниками иностранцами и инородцами. Но, увы, я не могу вернуться пока на родину, и не только потому, что меня, вероятно, там поставят к стенке. Я не могу идти пока с моими товарищами, служащими в России, в Совдепии, потому что, какие бы великие цели ни находились в конце их крестного пути, они должны закрыть глаза на подлые средства, которые применяют их друзья и союзники Троцкий, Зиновьев, хулиганы матросы, истеричные жидовки и пр.
Говорили, конечно, о большевиках. “Я радовался, когда они били поляков, и горевал, когда поляки их побили. Мы должны мечтать о том, - говорил Юденич, - чтобы все заболели большевизмом, поляки, немцы, англич<ане>, французы. Пусть корежатся! Пусть не одних нас режут! Потом, после общего развала, начнут вновь кристаллизоваться новые государственные образования. Если все будут в анархии, все пострадают одинаково. Теперь же мы ослаблены, пострадали больше всех, и это для нас плохо”. Не согласен я с этой точкой зрения. Не хочу, чтобы люди резались. Цель не оправдывает средства. “Я всегда был большевиком, - сказал Юденич. - Я бы и теперь был бы на стороне большевиков, а не против них, если бы... у них на престоле не сидели жиды. А теперь с души прет”.
Весной будет сильная тяга офицеров в Совдепию. Отговаривать нельзя, но многие спрашивают, идти ли? Не будет ли коалиции против большевиков, не будут ли где русские войска драться. Страшно как-то отвечать, что если и будут, то идти защищать Румынию или Польшу или Грузию не следует. Страшно потому, что, во-первых, это закрывает всякий выход для тех, кому некуда деться, а, во-вторых, потому, что возьмите хоть Грузию, столько в ней нашего офицерства и столько русского народа, страсть! Все осуждены на гибель, коли большевики одолеют. В Севастополе, говорят, 13 тысяч повесили и расстреляли.
Интересная определенная эволюция взглядов - главный посыл противостояния большевикам - то что они превратят Россию в Китай («Мы теперь Китай, и надолго. Будут у нас английские “Порт-Артуры”, американские “Киау-Чау”. Распростимся с Крымом, Кавказом, Мурманом, Камчаткой...», «это ведь только кажется, что они восстанавливают Россию; победи они - и Россия погибнет»), при этом присутствует определенная раздвоенность - приходит понимание того, что все-таки именно большевики защищают национальные интересы ("Страшно как-то отвечать, что если и будут, то идти защищать Румынию или Польшу или Грузию не следует"). Еще небольшой момент - Пилкин лично готов пообещать эстонцам независимость ради победы над большевиками? Небезынтересно отметить и то, что тот же Юденич сочувствует большевикам, когда они противостоят лимитрофам и внешним врагам, и в итоге главный довод против - который остается - «у них на престоле одни жиды» (с).
Впрочем, дневники крайне интересны сами по себе, замечательное свидетельство той эпохи, тех настроений, ожиданий - написанной даже не по горячим следам, а во время событий - и безусловно стоят того, чтобы их почитать.