Оценки высшего комсостава РККА из книги Минакова «Сталин и заговор генералов»
Якир
В 20-е гг. да и позже его [Якира] репутация «генерала» в советской военной элите и за рубежом была своеобразной. Лучше друтих знавший «революционных генералов» Гражданской войны, Л.Троцкий так характеризовал И.Якира: «Уже на первых шагах он обнаружил воображение и находчивость стратега: старые офицеры не раз поглядывали на тщедушного комиссара, когда он спичкой тыкал в карту. Свою преданность революции и партии Якир имел случай доказать с гораздо большей непосредственностью, чем Тухачевский. После окончания Гражданской войны он серьезно учился. Авторитет, которым он пользовался, был велик и заслужен». «Генералы», военные профессионалы, давали ему более сдержанные характеристики.
«Тов. Якир имеет большой практический опыт в работе в Красной Армии и организаторские способности, - аттестовал его А.Корк в 1921 г. - Теоретическая подготовка его недостаточна. Отдается целиком делу. Дисциплинирован и в состоянии прививать дисциплину своим подчиненным. Здоровье слабое. Коммунист. Соответствует занимаемой должности».
Напутствуя своего подчиненного и приятеля С.Калинина, направленного на новое место службы - в штаб Украинского военного округа - в начале 1926 г., командующий Приволжским военным округом А.Седякин выразил собственное мнение о командовании УВО, видимо, распространенное среди представителей военной элиты. «Понимаешь, Украинский округ очень большой, работа тебя ждет ответственная. Правда, командующий там - Якир... - с еще большим сожалением сказал Седякин и, заметив мое недоумение, добавил: - Воевал, конечно, да кто тогда не воевал... Но ведь образования военного у него нет... Зато с начальником штаба тебе повезло. Павел Павлович Лебедев... умница, опытный генштабист».
«Якир, по мнению Конева, - записал К.Симонов, - человек умный, со способностями, но без настоящей военной школы, без настоящего военного образования, человек, не лишенный блеска, но не обладавший сколько-нибудь основательным военным опытом для руководства операциями крупного масштаба».
В русском военном зарубежье оценки И.Якира положительные, но довольно сдержанные: «Якир... очень неплохо управлял (не командовал, конечно) КВО, который, по справедливой оценке военных специалистов, стоит на первом месте среди советских округов».
Впрочем, Якир, в 1927-1928 гг. учившийся в Военной академии в Германии, получил высокую оценку своих способностей со стороны своих немецких учителей, в том числе и от фельдмаршала П. фон Гинденбурга. Знаменитый военачальник Первой мировой войны подарил Якиру, прочитавшему в германской академии лекции по истории Гражданской войны в России, книгу А. фон Шлиффена «Канны» с надписью: «На память господину Якиру - одному из талантливых военачальников современности».
Манера и методы управления подчиненными у Якира, очевидно, сформировались под влиянием его первоначального комиссарского опыта. «Он с одинаковой мягкостью и теплотой относился к людям и на службе, и вне службы, - вспоминал генерал С.Калинин. - Причем в его отношениях с подчиненными не проскальзывало даже намека на панибратство или стремление заслужить дешевый авторитет. Простота в обращении не снижала его требовательности к людям, а, напротив, еще больше возвышала его как опытного руководителя и волевого военачальника. Его доклады, выступления перед командирами на разборах итогов учений чаще всего походили на товарищеские беседы». Однако эта несколько «сглаженная» характеристика Якира-командующего, думается, хорошо «корректируется» другой, относящейся, правда, к более позднему времени.
Комдив И.Капуловский, обратившийся к Ворошилову с жалобой на Якира, вновь написал письмо лично наркому, в котором были следующие строчки: «Когда я хотел обратиться к Вам, меня предупреждали товарищи: «Не пиши, не обращайся к Ворошилову, ибо Якир тебя за это уложит в гроб»... Когда я все же у Вас был и вернулся, мне сказали: «Теперь держись, первый блин из тебя Якир сделает на ближайшем совещании». Так и было».
Несмотря на то что было известно «отеческое отношение Троцкого к Якиру» во время Гражданской войны, Сталин полностью доверял ему в 20-е гг. В этом отношении примечательна «телеграммная переписка» Ворошилова со Сталиным осенью 1929 г. В своей телеграмме от 16 сентября 1929 г. Ворошилов спрашивал мнение Сталина о кандидатурах на должность начальника Политуправления РККА. «Лично выдвигаю кандидатуры -- Якира или Гамарника, -- предлагал Ворошилов. - Кое-кто называет фамилии Постникова и Картвелишвили». Ответ Сталина: «Можно назначить либо Якира, либо Гамарника. Остальные не подходят». Следует обратить внимание не только на то, что Сталин в качестве первой кандидатуры на должность начальника ПУР называет Якира. Важен сам факт рассмотрения Якира как человека, наиболее подходящего для выполнения функций главного политработника, главного политкомиссара Красной Армии в конце 20-х гг. Это значит, что в партийно-правительственных, надо думать, и в высших военных кругах Якир, все-таки воспринимался прежде всего как «политработник» и уже во вторую очередь как «генерал». Поэтому не вызывает особого удивления реплика Сталина, относящаяся к 1937 г.: «Якир... в военном деле ничем не отличается».
Уборевич
К середине 30-х гг. И.Уборевич уже имел устойчивую репутацию одного из самых способных и подготовленных советских «генералов» как в СССР, так и за его пределами. По мнению маршала И.Конева, Уборевич был «самым крупным военным деятелем» той эпохи..Он «высоко оценивал его опыт в период Гражданской войны. Высоко оценивал его как командующего округом, как человека, прекрасно знавшего войска, пристально и умело занимавшегося боевой подготовкой, умевшего смотреть вперед и воспитывать кадры». Он считал его «человеком с незаурядным военным дарованием». Педантичный, по-немецки пунктуальный и аккуратный, Уборевич был требовательным и строгим командиром. «Уборевич больше занимался вопросами оперативного искусства и тактикой... Он был большим знатоком и того и другого и непревзойденным воспитателем войск, - вспоминал много позже один из его «учеников» маршал Г.Жуков. - В этом смысле он, на мой взгляд, был на три головы выше Тухачевского, которому была свойственна некоторая барственность, небрежение к черновой работе. В этом сказывалось его происхождение и воспитание».
Вновь возвращаясь к личности Уборевича, Жуков, для которого командарм слишком много значил в полководческом становлении, отмечал: «Уборевич был бесподобным воспитателем, внимательно наблюдавшим за людьми и знавшим их, требовательным, строгим, великолепно умевшим разъяснить тебе твои ошибки. Очевидность их становилась ясной уже после трех-четырех его фраз. Его строгости боялись, хотя он не был ни резок, ни груб. Но он умел так быстро и так точно показать тебе и другим твои ошибки, твою неправоту в том или ином вопросе, что это держало людей в напряжении». Маршал К.Мерецков отмечал в характере Уборевича некоторую «сухость» и «резкость» и в то же время «собранность и организованность». Генералу С.Калинину также «И.П.Уборевич запомнился как подлинный новатор в обучении и воспитании войск».
Весьма высокое мнение о профессиональных качествах и способностях Уборевича сложилось к середине 30-х годов за рубежом. «Уборевич - по общему отзыву - ...выдающийся командующий войсками, - отмечалось в журнале «Часовой». - Почти вне политики, очень требовательный к высшему командному составу, много работавший, он сумел создать в Белорусском военном округе атмосферу военного соревнования».
Уборевич, как отмечалось выше, также «считал себя обиженным неполучением им маршальского звания». Он особенно обижался на Ворошилова, полагая, и не без оснований, что «Ворошилов не считает меня способным выполнить большую военную и государственную работу. Это он неоднократно говорил Тухачевскому, особенно в период присвоения звания, приравняв меня к Белову и Шапошникову».
…
«Товарищам, особенно Уборевичу, в рейхсвере были открыты почти все двери, за исключением лишь абсолютно секретных вещей... Уборевичу, к которому немцы относились с особой симпатией, они показали... больше, чем другим, и он, несомненно, может считаться сейчас одним из самых лучших иностранных (а не только русских) знатоков современной германской армии... В дальнейшем общении с ним немцы убедились, что Уборевич очень талантливый и многообещающий полководец, и это усилило их симпатии к нему». Цит. по: АхтамзянА.А. Военное сотрудничество СССР и Германии в 1920 - 1933гг. - Новая и новейшая история, 1990,№5,с. 17-18.
Седякин
… С 1933 г. он занимал должность заместителя начальника Штаба РККА и начальника Управления боевой подготовки. Сибиряк, из крестьян, окончивший высшее начальное и землемерное училища, он прошел действительную военную службу в л.-г. Преображенском полку. В 1915г. окончил Иркутское военное училище и вскоре оказался на Северном фронте прапорщиком. К Февральской революции А.Седякин был уже штабс-капитаном и в мае 1917 г. вступил в партию большевиков. Насколько искренними были его большевистские убеждения, сказать трудно. Во всяком случае, усилению сомнений способствует, во-первых, служба А.Седякина в «первом полку императорской гвардии», куда шел весьма тщательный отбор солдат, в частности по мировоззрению и убеждениям. Они должны были быть, безусловно, монархическими'и «верноподданническими». Позднее в своих автобиографиях А.Седякин демонстративно, с долей вульгарной саморекламы подчеркивал свои выдающиеся личные качества и приверженность социал-демократическим убеждениям. В автобиографии 1935 г. он писал, что в 1915г. «считали меня образованным, храбрым офицером в полку и, между прочим, в шутку называли социал-демократом». Во-вторых, - его характеристика со стороны командования: «Штабс-капитан Седякин, из бывших мордобоев, сделавшийся в марте ярым революционером, а затем перекинувшийся в большевики».
Жесткость А.Седякина как командира отмечали и те, кто служил под его начальством в Красной Армии и после Гражданской войны. «Я глубоко уважал своего... командующего Александра Игнатьевича Седякина как человека честного, прямого, правдивого, очень доброго вне службы, как солдата в самом лучшем понимании этого слова, - вспоминал генерал С.Калинин. - Однако когда дело касалось службы, Седякин становился совсем иным - придирчивым до мелочей, сверх меры строгим, скупым на слова, малообщительным, словно он опасался, что его природная доброта может быть использована подчиненными во вред делу» .
«Александр Игнатьевич Седякин, - вспоминал другой его сослуживец, - педантичный, с виду сухой, необщительный, а на самом деле человек большой доброты и доброжелательности» (Корицкий Н. Н. В дни войны и в дни мира. - В кн.: Маршал Тухачевский. Воспоминания друзей и соратников. - С. 68.). «Седякин не терпел верхоглядства и неряшливости, -вспоминал один из его подчиненных. - Во всем - будь то большое задание или сравнительно несложное одноразовое поручение - он требовал абсолютной добросовестности, аккуратности и глубокого знания дела... Высокий, подтянутый, стройный... сильный, несгибаемый человек»(Лобанов М.М. Мы - военные инженеры. Мемуары. - М., 1977. С. 134-138.).
Добавлю сюда же позаимствованные у numer140466 оценки высшего комсостава, данные Ворошиловым на известном заседании Высшего Совета при НКО в июне 1937 года:
Характеристика репрессированных высших командиров Ворошиловым из его выступления на заседании Актива Центрального аппарата НКО СССР 9 июня.
Якир - человек, который всеми нами считался за самого уважаемого военного работника среди нас. Человек, который умел проникать не только в различные слои командного, начальствующего ссотава, но человек, который снискал себе очень большие симпатии среди красноармейских масс, человек, который служил для меня образком в смысле его умения подходить к людям, в смысле его умения распознавать, изучать окружающих его людей. Я много раз многим товаризам говорил: учитесь у Якира, как нужно знать своих подчинённых. Он знал не только многих комадиров, также младших командиров, я не говорю уже о командирах батальонов, командиров батальонов он всех знал. Он знал их жён, часть дитей командиров полков - Ваньку, Стёпку, Маньшку, он был самым доступным и внимательным, самым добрым папашей в отношении своих подчинённых, и его все уважали, а на деле это была маска. Может быть, он действительно питал нежные чувства к людям, с которыми ужилс, но эти чувствва были направлены на то, чтобы организовывать вокруг себя людей, а не вопкруг нашего государства...
Уборевич - это человек другого порядка, он большими симпатиями среди общества и ближайших сотрудников, подчинённых и, в особенности, среди широких масс не пользовался. Но его важали за его передовые идеи, за умение эти передовые идеи, как всем казалось, осуществлять в практической жизни, за его трудоспособность, за его настоящий солдатский, красноармейский, как всем казалось, дух...
Фельдман - всем вам очень хорошо известный человек, с которым я по 20 часов в сутки работал, в особенности за последнее время, когда пришлось провернуть работу по присвоению военных званий...
Корк - тут есть представители из Академии Фрунзе. Все его прекрасно знают, человек, который всем нам казался малоспособным - нужно отдать ему справедливость - и малоценным человеком. Правительство знало цену этому человеку и держали его главным образом за старые заслуги и в надежде, что в время войны он пригодиться, но все думали, что этот человек выдыхается и идёт по нисходящей вниз...
Такие люди, как, положим, Горбачёв, которого вы все тоже, наверное, знаете, человек, который нам, целому ряду лиц, здесь присутствующих, в частности мне с Будённым, на протяжении 2 с лишним лет известен, человек, который вырос на наших глазах из простого крестьянина, солдата в большого командира, генерала, который никогда, ни у кого не вызывал сомнений, человек, которому было поручено командование Уральским военным округом после того, как там был арестован Гарькавый...
Эйдеман - кто его не знает? Это человек, который у нас занимал положение, ну такого свободного, если можно так выразиться, художника, который, помимо своей основной работы, весьма большой и ответственной, занимался ещё большой литературной работой по изданию журналов, по писанию отдельных ответственных статей о Красной армии и т.д., человек, который всем нам, кроме уважения, в своё время ничего не мог внушить...
Ну таким же оказался и Василенко с той только разницей, что этому человеку никогда особого доверия у нас не было. Он был тем не менее активным работником КРасной армии, человеком думающим, человеком, который претендовал на некоторое влияние на военную мысль, на новаторство у нас.
Взято вот здесь.
В 20-е гг. да и позже его [Якира] репутация «генерала» в советской военной элите и за рубежом была своеобразной. Лучше друтих знавший «революционных генералов» Гражданской войны, Л.Троцкий так характеризовал И.Якира: «Уже на первых шагах он обнаружил воображение и находчивость стратега: старые офицеры не раз поглядывали на тщедушного комиссара, когда он спичкой тыкал в карту. Свою преданность революции и партии Якир имел случай доказать с гораздо большей непосредственностью, чем Тухачевский. После окончания Гражданской войны он серьезно учился. Авторитет, которым он пользовался, был велик и заслужен». «Генералы», военные профессионалы, давали ему более сдержанные характеристики.
«Тов. Якир имеет большой практический опыт в работе в Красной Армии и организаторские способности, - аттестовал его А.Корк в 1921 г. - Теоретическая подготовка его недостаточна. Отдается целиком делу. Дисциплинирован и в состоянии прививать дисциплину своим подчиненным. Здоровье слабое. Коммунист. Соответствует занимаемой должности».
Напутствуя своего подчиненного и приятеля С.Калинина, направленного на новое место службы - в штаб Украинского военного округа - в начале 1926 г., командующий Приволжским военным округом А.Седякин выразил собственное мнение о командовании УВО, видимо, распространенное среди представителей военной элиты. «Понимаешь, Украинский округ очень большой, работа тебя ждет ответственная. Правда, командующий там - Якир... - с еще большим сожалением сказал Седякин и, заметив мое недоумение, добавил: - Воевал, конечно, да кто тогда не воевал... Но ведь образования военного у него нет... Зато с начальником штаба тебе повезло. Павел Павлович Лебедев... умница, опытный генштабист».
«Якир, по мнению Конева, - записал К.Симонов, - человек умный, со способностями, но без настоящей военной школы, без настоящего военного образования, человек, не лишенный блеска, но не обладавший сколько-нибудь основательным военным опытом для руководства операциями крупного масштаба».
В русском военном зарубежье оценки И.Якира положительные, но довольно сдержанные: «Якир... очень неплохо управлял (не командовал, конечно) КВО, который, по справедливой оценке военных специалистов, стоит на первом месте среди советских округов».
Впрочем, Якир, в 1927-1928 гг. учившийся в Военной академии в Германии, получил высокую оценку своих способностей со стороны своих немецких учителей, в том числе и от фельдмаршала П. фон Гинденбурга. Знаменитый военачальник Первой мировой войны подарил Якиру, прочитавшему в германской академии лекции по истории Гражданской войны в России, книгу А. фон Шлиффена «Канны» с надписью: «На память господину Якиру - одному из талантливых военачальников современности».
Манера и методы управления подчиненными у Якира, очевидно, сформировались под влиянием его первоначального комиссарского опыта. «Он с одинаковой мягкостью и теплотой относился к людям и на службе, и вне службы, - вспоминал генерал С.Калинин. - Причем в его отношениях с подчиненными не проскальзывало даже намека на панибратство или стремление заслужить дешевый авторитет. Простота в обращении не снижала его требовательности к людям, а, напротив, еще больше возвышала его как опытного руководителя и волевого военачальника. Его доклады, выступления перед командирами на разборах итогов учений чаще всего походили на товарищеские беседы». Однако эта несколько «сглаженная» характеристика Якира-командующего, думается, хорошо «корректируется» другой, относящейся, правда, к более позднему времени.
Комдив И.Капуловский, обратившийся к Ворошилову с жалобой на Якира, вновь написал письмо лично наркому, в котором были следующие строчки: «Когда я хотел обратиться к Вам, меня предупреждали товарищи: «Не пиши, не обращайся к Ворошилову, ибо Якир тебя за это уложит в гроб»... Когда я все же у Вас был и вернулся, мне сказали: «Теперь держись, первый блин из тебя Якир сделает на ближайшем совещании». Так и было».
Несмотря на то что было известно «отеческое отношение Троцкого к Якиру» во время Гражданской войны, Сталин полностью доверял ему в 20-е гг. В этом отношении примечательна «телеграммная переписка» Ворошилова со Сталиным осенью 1929 г. В своей телеграмме от 16 сентября 1929 г. Ворошилов спрашивал мнение Сталина о кандидатурах на должность начальника Политуправления РККА. «Лично выдвигаю кандидатуры -- Якира или Гамарника, -- предлагал Ворошилов. - Кое-кто называет фамилии Постникова и Картвелишвили». Ответ Сталина: «Можно назначить либо Якира, либо Гамарника. Остальные не подходят». Следует обратить внимание не только на то, что Сталин в качестве первой кандидатуры на должность начальника ПУР называет Якира. Важен сам факт рассмотрения Якира как человека, наиболее подходящего для выполнения функций главного политработника, главного политкомиссара Красной Армии в конце 20-х гг. Это значит, что в партийно-правительственных, надо думать, и в высших военных кругах Якир, все-таки воспринимался прежде всего как «политработник» и уже во вторую очередь как «генерал». Поэтому не вызывает особого удивления реплика Сталина, относящаяся к 1937 г.: «Якир... в военном деле ничем не отличается».
Уборевич
К середине 30-х гг. И.Уборевич уже имел устойчивую репутацию одного из самых способных и подготовленных советских «генералов» как в СССР, так и за его пределами. По мнению маршала И.Конева, Уборевич был «самым крупным военным деятелем» той эпохи..Он «высоко оценивал его опыт в период Гражданской войны. Высоко оценивал его как командующего округом, как человека, прекрасно знавшего войска, пристально и умело занимавшегося боевой подготовкой, умевшего смотреть вперед и воспитывать кадры». Он считал его «человеком с незаурядным военным дарованием». Педантичный, по-немецки пунктуальный и аккуратный, Уборевич был требовательным и строгим командиром. «Уборевич больше занимался вопросами оперативного искусства и тактикой... Он был большим знатоком и того и другого и непревзойденным воспитателем войск, - вспоминал много позже один из его «учеников» маршал Г.Жуков. - В этом смысле он, на мой взгляд, был на три головы выше Тухачевского, которому была свойственна некоторая барственность, небрежение к черновой работе. В этом сказывалось его происхождение и воспитание».
Вновь возвращаясь к личности Уборевича, Жуков, для которого командарм слишком много значил в полководческом становлении, отмечал: «Уборевич был бесподобным воспитателем, внимательно наблюдавшим за людьми и знавшим их, требовательным, строгим, великолепно умевшим разъяснить тебе твои ошибки. Очевидность их становилась ясной уже после трех-четырех его фраз. Его строгости боялись, хотя он не был ни резок, ни груб. Но он умел так быстро и так точно показать тебе и другим твои ошибки, твою неправоту в том или ином вопросе, что это держало людей в напряжении». Маршал К.Мерецков отмечал в характере Уборевича некоторую «сухость» и «резкость» и в то же время «собранность и организованность». Генералу С.Калинину также «И.П.Уборевич запомнился как подлинный новатор в обучении и воспитании войск».
Весьма высокое мнение о профессиональных качествах и способностях Уборевича сложилось к середине 30-х годов за рубежом. «Уборевич - по общему отзыву - ...выдающийся командующий войсками, - отмечалось в журнале «Часовой». - Почти вне политики, очень требовательный к высшему командному составу, много работавший, он сумел создать в Белорусском военном округе атмосферу военного соревнования».
Уборевич, как отмечалось выше, также «считал себя обиженным неполучением им маршальского звания». Он особенно обижался на Ворошилова, полагая, и не без оснований, что «Ворошилов не считает меня способным выполнить большую военную и государственную работу. Это он неоднократно говорил Тухачевскому, особенно в период присвоения звания, приравняв меня к Белову и Шапошникову».
…
«Товарищам, особенно Уборевичу, в рейхсвере были открыты почти все двери, за исключением лишь абсолютно секретных вещей... Уборевичу, к которому немцы относились с особой симпатией, они показали... больше, чем другим, и он, несомненно, может считаться сейчас одним из самых лучших иностранных (а не только русских) знатоков современной германской армии... В дальнейшем общении с ним немцы убедились, что Уборевич очень талантливый и многообещающий полководец, и это усилило их симпатии к нему». Цит. по: АхтамзянА.А. Военное сотрудничество СССР и Германии в 1920 - 1933гг. - Новая и новейшая история, 1990,№5,с. 17-18.
Седякин
… С 1933 г. он занимал должность заместителя начальника Штаба РККА и начальника Управления боевой подготовки. Сибиряк, из крестьян, окончивший высшее начальное и землемерное училища, он прошел действительную военную службу в л.-г. Преображенском полку. В 1915г. окончил Иркутское военное училище и вскоре оказался на Северном фронте прапорщиком. К Февральской революции А.Седякин был уже штабс-капитаном и в мае 1917 г. вступил в партию большевиков. Насколько искренними были его большевистские убеждения, сказать трудно. Во всяком случае, усилению сомнений способствует, во-первых, служба А.Седякина в «первом полку императорской гвардии», куда шел весьма тщательный отбор солдат, в частности по мировоззрению и убеждениям. Они должны были быть, безусловно, монархическими'и «верноподданническими». Позднее в своих автобиографиях А.Седякин демонстративно, с долей вульгарной саморекламы подчеркивал свои выдающиеся личные качества и приверженность социал-демократическим убеждениям. В автобиографии 1935 г. он писал, что в 1915г. «считали меня образованным, храбрым офицером в полку и, между прочим, в шутку называли социал-демократом». Во-вторых, - его характеристика со стороны командования: «Штабс-капитан Седякин, из бывших мордобоев, сделавшийся в марте ярым революционером, а затем перекинувшийся в большевики».
Жесткость А.Седякина как командира отмечали и те, кто служил под его начальством в Красной Армии и после Гражданской войны. «Я глубоко уважал своего... командующего Александра Игнатьевича Седякина как человека честного, прямого, правдивого, очень доброго вне службы, как солдата в самом лучшем понимании этого слова, - вспоминал генерал С.Калинин. - Однако когда дело касалось службы, Седякин становился совсем иным - придирчивым до мелочей, сверх меры строгим, скупым на слова, малообщительным, словно он опасался, что его природная доброта может быть использована подчиненными во вред делу» .
«Александр Игнатьевич Седякин, - вспоминал другой его сослуживец, - педантичный, с виду сухой, необщительный, а на самом деле человек большой доброты и доброжелательности» (Корицкий Н. Н. В дни войны и в дни мира. - В кн.: Маршал Тухачевский. Воспоминания друзей и соратников. - С. 68.). «Седякин не терпел верхоглядства и неряшливости, -вспоминал один из его подчиненных. - Во всем - будь то большое задание или сравнительно несложное одноразовое поручение - он требовал абсолютной добросовестности, аккуратности и глубокого знания дела... Высокий, подтянутый, стройный... сильный, несгибаемый человек»(Лобанов М.М. Мы - военные инженеры. Мемуары. - М., 1977. С. 134-138.).
Добавлю сюда же позаимствованные у numer140466 оценки высшего комсостава, данные Ворошиловым на известном заседании Высшего Совета при НКО в июне 1937 года:
Характеристика репрессированных высших командиров Ворошиловым из его выступления на заседании Актива Центрального аппарата НКО СССР 9 июня.
Якир - человек, который всеми нами считался за самого уважаемого военного работника среди нас. Человек, который умел проникать не только в различные слои командного, начальствующего ссотава, но человек, который снискал себе очень большие симпатии среди красноармейских масс, человек, который служил для меня образком в смысле его умения подходить к людям, в смысле его умения распознавать, изучать окружающих его людей. Я много раз многим товаризам говорил: учитесь у Якира, как нужно знать своих подчинённых. Он знал не только многих комадиров, также младших командиров, я не говорю уже о командирах батальонов, командиров батальонов он всех знал. Он знал их жён, часть дитей командиров полков - Ваньку, Стёпку, Маньшку, он был самым доступным и внимательным, самым добрым папашей в отношении своих подчинённых, и его все уважали, а на деле это была маска. Может быть, он действительно питал нежные чувства к людям, с которыми ужилс, но эти чувствва были направлены на то, чтобы организовывать вокруг себя людей, а не вопкруг нашего государства...
Уборевич - это человек другого порядка, он большими симпатиями среди общества и ближайших сотрудников, подчинённых и, в особенности, среди широких масс не пользовался. Но его важали за его передовые идеи, за умение эти передовые идеи, как всем казалось, осуществлять в практической жизни, за его трудоспособность, за его настоящий солдатский, красноармейский, как всем казалось, дух...
Фельдман - всем вам очень хорошо известный человек, с которым я по 20 часов в сутки работал, в особенности за последнее время, когда пришлось провернуть работу по присвоению военных званий...
Корк - тут есть представители из Академии Фрунзе. Все его прекрасно знают, человек, который всем нам казался малоспособным - нужно отдать ему справедливость - и малоценным человеком. Правительство знало цену этому человеку и держали его главным образом за старые заслуги и в надежде, что в время войны он пригодиться, но все думали, что этот человек выдыхается и идёт по нисходящей вниз...
Такие люди, как, положим, Горбачёв, которого вы все тоже, наверное, знаете, человек, который нам, целому ряду лиц, здесь присутствующих, в частности мне с Будённым, на протяжении 2 с лишним лет известен, человек, который вырос на наших глазах из простого крестьянина, солдата в большого командира, генерала, который никогда, ни у кого не вызывал сомнений, человек, которому было поручено командование Уральским военным округом после того, как там был арестован Гарькавый...
Эйдеман - кто его не знает? Это человек, который у нас занимал положение, ну такого свободного, если можно так выразиться, художника, который, помимо своей основной работы, весьма большой и ответственной, занимался ещё большой литературной работой по изданию журналов, по писанию отдельных ответственных статей о Красной армии и т.д., человек, который всем нам, кроме уважения, в своё время ничего не мог внушить...
Ну таким же оказался и Василенко с той только разницей, что этому человеку никогда особого доверия у нас не было. Он был тем не менее активным работником КРасной армии, человеком думающим, человеком, который претендовал на некоторое влияние на военную мысль, на новаторство у нас.
Взято вот здесь.