Лекарства не помогли. Беларусизация - это беспробудный горячечный бред о поляках и освободителях.
Сегодня увидал, как ИА REGNUM опять пытался зацепить Республику Беларусь. Так вот, там пишут:
"...В 2016 году в рамках мероприятий «Года культуры» в центре Минска будут установлены памятники польскому композитору Станиславу Монюшко и польскому писателю Винценту Дунину-Марцинкевичу... Особое внимание к творчеству Дунина-Марцинкевича проявляли еще в Минобразования БССР - его произведения изучали в рамках школьной и вузовской программы. Несмотря на непролетарское происхождение, литератору ставили в заслугу поддержку польских мятежников («январское восстание» 1863−1864 гг., ошибочно трактуемое некоторыми публицистами как «восстание Калиновского»). Известно, что за агитацию и пропаганду в пользу мятежников Дунин-Марцинкевич отсидел небольшой срок в минской тюрьме.... В постсоветской Белоруссии Калиновский и Дунин-Марцинкевич объявлены национальными героями - в их честь названы улицы в Минске и установлены мемориальные доски. В то же время, разрушенный большевиками памятник Александру II - «Освободителю» власти постсоветской республики не позволили восстановить даже на народные пожертвования..."
В цитируемом тексте ещё много "интересных" открытий, но не будем распыляться.
Автор оного спича утверждает, что Дунин-Марцинкевич - польский писатель, а монарх РИ Александр Романов 2-й - "Освободитель".
И, ежели кавычки поставили намеренно - то мы согласимся, - вот он и ответ: конечно же, для народа, жившего на землях нынешней Республики Беларусь испокон веков, власти РИ никакие не освободители, а захватчики, колонизаторы, душители свобод и "руссификаторы".
А вот "деполонизацию" (они ж от "ополячивания" пришли "спасать триединых братьев-сестер", избавлять от "ига польско-литовского") власти РИ изначально что-то и не проводили более 50 лет.
Да, пока в РИ не обманульсь в лучших чувствах (разумеется, к полякам) в 60-х гг 19-го века, - когда произошло восстание, о "деполонизации" и речи уже не шло. Российскую монархию интересовал только покой: дабы не было смутьянства и никто не покушался на власть.
Газеты же, книги и журналы (в т.ч. и в С-Петербурге, кстати, выходили) на польском языке до 60-х никто не запрещал.
А вот за публикациями на "местных наречиях русского языка" - тщательно следили цензоры, в т.ч. новосозданной этим Александром 2-м - "Освободителем" охранки.
История с царскими цензорами, следившими за людом новоприобретенного "Северо-Западного края" и "Малороссии" - она очень старая, активно началась примерно так:
"...В 1730 г. лаврский архимандрит Иона обратился к императрице с просьбой, в которой указывал, что на Украину привозится много церковных книг, свободно продающихся потом на ярмарках, а книги эти «наречию российскому и орфографии весьма противны и к тому же есть еще угроза занесения ереси через эти книги»..."
И всё только усугубилялось и усугублялось. Фраза про "противное наречие с неправильной орфографией", видать крепко засела, и ещё в 18-м в последовавших указах речь пошла уже и о светской литературе, о полном запрете и о контроле за местными. Появились специальные агенты, слухачи и цензоры. Вот Дунин-Марцинкевич и попался, в итоге, выкормышам "Александра-Освободителя" на том, что он пишет и не по-польски, и на "неправильном наречии", да и ещё крамольным шрифтом. Вот, судите сами:
"...Жизнь и творчество Винцента Дунина-Марцинкевича преимущественно связано с Минском. Но и в Вильно ему приходилось бывать время от времени. То у друзей - Владислава Сырокомли, Станислава Монюшко, то на концертах детей - талантливых фортепианистов Камилы и Мирослава, то у издателей - типографов Завадского, Сыркина, а еще - у цензоров. Потому что в ту пору, в середине XIX века, чтобы напечатать книгу, приходилось отдавать ее на контроль специально обученным людям, которые блюли, нет ли в сочинении чего-либо антиправительственного. Против власти Дунин-Марцинкевич не шел. И ему давали добро на публикации. Тем более неприятно, казалось бы, на пустом месте получить вдруг отказ, после которого в Вильно почти полвека вообще не издавались книги по-белорусски.
Но за разрешением на издание надо было обращаться в Виленский цензурный комитет, а конкретно - к цензору Павлу Кукольнику. Тот препятствий не чинил. Поэтому в 1855 году вышли повесть в стихах «Гапон», книга поэзии «Вечерницы и Сумасшедший». На «Гапона» очень быстро отозвался с критическим (но дружеским) очерком Сырокомля: писал он свой отзыв в Борейковщизне - ныне Барейкишкес, селение по пути из Вильнюса в Минск; а публикация появилась в «Газете варшавской».
Все шло хорошо. В 1856-м Кукольник вновь одобрительным росчерком пера дал позволение на печатание в Минске очередной книги - «Интересуешься? Прочти!»
А в 1858-м Виленский цензурный комитет не обнаружил препятствий для разрешения издания перевода с польского на белорусский поэмы Адама Мицкевича «Пан Тадеуш».
И вот сигнальный экземпляр с первыми главами «Пана Тадеуша» через год выходит в виленской типографии Абеля Сыркина. Но не доходит до читателей. Задерживается весь тираж в 1000 экземпляров, из которых 92 должны были уйти по подписке вложившим средства в издание - Артему Вериго-Даревскому, Эустахию Врублевскому, князю Миколаю Радзивиллу, нескольким жителям Вильно и других местностей.
В чем дело?
Нет, не в авторе. А в том, что из Главного управления цензуры, из Санкт-Петербурга, пришло указание «о воспрещении печатания азбук, содержащих в себе применение польского алфавита к русскому языку».
Воскликнете вы: что за чушь! Когда это по-русски писали польскими буквами?
Но вернемся в XIX век. Тогда самостоятельности белорусского языка не признавали, а считали его диалектом русского. Вот в чем загвоздка.
Вот почему Дунин-Марцинкевич, публиковавший свои произведения польским алфавитом, но по-белорусски, отныне делать этого не мог.
Впрочем, в Петербурге ограничение было создано лишь для того, чтобы «сочинения на малороссийском наречии (т.е. по-украински. - В.К.) печатались не иначе, как русскими буквами».
В Виленском цензурном комитете проявили инициативу и послали в августе 1859-го в Санкт-Петербург запрос: «Хотя вышепомянутое относится, собственно, к малороссийскому наречию, но, как и белорусское наречие, составляет отрасль русского языка и некоторым образом может подходить под означенное постановление Главного управления цензуры, то комитет встретил сомнение, может ли быть дозволено печатание сочинений на белорусском языке польским шрифтом».
Виленский цензурный комитет в ноябре 1859 года докладывал в Санкт-Петербург, что «сколько Комитету известно, все белорусские сочинения печатаны были доселе польскими буквами».
Мол, что тут такого? Так сложилось. Традиция.
Но Главное цензурное управление было неумолимо.
Там твердо определились: «Не допускать употребления польского алфавита при печатании сочинений на белорусском наречии, книгу «Pan Tadeusz» Мицкевича, отпечатанную польским шрифтом, не выпускать в свет».
6 февраля 1867 года Дунин-Марцинкевич обращался в газету «Виленский вестник» с предложением опубликовать его белорусскоязычные «Былицы, рассказы Наума», переписанные в угоду неумолимой цензуре с латинского алфавита на кириллицу.
Увы, получил неприятный ответ редакции: «Стих ваш не будет напечатан, а предложение не может быть принято. Редакция с удовольствием даст место в своей газете памятникам белорусского народного творчества или произведениям вроде Кольцова, если бы такие были возможны; но она считает более чем бесполезным попытки создания белорусской искусственной литературы»...."
В 1859 году издание литературы по-белорусски в Вильно прекратилось - до 1906 года, когда здесь увидела свет первая газета на родном языке «Наша доля», между прочим, и «русскими», и «польскими» буквами, а говоря современными языком - кириллицей и латиницей.
Советская Белоруссия № 121 (24751). Суббота, 27 июня 2015 Автор публикации: Виктор КОРБУТ/
Вот так, если с начала аннексии "Северо-Западного края" (как эту местность называли "освободители") местные авторы ещё могли писать и издавать свои произведения на родном языке, транслитерируя их латиницей, то с 1859 года и эта лазейка закрылась: пиши только на правильном русском языке, разумеется, правильной имперской килиллицей.
А вот для поляков вольности закончились позже...