Жозеф де Местр о конституции (окончание).
В заключение, я бы хотел добавить ещё одну цитату и пару замечаний, так что запись будет короткой.
Первое замечание будет о том, что так часто нами упоминаемое "органическое" (причём противопоставленное "механическому") понимание процессов происходящих в обществе, во времена де Местра было новинкой. Строгое различие между "механизмом" и "организмом" утвердилось только в конце XVIII века благодаря философии немецкого идеализма*. При этом стоит отметить, что Жозеф де Местр, как человек французской культуры, с немецкой философией был мало знаком. Так что в этом вопросе он выступает новатором.
Второе - касается довольно сложного вопроса о происхождении понятия "абсолютизм". Сам термин "абсолютизм"** (именно как "-изм"!) был неизвестен до 1820-х годов. Причём историки XIX века стали использовать это понятие для характеристики режимов современной им Европы раньше, чем начали проецировать его на прошлое. В своём первоначальном виде "абсолютизм" был карикатурой, созданной представителями либерального лагеря для характеристики реалий, сложившихся после Венского конгресса, и лишь потом он был спроецирован на прошлое, на ancien régime. Действительно, после наполеоновских войн большинство государств Европы проводило политику противоположную той, что считалась прогрессивной в XVIII веке (хоть её проводили в основном как раз монархи). Во многих странах были упразднены старые сословные представительства или были сильно сокращены их права, вводилась цензура, расширялись полномочия тайной полиции и т.д. После 1848-го эти процессы ещё более усилились (так, например, в Австрийской империи были уничтожены все местные репрезентативные ассамблеи - см. "баховская система"). К 1850-60-м годам абсолютизм окончательно сформировался и как идея, и как государственная практика. Этот процесс совпадал по времени (и не случайно) с другим явлением XIX столетия - с окончательным складыванием национальных государств, обладавших гигантскими армиями и мощной бюрократией (помимо всего прочего, исп. монархами в качестве противовеса аристократии). И либералы (а среди историков XIX в. они преобладали) справедливо считали, что армия и бюрократия - столпы современного им абсолютизма. В результате, они обнаружили полевые армии и бюрократические машины - в том виде, в каком они существовали в 1860-70 гг. - во Франции при Людовике XIV (чего, конечно, не было и быть не могло).
Ну, и наконец, завершающая цитата, подводящая итог рассуждениям о конституции:
"В Европе нет христианской нации, которая бы по праву не была бы свободной, или довольно свободной. И нет такой нации, которая не имела бы в самых совершенных памятниках своего законодательства все начала конституции, этой нации подходящей. Вместе с тем, нужно прежде всего оберегать себя от великого заблуждения - поверить, будто свобода есть нечто абсолютное, не воспринимаемая как большая или меньшая. Пусть вспомнят о двух бочках Юпитера, вместо добра и зла поместят туда покой и свободу. Юпитер бросает жребий для наций: большую долю одного и меньшую - другого. В таком распределении человек ни при чём.
Второе крайне пагубное заблуждение - слишком строго связывать себя древними памятниками (права). Вне сомнения, их следует почитать, но особенно надлежит считаться с тем, что законоведы называют последним состоянием. Всякая свободная конституция по самой своей природе переменчива, и меняется она в той мере, в какой свободна; пытаться снова свести её к её собственным началам, ничего не обтесав в ней, есть предприятие безумное.
Всё сходится на том, что Французы намеревались превзойти силу человеческую; что эти беспорядочные усилия приводят их к рабству; что им надобно только знать, чем именно они обладают и, если им предназначена более высокая степень свободы, чем та, которой они наслаждались семь лет тому назад (что вовсе не очевидно), то перед их глазами, в памятниках их истории и законодательства, имеется всё, что требуется, дабы Европа вновь стала их почитать и им завидовать." ("Рассуждения о Франции"; гл. "О старой французской Конституции. Отступление о Короле и о его обращении к Французам в июле 1795 года".)
__________
* У Канта в "Критике способности к суждению" это различие формулировалось как противопоставление "внутреннего" и "внешнего", живого существа и мёртвой материи. Позднее, добавилось различие между "мёртвым" механизмом и "живым" произведением искусства, введённое Шеллингом и романтиками. Ранее - скажем, в произведениях Гоббса - "механизм", "организм" и "произведение искусства" всё ещё содержатся внутри общего понятия "машины" как итога высших творческих способностей человека. Поэтому, мифический образ Левиафана, используемый Гоббсом, соединяет в себе смертного Бога (deus mortalis), гигантского человека (magnus homo), зверя (собственно Левиафана - морского чудовища или кита - magnus Leviathan) и гигантской машины (machina machinarum).
** Британский историк Николас Хеншелл (Nicholas Henschal) в своей книге "Миф абсолютизма" ("The Myth of Absolutism: Change and Continuity in Early Modern European Monarchy") так сформулировал основные утверждения, которые вкладывают в этот термин при его использовании:
"Во-первых, "абсолютизм" по сути своей деспотичен. При нём ущемляются права и привилегии подданных и попирается мнение тех учреждений, которые были призваны их защищать. "Абсолютизм" - враг свободы.
Во-вторых, "абсолютизм" автократичен. Он не обращается к консультативным механизмам, диалог при таком режиме не поощряется, а принятие решений централизовано. Государи отодвигают на второй план сословные представительства и корпоративные организации, через которые ранее осуществлялся обмен мнениями с властными группировками. Власть монополизируется монархом и теми, кому он её делегирует.
В-третьих, "абсолютизм" бюрократичен. Он действует независимо от корпоративных организаций, обладающих собственной властью и интересами. Используя агентов, зависящих только от короны, будь то чиновники или "новые люди", не связанные со знатью, абсолютные правители отделяют себя от общества и лишают народ возможности саботировать их повеления.
В-четвертых, "абсолютизм" никак не связан с Англией. Историки-виги решили, что именно 1689 год ознаменовал окончательное размежевание между континентальным "абсолютизмом" и английской "ограниченной монархией". С этого времени Англию стали считать образцом свободы и управления через процедуру одобрения."
Первое замечание будет о том, что так часто нами упоминаемое "органическое" (причём противопоставленное "механическому") понимание процессов происходящих в обществе, во времена де Местра было новинкой. Строгое различие между "механизмом" и "организмом" утвердилось только в конце XVIII века благодаря философии немецкого идеализма*. При этом стоит отметить, что Жозеф де Местр, как человек французской культуры, с немецкой философией был мало знаком. Так что в этом вопросе он выступает новатором.
Второе - касается довольно сложного вопроса о происхождении понятия "абсолютизм". Сам термин "абсолютизм"** (именно как "-изм"!) был неизвестен до 1820-х годов. Причём историки XIX века стали использовать это понятие для характеристики режимов современной им Европы раньше, чем начали проецировать его на прошлое. В своём первоначальном виде "абсолютизм" был карикатурой, созданной представителями либерального лагеря для характеристики реалий, сложившихся после Венского конгресса, и лишь потом он был спроецирован на прошлое, на ancien régime. Действительно, после наполеоновских войн большинство государств Европы проводило политику противоположную той, что считалась прогрессивной в XVIII веке (хоть её проводили в основном как раз монархи). Во многих странах были упразднены старые сословные представительства или были сильно сокращены их права, вводилась цензура, расширялись полномочия тайной полиции и т.д. После 1848-го эти процессы ещё более усилились (так, например, в Австрийской империи были уничтожены все местные репрезентативные ассамблеи - см. "баховская система"). К 1850-60-м годам абсолютизм окончательно сформировался и как идея, и как государственная практика. Этот процесс совпадал по времени (и не случайно) с другим явлением XIX столетия - с окончательным складыванием национальных государств, обладавших гигантскими армиями и мощной бюрократией (помимо всего прочего, исп. монархами в качестве противовеса аристократии). И либералы (а среди историков XIX в. они преобладали) справедливо считали, что армия и бюрократия - столпы современного им абсолютизма. В результате, они обнаружили полевые армии и бюрократические машины - в том виде, в каком они существовали в 1860-70 гг. - во Франции при Людовике XIV (чего, конечно, не было и быть не могло).
Ну, и наконец, завершающая цитата, подводящая итог рассуждениям о конституции:
"В Европе нет христианской нации, которая бы по праву не была бы свободной, или довольно свободной. И нет такой нации, которая не имела бы в самых совершенных памятниках своего законодательства все начала конституции, этой нации подходящей. Вместе с тем, нужно прежде всего оберегать себя от великого заблуждения - поверить, будто свобода есть нечто абсолютное, не воспринимаемая как большая или меньшая. Пусть вспомнят о двух бочках Юпитера, вместо добра и зла поместят туда покой и свободу. Юпитер бросает жребий для наций: большую долю одного и меньшую - другого. В таком распределении человек ни при чём.
Второе крайне пагубное заблуждение - слишком строго связывать себя древними памятниками (права). Вне сомнения, их следует почитать, но особенно надлежит считаться с тем, что законоведы называют последним состоянием. Всякая свободная конституция по самой своей природе переменчива, и меняется она в той мере, в какой свободна; пытаться снова свести её к её собственным началам, ничего не обтесав в ней, есть предприятие безумное.
Всё сходится на том, что Французы намеревались превзойти силу человеческую; что эти беспорядочные усилия приводят их к рабству; что им надобно только знать, чем именно они обладают и, если им предназначена более высокая степень свободы, чем та, которой они наслаждались семь лет тому назад (что вовсе не очевидно), то перед их глазами, в памятниках их истории и законодательства, имеется всё, что требуется, дабы Европа вновь стала их почитать и им завидовать." ("Рассуждения о Франции"; гл. "О старой французской Конституции. Отступление о Короле и о его обращении к Французам в июле 1795 года".)
__________
* У Канта в "Критике способности к суждению" это различие формулировалось как противопоставление "внутреннего" и "внешнего", живого существа и мёртвой материи. Позднее, добавилось различие между "мёртвым" механизмом и "живым" произведением искусства, введённое Шеллингом и романтиками. Ранее - скажем, в произведениях Гоббса - "механизм", "организм" и "произведение искусства" всё ещё содержатся внутри общего понятия "машины" как итога высших творческих способностей человека. Поэтому, мифический образ Левиафана, используемый Гоббсом, соединяет в себе смертного Бога (deus mortalis), гигантского человека (magnus homo), зверя (собственно Левиафана - морского чудовища или кита - magnus Leviathan) и гигантской машины (machina machinarum).
** Британский историк Николас Хеншелл (Nicholas Henschal) в своей книге "Миф абсолютизма" ("The Myth of Absolutism: Change and Continuity in Early Modern European Monarchy") так сформулировал основные утверждения, которые вкладывают в этот термин при его использовании:
"Во-первых, "абсолютизм" по сути своей деспотичен. При нём ущемляются права и привилегии подданных и попирается мнение тех учреждений, которые были призваны их защищать. "Абсолютизм" - враг свободы.
Во-вторых, "абсолютизм" автократичен. Он не обращается к консультативным механизмам, диалог при таком режиме не поощряется, а принятие решений централизовано. Государи отодвигают на второй план сословные представительства и корпоративные организации, через которые ранее осуществлялся обмен мнениями с властными группировками. Власть монополизируется монархом и теми, кому он её делегирует.
В-третьих, "абсолютизм" бюрократичен. Он действует независимо от корпоративных организаций, обладающих собственной властью и интересами. Используя агентов, зависящих только от короны, будь то чиновники или "новые люди", не связанные со знатью, абсолютные правители отделяют себя от общества и лишают народ возможности саботировать их повеления.
В-четвертых, "абсолютизм" никак не связан с Англией. Историки-виги решили, что именно 1689 год ознаменовал окончательное размежевание между континентальным "абсолютизмом" и английской "ограниченной монархией". С этого времени Англию стали считать образцом свободы и управления через процедуру одобрения."