История ВМВ: факты и интерпретации. Александр Северный, Ч.2/2
Начало
Ни в коем случае не провоцировать противника!
В то же время так и оставшиеся в черновых набросках «Соображения...» от 15 мая 1941 года дают основание предположить, что руководство Генштаба в лице Г.К. Жукова и А.М. Василевского было как минимум обеспокоено тем, что Германия имела очевидные преимущества в сроках сосредоточения и развертывания на границах СССР армии вторжения. «Учитывая, что Германия в настоящее время держит свою армию отмобилизованной, с развернутыми тылами, - указывалось в документе, - она имеет возможность предупредить нас в развертывании и нанести внезапный удар. Чтобы предотвратить это, считаю необходимым ни в коем случае не давать инициативы действий германскому командованию, упредить противника в развертывании и атаковать германскую армию в тот момент, когда она будет находиться в стадии развертывания и не успеет еще организовать фронт и взаимодействие родов войск». В документе предлагались и необходимые подготовительные мероприятия по отмобилизованию и сосредоточению войск. В одном из интервью незадолго до смерти, которое Г.К. Жуков дал авторитетному исследователю начального периода войны, доктору исторических наук Виктору Александровичу Анфилову (опубликовано «Военно-историческим журналом»), маршал заявил, что прежде чем представить документ И.В. Сталину, С.К. Тимошенко и Г.К. Жуков решили сначала проверить его реакцию на идею упреждающего удара, и когда очень осторожно завели об этом речь, то «получили недвусмысленный ответ в довольно резких выражениях». Сталин, ни много ни мало, обвинил военных в стремлении спровоцировать Гитлера на нападение, так как широкомасштабные мероприятия мобилизации, сосредоточения и развертывания войск, занятие ими оборонительных сооружений у границы не смогут остаться незамеченными и будут использованы германской стороной как повод для агрессии, которая, разумеется, будет представлена мировому общественному мнению исключительно как законный военный ответ Германии.
Таким образом, в 1939-1941 годах СССР никаких планов войны против Германии не разрабатывал!
А записка не вышла за пределы Генерального штаба и была отправлена в архив, где ее только в 60-е годы и выловили дотошные исследователи типа В.А. Анфилова.
В ожидании дипломатического зондажа
Истолкование рассматриваемого документа как предложение Генштаба развязать войну не имеет под собой никаких оснований вот еще в силу каких причин. Возьмем исходным посылом мнение о том, что составители майских «Соображений ... », учитывая возможность начала войны летом 1941 года, предлагали И.В. Сталину заблаговременно осуществить необходимые мероприятия, которые позволили бы войскам Красной армии упредить противника в развертывании основных сил. Так вот, предполагалось, что столкновение с Германией может произойти только по инициативе последней, и, не будучи уверенным в том, что война все-таки начнется, руководство Генштаба планировало продолжать оборонительные мероприятия в том случае, если нараставшая напряженность в отношениях между двумя странами разрешится как-нибудь иначе, мирным путем. Советское руководство, к сожалению, вплоть до 22 июня не верило в возможность вероломного нападения на СССР (уподобляясь страусу, зарывающему при опасности голову в песок и закрывая глаза на весь предшествующий опыт блицкригов германского вермахта в Европе). В данном случае политическое чутье явно изменило Сталину, искренне рассчитывавшему на то, что началу военных действий будет предшествовать выяснение отношений на дипломатическом уровне, в крайнем случае - какая-либо провокация со стороны Германии. Кроме того, докладываемые Сталину разведсводки и спецсообщения содержали противоречивые сведения о планах Германии и сроках ее вероятного нападения на СССР. Например, резидент политической разведки НКВД в Берлине Амаяк Кобулов без всяких комментариев и резюме докладывал в Москву спецсообщения пользовавшегося его доверием агента «Лицеиста» (ловко подведенного к советской резидентуре гестаповского агента) о том, что прежде чем начинать войну, Берлин выступит с каким-то ультиматумом, например, передать Германии в управление Украину и районы кавказских месторождений нефти. И недаром в заявлении Советского правительства, которое утром 22 июня услышали советские граждане, акцент был сделан на тезисе о «вероломном» нападении.
Вспомним известное признание Г.К. Жукова: «Внезапный переход в наступление в таких масштабах, притом сразу всеми имеющимися и заранее развернутыми на важнейших стратегических направлениях силами, то есть характер самого удара, во всем объеме нами не предполагался. Ни нарком, ни я, ни мои предшественники Б.М. Шапошников, К.А. Мерецков и руководящий состав Генерального штаба не рассчитывали, что противник сосредоточит такую массу бронетанковых и моторизованных войск и бросит их в первый же день мощными компактными группировками на всех стратегических направлениях с целью нанесения сокрушительных рассекающих ударов».
Непосредственный свидетель и участник трагических событий тех лет, в 40-е годы начальник Управления спецопераций НКВД (затем МГБ) П.А. Судоплатов так откликнулся на развернувшуюся в начале 1990-х годов дискуссию по поводу советских предвоенных планов. «Должен сказать, однако, со всей ответственностью, - заявил он, - что плана так называемой превентивной войны с Германией не существовало. Жуков и Василевский предлагали упредить немцев в стратегическом развертывании войск в случае начала Германией военных действий».
В заведомо проигрышном положении
Таким образом, советскому руководству, увы, в 1941 году не удалось найти адекватный ответ на проблему, связанную с осознанием неравности стартовых условий двух стран при осуществлении отмобилизования войск и их развертывания, из чего вытекала необходимость признания заведомой проигрышности для советской стороны начального этапа войны в ситуации, когда превентивное нападение по политическим соображениям было исключено. Уже в мае 1941 г., после загадочного перелета заместителя Гитлера по партии Рудольфа Гесса в Великобританию, ситуация требовала немедленных действий по форсированию соответствующих мероприятий, пусть даже ценой несоблюдения маскировки. Это была ситуация, о которой русский народ говорит: не до жиру, быть бы живу. И именно это имел в виду впоследствии маршал А.М. Василевский, когда говорил о необходимости «смелого шага вперед» к «Рубикону войны», на что Сталин не решился... Конечно, логику советского лидера тоже можно понять: выступить инициатором начала военных действий в тот момент, когда назревал, как опасались в Москве, англо-германский компромисс, означало бы для СССР не только отказаться от выгод, которые давал ему статус нейтрального государства, но и навязать себе войну с очень сильным и опасным противником, и даже стимулировать примирение между Берлином и Лондоном, чего так опасалась Москва.
Ведь в результате могло случиться так, что СССР пришлось бы вести войну не только против Германии и ее союзников, но и против более широкой коалиции государств, включая Великобритании.
Кроме того, политическое руководство и командование РККА полностью отдавали себе отчет, что страна и вооруженные силы еще не были готовы к войне. Экономика до сих пор не была переведена на военное положение. Производство новых образцов танков, самолетов и других видов вооружения только разворачивалось. Красная армия находилась в стадии коренного реформирования. В этих условиях Советскому Союзу было крайне необходимо оттянуть начало войны хотя бы на один-два года.
А наступательную войну планировала даже Польша…
Как мы уже сказали, изложенные в «Соображениях...» от 15 мая 1941 года планы первых операций РККА носят наступательный характер, что дало ряду историков вроде бы веский повод для обвинения СССР в подготовке нападения на Германию. Однако, подчеркнем, прямой связи между реальным характером действий вооруженных сил и политическими целями войны нет. Наступление и нападение - разные вещи. Безусловно, Генеральный штаб и Наркомат обороны считали, что войска должны были быть готовы разгромить противостоящего им противника в любом случае, иначе зачем бы вообще они были нужны? Советское командование не планировало отступления в глубь страны в духе Отечественной войны 1812 года, рассчитывая с первых дней войны начать борьбу за стратегическую инициативу. Только такой вариант позволял надеяться на успешный исход столкновения со столь мощным противником, каким являлась нацистская Германия. И в этом не было ничего исключительного: все планы крупных держав - участниц как Первой, так и Второй мировой войн, были исключительно наступательными. Даже Польша, ставшая первой жертвой Второй мировой, планировала наступательную войну. Тем не менее никому не приходит в голову обвинять Францию или Польшу в подготовке нападения на Германию только потому, что военные круги этих стран в случае войны планировали действовать «наступательным образом».
Таким образом, «наступательный характер» советской военной доктрины и документов планирования никак не может свидетельствовать в пользу того, что советским руководством будто бы было принято принципиальное решение о нападении на Германию летом 1941 года, или же служить аргументом в пользу некоей особой «агрессивности» СССР.
Поэтому неправомерно использование иными историками выражения «наступательная война» в качестве синонима войны захватнической, агрессивной.
Очевидно, такие исследователи, используя выражение «наступательная война», имеют в виду исключительно способ действия вооруженных сил, вопрос же о целях войны они сознательно оставляют за скобками, исходя из неправомерных посылок.
Кстати говоря, политическое руководство нацистской Германии и командование вермахта, говоря об оценке военных намерений СССР, квалифицировали материально-техническое и кадровое состояние Красной армии как в целом неудовлетворительное и считали, что Советские вооруженные силы не в состоянии вести широкомасштабные наступательные операции. В то же время, зная о неготовности СССР к войне летом 1941 года, германское руководство полагало, что в дальнейшем условия для нападения на СССР становились все менее благоприятными. Гитлеровская верхушка сознавала, что время работает не на него, а на Советский Союз, именно поэтому спешила с нападением. На совещании 27 сентября 1939 года Гитлер откровенно заявил: «Время будет работать в общем против нас, если мы его сейчас же не используем... В военном отношении время работает также не на нас». Не будем представлять Гитлера хроническим параноиком, во всяком случае, в 1941 году: с точки зрения захватнических устремлений Германии это была абсолютно адекватная оценка обстановки.
Такого рода военно-политические соображения, безусловно, повлияли на принятие в Берлине решения о подготовке нападения на СССР. В то же время в нацистском руководстве все более крепло убеждение, что в обозримом будущем Советский Союз не только не собирается предпринимать каких-либо агрессивных действий против Германии, но и не рискнет прибегнуть к превентивным наступательным действиям в оборонительных целях. Как свидетельствует очень красноречивый документ - дневник начальника германского генштаба Ф. Гальдера, Гитлер не раз высказывался в соответствующем ключе. 14 августа 1939 года на секретном совещании руководящего состава вермахта он прямо заявил, что «Россия не собирается таскать каштаны из огня для Англии и уклонится от войны». Позднее, 22 июля 1940 года, он опять со всей определенностью констатировал: «Русские не хотят войны».
Данную оценку разделял, в частности, министр финансов Германии фон Крозиг, который считал, что «СССР выполняет все условия договора (о ненападении 1939 года. - А.П.) и не создает никакой угрозы Германии военной силой». Мнение самого Гальдера совпадала с мнением фюрера: «Россия сделает все, чтобы избежать войны». Непосредственно накануне агрессии, 22 мая 1941 года, Гальдер подчеркивает оборонительный характер всей конфигурации группировки Красной армии в западных приграничных округах, отмечает «решимость русских удержаться на границе» и отсутствие признаков подготовки к наступлению. И недаром уже 7 мая 1941 года Геббельс записал в дневнике: «Русские еще ничего, кажется, не подозревают. Свои войска они развертывают таким образом, что их положение отвечает нашим интересам, лучшего мы не можем и желать».
Справедливости ради заметим, что германские военные специалисты тем не менее не могли не рассматривать превентивный вариант действий Красной армии. В стратегической разработке оперативного отдела ОКВ по подготовке и проведению кампании против СССР от 15 сентября 1940 года приводились возможные варианты действий СССР в войне против Германии, в том числе и такой, при котором «русские захотят нас упредить и с этой целью нанесут превентивный удар по начинающим сосредоточиваться у границы немецким войскам».
Но даже авторы этого документа считали «невероятным, что русские решатся на наступление крупных масштабов, например на вторжение в Восточную Пруссию и северную часть генерал-губернаторства... Видимо, на это не будут способны ни командование, ни войска».
Наиболее вероятным немецкие авторы считали вариант, при котором русские армии «примут на себя удар немецких вооруженных сил, развернувшись вблизи границы...». Причем этот вариант фактически приветствовался как наиболее благоприятный для немецкой армии в связи с тем, что «после поражения в приграничных районах русское командование вряд ли сможет обеспечить организованный отход всей армии».
Подобной оценки действий советских войск придерживалось командование вермахта и позднее, исходя из того, что Красная армия будет только обороняться. В директиве ОКХ по стратегическому развертыванию от 31 января 1941 года прямо говорилось: «Вероятно, что Россия, используя частично усиленные полевые укрепления на новой и старой государственной границе, а также многочисленные удобные для обороны выгодные рубежи, примет главное сражение в районе западнее Днепра и Двины... При неблагоприятном течении сражений, которые следует ожидать к югу и к северу от Припятских болот, русские попытаются задержать наступление немецких войск на рубеже Днепр, Двина».
Ф. Гальдер 22 марта 1941 года оставил красноречивую запись в дневнике: «Я не верю в вероятность инициативы со стороны русских». В таком же духе высказывался генерал-фельдмаршал Г. фон Рундштедт. Это мнение подтверждалось разведывательными сводками, поступавшими в Берлин. Так, даже в сводке № 5 от 13 июня 1941 года Генштаба сухопутных войск Германии отмечалось, что «со стороны русских, как и прежде, ожидаются оборонительные действия».
Схожая оценка возможных действий Красной армии содержалась в донесениях германского посла и военного атташе в Москве. В частности, в мае 1941 года посол Ф.-В. Шуленбург (кстати, сторонник мира с Советской Россией) сообщал в Берлин: «Я твердо убежден, что в международной ситуации, которую он считает серьезной, Сталин поставил целью предохранение Советского Союза от столкновения с Германией. В ходе личной беседы с Гитлером Вызванный в Берлин Шуленбург заявил: «Я не могу поверить, что Россия когда-либо нападет на Германию». Согласившись с этим, Гитлер поразил посла, выразив искреннее недовольство тем, что Советский Союз невозможно даже «спровоцировать на нападение».
В ходе секретных переговоров с министром иностранных дел Японии Ёсука Мацуокой в марте 1941 г. Гитлер и Риббентроп характеризовали позицию СССР соответствующим образом. Подчеркнем: такие источники предназначались отнюдь не для пропаганды и введения в заблуждение общественного мнения и содержат вполне адекватные оценки реальной обстановки.
Повторим, что рассекреченные в 1990-е годы документы советского военно-стратегического планирования не дают оснований для утверждений о подготовке нападения на Германию. Более того, нет достаточных оснований и для утверждений о подготовке Генеральным штабом Красной армии упреждающего удара по сосредоточивающимся у границы немецким войскам.
Конечно, советское руководство готовилось к войне: долгосрочные стратегические планы Гитлера, мероприятия германской армии по подготовке к вторжению с определенного момента не являлись для него тайной, и не реагировать на них оно не могло. Однако СССР не намеревался первым нападать на Германию. Мир даже с человеконенавистническим Третьим рейхом был для Советского Союза во всех отношениях более выгодным, чем вооруженное столкновение с непредсказуемыми последствиями.
Даже выдвигая войска к границе, что настоятельно диктовалось складывавшейся стратегической обстановкой, советское руководство продолжало искать пути преодоления назревавшего тяжелейшего кризиса мирными средствами.
Об этом убедительно свидетельствует хотя бы сообщение ТАСС от 14 июня 1941 года. В нем, в частности, утверждалось, что «СССР, как это вытекает из его мирной политики, соблюдал и намерен соблюдать условия советско-германского пакта о ненападении, ввиду чего слухи о том, что СССР готовится к войне с Германией, являются лживыми и провокационными», а также то, что, «по данным СССР, Германия неуклонно соблюдает условия советско-германского пакта о ненападении, как и Советский Союз, ввиду чего, по мнению советских кругов, слухи о намерениях Германии порвать пакт и предпринять нападение на СССР лишены всякой почвы, а происходящая в последнее время переброска германских войск, освободившихся на Балканах, в восточные и северо-восточные районы Германии связана, надо полагать, с другими мотивами, не имеющими касательства к советско-германским отношениям».
Высказанные В. Резуном и иже с ним предположения о том, что СССР мог напасть на Германию в 1942 году или позднее, - также всего лишь спекуляции, не имеющие документального подтверждения. Планы стратегического развертывания на этот период Генеральным штабом Красной армии разработаны не были, ни с какими, хотя бы даже и секретными программными заявлениями по этому поводу руководство СССР никогда не выступало.
Да, в 1942 году СССР чувствовал бы себя более сильным в военном отношении, чем в 1940 или 1941 году. Возможно, ему следовало бы даже заключить военный союз с западными союзниками хотя бы ради того, чтобы пресечь гегемонистские устремления нацистского рейха к мировому господству. Но это отнюдь не означает, что Советский Союз непременно напал бы на Германию. Нараставшая мощь Красной армии в сочетании с крепнувшими военными возможностями Великобритании и особенно США могли стать теми факторами, которые исключили бы саму возможность военного выступления Германии против Советского Союза. И возможно привели бы к тому, что скрытая оппозиция гитлеровскому режиму внутри рейха решилась бы на открытое выступление и установила в своей стране демократическое правление. Тогда бы и Вторая мировая война могла завершиться с гораздо меньшими потерями и другими геополитическими результатами. Но, к сожалению, история не знает сослагательного наклонения. Сама человеконенавистническая природа нацистского государства и закулисные шаги влиятельных западных кругов властно подталкивали гитлеровскую военщину к вооруженному противоборству с Советским Союзом. Таким образом, нападение Германии на СССР являлось неспровоцированной вероломной агрессией. И опровергнуть этот непреложный факт не под силу никому.
Александр Северный
специально для «Столетия», 23 января 2015