(no subject)
Я День Победы запомню надолго.
9 мая. До дня рожденья -
чуть-чуть осталось. Каких-нибудь две недели...
На тополе воробьи галдели.
И солнечные пятна - на подоконнике и на асфальте.
Сколько ни говорю себе: Хватит плакать,
любое горе когда-то кончается,
два года прошло. Праздник все-таки, победа...
Не получается.
9 мая мы схоронили деда,
и кто-то сказал: для кого-то и праздник,
а для нас теперь - черная дата.
Когда-то
дед прошел и войну, и голод, и всякое в жизни видел,
и, как каждый солдат, придушил бы, наверное,
вот ту падаль, для которой это - не праздник,
а траур, рабство и "демократии гибель".
Для которой чужая гибель - напрасна.
Дед веселый был, щедрый и добрый,
хотя и ершился порой. Был танкистом.
Любил закат и иногда тихонько насвистывал.
Поседевший рано, упрямо
сверкал голубыми глазами.
Тяжелее всего,
смотреть на прошедшее время.
Тяжелее всего - сказать,
что сослагательного наклоненья
ни болезнь, ни смерть не желают знать.
Я жалею порой, что не мне, а сестренке,
достались глаза голубые,
как у нас в семье говорили -
"в деда".
Я не любила манную кашу,
а он со мной втихомолку менялся,
подсовывал жареную картошку и печенье.
Любил оперу,"Памяти Карузо",писал авторучкой,
имел на каждый счет собственное мненье,
был художником-самоучкой
и однажды на мой день рожденья
подарил мне картину - огромный букет.
От него же - мой первый велосипед.
В гараже, который остался от деда,
вчера мы нашли бутылку вина.
Он его делал сам, из дачного винограда.
"Изабелла", "Молдова", "Кабрага".
Не всегда оно получалось удачным,
чаще кислым, как дед говорил, "портачным".
Но это вино
казалось сделанным из теплых звезд,
из утренних рос,
из вечернего неба, из всего, что было и не было,
а только пригрезилось, примерещилось,
с туманом и с паром из вечерней баньки прилетнилось.
И таяло на языке
как льдинка, как солнечный лучик на снежке,
и плакало, и смеялось. И было жаль, что кончалось
вино, сделанное руками,
которых нет вот уже два года.
Вино, которым сегодня после обеда
мы помянули деда.
9 мая. До дня рожденья -
чуть-чуть осталось. Каких-нибудь две недели...
На тополе воробьи галдели.
И солнечные пятна - на подоконнике и на асфальте.
Сколько ни говорю себе: Хватит плакать,
любое горе когда-то кончается,
два года прошло. Праздник все-таки, победа...
Не получается.
9 мая мы схоронили деда,
и кто-то сказал: для кого-то и праздник,
а для нас теперь - черная дата.
Когда-то
дед прошел и войну, и голод, и всякое в жизни видел,
и, как каждый солдат, придушил бы, наверное,
вот ту падаль, для которой это - не праздник,
а траур, рабство и "демократии гибель".
Для которой чужая гибель - напрасна.
Дед веселый был, щедрый и добрый,
хотя и ершился порой. Был танкистом.
Любил закат и иногда тихонько насвистывал.
Поседевший рано, упрямо
сверкал голубыми глазами.
Тяжелее всего,
смотреть на прошедшее время.
Тяжелее всего - сказать,
что сослагательного наклоненья
ни болезнь, ни смерть не желают знать.
Я жалею порой, что не мне, а сестренке,
достались глаза голубые,
как у нас в семье говорили -
"в деда".
Я не любила манную кашу,
а он со мной втихомолку менялся,
подсовывал жареную картошку и печенье.
Любил оперу,"Памяти Карузо",писал авторучкой,
имел на каждый счет собственное мненье,
был художником-самоучкой
и однажды на мой день рожденья
подарил мне картину - огромный букет.
От него же - мой первый велосипед.
В гараже, который остался от деда,
вчера мы нашли бутылку вина.
Он его делал сам, из дачного винограда.
"Изабелла", "Молдова", "Кабрага".
Не всегда оно получалось удачным,
чаще кислым, как дед говорил, "портачным".
Но это вино
казалось сделанным из теплых звезд,
из утренних рос,
из вечернего неба, из всего, что было и не было,
а только пригрезилось, примерещилось,
с туманом и с паром из вечерней баньки прилетнилось.
И таяло на языке
как льдинка, как солнечный лучик на снежке,
и плакало, и смеялось. И было жаль, что кончалось
вино, сделанное руками,
которых нет вот уже два года.
Вино, которым сегодня после обеда
мы помянули деда.