Бабушка моя, честно говоря, в Петербург понаехала из каких-то псковских лесов, потому что кушать хотелось. Понаехала в совсем юном возрасте вместе с братом ненамного её старше, устроилась на какую-то фабрику, и вышла бы из неё "фабричная девчонка", но тут как раз 17-й год. Фабрика, впрочем, насовсем не закрылась, как-то она там работала и какие-то гроши получала аж до 19-го. Получала бы и дальше, но братика угораздило влипнуть то ли в мятеж какой, то ли к самому Юденичу (не помню в каком он там году был). Короче, отправился юный романтик (а может, просто голодный и отчаявшийся пролетарий) воевать против рачьей и собачьей, чтоб беспредел, наконец-то, кончился, и порядок вернулся "как раньше". Удача им не сопутствовала, разбили их и в плен повязали, однако прямо сразу не расстреляли.
До бабушки слухи дошли, что брат где-то в лагере пленных обретается, а других родственников у неё в городе тогда не было. Ну братик же, любимый, - кинулась она его разыскивать. И ведь даже нашла! Нашла, где их держали, вроде бы сумела каких-то пирожков на пожрать передать, но вытащить не могла - как бы? В общем, расстреляли вскоре брата (деда моего двоюродного), и осталась она на глухой окраине без жилья, работы, денег и документов. А город в оцеплении, обратно никак! Более того, поймали бы на попытке пройти без "мандата" - шлёпнули не задумавшись. Историю ожидал печальный конец, но в город приехал мой дед.
Дед из своей дальней деревни (д.Лужицы под Осьмино, ныне не существует) прибыл торговать с телегой всякого урожая. Не знаю, как там деревенских пускали, однако, им проблем не было - хоть рачьи, хоть собачьи, хоть красные, хоть ещё кто - жрать всем надо. Как они встретились - тоже не в курсе, но подобрал дед замёрзшую полуживую от голода девчонку, посадил на телегу и к себе в деревню увёз. Бабушке тогда 17 лет было, ему, соответственно, 19.
Прадеда моего, по рассказам, боялись за нрав крутой, хотя справедливый. Домашних тот держал в ежовых рукавицах, никто против воли идти не смел, а тут этакое самоуправство! Невеста нашлась, вот, получите! Но делать нечего, раз уж привёз, оставалось только в церковь вести. Так что выпорол прадед сына, а потом женил. Бабушка оказалась девушкой работящей, в деревенских делах смекающей, и вообще нрава смирного. Хотя "в тихом омуте" - это вполне про неё.:) Не сразу, но вошла в новую семью и родной стала.
Хозяйство считалось крепким, работы хватало, пахали от зари до сумерек всем семейством, зато не бедствовали. Но тут большевики коллективизацию запустили. Раскулачили прадеда "по всем правилам", разве что в Сибирь не сослали, не пришлось ссылать - того от стресса инсульт хватил. Пока он в параличе лежал, как раз бабушка за ним и ходила, а вскоре умер. Всех прочих загнали в колхоз, скотину-инвентарь-землю отобрали, как водится, и стали они колхозники.
Колхозничали до войны, затем дед на фронт ушёл и провоевал до конца, а бабушка с двумя детьми в деревне осталась. (Всего у неё был пять детей, двое выжили, остальные в мелком возрасте поумирали - медицины-то тогда никакой.) Поначалу к ним в деревню нагнали народ из Питера - копать Лужский рубеж. Копали-копали, да и бросили, а выехать успели не все. В бабушкиной избе осталась её ровесница с матерью, которая не вовремя заболела. Так и прожили до конца оккупации, бабушка их немцам "родными" объявила и последние картохи честно на всех делила. (А я потом долго удивлялся - откуда у неё столько родни в Питере, да ещё коренных - они ж после такого её стали сестрой считать, за спасение.)
Перед тем как немцы пришли, был приказ - уничтожить все продовольственные резервы. Но председатель колхоза попался порядочный, а не партийный, собрал народ на площади, огласил приказ и объявил: вам три (или не 3, за количество не ручаюсь) дня, разбирайте, кто что успеет, остальное придётся пожечь. Народ кинулся запасаться, что им потом пригодилось весьма. А скотину всё же от всех отобрали и погнали "эвакуировать". Но, как водится, не догнали, бросили по пути. До деревни долетел слух, что коровы обратно бредут, и самые отчаянные хозяйки отправились их разыскивать, моя бабушка, естессно, в том числе. Встретила свою, отбила от другой бабы, что решила лапу на бесхозное имущество наложить, привела домой. Потом эту корову всю войну успешно прятали и от немцев, и от партизан - чтоб ни те, ни другие не съели. На всю деревню оставалось две животины, зато деревенские дети всю оккупацию были с молоком - половина поилась у моей бабушки, вторая половина - у другой. И зато все выжили.
Прабабка же моя тогда уже влёжку лежала, но говорила, что дождётся сына с войны, тогда умрёт. Так и сделала - дед вернулся, она его даже узнала, хотя давно была "не в себе", а на другой день умерла. После войны дед с бабушкой уехали в Кингисепп, построили дом, разбили огород и сад, в котором, я, в общем-то, и вырос - торча то на крыше, то на старой китайской яблоне. А деревню потом власти снесли, как "неперспективную".
Дед умер, когда мне было 12 лет. После этого у бабушки поехала крыша. Сначала не сильно, она всего лишь иногда разговаривала с ним и просила "забрать к себе", ругала, что "сам ушёл, а её здесь оставил". Но пока был цел дом, она как-то держалась. Однако город решили развивать и превращать в современный, под это дело уничтожили все кварталы деревенской застройки (в той части) - огромную территорию с фруктовыми садами, огородами, колодцами и разнообразными домиками - залепив всё бетонными "пластинами", "кораблями" и прочей дрянью. Даже названий улиц (и самих улиц) не сохранилось. Бабушка жила у своей дочери (моей тёти), и едва не каждый день уходила в город искать свой дом. Конечно, найти не могла, я сейчас тоже не найду, где он стоял, даже берёзу, малолетней тётей после войны посаженную, и то спилили. Она не "блудила", помнила прекрасно, где живёт тётя, и где живём мы, только "свой" дом искала почти до самой смерти, "который они с дедом построили".
А где "пра любофф"-то? Да везде. Потому что, если бы не, то и истории бы дальше второго абзаца не было.