(no subject)
Вчера мне был подарен март, 8-е.
И я наивно пошла гулять. Что вы ещё хотите от кошки? Странно, что на крышу не полезла.
В ушах "Живой" (живой-живой!) альбом Сургановой и Оркестра, Птицы, весна! Вдоль стен Петропавловки, по Троицкому мосту, вдоль Невы - и всюду слои воспоминаний. Сколько людей и событий вспоминаю я, только я со своими семнадцатью вёснами, а сколько ушедшего помнит Нева... что ей важно? Столько помнить невозможно. Значит, у неё амнезия... только временами вспоминаются фрагменты, как теневые картины на потолке, когда засыпаешь - но сознание ещё не в отключке, и тени дорисовывают сны...
Вдоль по набережной к Лейтенанта Шмидта (не люблю его Благовещенским). Здесь ещё живёт моя непримечательная осень - и Поэма Конца. А ещё здесь весна 2005-го, когда было 60-летие Дня Победы и мы шатались с театралами по всему городу, попутно влюбляясь во всех и вся, Тогда я так влюбилась в Питер, что все "мёртвые", "открыточные" виды стали моими. И небо было без преувеличения синим, синим - и всё, и хулиганили так по-детски, дурачились... "Теперь не будет..." - но этот май уже сгладился, ...а ещё здесь живут Белые ночи - они зимуют под куполом Исаакия, по весне гнездятся в кустах сирени, а к лету вылетают на волю.
Васильевский. Кольцо моих ностальгий. Потому что - вчера как сейчас, а позавчера как вчера, как в прошлом году, как каждый раз с высоты своего сознания (хоть в пять, хоть в тринадцать) - тоска по бывшему, по снам, по образам. По небу. Тоже слоистая структура - вроде слюды. Только ещё с фрактальными свойствами. Каковы масштабы моей тоски? Тсс, когда будет апрель и впервые запахнет рыбой и морем - то будущей надежды станет больше, чем прошлой грусти. Здесь жил художник... а глаза у него были ясные-ясные... А здесь - моряк. А здесь - ну конечно же, геолог! У него на полке были раковины и засушенные морские ежи, по вечерам в субботу к нему прибегала внучка или племянница, дёргала за усы кота, задумчиво слушала море, играла с ежами и звёздами. О-о, а какие карты желтели на стенах! Была ли хоть одна стена без этих карт? Девочка умела вживаться в море, когда медленно приближая нос к Индийскому океану уже чувствуешь запах моря, потом - прикосновения волн, потом - видишь прозрачную бескрайнюю синеву и слышишь шум, который старше валунов, старше скал, старше идей о них, старше старых портретов в прохладных коридорах... Там когда-то по дну ползали трилобиты - диковенные твари с глазами "на ниточках", а теперь вот такой зверь лежит у девочки на ладони, и глаза у него без ниточек, просто два выступа - странно! а ещё они холодные... разве не страшно трогать глаза? Нос всё дальше и дальше от карты - солнце брызнуло, иллюзия пропала. "Деда, а я купалась!" Свежесть остаётся.
Она теряется, она пропадает в лабиринтах города. Она тает зимой. Её заменяют более яркие краски. Но эта свежесть лежит - глубоко под ворохом мыслей, чувств, впечатлений противоречивого подростка и внешне гармоничной почти-личности, и взрослого человека - она как океаническая порода, эта свежесть моря на старой карте. Знали бы картографы...