На земле и в воздухе
Практически сразу, появившись в гараже, я заметил в куче металлолома раму с останками двигателя. При ближайшем рассмотрении и после расспросов старожилов я выяснил, что это останки "Иван-Виллиса" - ГАЗ-67Б. Я кинулся к Абрамычу и достаточно легко получил добро на попытку его восстановления. За дело мы взялись на пару с Петром. На стройке не было легковых машин. Откуда взялись ошмётки "Иван-Виллиса", не мог вспомнить никто.
Первым делом взялись за двигатель. Это оказалось неожиданно легко: Абрамыч, которому очень хотелось иметь "легковушку", поспособствовал, и в Кызыле нашелся практически полностью укомплектованный двигатель от "полуторки", а эти двигатели и ставились практически на все "Иван-Виллисы". Правда, были ещё и варианты с родными двигателями от "Виллиса". Но откуда ж им взять в Кызыле?
Первый раз мы выехали из гаража так: рама, двигатель, коробка передач (трехскоростная от полуторки, тоже из Кызыла), четыре колеса и кусок фанеры под жопой. Нет не только кузова, но и рессор.
Постепенно всё обрастало. Поставили рессоры сначала назад, а потом и спереди, сделали свет (шестивольтовку!), фанерный кузов с оконными стеклами. "Дворник" приводился в движение вручную. Появились амортизаторы сначала сзади, а потом и спереди. Самодельный жестяной капот. Бампера от настоящего "виллиса". Очень долго Абрамыч искал раздатку: уж если получается машина, так это должен быть "вездеход"!
Приборы были от "полуторки". Спидометр (ха!) - какая-то херня, похожая на жидкостной компас: рассмотреть цифры не было никакой возможности. Однако это давало нам с Петром право утверждать, что "наш козёл ездит шибче санитарки". (Гонки Абрамыч запретил под страхом отлучения от руля.)
---
Почти сразу, как заселился в Арадане, я полез исследовать чердак. Результаты были впечатляющие: первым делом я нашел завернутый в тряпки маленький (сначала решил - игрушечный) приклад. После долгих поисков нашелся тщательно промасленный короткий ствол, а на третий день поисков обнаружил и "оптику".
Поразмыслив, я понес добычу Абрамычу. Тот покрутил в руках, похмыкал и, ловко все собрав, заявил, что я нашел бельгийскую одиннадцатизарядную мелкашку "Браунинг", могу оставить её себе, но не трепаться и за чердаком присматривать: вдруг объявится хозяин.
Наши патроны под мелкашку подходили: десять в приклад, один в патронник, но (нет в мире совершенства!) ствол был на "цанге" и разбалтывался после двадцати-тридцати выстрелов, и потом винтовку приходилось заново пристреливать, а патроны постоянно перекашивало на третьем-четвертом выстреле.
Полную обойму я выпустил только один раз: прыгал с валуна на валун в русле Уса, рука сорвалась и винтовка повисла на пальце на спусковом крючке. Одиннадцать выстрелов прогремели меньше, чем за десять секунд. Пули били в валун и с визгом уносились в никуда, но Бог меня, идиота, миловал и не одна из пуль в меня не попала.
Оптика винтовочки (вес которой не превышал килограмма-полутора) состояла из палочки с тремя полками. Когда верхушку "палочки" пристреливали на 25 метров (Абрамыч подсказал), то "полочки" оказывались на уровнях 50, 75 и 100 метров, соответственно.
С этой винтовкой я освоил свой метод охоты на уток: удобно ложился на берегу и выцеливал по шейкам. Негромкого выстрела утки на 50 -75 метров совершенно не боялись и можно было мазать, пока не попаду. Подбив три-четыре утки, оставалось только пустить в воду Шарона. Однако так я охотился только в одиночестве: демонстрировать винтовку народу я не рисковал.
---
Когда я сел за руль "козлика", то винтовочку стал всегда брать с собой, особенно после того, как какой-то "лихой" выбил нам (в машине сидел Абрамыч) дробовым зарядом ветровое стекло. Абрамыч вывалился из кабины и безрезультатно выпустил по придорожной тайге обойму из своего ТТ, а у меня после второго выстрела перекосило патрон...
Морды нам разбитым стеклом изрядно покарябало, после чего Абрамыч достал где-то кусок плексигласа и заставил его вставить вместо ветрового стекла. Видимость стала совсем хреновая, но Абрамыч ставить оконное стекло не давал, а других стекол не было.
---
Перед Новым 1956 годом на мою долю выпало серьёзное испытание. "Лихие" порезали троса на экскаваторе и скрепере - стройка встала.
Куда делся Пётр, почему Абрамыч послал меня одного на "козле" в Кызыл за тросами? Черт его знает. Сказали съездить в Кызыл и забрать на аэродроме две бухты троса, значит надо ехать.
Зима. Мороз ниже минус 30 градусов. Снега столько, что телефонные провода на столбах приходится откапывать. Ну и что? Сел и поехал.
186 километров. По сибирским меркам, как до магазина дойти. Правда, ехать часов шесть. Правда, два перевала. Один из них "Имени товарища Токи" (был тогда в Туве такой свой микро-Сталин), который в народе звался перевал "Весёлый", имел высоту 1.800 метров. Но для того и "козлик". Включил понижающую передачу, он и ползет.
"Весёлым" перевал звался оттого, что на последних двух километрах до верхней точки, на дороге не было ни одного разъезда. Если встречались две машины, то та, что шла в гору, должна была медленно сползти вниз до кармана, хотя до перевала и кармана на нём могло оставаться метров сто. Таким образом, иной раз через этот перевал можно было ехать не один час. Мне в тот раз повезло: я не встретил ни одной машины.
Проблемы начались километров через 90, когда я остановился перелить бензин из канистры в бак и (о, дурень!) нечаянно заглушил мотор. На таком холоде мотор остывает практически мгновенно, но страшнее то, что застывает вода, которой тогда в бензине хватало.
Вода застывает в первую очередь в карбюраторном жиклёре, а чтобы добраться до него, на этих проклятых моторах, надо было снять карбюратор! Такой вот "карбюратор перевёрнутого типа".
Поверх полушубка на мне был тулуп, который я набросил на капот. На руках, поверх перчаток из кошачьих шкурок, варежки из бараньей выворотки.
(Варварская история про перчатки из кошачьей шкуры. Местные жители правильно считали, что кошачья шкурка очень тёплая, прочная и стойкая к вытиранию. Поэтому в самые свирепые морозы ловилась кошка, которую сажали в очень тесную клетку, подвешивали на морозе и до отвала кормили сырым мясом. У кошки отмораживались и отваливались хвост и уши, но образовывались густейшая шерсть и подшёрсток. Примерно через месяц кошку забивали - и шили перчатки. Одна кошка - одна перчатка.)
Варежки я сжёг, разогревая карбюратор, руки и уши обморозил (они потом еще много лет болели, напоминая о Сибири), но двигатель каким-то чудом запустил и доехал-таки до аэродрома в Кызыле.
Дальше опять анекдот.
---
Смеркалось, когда я въехал на территорию аэродрома. Дорога шла между двух валов снега высотой более трех метров. На аэродроме работал "ротор". Я не проехал и метров двести, когда машину развернуло и швырнуло в снеговой вал. Кабину перекорёжило, посыпались стёкла, меня выбросило в снег. Как потом оказалось - срезало "футарку" на правом переднем колесе.
Набежавшие люди вытащили меня из снега, обтёрли рожу от крови и соплей и повели в домик греться, есть и спать. Я ничего не соображал. Меня трясло и было страшно: а если бы "это" случилось часом раньше?! Меня накормили, дали чаю, в который добавили какой-то дряни, и уложили спать, накрыв моим же тулупом.
Утром, после завтрака, состоявшего из традиционных пельменей и огромной яичницы с салом, пошли смотреть "козла", которого трактор притащил к домику. Вид у "козлика" был явно не боевой: бедняга нуждался в серьёзном ремонте. "Не бзди, пацан! - сказал кто-то огромный и бородатый, - доставим к Абрамычу в лучшем виде и тебя, и троса, а "козла" приведем в божий вид. Потом заберешь".
И меня повели на поле. (До того я ни разу не был ни на одном аэродроме и ни разу не видел вблизи, на земле, ни одного самолета.) Подвели меня к какому-то странному самолёту. Агрегат шатался и скрипел под несильными порывами ветра и весь был в заплатках из самых разных материалов. Кажется там были и жестянки от консервных банок... Привезли и погрузили в то, что считалось кабиной, две бухты троса. Появился некто с облезлой кирпично-красной рожей в тулупе и меховых унтах и рявкнул: "Что стоишь, мудила? Лезь в кабину!" Я проблеял: "Куда?" И получил полный адрес с перечислением всех моих родственников, вплоть до седьмого колена. "На троса садись, мать... мать... и мать!" Я полез. "Тулуп одень, мудила!" "Да, я в нем не помещаюсь!" "А без него подохнешь, мудила!"
Наконец, я кое-как пристроился, мужик залез вперёд, что-то прорычал во всю глотку и вдруг агрегат затрясся, что-то завыло-зарычало, мы в клубах снега понеслись вперед... и вдруг... полетели! Гордо заявляю (можете не верить): я не обоссался.
Стало сравнительно тихо. Самолёт медленно лез в небо. Было ясно, солнечно и очень холодно.
Пилот вытащил откуда-то из-под доски, на которой было несколько приборов, живо напомнивших мне моего "козла", толстую проволоку с петлёй на конце, набросил петлю на ручку управления и повернул ко мне голову. "Пить будешь?" - прокричал он и достал из унта бутылку спирта. Я в ужасе замотал головой. Мужик пожал плечами, насколько это было возможно в полушубке и тулупе, и присосался к горлышку. Когда он отлип, в бутылке было грамм на сто меньше. Мужик выдохнул, помотал головой и заорал какую-то песню. Слов я не разобрал: ревел мотор, ревел мужик, а у меня тряслось от страха где-то в организме.
Трудно сказать, как долго мы летели. Запомнилось только, как мы на высоте метров пятьдесят перелетели перевал "Весёлый".
Когда под нами показался Арадан с полоской полыньи посреди Уса, бутылка была пуста, а пилот был бодр и весел. Он лихо посадил агрегат (позже я узнал, что это был самолёт Р-5) в метре от полыньи и проорал: "Зови мужиков, пусть заберут троса и занесут мне хвост!"
Всё было сделано быстро, так как к месту нашей посадки успели сбежаться все, кто не был на работе, и самолет улетел.
А я долго ссал и никак не мог отоссаться... Но ведь дотерпел!
Позже, когда я приехал с Петром забирать починенного "козла" и поинтересовался судьбой пилота, меня успокоили, что бутылка в полёте для него - обычное дело. Но ног две и бутылок в унтах две - на обратный путь тоже надо. Проблема с пилотом одна: когда он прилетает, его надо вынимать - сутки после полета ходить он не может.
ГАЗ-67. avtocollection.com
Р-5. ru.wikipedia.org
Первым делом взялись за двигатель. Это оказалось неожиданно легко: Абрамыч, которому очень хотелось иметь "легковушку", поспособствовал, и в Кызыле нашелся практически полностью укомплектованный двигатель от "полуторки", а эти двигатели и ставились практически на все "Иван-Виллисы". Правда, были ещё и варианты с родными двигателями от "Виллиса". Но откуда ж им взять в Кызыле?
Первый раз мы выехали из гаража так: рама, двигатель, коробка передач (трехскоростная от полуторки, тоже из Кызыла), четыре колеса и кусок фанеры под жопой. Нет не только кузова, но и рессор.
Постепенно всё обрастало. Поставили рессоры сначала назад, а потом и спереди, сделали свет (шестивольтовку!), фанерный кузов с оконными стеклами. "Дворник" приводился в движение вручную. Появились амортизаторы сначала сзади, а потом и спереди. Самодельный жестяной капот. Бампера от настоящего "виллиса". Очень долго Абрамыч искал раздатку: уж если получается машина, так это должен быть "вездеход"!
Приборы были от "полуторки". Спидометр (ха!) - какая-то херня, похожая на жидкостной компас: рассмотреть цифры не было никакой возможности. Однако это давало нам с Петром право утверждать, что "наш козёл ездит шибче санитарки". (Гонки Абрамыч запретил под страхом отлучения от руля.)
---
Почти сразу, как заселился в Арадане, я полез исследовать чердак. Результаты были впечатляющие: первым делом я нашел завернутый в тряпки маленький (сначала решил - игрушечный) приклад. После долгих поисков нашелся тщательно промасленный короткий ствол, а на третий день поисков обнаружил и "оптику".
Поразмыслив, я понес добычу Абрамычу. Тот покрутил в руках, похмыкал и, ловко все собрав, заявил, что я нашел бельгийскую одиннадцатизарядную мелкашку "Браунинг", могу оставить её себе, но не трепаться и за чердаком присматривать: вдруг объявится хозяин.
Наши патроны под мелкашку подходили: десять в приклад, один в патронник, но (нет в мире совершенства!) ствол был на "цанге" и разбалтывался после двадцати-тридцати выстрелов, и потом винтовку приходилось заново пристреливать, а патроны постоянно перекашивало на третьем-четвертом выстреле.
Полную обойму я выпустил только один раз: прыгал с валуна на валун в русле Уса, рука сорвалась и винтовка повисла на пальце на спусковом крючке. Одиннадцать выстрелов прогремели меньше, чем за десять секунд. Пули били в валун и с визгом уносились в никуда, но Бог меня, идиота, миловал и не одна из пуль в меня не попала.
Оптика винтовочки (вес которой не превышал килограмма-полутора) состояла из палочки с тремя полками. Когда верхушку "палочки" пристреливали на 25 метров (Абрамыч подсказал), то "полочки" оказывались на уровнях 50, 75 и 100 метров, соответственно.
С этой винтовкой я освоил свой метод охоты на уток: удобно ложился на берегу и выцеливал по шейкам. Негромкого выстрела утки на 50 -75 метров совершенно не боялись и можно было мазать, пока не попаду. Подбив три-четыре утки, оставалось только пустить в воду Шарона. Однако так я охотился только в одиночестве: демонстрировать винтовку народу я не рисковал.
---
Когда я сел за руль "козлика", то винтовочку стал всегда брать с собой, особенно после того, как какой-то "лихой" выбил нам (в машине сидел Абрамыч) дробовым зарядом ветровое стекло. Абрамыч вывалился из кабины и безрезультатно выпустил по придорожной тайге обойму из своего ТТ, а у меня после второго выстрела перекосило патрон...
Морды нам разбитым стеклом изрядно покарябало, после чего Абрамыч достал где-то кусок плексигласа и заставил его вставить вместо ветрового стекла. Видимость стала совсем хреновая, но Абрамыч ставить оконное стекло не давал, а других стекол не было.
---
Перед Новым 1956 годом на мою долю выпало серьёзное испытание. "Лихие" порезали троса на экскаваторе и скрепере - стройка встала.
Куда делся Пётр, почему Абрамыч послал меня одного на "козле" в Кызыл за тросами? Черт его знает. Сказали съездить в Кызыл и забрать на аэродроме две бухты троса, значит надо ехать.
Зима. Мороз ниже минус 30 градусов. Снега столько, что телефонные провода на столбах приходится откапывать. Ну и что? Сел и поехал.
186 километров. По сибирским меркам, как до магазина дойти. Правда, ехать часов шесть. Правда, два перевала. Один из них "Имени товарища Токи" (был тогда в Туве такой свой микро-Сталин), который в народе звался перевал "Весёлый", имел высоту 1.800 метров. Но для того и "козлик". Включил понижающую передачу, он и ползет.
"Весёлым" перевал звался оттого, что на последних двух километрах до верхней точки, на дороге не было ни одного разъезда. Если встречались две машины, то та, что шла в гору, должна была медленно сползти вниз до кармана, хотя до перевала и кармана на нём могло оставаться метров сто. Таким образом, иной раз через этот перевал можно было ехать не один час. Мне в тот раз повезло: я не встретил ни одной машины.
Проблемы начались километров через 90, когда я остановился перелить бензин из канистры в бак и (о, дурень!) нечаянно заглушил мотор. На таком холоде мотор остывает практически мгновенно, но страшнее то, что застывает вода, которой тогда в бензине хватало.
Вода застывает в первую очередь в карбюраторном жиклёре, а чтобы добраться до него, на этих проклятых моторах, надо было снять карбюратор! Такой вот "карбюратор перевёрнутого типа".
Поверх полушубка на мне был тулуп, который я набросил на капот. На руках, поверх перчаток из кошачьих шкурок, варежки из бараньей выворотки.
(Варварская история про перчатки из кошачьей шкуры. Местные жители правильно считали, что кошачья шкурка очень тёплая, прочная и стойкая к вытиранию. Поэтому в самые свирепые морозы ловилась кошка, которую сажали в очень тесную клетку, подвешивали на морозе и до отвала кормили сырым мясом. У кошки отмораживались и отваливались хвост и уши, но образовывались густейшая шерсть и подшёрсток. Примерно через месяц кошку забивали - и шили перчатки. Одна кошка - одна перчатка.)
Варежки я сжёг, разогревая карбюратор, руки и уши обморозил (они потом еще много лет болели, напоминая о Сибири), но двигатель каким-то чудом запустил и доехал-таки до аэродрома в Кызыле.
Дальше опять анекдот.
---
Смеркалось, когда я въехал на территорию аэродрома. Дорога шла между двух валов снега высотой более трех метров. На аэродроме работал "ротор". Я не проехал и метров двести, когда машину развернуло и швырнуло в снеговой вал. Кабину перекорёжило, посыпались стёкла, меня выбросило в снег. Как потом оказалось - срезало "футарку" на правом переднем колесе.
Набежавшие люди вытащили меня из снега, обтёрли рожу от крови и соплей и повели в домик греться, есть и спать. Я ничего не соображал. Меня трясло и было страшно: а если бы "это" случилось часом раньше?! Меня накормили, дали чаю, в который добавили какой-то дряни, и уложили спать, накрыв моим же тулупом.
Утром, после завтрака, состоявшего из традиционных пельменей и огромной яичницы с салом, пошли смотреть "козла", которого трактор притащил к домику. Вид у "козлика" был явно не боевой: бедняга нуждался в серьёзном ремонте. "Не бзди, пацан! - сказал кто-то огромный и бородатый, - доставим к Абрамычу в лучшем виде и тебя, и троса, а "козла" приведем в божий вид. Потом заберешь".
И меня повели на поле. (До того я ни разу не был ни на одном аэродроме и ни разу не видел вблизи, на земле, ни одного самолета.) Подвели меня к какому-то странному самолёту. Агрегат шатался и скрипел под несильными порывами ветра и весь был в заплатках из самых разных материалов. Кажется там были и жестянки от консервных банок... Привезли и погрузили в то, что считалось кабиной, две бухты троса. Появился некто с облезлой кирпично-красной рожей в тулупе и меховых унтах и рявкнул: "Что стоишь, мудила? Лезь в кабину!" Я проблеял: "Куда?" И получил полный адрес с перечислением всех моих родственников, вплоть до седьмого колена. "На троса садись, мать... мать... и мать!" Я полез. "Тулуп одень, мудила!" "Да, я в нем не помещаюсь!" "А без него подохнешь, мудила!"
Наконец, я кое-как пристроился, мужик залез вперёд, что-то прорычал во всю глотку и вдруг агрегат затрясся, что-то завыло-зарычало, мы в клубах снега понеслись вперед... и вдруг... полетели! Гордо заявляю (можете не верить): я не обоссался.
Стало сравнительно тихо. Самолёт медленно лез в небо. Было ясно, солнечно и очень холодно.
Пилот вытащил откуда-то из-под доски, на которой было несколько приборов, живо напомнивших мне моего "козла", толстую проволоку с петлёй на конце, набросил петлю на ручку управления и повернул ко мне голову. "Пить будешь?" - прокричал он и достал из унта бутылку спирта. Я в ужасе замотал головой. Мужик пожал плечами, насколько это было возможно в полушубке и тулупе, и присосался к горлышку. Когда он отлип, в бутылке было грамм на сто меньше. Мужик выдохнул, помотал головой и заорал какую-то песню. Слов я не разобрал: ревел мотор, ревел мужик, а у меня тряслось от страха где-то в организме.
Трудно сказать, как долго мы летели. Запомнилось только, как мы на высоте метров пятьдесят перелетели перевал "Весёлый".
Когда под нами показался Арадан с полоской полыньи посреди Уса, бутылка была пуста, а пилот был бодр и весел. Он лихо посадил агрегат (позже я узнал, что это был самолёт Р-5) в метре от полыньи и проорал: "Зови мужиков, пусть заберут троса и занесут мне хвост!"
Всё было сделано быстро, так как к месту нашей посадки успели сбежаться все, кто не был на работе, и самолет улетел.
А я долго ссал и никак не мог отоссаться... Но ведь дотерпел!
Позже, когда я приехал с Петром забирать починенного "козла" и поинтересовался судьбой пилота, меня успокоили, что бутылка в полёте для него - обычное дело. Но ног две и бутылок в унтах две - на обратный путь тоже надо. Проблема с пилотом одна: когда он прилетает, его надо вынимать - сутки после полета ходить он не может.
ГАЗ-67. avtocollection.com
Р-5. ru.wikipedia.org