Ханиф Курейши "Мой сын - фанатик"
Ханиф Курейши
Отец стал тайком наведываться в комнату сына. Он просиживал там часами: пытался понять, что происходит. Его тревожило, что Али стал аккуратным, а в комнате вместо привычной мешанины из книг, одежды, бит для крикета и видеоигр воцарился порядок.
Поначалу Парвеза радовало, что сын перерос свои подростковые пристрастия. Но однажды рядом с мусорным баком в надорванном мешке он заметил уже не только старые игрушки, но и компьютерные диски, видеокассеты, новые книги и модную одежду, которую мальчик купил всего несколько месяцев назад. А еще Али, ничего не объясняя, расстался со своей девушкой-англичанкой, которая раньше часто приходила к ним в дом. И старые друзья перестали звонить.
По непонятным ему самому причинам Парвез не мог обсуждать с сыном это необычное поведение. Он поймал себя на мысли, что стал побаиваться: Али, хотя и был молчалив, мог ответить довольно резко.
Один раз Парвез все же попытался: ты-де больше не играешь на гитаре. Ответ был исчерпывающий, но странный: «Есть дела поважнее».
И все-таки эта сыновняя эксцентричность казалась Парвезу несправедливой. Сам он знал нескольких эмигрантов, чьи сыновья, попав в Англию, пошли по кривой дорожке, поэтому и вкалывал ради Али с утра до ночи, потратил кучу денег, чтобы оплатить мальчику учебу на бухгалтера. Он обеспечил сыну хорошие костюмы, необходимые книги, компьютер. А теперь тот выбрасывает вещи!
Вслед за гитарой исчезли телевизор, видеомагнитофон и музыкальный центр, и вскоре комната почти совсем опустела. Сирые стены хранили пятна от снятых картинок.
Парвез нажил бессонницу. Он все чаще стал прикладываться к бутылке, даже на работе. Он чувствовал, что ситуацию надо обсудить с понимающим человеком.
Парвез уже двадцать лет работал таксистом, половину из них - в одной фирме. Большинство таксистов были, как и он, панджабцы. Работать они предпочитали в ночную смену: дороги пустые, заработки выше.
Отсыпались они днем - избегая жен, - а на работе вели совершенно мальчишескую жизнь: в каптерке играли в карты, устраивали розыгрыши, отпускали грубые шутки, рассказывали похабные истории, ели, обсуждали политику и личную жизнь.
Но с приятелями Парвез эту тему поднять не мог. Ему было стыдно. И еще он боялся: вдруг в том, что сын сбился с пути, обвинят его самого. Ведь сам он считал виноватыми тех отцов, чьи дети связывались с сомнительными девицами, прогуливали школу и вступали в банды.
Годами Парвез хвалился тем, каких успехов его сын достиг в крикете, плаванье и футболе, какой он хороший ученик: «отлично» почти по всем предметам. Чего еще желать? Чтобы нашел хорошую работу, женился на хорошей девушке. Парвез что, многого просит? Если бы так сложилось, он был бы вполне счастлив. Мечта «неплохо обосноваться» в Англии осуществилась бы. Что же он сделал не так?
Но однажды вечером - он и двое его друзей сидели в конторе в расшатанных креслах и смотрели фильм со Сталлоне - он уже не смог промолчать.
- Не понимаю! - крикнул он. - Из комнаты у него все исчезает. Меня он больше не слушает. Мы всегда были как братья, а не как отец с сыном. Что с ним такое? Зачем он меня мучает?
И Парвез закрыл лицо руками. Пока он таким образом исповедовался, таксисты качали головами и понимающе переглядывались. По этим озабоченным взглядам Парвез понял: сослуживцам ситуация ясна.
- Объясните же, в чем дело, - потребовал он.
В ответ он услышал чуть ли не ликование. Они-де догадывались, что что-то не так. Теперь все ясно, Али стал наркоманом: вещи он продает, чтобы расплатиться за наркоту. Именно поэтому из комнаты все пропадает.
- Так что же делать?
Друзья проинструктировали Парвеза: скрупулезно наблюдай за ним, будь с ним как можно строже. Упустишь момент - парень сойдет с ума, передознется, а то и прибьет кого-нибудь.
К немалому своему облегчению в машине он обнаружил Беттину. Последние пассажиры - это обычно или местные шишки, или проститутки. Последних таксисты хорошо знали, так как часто подвозили к клиентам. А когда у них кончалась смена, то отвозили домой. Но бывало, что девушки с таксистами вместе выпивали. Время от времени они уединялись парами. Это называлось «катать друг друга».
Беттина и Парвез познакомились три года назад. Она жила за городом. Когда Парвез отвозил ее домой, она садилась на переднее сиденье и всю долгую дорогу слушала, как шофер рассказывает о своей жизни и планах. Рассказывала и о себе. Так они общались почти каждую ночь.
С ней он разговаривал о том, о чем с женой никогда не смог бы. Беттина, в свою очередь, отчитывалась о своей ночной работе. Парвез с удовольствием выслушивал подробности: где и с кем она была. Однажды он спас ее от распоясавшегося клиента, и с тех пор они особенно подружились.
Беттина не была знакома с Али, но Парвез все время о нем рассказывал. В ту ночь, когда он рассказал, что подозревает в Али наркомана, Беттина не стала осуждать ни мальчика, ни его. Она подошла к делу с практической стороны: объяснила, на что обратить внимание. «Все в его глазах», - сказала она. Красные прожилки, расширенные зрачки, усталый вид. А еще потливость и колебания настроения.
Парвез принялся рьяно наблюдать за сыном. Теперь, когда он узнал, в чем дело, ему стало легче. Конечно же, думал он, это не могло зайти слишком далеко. А с помощью Беттины он скоро все исправит. И он следил за каждым куском, который съедает сын.
При любой возможности он садился с Али рядом и заглядывал в глаза. По любому поводу дотрагивался до руки - проверял температуру. Когда сына не было дома, действовал еще активнее: заглядывал под ковер, в ящики, за пустой шкаф. Принюхивался, разглядывал, щупал. Что нужно искать - он знал, Беттина ему нарисовала ампулы, шприцы, таблетки, порошок и «камушки» крэка и героина.
Каждый вечер она ждала новостей о найденном.
После нескольких дней постоянных поисков Парвез смог, наконец, сообщить, что парень, хоть и забросил спорт, выглядит совершенно здоровым, да и глаза у него чистые. Вопреки ожиданиям отца, он не смущался, когда ему смотрели в глаза. Напротив, во взгляде у него была такая насмешка, как будто это не у него, а у отца что-то не в порядке.
- То есть физических изменений никаких? - спросила Беттина.
- Да нет, - Парвез на секунду задумался. - Вот только бороду отращивает.
Однажды ночью, после того как Парвез и Беттина засиделись в круглосуточном кафе, он вернулся домой совсем поздно. Единственное объяснение - наркотики - не годилось, поскольку в комнате Али не нашлось ничего на них похожего. К тому же вещи свои Али не продавал. Он их выбрасывал, раздаривал или жертвовал в благотворительные организации.
Стоя в коридоре, Парвез услышал, как в комнате сына зазвонил будильник.
Он поспешил в свою комнату. Жена еще не спала, шила, лежа в постели. Он велел ей сидеть и молчать - хотя она и не думала вставать, и не сказала ни слова.
Через щелку приоткрытой двери он стал следить за сыном, жена с любопытством наблюдала за ним. Мальчик прошел в ванную. Когда он вернулся, Парвез выпрыгнул в коридор и прижал ухо к двери его комнаты.
Оттуда доносилось приглушенное бормотание. Парвеза это озадачило, но одновременно успокоило.
Один ключ нашелся. Парвез принялся вновь следить за сыном. Мальчик молился. Да, точно, когда был дома, то молился по пять раз в день.
Парвез вырос в пакистанском городе Лахор, где все мальчики изучали Коран. Чтобы он не спал во время занятий, мавлави привязывал струну к его волосам, а другой конец струны - к потолку. Засни он - голова наклонилась бы вперед, и он тотчас же проснулся бы. После подобного унижения Парвез избегал религии. Другие шоферы тоже не выказывали особого благочестия. Напротив, они отпускали шутки про бородатых мулл, которые в шапочках-то своих ходят и жить всех учат, а сами щупают глазами подопечных, что девочек, что мальчиков.
О своих открытиях Парвез рассказал Беттине и таксистам. Раньше сослуживцы очень интересовались тем, что происходит, а тут как-то притихли. Не могли же они порицать мальчика за его верования.
Парвез решил взять отгул и куда-нибудь сходить с сыном. Обо всем этом ведь можно поговорить. Он хотел узнать, как у сына дела в колледже. Сам хотел рассказать о семье в Пакистане. Более всего ему хотелось узнать, как так получилось, что Али открыл для себя это, по определению Беттины, «духовное измерение».
К удивлению Парвеза, мальчик идти с ним отказался. Сослался на некую договоренность. Парвезу пришлось настаивать: что может быть важнее, чем встреча отца с сыном?
На следующий день Парвез сразу выехал на улицу, на которой стояла Беттина. Шел дождь, Беттина была на каблуках, в мини-юбке и плаще. Плащ она распахивала перед проезжающими машинами.
- Залезай скорей! - сказал Парвез.
Они погнали по вересковой пустоши, остановившись на том месте, где не было ничего, кроме диких оленей и лошадей, и где в лучшие времена лежали они с прикрытыми глазами, повторяя «вот жизнь-то». Но сейчас Парвез дрожал. Беттина обняла его:
- Что случилось?
- Такое случилось - в жизни ничего хуже не было.
Пока Беттина гладила его по голове, Парвез рассказывал, как накануне вечером ходил с Али в ресторан. Пока они изучали меню, знакомый официант принес Парвезу, как обычно, виски и воду. Парвез так нервничал, что заранее заготовил вопрос: волнуется ли сын из-за предстоящих экзаменов. Но сперва, чтобы расслабиться, распустил галстук.
И сделал большой глоток.
Еще до того как он смог заговорить, Али скорчил гримасу.
- Ты знаешь, что алкоголь - это плохо? - спросил он.
Парвез принялся терпеливо объяснять, что уже много лет работает по десять часов в день, а то и больше, что у него почти нет радостей или увлечений. Даже отпуска он никогда не брал. Ну разве это преступление - выпить, если хочется.
- Это запрещено, - сказал мальчик.
- Знаю, - пожал плечами Парвез.
- Как и азартные игры. Ведь так?
- Да. Но ведь мы всего лишь люди…
Каждый раз, когда Парвез делал глоток, мальчик морщился или строил презрительную гримасу. Официант, желая порадовать старого знакомого, принес Парвезу еще порцию виски. Парвез чувствовал, что пьянеет, но остановиться не мог. На лице у Али было написано такое отвращение и порицание, словно он ненавидел отца.
В середине обеда Парвез вдруг потерял самообладание и швырнул об пол тарелку. С него не спускали глаз официанты и посетители, а то бы и скатерть со стола сорвал. В любом случае он не потерпит, чтобы родной сын учил его, что такое хорошо и что такое плохо. Сам он считал себя человеком неплохим, совестливым. Было, конечно, кое-что, за что сейчас стыдно, но в целом, можно сказать, прожил достойную жизнь.
- Когда мне было грешить? - спросил он Али.
Низким монотонным голосом мальчик разъяснил, что, вообще говоря, Парвез никогда и не жил праведно, нарушал многие заповеди Корана.
- Например? - поинтересовался Парвез.
Али не раздумывал ни секунды. Как будто ожидая этого момента, он спросил отца, любит ли тот пирожки со свининой.
- Видишь ли…
Конечно, Парвез не мог отрицать, что любит свежую ветчинку, когда ее приправишь грибами, горчицей и положишь между двумя поджаренными хлебцами. Сказать по правде, именно так он каждое утро завтракал.
Затем Али напомнил Парвезу, как тот приказывал жене готовить свиные сосиски, приговаривая: «Си-люшай, тут тебе не деревня. Это Англия. Надо са-атвецвовать!»
Парвеза настолько раздосадовали и ошеломили эти нападки, что он заказал еще стаканчик.
- Вот в чем дело, - сказал мальчик. Он перегнулся через стол. Впервые за вечер глаза его ожили. - Ты слишком втянулся в западную цивилизацию.
Парвез рыгнул. Испугался, что подавится.
- «Втянулся»! - воскликнул он. - Да ведь мы здесь живем!
- Эти западники-материалисты нас ненавидят, - сказал Али. - Папа, как можно любить того, кто тебя ненавидит?
- Ну и каков же ответ? - печально спросил Парвез. - По-твоему?
Али принялся говорить гладко и плавно, как будто обращаясь не к Парвезу, а к шумной толпе, которую нужно утихомирить и убедить. Говорил о том, что ислам будет править миром, неверные - вечно гореть, евреи и христиане будут разгромлены. Запад - клоака, сборище лицемеров, развратников, гомосексуалистов, наркоманов и проституток.
Пока Али говорил, Парвез смотрел в окно, как будто проверяя: мы все еще в Лондоне?
- Наши люди достаточно натерпелись. Если притеснения не закончатся - начнется джихад. И я, и миллионы других - все мы с радостью отдадим свои жизни ради этого.
- Но почему? Зачем?
- Награда наша - в раю.
- В раю!
В конце концов, когда Парвез уже плакал, сын принялся убеждать его переменить образ жизни.
- Это как же? - спросил Парвез.
- Молитвой, - ответил Али. - Встань рядом со мной и молись.
Парвез попросил счет и поспешил вывести мальчика из ресторана. Дольше он выдержать не мог. Али говорил не своим голосом - как будто пел с чужого.
На пути домой Али сел на заднее сиденье, как пассажир.
- Отчего это с тобой? - спросил Парвез, опасаясь, что в каком-то смысле и на нем лежит вина. - На тебя повлияло какое-то событие?
- Повлияло: я живу в этой стране.
- А я люблю Англию, - сказал Парвез, глядя на отражение сына в зеркале. - Здесь разрешают делать почти что угодно.
- В том-то все и дело, - ответил сын.
Впервые за многие годы Парвез был не в состоянии следить за дорогой. Он задел грузовик, оторвал зеркало. Им повезло, что полиция не видела: Парвез лишился бы водительских прав и, как следствие, работы. Около дома, выходя из машины, Парвез споткнулся и упал на дорогу, ободрал руки, порвал брюки. Кое-как поднялся сам. Сын даже руки не протянул.
Парвез сказал Беттине, что готов даже молиться, если сын того хочет. Если от этого его взгляд не будет таким беспощадным.
- Но чего я не потерплю, - сказал он, - это чтобы мой собственный сын говорил, что я попаду в ад!
Еще мальчик сказал - и это окончательно доконало Парвеза, - что он бросил бухучет. Когда Парвез спросил почему, Али саркастически ответил, что причина очевидна: «Западное образование насаждает антирелигиозные настроения». Кроме того, сказал Али, в мире бухгалтеров выпивка, секс и ростовщичество считаются обычным делом.
- Но ведь за эту работу хорошо платят, - парировал Парвез. - А ты столько учился!
Али сказал, что начнет работать в тюрьмах, с мусульманами, пострадавшими за то, что отстаивали чистоту в мире разврата. В конце концов поздним вечером, уже ложась спать, Али спросил отца, почему тот не носит бороды или хотя бы усов.
- Такое чувство, что я потерял сына, - сказал Парвез Беттине. - Не могу я вынести, когда на меня смотрят как на преступника. И я решил кое-что сделать.
- Что же?
- Я ему скажу, чтоб брал свой коврик для молитв и уматывал из моего дома. Ничего труднее я в жизни не делал, но сегодня вечером поступлю именно так.
- Можешь, конечно, махнуть на него рукой, - сказала Беттина. - Но лучше не надо. Многие молодые люди тянутся к сектантству и суевериям. Со временем это пройдет.
Она добавила, что нужно быть терпимей к мальчику, поддерживать его, пока он ко всему этому охладеет.
Парвез решил, что она права, хотя вовсе не хотел давать сыну больше любви, ведь еще не ощутил никакой благодарности за все, что для него сделал.
Тем не менее он решил терпеть и взгляды сына, и его упреки.
Он пробовал поговорить о вере, но, если решался хоть что-нибудь критиковать, Али отвечал очень резко. Однажды он обвинил Парвеза, что, мол, тот «пресмыкается» перед белыми. Сам он, напротив, не считал себя «человеком второго сорта», ведь мир - это не только Запад, пусть Запад и возомнил о себе не весть что.
- Откуда ты знаешь? - спросил Парвез. - Ты же никогда не был за границей.
Ответом был презрительный взгляд.
Однажды вечером, предварительно убедившись, что от него не пахнет алкоголем, Парвез подсел к Али за кухонный стол. Он надеялся, что сын похвалит его за бороду (он начал ее отпускать), но мальчик эту бороду, кажется, и не заметил.
Днем ранее Парвез объяснял Беттине, что, мол, на Западе люди ощущают внутреннюю пустоту, и потому им нужна жизненная философия.
- Да, - сказала Беттина. - В том-то и дело. Нужно объяснить ему твою жизненную философию. Тогда он поймет, что вера бывает разной.
После изнурительных раздумий Парвез решился. Мальчик смотрел так, словно от отца уже ждать нечего. Парвез принялся сбивчиво объяснять, что люди должны относиться друг к другу с уважением, особенно - дети к родителям. На секунду показалось, что этот довод подействовал. Парвез, приободрившись, продолжил. По его мнению, никакой другой жизни, кроме этой, не существует, после смерти - разлагаешься в земле. «На мне вырастут трава и цветы, но часть меня останется жить…»
- Каким же образом?
- В других людях. Мое продолжение - это ты. - Мальчика это, по всей видимости, ошеломило, и, чтобы смягчить эффект, Парвез добавил: - И твои внуки. Но пока я здесь, на этом свете, я хочу прожить жизнь как можно лучше. И чтоб ты прожил жизнь как можно лучше.
- Что значит «как можно лучше»? - спросил мальчик.
- Ну, - ответил Парвез, - для начала… стоит научиться получать от жизни удовольствие. Да. Получать удовольствие без вреда для окружающих.
Али заявил, что удовольствие - это «бездонная бочка».
- Я не о таких удовольствиях говорю, - сказал Парвез. - А о радости жизни.
- Наших людей притесняют по всему миру, - сказал мальчик.
- Знаю, - согласился Парвез, не вполне понимая, что это за «наши люди». - Но согласись, что все-таки жизнь - она для живых.
Али сказал:
- Истинное учение существует сотни лет. Мои взгляды разделяют миллионы людей по всему миру. Ты хочешь сказать, что ты прав, а они все - нет?
Али смотрел на отца с такой агрессивной убежденностью, что Парвез ничего не смог возразить.
Как-то вечером, после визита к клиенту, Беттина села к Парвезу в машину. Проезжая, они заметили на улице мальчика-подростка.
- Это мой сын, - вдруг сказал Парвез. Они были на другой стороне города, в бедном районе, где находились две мечети.
Парвез придал лицу жесткое выражение. Беттина повернулась к нему:
- Притормози, притормози! - попросила она. - А он симпатичный. На тебя похож. Только лицо более решительное… Ну останови же, пожалуйста!
- Зачем?
- Хочу с ним поговорить.
Парвез развернулся и остановился рядом с мальчиком.
- Ты домой? - спросил он. - Далековато!
Мальчик пожал плечами и с угрюмым видом забрался на заднее сиденье. Беттина сидела на переднем. Парвез вдруг заметил, что у Беттины очень короткая юбка, кольца аляповатые, а тени на веках светло-голубые. Он открыл окно, ощутив вдруг, что весь салон пропах ее духами, которые ему, вообще-то, очень нравились.
Пока Парвез несся на бешеной скорости, Беттина мягко спросила Али, где он был.
- В мечети, - ответил он.
- А в колледже как дела? Много занимаешься?
- Кто вы такая, чтоб меня об этом спрашивать? - сказал он, глядя в окно. Они встали в пробке. К этому моменту рука Беттины - невзначай - легла на плечо Парвеза. Она ответила:
- Твой отец - а он очень хороший человек - за тебя беспокоится. Ты знаешь - он любит тебя больше жизни.
- «Любит меня», говорите, - повторил мальчик.
- Конечно! - сказала Беттина.
- Тогда почему он позволяет такой женщине, как вы, себя трогать?
Если Беттина взглянула на него со злостью, то в его взгляде была еще большая, ледяная, ярость.
- И кто же я такая, чтобы разговаривать со мной в таком тоне?
- Сами знаете, - ответил мальчик. - Выпусти меня.
- Не дождешься.
- Не волнуйся, я сама выйду, - сказала Беттина.
- Погоди! - крикнул Парвез. Но она открыла дверцу движущейся машины, выскочила на улицу и побежала через дорогу. Парвез позвал ее несколько раз, но она не вернулась.
Не говоря ни слова, Парвез привез Али домой. Али сразу же прошел в свою комнату. Парвез же не мог ни читать газету, ни смотреть телевизор, ни даже просто спокойно сидеть. Он пил стакан за стаканом.
Наконец он прошел наверх и стал бродить туда-сюда около комнаты Али. Когда он наконец открыл дверь, то увидел, что Али молится. На отца даже не взглянул.
Парвез пнул его. Затем поднял за шиворот и ударил. Али упал на спину. Парвез ударил снова. Лицо мальчика залила кровь. Парвез тяжело дышал. Он чувствовал, что парня уже ничто не проймет, но все-таки бил. Мальчик не защищался и не давал сдачи. В глазах его не было страха. Он только прошептал разбитыми губами: «Ну и кто же из нас фанатик?»