У нынешней «спецоперации» начинают прослеживаться аналогии с сирийской войной. И чем дальше, тем структурно сюжет начинает повторяться.
Напомню, что непосредственным толчком к вторжению в Сирию послужили уговоры иранского генерала Сулеймани, который очень хорошо видел, что конфликт между Газпромом и Турцией из-за двух труб «Турецкого потока» к маю 15 года дошел до точки кипения. Поэтому предложение Сулеймани - вы быстро заходите, быстро побеждаете и диктуете Турции свои условия, угрожая ей двумя миллионами беженцев - выглядело крайне соблазнительно. Я, конечно, не присутствовал на этих встречах, но ничего другого Сулеймани сказать и не мог. Ключевым фактором во всей этой истории было «быстро».
«Быстро» не получилось. Почти два месяца - с октября по примерно конец ноября - российские войска пробивались к турецкой границе и смогли пройти примерно 50-70 км. Турки за это время сумели оценить практически все возможности своего противника, и с середины ноября начали активно противодействовать. Через некоторое время они сбили российский самолет и окончательно удостоверились, что у Кремля есть свои собственные ограничения (часть из которых были объективными, часть носила сугубо внутренний характер). Еще два месяца ушло на создание мощного регионального союза (ситуативного, но достаточного для организации угрозы), после чего последовали масштабные учения «Северный гром» с прямым требованием к Кремлю и угрозой вторжения в Сирию собранной группировки сил под названием «Северный шторм». И в марте 16 Кремль был вынужден сворачивать наступление к границе, объявлять о победе и выводе войск. Вывод, конечно, не состоялся, но война перешла в стадию затяжного и практически бесперспективного конфликта. Турки отбились от угрозы, Газпром признал поражение и порезал две теперь ненужные трубы.
Ключевой фактор - темп войны - оказался решающим. Быстро не получилось, противник спокойно создал систему противодействия и развернул обстановку. Что именно сказали российскому обывателю по телевизору, турок интересовало мало - они свою задачу решили.
Нынешняя «не-война» переходит к этому же сюжету. Пропаганда уже отрабатывает версию «мы медленно спустимся с горы и возьмём всё стадо», но «медленно» - это уже поражение. Причина, в общем-то, понятна: двум армиям поставлена задача, которую 70 лет назад решали три фронта. Недостаток ресурсов во всём диктовал проведение ограниченной и локальной операции на Донбассе, но прямое столкновение с группировкой сил ВСУ, собранных там, выглядело весьма неочевидным ни по срокам, ни по результату. Поэтому и последовал ввод войск по всей границе - чтобы лишить возможность маневра резервами, и в конечном итоге окружить силы ВСУ, собранные на Донбассе. Но тут же возникла проблема городов, которые нельзя ни взять, ни оставить в тылу. Количество неразрешимых для имеющегося ресурса противоречий начало расти, что в итоге привело к невозможности решить военную часть быстро и хоть с каким-то результатом. Военное ведомство отчитывается о брутто-показателях операции исключительно в виде уничтоженных украинских ресурсов, но такая отчетность лучше всего показывает, что в военном отношении операция уже не просто буксует, а начинает угрожающе застревать в украинской грязи (грязь здесь - понятие не буквальное).
Итог - еще пару недель, и, во-первых, ресурсы «спецоперации» будут исчерпаны, что поставит вопрос - откуда их взять, во-вторых, противники Кремля получат возможность изучить происходящее и выработать решения. Ловушка для Кремля в том, что он не может ни остановиться, ни отступить, ни ускорить темп наступления. Из инициатора кризиса и субъекта событий он привычно превратился в объект. А это позволяет его противникам перехватить инициативу и решить проблему иначе, чем это планировалось Кремлем.