во сне и наяву
ЗДЕСЬ И ТАМ
Там все почти как здесь, но другое. Мелкие планы, павильонные съемки. Все происходит в полумраке. (Может свет экономят?)
Предметы и люди имеют там другие лица и очертания, порой узнаются потом уже, ЗДЕСЬ, после пробуждения... И помещения тоже меняются, из раза в раз они приобретают разный облик. Только неуловимое ощущение позволяет догадаться, что это было "то самое" место. Там нет солнца. Никогда. Может, потому что "съемки павильонные"?
Еще там не бывает дождя, но порой можно ходить по искусственному, незнамо когда выпавшему снегу. Свойства всех предметов меняются. Словно другая планета. Однажды мне захотелось попробовать на вкус бетонный забор, торчащий из снега, и он оказался совсем как простой черный хлеб.
Там не бывает тени.
Нет ни жары, ни холода.
Однажды я пришла ТАМ в комнату, а под потолком оказался открытый лаз. Я влезла туда по маленькой медной лесенке и очутилась в чем-то вроде квадратного ящичка, заполненного изумрудным светом. Свет проникал сквозь желто-зеленые соты, служившие стенками ящика. Ящик был такой маленький, что сидеть можно было только сгорбившись, обхватив коленки руками и пригнув голову. Соты окружали меня с трех сторон, и зеленый свет облучал меня, постепенно теряя энергию, переходя в желтую область спектра.
Насидевшись в ящике вдоволь, я вернулась в комнату с чувством неописуемого счастья.
На заре моей жизни, когда я стала ТАМ появляться, я сперва не могла отличить ТАМ от ЗДЕСЬ и пыталась рассказывать взрослым про забитые людьми и тряпичными узлами тесные комнатки, которые куда-то ехали (я была еще слишком маленькая, и не знала, что так было внутри поездов во время эвакуации). Взрослые ничего не поняли, техникой связной речи в том возрасте я еще не владела.
Освоившись ТАМ, я увидела, что там МОЖНО то, что здесь НЕЛЬЗЯ. Я провела опыт, первый удачный опыт в моей жизни. Кажется, мне было года четыре. Помню, я стояла ТАМ на мостике среди плотной толпы незнакомых людей. Была осень. Все были одеты в пальто и куртки, сверху синеватым бельмом висело тусклое небо, коричневые листья изредка падали в воду, и медленно утягивались под мост течением. Мне было скучно, меня со всех сторон давили чужие тела, закутанные в плотную одежду. Мешало двигаться и дышать застегнутое под горлом противное зеленое войлочное пальто, которое я страстно ненавидела. И я решила кинуться в воду. Миг: и я вскочила на перила. Другой - и я уже бултыхаюсь в реке в своем тяжелом пальто и резиновых сапогах с носками внутри! В толпе послышались возгласы, шум. Какой-то дяденька бросился "спасать" меня в реку, но я уже знала свои силы. Я взмыла из воды в мутное небо, мимо черных линий проводов, над головами бурлящей недовольством толпы. Никто меня не преследовал - я полетела быстрее, быстрее... И вскоре вернулась СЮДА. С тех пор я ТАМ часто летала.
Мне было около пяти лет, когда мне явился Провожатый. Рыжая белка. Сначала она лежала пыльной тушкой на буфете за вазочкой с сушеными бессмертниками в тамошнем отражении нашей большой комнаты. Однажды она спустилась ко мне с буфета в слабом электрическом свете, в тот момент, когда я сидела в комнате одна, без взрослых. Шерсть ее насквозь пропиталась пылью, хвост облез, из ссохшегося ротика торчали желтые острые зубки, совсем не беличьи, а глаза были мертвые и рыжие, но я не испытывала перед ней страха. От белки исходила непонятная сила. Сколько мест мы с ней посетили! Она показала мне летающую качалку, таинственные белые корни под забором, водила меня по лабиринтам каких-то дворцов, где шла своя жизнь, и никто не замечал нашего с белкой присутствия, словно нас покрывала шапка-невидимка.
После прогулок белка возвращалась на буфет и укладывалась там, застыв пыльной тушкой, чтобы вновь соскользнуть ко мне в следующий раз.
Вернувшись в обыденность, я часто рисовала белку в виде могущественного принца - царя зверей, в короне и мантии.
Иногда белка исчезала.
Тогда я сидела в комнате одна, уставившись в стену. Я буравила стену взглядом до тех пор, пока не начинала слышать разные посторонние звуки. Постепенно звуки образовывали мелодию. Музыка становилась громче. Спокойная и печальная. Я продолжала сидеть и смотреть на рисунок крашенной, без обоев, стены между книжным шкафом и буфетом. Однажды оно раскрылось - это пространство. Большой коричневый зал дробился на маленькие зальчики в ритме игравшей музыки. Зальчики дробились все мельче и мельче, образуя фракталы. (Только тогда я не знала ни этого слова, ни этого явления). Микрозальчики то уменьшались, то увеличивались. Потом они дробились уже на коробочки, коробочки вкладывались одна в другую, потом выделялись друг из друга обратно, потом опять вкладывались. Они то появлялись, то исчезали в ритме игравшей музыки. Стенки этих зальчиков были изготовлены из гофрированной коричневой бумаги, которой выстилали в те 60-е годы коробки с мармеладом. (Помню этот мармелад - фигурки засахаренных зайчиков с красным глазом, который немедленно выковыривался и съедался.)
Однажды, уже наяву, я прислушалась к дневным посторонним звукам. Из квартир наверху слабо слышалось пианино. Потом раздались завывания пылесоса. Дедушка не любил шума, и ругал "Щереметьиху" за громкую уборку по выходным. Он каждый вечер в будни и почти весь выходной несколько лет подряд писал книгу или уходил в гараж копаться в машине.
А я все сидела на диване и пялилась в стенку. Вдруг соседи громко включили телевизор. Раздалось оперное пение. Густой черный бас наполнил комнату. Они приглушили звук, но я уже все услышала и увидела: памятник с портретом мужчины в окружении черной оградки, осыпанный осенними листьями, скелетик физалиса с горящей ягодкой в центре, облетающие в сумерках деревья. "Могила... уныла..." - пел мертвец из памятника гробовым голосом.
С тех пор альтернативные пространства в стенах стали открываться часто.