мимоходом
На днях видела, как мимо очень чистого белого автомобиля, с достоинством выплывающего из двора, пронесся юноша на самокате. Юноша вспахал лужу, и часть ее осталась на асфальте, а часть переместилась на автомобиль.
Самокат быстро умчался, а из машины выбрался владелец и ошеломленно уставился на свой оскверненный транспорт. Его картина мира, в которой эксклюзивное право окатывать водой окружающих было закреплено за машинами, оказалась порушена. Так корова могла бы смотреть на забор, который вдруг бросился на нее и от души боднул.
Ребенок, начитавшись Лукьяненко, ранним утром вбегает в кухню, где я кашеварю в щадящем полумраке, и щелкает выключателем с криком «Ночной Дозор, всем выйти из сумрака!»
Чувствую себя какой-то нечистью, слабой, бледной, с извилистой тощей шеей - вроде Горлума, у которого отобрали его прелессссть.
Впрочем, обычное мое утреннее состояние зимой и осенью.
В книжном на Арбате рядом со стендами, заполненными книжками для детей, сидят злобные игрушки Энгри Бёрдз и сердито зыркают на окружающих, почему-то предпочитающих книги.
- Дед, давай купим птичку, - неуверенно предлагает девочка лет семи.
- Какая же это птичка? Это монстр какой-то, - пугается дедушка.
Девочка явно пытается подобрать аргументы за покупку, и наконец у нее это получается.
- Они просто читать не умеют. Поэтому злые. Мы одну возьмем и научим!
Дедушка со вздохом снимает псису, видит цену и глаза его расширяются.
- Не понимаю, почему я должен столько платить за какую-то неграмотную птицу! - бормочет он.
На кассе они стоят передо мной. Красный круглый Энгри Бердз злорадно попирает стопку книжек в корзинке.
Возле овощного отдела в магазинной тележке лежит огромная, чуть ли не с саму тележку ребристая тыква такого безумно оранжевого цвета, что даже мандарины рядом с ней кажутся бледными и безжизненными. Если бы Золушке наколдовали карету из такой тыквы, то фиг бы она доехала до дворца. Носилась бы по окрестным лесам, орала охрипшим голосом кучеру «Жми! Тапку в пол!», а потом вообще смылась в Монако, проигралась бы в пух и прах и, счастливая, шла бы босиком и в обносках ранним утром по пустынным улицам, курила бы, смотрела на море, думала, что не пропадет, руки есть, по хозяйству умеет, выносливая, молодая, чего еще надо, господи.
Самокат быстро умчался, а из машины выбрался владелец и ошеломленно уставился на свой оскверненный транспорт. Его картина мира, в которой эксклюзивное право окатывать водой окружающих было закреплено за машинами, оказалась порушена. Так корова могла бы смотреть на забор, который вдруг бросился на нее и от души боднул.
Ребенок, начитавшись Лукьяненко, ранним утром вбегает в кухню, где я кашеварю в щадящем полумраке, и щелкает выключателем с криком «Ночной Дозор, всем выйти из сумрака!»
Чувствую себя какой-то нечистью, слабой, бледной, с извилистой тощей шеей - вроде Горлума, у которого отобрали его прелессссть.
Впрочем, обычное мое утреннее состояние зимой и осенью.
В книжном на Арбате рядом со стендами, заполненными книжками для детей, сидят злобные игрушки Энгри Бёрдз и сердито зыркают на окружающих, почему-то предпочитающих книги.
- Дед, давай купим птичку, - неуверенно предлагает девочка лет семи.
- Какая же это птичка? Это монстр какой-то, - пугается дедушка.
Девочка явно пытается подобрать аргументы за покупку, и наконец у нее это получается.
- Они просто читать не умеют. Поэтому злые. Мы одну возьмем и научим!
Дедушка со вздохом снимает псису, видит цену и глаза его расширяются.
- Не понимаю, почему я должен столько платить за какую-то неграмотную птицу! - бормочет он.
На кассе они стоят передо мной. Красный круглый Энгри Бердз злорадно попирает стопку книжек в корзинке.
Возле овощного отдела в магазинной тележке лежит огромная, чуть ли не с саму тележку ребристая тыква такого безумно оранжевого цвета, что даже мандарины рядом с ней кажутся бледными и безжизненными. Если бы Золушке наколдовали карету из такой тыквы, то фиг бы она доехала до дворца. Носилась бы по окрестным лесам, орала охрипшим голосом кучеру «Жми! Тапку в пол!», а потом вообще смылась в Монако, проигралась бы в пух и прах и, счастливая, шла бы босиком и в обносках ранним утром по пустынным улицам, курила бы, смотрела на море, думала, что не пропадет, руки есть, по хозяйству умеет, выносливая, молодая, чего еще надо, господи.