(no subject)
Москва, ноябрьская моя Москва уныла и монохромна. Насторожившееся время, когда не знаешь, чего ждать -- то ли мягкого снега, то ли лютых ветров, то ли стеклянного декабря с дождем.
И потому всплески цветного бросаются в глаза и запоминаются особенно ярко.
Аккуратный старик в переходе метро, продающий разноцветные палочки-пульверизаторы для цветов и вдруг наклоняющий лицо в "букет" и вдыхающий его пластиковый запах.
Рабочий-таджик, немолодой мужчина в оранжевой куртке, помогающий устанавливать новую детскую площадку. Рабочие возятся долго, до темного вечера, и, закончив, торопливо грузятся в машину - все, кроме него. Он смотрит им вслед и неожиданно возвращается на площадку, осторожно садится на новые качели и начинает тихонько раскачиваться, хотя его зовут из машины и, кажется, ругаются. Я вижу его из окна -- оранжевое пятно в темноте.
Крепкий, как сарделька, рыжий кот, живущий при магазине и презирающий всех покупателей -- ходят тут, мешают! -- внезапно выскакивает из-за прилавка и бежит к плачущей девочке лет двух, растянувшейся на скользком кафельном полу. Пытается потереться ухом об ее руку, но, испугавшись громкого шуршания пуховика, отскакивает в сторону. Девочка смеется.
Сурового вида девушка, вся в черном, с зачерненными веками, с пирсингом на губах, идущая по улице, закрывая ладонью от ветра крошечный букет ландышей. Поравнявшись со мной, поднимает на меня глаза. В них плещется такой детский восторг, как будто она пятилетняя девочка с голубым шариком в руках и вот-вот улетит туда, где нет ноябрей.
И потому всплески цветного бросаются в глаза и запоминаются особенно ярко.
Аккуратный старик в переходе метро, продающий разноцветные палочки-пульверизаторы для цветов и вдруг наклоняющий лицо в "букет" и вдыхающий его пластиковый запах.
Рабочий-таджик, немолодой мужчина в оранжевой куртке, помогающий устанавливать новую детскую площадку. Рабочие возятся долго, до темного вечера, и, закончив, торопливо грузятся в машину - все, кроме него. Он смотрит им вслед и неожиданно возвращается на площадку, осторожно садится на новые качели и начинает тихонько раскачиваться, хотя его зовут из машины и, кажется, ругаются. Я вижу его из окна -- оранжевое пятно в темноте.
Крепкий, как сарделька, рыжий кот, живущий при магазине и презирающий всех покупателей -- ходят тут, мешают! -- внезапно выскакивает из-за прилавка и бежит к плачущей девочке лет двух, растянувшейся на скользком кафельном полу. Пытается потереться ухом об ее руку, но, испугавшись громкого шуршания пуховика, отскакивает в сторону. Девочка смеется.
Сурового вида девушка, вся в черном, с зачерненными веками, с пирсингом на губах, идущая по улице, закрывая ладонью от ветра крошечный букет ландышей. Поравнявшись со мной, поднимает на меня глаза. В них плещется такой детский восторг, как будто она пятилетняя девочка с голубым шариком в руках и вот-вот улетит туда, где нет ноябрей.