Почему выходцы из бывшего СССР правее
В последнее время достаточно часто я наталкиваюсь на обсуждение вопроса, почему репатрианты из бывшего СССР в Израиле склоняются вправо. И если раньше этот вопрос обычно недоуменно задавался коренными жителями, которые видели в этом явлении аномалию, то в последнее время он все больше начинает интересовать и самих 'русскоязычных', что видимо свидетельствует о том, что тот период, когда формировались убеждения алии, уже завершен, что сами эти убеждения во многом держатся за счет инерции, и что многие уже потеряли то интуитивное понимание, почему они (или их знакомые) придерживаются тех или иных взглядов, и поэтому они пытаются заменить интуитивное понимание рефлективным.
Пожалуй, настало время сформулировать ответ на этот вопрос. Тем более, что существующие ответы кажутся мне достаточно поверхностными и не отражающими суть дела. Назову два таких часто повторяющихся объяснений. С одной стороны утверждалось (особенно в первые годы большой алии), что выходцы из СССР не голосуют за левые партии из-за того, что те ассоциируются у них с советской социалистической системой. В другой стороны (и это объяснение набирает популярность в последние годы), есть мнение, что репатрианты сохранили советскую имперскую ментальность и потребность в образе врага. Иногда оба эти объяснения сосуществуют, несмотря на определенное несоответствие между ними. Либо 'русскоязычные' - правые потому, что они 'советские', либо потому, что они 'анти-советские'. В принципе, путем философской эквилибристики можно попытаться разрешить это противоречие (сказав, что 'анти-советизм' и советская ментальность - это одно и тоже), но такой ход заслуживает тшательной проверки, которую обычно не делают, поскольку не всегда замечают, что тут кроется противоречие.
Но насколько вообще убедительна версия о том, что 'русскоязычные' склоняются вправо из-за имперской ментальности? Да, большинство репатриантов не голосуют за левых. Да, всем знаком тип русскоязычного интеллигента-хама-расиста-имперца-гомофоба. Но зависит ли одно от другого? Если бы связь существовала, то проявилась бы четкая корреляция между степенью имперского мышления и правизной. Но такой связи я не наблюдаю. Я знаком с очень многими правыми людьми с анти-имперским мышлением, и с левыми, у которых есть симпатия к советской (или русской) империи. Следовательно, правизна алии не связана с наличием или отсутствием у нее имперской ментальности.
И даже цитирование советских имперских песен ('но и своей не пяди не дадим') - это просто риторическое использование общих культурных аллюзий. Цитаты в политической риторике очень часто используются вне контекста, потому что они удобны для описания некой конкретной ситуации, но это совсем не означает, что тот, кто их цитирует, согласен с изначальным смыслом всей песни. Если бы репатрианты были левыми, то они без труда нашли бы достаточно цитат в их общем культурном коде для оправдания левой интернационалистической политической позиции ('Миру - мир', 'дадим отпор поджигателям войны', 'высшее право человека - право на жизнь', 'русский с китайцем братья навек').
Вместо этого я хочу предложить другое объяснение. Перед тем, как его изложить, требуются несколько предварительных замечаний. Во-первых, ответ нужно искать не в сегодняшней ситуации, а в той, которая существовала, когда взгляды алии формировались. Поскольку политические взгляды составляют достаточно сложную и поэтому гибкую систему ценностей и суждений, то если она уже сложилась, требуется сильное потрясение, чтобы ее изменить. Поэтому правая тенденция вполне уже существует по инерции, время от времени корректируя себя в зависимости от обстоятельств. Во-вторых, речь идет не об общем количестве людей, голосующих за правые партии (ибо и среди уроженцев Израиля сейчас большинство голосуют за правых), а о тенденции среди образованной части общества. Нет сомнения, что среди образованных русскоязычных принято придерживаться правых взглядов, а среди образованных коренных израильтян - левых. В-третьих, точная формулировка вопроса - не почему русскоязычные голосуют за правых, а почему они не голосуют за левых (у них нет проблем поддерживать 'центристов'). И последнее - все, что будет сказано, не несет никакого нормативного суждения о правильности правых или левых взглядов. Мой анализ - лишь о том, почему 'русскоязчные' не поддерживают левых, а не о том, правильны ли эти взгляды по существу. И он касается статистической тенденции, а не взглядов отдельных людей.
По моему мнению, есть 3 главные причины, почему левым взглядам в Израиле очень трудно проникнуть на русскую улицу. Назовем их: вопрос справедливости, еврейская идентичность, и отсутствие эмпатии к травме.
1. Справедливость. Где-то к началу 90-х левый дискурс в Израиле стал меняться. Если раньше в нем доминировал прагматический элемент (мы должны отступить, потому что это выгодно нам), то в 90-х растущее влияние начал приобретать моральный элемент (мы должны отступить, потому что мы несправедливы). Никакая левая позиция, в которой значительную роль играет аргумент от справедливости, не могла увлечь за собой значительное число репатриантов по двум причинам:
А) Общая причина. Имиграция - это выбор. Обычно иммигрант либо не поедет в страну, которую считает очень несправедливой, либо не будет готов постфактум считать ее несправедливой.
Б) Частная причина. Особенностью израильского левого дискурса о справедливости является его постоянные риторические преувеличения, в которых Израиль становится государством-парией. Этот дискурс может только оттолкнуть людей с неплохим знанием советского общества и его истории, поскольку никакие прегрешения Израиля по своему размаху не способны сравниться даже с относительно невинными преступлениями советского режима и общей жестокостью среднестатистического советского человека.
2. Идентичность. Левые в Израиле очень плохо представляют, что речь идет об еврейской алие с ярковыраженной еврейской идентичностью. Открыв, что большинство репатриантов не являются убежденными сионистами, многие убедили себя в том, что речь идет о чисто экономической эмиграции. На самом деле все сложнее. У советских евреев была сильная групповая идентичность, даже если она не совпадала с тем, что считалось еврейством в других местах. И они ехали в Израиль как в еврейскую страну. Среди той изначальной массы конца 80-х и начала 90-х годов можно выделить две основные группы. Во-первых, меньшинство, которое в дополнение к групповой развило в себе культурную еврейскую идентичность, и которых можно более или менее считать сионистами, ибо они ехали в Израиль, чтобы укрепить эту идентичность. Это группа заняла лидирующие позиции среи алии, так как в свете своей культурной еврейской идентичности, она лучше ориентировалась в общеизраильской жизни. И вторая группа, которая приехала в Израиль вынужденно, потеряв возможность быстрой эмиграции в США. Этой группе (которая составляла, если угодно, средний класс алии, будуче менее интегрированной культурно, но обладавшей еврейским самосознанием и профессиональными амбициями) Израиль не мог предложить экономического успеха, сравнимого с тем, что они могли добиться в США. Но это компенсировалось фактом, что иммиграция в Израиль была репатриацией. То есть Израиль давал возможность очень быстро стать полноценным участником его общественной жизни и таким образом сохранить классовое самосознание. Израиль давал этой группе не социальное пособие (как в Германии), а равенство. Поэтому для алии это равенство было критически важно, а на него можно было рассчитывать только, если репатрианты действительно возвращались домой.
Теперь, единственной формой легитимации алии является то, что Израиль - еврейское государство. Именно еврейская идентичность давала репатриантам возможность претендовать на сопричастность общественной жизни. А в 90-е годы на фоне политической поляризации общества левый (да и правый) дискурс все больше начал представлять политическую борьбу
как борьбу идентичностей - гражданско-израильской и религиозно-еврейской. 'Евреи победили Израильтян,' - заявил в 1996 Шимон Перес. Он конечно не имело в виду, что нужно отказаться от еврейской этничности. Но в его фразе ясно прослеживалось, что израильская идентичность - первична, а еврейская - вторична. Направляя свои стрелы по отношению к Хабадникам, Перес не понял, что он приковывает к правому лагерю и всех репатриантов. Ибо даже у репатриантов с сильной израильской идентичностью, их еврейство стояло на первом месте. Они были в Израиле именну потому, что они - евреи. В правом лагере репатрианты чувствовали, что там к ним больше относятся как к равным. И хотя многие светские левые были удивлены готовностью репатриантских лидеров идти на коалицию с религиозными партиями, в этом не было ничего странного. Русскоязычные и религиозные были глубоко не согласны друг с другом о том, чем является настоящее еврейство; но для обеих групп еврейская идентичность стояла на первом месте.
3. Отсутствие эмпатии. В утверждении, что выходцы из СССР не голосуют за левых из-за нелюбви к коммунистам, есть зерно истины. Это утверждение надо просто переформулировать. Так, как оно сформулировано сейчас, оно действительно представляет репатриантов ужасно глупыми, поскольку израильские левые (несмотря на то, что некоторые из них действительно являются детьми и внуками коммунистов) не похожи на советских коммунистов. Но даже самый бобруйский репатриант интуитивно понимает это, как бы много он не кричал (чисто риторически) о левых, большевиках и т.д.
Дело скорее в другом. Для людей, которые составляли ядро алии (приехавшей в период поздней перестройки), историческая память о преступлениях коммунизма составляла важную часть их культурно-политической идентичности. Сталинизм и его последствия может и не были личной травмой для каждого из них, но они были культурно-национальной травмой. И интуитивно было ясно, что за небольшими исключениями у левых (причем не только в Израиле) отсутствует эмпатия к этой травме. Левые конечно осуждали сталинизм, но они не прочувствовали его зло, как его прочувствовал советский человек. За осуждениями коммунизма очень часто следовало 'но', и рубашки с Че Геварой вполне могли восприниматься как милое шкодничество. С коммунизмом не были согласны как с политической доктриной, но он не был отвергнут как культурное кощунство. Среди правых культурное отвержение коммунизма выглядело гораздо аутентичнее.
В заключение приведу пару примеров, которые могут подтвердить правильность моей гипотезы. Например, если правы те, кто связывают правизну репатриантов с их имперским антидемократическим мышлением, то репатрианты, которые приехали начиная с конца 90-х, должны бы были быть более правыми. Ибо в период перестройки модно было быть анти-имперцем, в то время как с коца 90-х в России начало вновь пестоваться имперское мышление. На самом же деле новые репатрианты если и не левее старых (в целом они абсорбируются в уже существующую правую тенденцию), то по крайней мере аполитичнее. И этот факт хорошо объясняется моей гипотезой. Ибо среди тех, кто приехал начиная с конца 90-х годов, гораздо больший процент людей со слабой еврейской идентичностью, и гораздо чаше они воспринимают свой приезд как чисто экономическую эмиграцию, сохраняя эмоциональную привязанность к России. Именно на них мои три пункта оказывают меньше влияния. Травма коммунизма не популярна в путинской России; вопрос справедливости менее важен; и для эмигранта, который осознает себя в первую очередь экономическим эмигрантом, вопрос причастности менее актуален.
Или, например, моя гипотеза объясняет популярность тех или иных партии и лидеров на русской улице, скажем Либермана и Шарона. Русская правизна, в отличие от того, что утверждают сторонники имперской гипотезы, не связана с территориями. Именно поэтому скажем план Либермана об обмене территориями не вызывает никакого неприятия. Для репатриантов в массе своей важно то, что лидер не сомневается в справедливости Израиля, и что он воспринимается как обладающий сильной еврейской идентичностью. (Таким кстати, был и Томи Лапид, которого Ольмерт назвал 'настоящим евреем'.)
Пожалуй, настало время сформулировать ответ на этот вопрос. Тем более, что существующие ответы кажутся мне достаточно поверхностными и не отражающими суть дела. Назову два таких часто повторяющихся объяснений. С одной стороны утверждалось (особенно в первые годы большой алии), что выходцы из СССР не голосуют за левые партии из-за того, что те ассоциируются у них с советской социалистической системой. В другой стороны (и это объяснение набирает популярность в последние годы), есть мнение, что репатрианты сохранили советскую имперскую ментальность и потребность в образе врага. Иногда оба эти объяснения сосуществуют, несмотря на определенное несоответствие между ними. Либо 'русскоязычные' - правые потому, что они 'советские', либо потому, что они 'анти-советские'. В принципе, путем философской эквилибристики можно попытаться разрешить это противоречие (сказав, что 'анти-советизм' и советская ментальность - это одно и тоже), но такой ход заслуживает тшательной проверки, которую обычно не делают, поскольку не всегда замечают, что тут кроется противоречие.
Но насколько вообще убедительна версия о том, что 'русскоязычные' склоняются вправо из-за имперской ментальности? Да, большинство репатриантов не голосуют за левых. Да, всем знаком тип русскоязычного интеллигента-хама-расиста-имперца-гомофоба. Но зависит ли одно от другого? Если бы связь существовала, то проявилась бы четкая корреляция между степенью имперского мышления и правизной. Но такой связи я не наблюдаю. Я знаком с очень многими правыми людьми с анти-имперским мышлением, и с левыми, у которых есть симпатия к советской (или русской) империи. Следовательно, правизна алии не связана с наличием или отсутствием у нее имперской ментальности.
И даже цитирование советских имперских песен ('но и своей не пяди не дадим') - это просто риторическое использование общих культурных аллюзий. Цитаты в политической риторике очень часто используются вне контекста, потому что они удобны для описания некой конкретной ситуации, но это совсем не означает, что тот, кто их цитирует, согласен с изначальным смыслом всей песни. Если бы репатрианты были левыми, то они без труда нашли бы достаточно цитат в их общем культурном коде для оправдания левой интернационалистической политической позиции ('Миру - мир', 'дадим отпор поджигателям войны', 'высшее право человека - право на жизнь', 'русский с китайцем братья навек').
Вместо этого я хочу предложить другое объяснение. Перед тем, как его изложить, требуются несколько предварительных замечаний. Во-первых, ответ нужно искать не в сегодняшней ситуации, а в той, которая существовала, когда взгляды алии формировались. Поскольку политические взгляды составляют достаточно сложную и поэтому гибкую систему ценностей и суждений, то если она уже сложилась, требуется сильное потрясение, чтобы ее изменить. Поэтому правая тенденция вполне уже существует по инерции, время от времени корректируя себя в зависимости от обстоятельств. Во-вторых, речь идет не об общем количестве людей, голосующих за правые партии (ибо и среди уроженцев Израиля сейчас большинство голосуют за правых), а о тенденции среди образованной части общества. Нет сомнения, что среди образованных русскоязычных принято придерживаться правых взглядов, а среди образованных коренных израильтян - левых. В-третьих, точная формулировка вопроса - не почему русскоязычные голосуют за правых, а почему они не голосуют за левых (у них нет проблем поддерживать 'центристов'). И последнее - все, что будет сказано, не несет никакого нормативного суждения о правильности правых или левых взглядов. Мой анализ - лишь о том, почему 'русскоязчные' не поддерживают левых, а не о том, правильны ли эти взгляды по существу. И он касается статистической тенденции, а не взглядов отдельных людей.
По моему мнению, есть 3 главные причины, почему левым взглядам в Израиле очень трудно проникнуть на русскую улицу. Назовем их: вопрос справедливости, еврейская идентичность, и отсутствие эмпатии к травме.
1. Справедливость. Где-то к началу 90-х левый дискурс в Израиле стал меняться. Если раньше в нем доминировал прагматический элемент (мы должны отступить, потому что это выгодно нам), то в 90-х растущее влияние начал приобретать моральный элемент (мы должны отступить, потому что мы несправедливы). Никакая левая позиция, в которой значительную роль играет аргумент от справедливости, не могла увлечь за собой значительное число репатриантов по двум причинам:
А) Общая причина. Имиграция - это выбор. Обычно иммигрант либо не поедет в страну, которую считает очень несправедливой, либо не будет готов постфактум считать ее несправедливой.
Б) Частная причина. Особенностью израильского левого дискурса о справедливости является его постоянные риторические преувеличения, в которых Израиль становится государством-парией. Этот дискурс может только оттолкнуть людей с неплохим знанием советского общества и его истории, поскольку никакие прегрешения Израиля по своему размаху не способны сравниться даже с относительно невинными преступлениями советского режима и общей жестокостью среднестатистического советского человека.
2. Идентичность. Левые в Израиле очень плохо представляют, что речь идет об еврейской алие с ярковыраженной еврейской идентичностью. Открыв, что большинство репатриантов не являются убежденными сионистами, многие убедили себя в том, что речь идет о чисто экономической эмиграции. На самом деле все сложнее. У советских евреев была сильная групповая идентичность, даже если она не совпадала с тем, что считалось еврейством в других местах. И они ехали в Израиль как в еврейскую страну. Среди той изначальной массы конца 80-х и начала 90-х годов можно выделить две основные группы. Во-первых, меньшинство, которое в дополнение к групповой развило в себе культурную еврейскую идентичность, и которых можно более или менее считать сионистами, ибо они ехали в Израиль, чтобы укрепить эту идентичность. Это группа заняла лидирующие позиции среи алии, так как в свете своей культурной еврейской идентичности, она лучше ориентировалась в общеизраильской жизни. И вторая группа, которая приехала в Израиль вынужденно, потеряв возможность быстрой эмиграции в США. Этой группе (которая составляла, если угодно, средний класс алии, будуче менее интегрированной культурно, но обладавшей еврейским самосознанием и профессиональными амбициями) Израиль не мог предложить экономического успеха, сравнимого с тем, что они могли добиться в США. Но это компенсировалось фактом, что иммиграция в Израиль была репатриацией. То есть Израиль давал возможность очень быстро стать полноценным участником его общественной жизни и таким образом сохранить классовое самосознание. Израиль давал этой группе не социальное пособие (как в Германии), а равенство. Поэтому для алии это равенство было критически важно, а на него можно было рассчитывать только, если репатрианты действительно возвращались домой.
Теперь, единственной формой легитимации алии является то, что Израиль - еврейское государство. Именно еврейская идентичность давала репатриантам возможность претендовать на сопричастность общественной жизни. А в 90-е годы на фоне политической поляризации общества левый (да и правый) дискурс все больше начал представлять политическую борьбу
как борьбу идентичностей - гражданско-израильской и религиозно-еврейской. 'Евреи победили Израильтян,' - заявил в 1996 Шимон Перес. Он конечно не имело в виду, что нужно отказаться от еврейской этничности. Но в его фразе ясно прослеживалось, что израильская идентичность - первична, а еврейская - вторична. Направляя свои стрелы по отношению к Хабадникам, Перес не понял, что он приковывает к правому лагерю и всех репатриантов. Ибо даже у репатриантов с сильной израильской идентичностью, их еврейство стояло на первом месте. Они были в Израиле именну потому, что они - евреи. В правом лагере репатрианты чувствовали, что там к ним больше относятся как к равным. И хотя многие светские левые были удивлены готовностью репатриантских лидеров идти на коалицию с религиозными партиями, в этом не было ничего странного. Русскоязычные и религиозные были глубоко не согласны друг с другом о том, чем является настоящее еврейство; но для обеих групп еврейская идентичность стояла на первом месте.
3. Отсутствие эмпатии. В утверждении, что выходцы из СССР не голосуют за левых из-за нелюбви к коммунистам, есть зерно истины. Это утверждение надо просто переформулировать. Так, как оно сформулировано сейчас, оно действительно представляет репатриантов ужасно глупыми, поскольку израильские левые (несмотря на то, что некоторые из них действительно являются детьми и внуками коммунистов) не похожи на советских коммунистов. Но даже самый бобруйский репатриант интуитивно понимает это, как бы много он не кричал (чисто риторически) о левых, большевиках и т.д.
Дело скорее в другом. Для людей, которые составляли ядро алии (приехавшей в период поздней перестройки), историческая память о преступлениях коммунизма составляла важную часть их культурно-политической идентичности. Сталинизм и его последствия может и не были личной травмой для каждого из них, но они были культурно-национальной травмой. И интуитивно было ясно, что за небольшими исключениями у левых (причем не только в Израиле) отсутствует эмпатия к этой травме. Левые конечно осуждали сталинизм, но они не прочувствовали его зло, как его прочувствовал советский человек. За осуждениями коммунизма очень часто следовало 'но', и рубашки с Че Геварой вполне могли восприниматься как милое шкодничество. С коммунизмом не были согласны как с политической доктриной, но он не был отвергнут как культурное кощунство. Среди правых культурное отвержение коммунизма выглядело гораздо аутентичнее.
В заключение приведу пару примеров, которые могут подтвердить правильность моей гипотезы. Например, если правы те, кто связывают правизну репатриантов с их имперским антидемократическим мышлением, то репатрианты, которые приехали начиная с конца 90-х, должны бы были быть более правыми. Ибо в период перестройки модно было быть анти-имперцем, в то время как с коца 90-х в России начало вновь пестоваться имперское мышление. На самом же деле новые репатрианты если и не левее старых (в целом они абсорбируются в уже существующую правую тенденцию), то по крайней мере аполитичнее. И этот факт хорошо объясняется моей гипотезой. Ибо среди тех, кто приехал начиная с конца 90-х годов, гораздо больший процент людей со слабой еврейской идентичностью, и гораздо чаше они воспринимают свой приезд как чисто экономическую эмиграцию, сохраняя эмоциональную привязанность к России. Именно на них мои три пункта оказывают меньше влияния. Травма коммунизма не популярна в путинской России; вопрос справедливости менее важен; и для эмигранта, который осознает себя в первую очередь экономическим эмигрантом, вопрос причастности менее актуален.
Или, например, моя гипотеза объясняет популярность тех или иных партии и лидеров на русской улице, скажем Либермана и Шарона. Русская правизна, в отличие от того, что утверждают сторонники имперской гипотезы, не связана с территориями. Именно поэтому скажем план Либермана об обмене территориями не вызывает никакого неприятия. Для репатриантов в массе своей важно то, что лидер не сомневается в справедливости Израиля, и что он воспринимается как обладающий сильной еврейской идентичностью. (Таким кстати, был и Томи Лапид, которого Ольмерт назвал 'настоящим евреем'.)