«В гостях у Даушева» директор Гринпис России Сергей Цыпленков
Пожалуй, не стоит в подробностях рассказывать, что такое Гринпис. Название организации давно стало нарицательным: «Ааа! Гринпис!» - нередко слышится в адрес любого, кто борется за природу целой страны или мешает срубить отдельное дерево. Подробней о том, чем занимается Гринпис в России, можете прочитать на сайте: www.greenpeace.ru
А у нас, как обычно, разговор пойдет в первую очередь о том, как развивалась организация за годы работы в России, на чью поддержку опирается, с какими трудностями приходится сталкиваться.
Знакомьтесь: Сергей Цыпленков, Исполнительный директор Гринпис России.
- Сергей, давай сразу с места в карьер, как говорится. Знаю, что этот вопрос нередко возникает в умах людей. Расскажи, на какие источники финансирования Гринпис опирается?
Гринпис принимает пожертвования только от частных лиц. Не существует пожертвований от государственных структур, корпораций или политических партий. Данный принцип соблюдается всеми организациями Гринпис во всем мире. Если бы мы отклонились от этого правила, нас бы просто лишили право носить имя Гринпис.
Такой подход диктует стратегию и тактику фандрайзинга. Естественно, у данного подхода две стороны. Отрицательная сторона заключается в том, что бюджет организации меньше, чем мог бы быть, а положительная: он дает нам возможность быть более независимым в отстаивании различных требований.
Говоря про Гринпис России, 50% средств получено благодаря решению о финансировании от Greenpeace International, 30% мы получаем от наших сторонников из скандинавских стран и Германии (т.н. Greenpeace Nordic). Оставшиеся 20% получаем непосредственно на территории Российской Федерации.
- Гринпис известен тем, что был одним из первых в России, кто всерьез начал развивать привлечение частных пожертвований. Расскажи немного об эволюции фандрайзинга в Гринпис?
Изменений много, если берем сам фандрайзинг. Первый этап, когда было неверие в то, что можно получить разумные результаты. Стали пробовать с расчетом, что если получится, то хорошо. Нет, ну и ладно. Следующий этап, когда не было обязательности разумной результативности фандрайзинговой деятельности. Количество сторонников имело более важную цель, чем получение финансовой поддержки. Третий этап - признание фандрайзингового потенциала страны, который нужно реализовать. Мы сейчас находимся на данном этапе.
- Каков момент перехода со второго на третий этап?
Переход со второго на третий начался в период с 2002 по 2004 год. Он связан, на мой взгляд, с развитием внутри страны. Плюс получение возможности внесения пожертвований через Интернет примерно 2 года назад. “Доноры” организации получили возможность получать налоговые вычеты с января 2012 года. Изменения в самой стране дали шанс серьезнее относится к фандрайзингу.
- Т.е. можно сказать, что третий этап начался, когда в Гринпис стали воспринимать национальный фандрайзинг, как реальную помощь для финансирования. Как произошел переход к этому этапу?
Еще на втором этапе создали сильную команду, попробовали сами многие фандрайзинговые методы. Мы понимали, что на слаборазвитом рынке трудно действовать в одиночку. Поэтому мы всегда старались делиться своими наработками с другими фондами, и также общались с тысячами людей и СМИ, возвращая для них понятие благотворительности, которое отсутствовало порядка 70 с лишним лет. Хотя было нелегко: в то время социальная реклама не сильно распространялась, и самих производителей было мало, и пробиться достаточно проблематично.
- Есть инструменты, которые пришлось переделывать, адаптировать к России?
Прямой диалог (привлечение пожертвований по типу промо-акции) невозможен без директ-дибета (безакцептное списание со счета). А попробовать очень хотелось, ведь этот инструмент - один из самых эффективных в мире. В итоге с самого начала тактику пришлось поменять: ведь директ-дибета нет, а возможны только однократные пожертвования наличными. Соответственно резко усложняется учет, контроль, сохранность. Возникало много вещей для корректировки. Но результат был на протяжении ряда лет, во время которых в общей сложности собирались большие суммы пожертвований. Однако проблема заключалась в том, что механизм по поддержанию контактов со сторонниками оказался достаточно дорогим. Это привело к тому, что большое количество сторонников, став нашими друзьями благодаря прямому диалогу, не делали последующих пожертвований. И дело было вовсе не в том, что они перестали любить Гринпис. По нашим исследованиям, 90% из них продолжали считать себя сторонниками организации, но напрягала существующая система: идти в “Сбербанк”, заполнять кучу документов… люди не были готовы стоять в очередях. А вот терминалы намного облегчили систему пожертвований, плюс появились новые платежные инструменты для регулярных платежей. Поэтому к прямому диалогу можно спокойно вернуться, чем сейчас наша организация и занимается.
- Как устроена работа фандрайзинга внутри самой организации? И можно ли заниматься фандрайзингом без инвестиций?
При разработке наших планов, программ и проектов на год или три вперед мы обязательно планируем и фандрайзинг. При этом пытаемся понять, у какой программы или проекта есть данный потенциал.
Фандрайзинговый отдел на сегодняшний момент представлен двумя направлениями: одно отвечает за привлечение новых сторонников, второе - постоянная коммуникация с существующими сторонниками. Имеется база данных сторонников, потому что ее наличие - важный элемент для построения долгосрочных отношений с донорами. Еще существует направление on-line фандрайзинга.
- Поподробнее об on-line. Это "технологический придаток" в направлении привлечения новых сторонников или совершенно отдельная категория?
Был технологическим придатком. С прошлого года стал самостоятельным направлением.
- Коммуникация в виде PR-деятельности совместима с фандрайзингом?
Мы считаем PR важным направлением в нашей работе. И вопросы по взаимодействию с внешним миром решаем не только через СМИ, а сразу напрямую через Интернет. Мы не платим за рекламу, вся реклама размещается как социальная. Отдел коммуникации не входит в отдел фандрайзинга.
- Об инвестициях. Мне нередко приходилось слышать, что на сам фандрайзинг не нужно тратить средства. В лучшем случае, так и быть, потратим 100 рублей - но только если нам завтра сразу принесут 1000. Как в Гринпис с инвестициями в фандрайзинг?
Скажу на примере вышеназванных трех этапов. На первом да, сильно не тратимся, даем 100 рублей и смотрим, как пойдет. На втором фандрайзинг стал приобретать определенные элементы так называемой «священной коровы». Понимая необходимость развития донорской базы, стали вкладывать все больше. Третий отличался от первых двух, пошли путем совмещения двух подходов: да, «священная корова», в которую нужно инвестировать, и в то же время максимально взвешенный подход к оценке эффективности.
- Какие “доноры” у Гринпис? Какую роль они играют в развитии организации?
Если человек разделяет наш подход, оказывая финансовую поддержку - прекрасно. Помогает не только деньгами, но и участвует в акциях, продвигает наши идеи - совсем шикарно. Сторонники могут самыми разными способами поддерживать то, что мы делаем, но не диктуют направления работы. Это принципиальная позиция. Это не означает, что мы с ними не контактируем. Мы со сторонниками нередко советуемся о том, как должна продвигаться работа природоохранной деятельности. Но решения всегда за нами. Естественно, не бывает, чтобы было 100% довольных - поэтому бывают случаи разрыва отношений с кем-то из сторонников.
- Какие, по-твоему, основные приоритеты в финансировании у наших сограждан? Кому они готовы помогать?
Приоритеты сейчас такие: возможность поддерживать всевозможные детские направления; потом социально-незащищенные группы; а только потом природоохранная деятельность.
- Какие изменения произошли на рынке некоммерческих организаций за 5-10 лет? Чего можем ожидать в будущем?
Большую роль играет государство, как судья, устанавливающий правила игры и создающий атмосферу, в которой работают все НКО. К сожалению, государство боится изменений, выдавливая их по капле. Государство опасается независимого гражданского общества.
После поправок к законам об НКО от 2006 года, началась некая либерализация. Сейчас, наоборот, ужесточение, уменьшающее наши возможности для маневра. Опасность неконтролируемого процесса становления гражданского общества, фандрайзинга государство пугает. Естественно, проще, когда все происходит сверху. У НКО, увы, небольшой кредит доверия со стороны общества. Нужно разрабатывать стандарты, принимать какие-то договоренности, а этого нет, целое непаханое поле.
Говоря о конкуренции, надо сказать о существовании двух видов: между организациями одной направленности и между секторами. Наша часть рынка (экологические организации) далека от насыщения, поэтому говорить о конкуренции между организациями не приходится. Скорей всего, ее больше между секторами. Допустим, человек получил предложение помочь детям и экологической организации. Думаю, выберет первый вариант.
Затрагивая тему больших и малых организация, несомненно, с ужесточением законодательства наибольший удар приняли малые организации. Спонсоров нет. Развитой донорской базы частных жертвователей нет. Встал вопрос о выживании. Кто-то из организаций вынужден был закрыться, у других поменялись приоритеты. Например, кто-то ушёл в обслуживание, как и любая общественная организация, выполняющая социальный заказ.
- Ты сам делаешь пожертвования?
Да, в три организации. Называть не буду, но стараюсь помогать им регулярно.
- Какие советы и рекомендации ты бы мог дать “донорам” и властям.
Надо сказать обобщенно, что в стране нужно менять мнение о благотворительности. Государству не нужно бояться гражданского общества, нужно помочь ему развиваться, а не усложнять ему жизнь.
“Донорам” делать то, что сами считают правильным, а не из-под палки по приказу начальства.