Моя статья к 10-летию возвращения А.Д. Сахарова из горьковской ссылки. Часть 2
Истоки
Вообще говоря, нелепость ситуации со ссыльным академиком некоторые представители высшего руководства осознавали задолго до декабря 1986-го или марта 1985-го. Так, Александр Николаевич Яковлев, вспоминая позднее о том памятном разговоре с Горбачевым, который состоялся в Канаде, в мае 1983 года, говорит, что уже тогда они были единомышленниками по вопросу прекращения депортации Сахарова.
Александр Яковлев: Я говорил, что это же позор, это стыд - академика держать в ссылке. И он меня поддерживал, соглашался со мной.
Правда, А.И. Лукьянов утверждает, что вопрос о возвращении Сахарова поднимался еще ни кем иным, как грозой всех диссидентов - Андроповым.
Анатолий Лукьянов: Насколько я знаю, Юрий Владимирович Андропов склонялся к тому, чтобы эту проблему развязать. Потому что никаких оснований особых опасаться какой-то деятельности Сахарова не было. Все было раздуто специально для того, чтобы усилить движение внутри страны и вовлечь в это дело международные круги.
Эдуард Глезин: Но почему в таком случае при правлении Андропова Сахарову и Боннэр было отказано в совместной госпитализации. Боннэр так и не был разрешен выезд за границу для лечения. А сам Андропов в беседе с американскими конгрессменами заявил о "психическом нездоровье" Сахарова.
Анатолий Лукьянов: Этого я не могу вам сказать. Я не помню таких вещей. Я знаю только, что этот вопрос обсуждался.
Эдуард Глезин: А почему же он тогда все-таки не был разрешен Андроповым?
Анатолий Лукьянов: Я не могу сказать. Я этого просто не помню.
Как бы то ни было, ни Андропов, ни Черненко не освободили Сахарова. Но вот приходит весна 1985-го. Кремлевских старцев сменяет самый молодой из состава тогдашнего Политбюро - Михаил Горбачев. Впервые увидев по телевизору выступление нового генсека, Андрей Дмитриевич сказал: "Кажется, нашей стране повезло, у нее наконец-то появился умный руководитель".(20)
С момента своего прихода к власти Горбачев внимательно следит за всем, что касается ссыльного академика. Ему и нескольким его сторонникам в руководстве необходимость прекращения ссылки Сахарова была очевидна. Вопрос был лишь в том, когда и как приступить к решению этой проблемы, учитывая реальное соотношение сил в Политбюро.
Сегодня многие обвиняют Горбачева в медлительности, говорят, что он должен был чуть ли не на следующий день после своего избрания освободить Сахарова. Вот как отвечает на подобного рода обвинения "правая рука " Горбачева - А.Н. Яковлев.
Александр Яковлев: В нашей стране многие не понимают, что мы столкнулись с огромным монстром: КГБ, МВД, с партийными собраниями, профсоюзными, комсомольскими. Я сочувствую и всегда сочувствовал диссидентам. Это честные люди, по преимуществу. Но этого монстра можно было демонтировать только изнутри. Тоталитарный режим - только через тоталитарную партию и обязательно под лозунгом совершенствования существующего социалистического строя.
Ведь мы начинали с того, чтобы самые отъявленные безобразия как-то устранить: афганская война, ссылка Сахарова. Но по Афганистану мы столкнулись с сопротивлением всего ВПК, а по Сахарову КГБ сразу на дыбы встал.
Началась длительная борьба. Эта борьба была и в более широком плане. Это был один из первых крупных прорывов в понимании демократического развития нашей страны.
Комитет Госбезопасности категорически возражал, говорили, что Сахаров является знаменем антисоветской деятельности.
Понимаете, ведь КГБ основывался на целой системе лжи. И, оказывается, не только с Сахаровым, потом пошла-поехала вся цепочка фальсификаций и не только прошлого, но и нынешнего. Все оказалось чепухой, фальшью, клеветой. Так что для них это был принципиальный вопрос, это был пробный камень. Они молодцы, они правильно соображали, с их точки зрения, надо было устоять на одном. А Сахаров в данном случае действительно был той глыбой, которую если сдвинуть, тогда на них посыплется град камней. Так оно потом и произошло.
А что касается расстановки сил в Политбюро, то поначалу там вот Андрей Андреевич (Громыко - авт.) все никак не понимал, зачем надо возвращать Сахарова. Но я не помню, чтобы Лигачев был против того, чтобы выпустить оттуда Сахарова. Он в данном конкретном случае занимал нейтральную позицию.
А остальные скорее были равнодушны. По старой привычке в Политбюро смотрели в том смысле, как генеральный. А для Михаила Сергеевича Горбачева, для Шеварднадзе, для меня это давно уже был ясный вопрос.
В начале 1986 года между Сахаровым и Горбачевым происходит, так сказать, заочное "выяснение отношений" по поводу официозных высказываний последнего. 4 Февраля, отвечая на вопросы газеты "Юманите", Михаил Горбачев (помимо своего заявления, что "Сахаров живет в Горьком в нормальных условиях") говорит, что в СССР нет политзаключенных, "как нет и преследования граждан за их убеждения" (21). Александр Яковлев в беседе с автором статьи утверждал, что в этом интервью Горбачев лишь озвучивал "официальную точку зрения". Но Сахаров, очевидно, воспринял эти слова генсека, как его личное мнение и 19 Февраля направляет ему разъяснительное письмо, которое позже назовет "одним из самых важных своих документов". (22)
В этом письме Андрей Дмитриевич доказывает, что, несмотря на то, что ни в одном из республиканских Уголовных кодексов нет термина "политзаключенный", статьи 190-1 (распространение заведомо ложных измышлений, порочащих советский общественный и государственный строй), 70 (антисоветская агитация и пропаганда) и 142 ("религиозная" статья) - предусматривают наказание именно за убеждения человека. То есть инакомыслие фактически было приравнено к уголовному преступлению.
Нелепость предъявляемых диссидентам на суде обвинений Сахаров показывает на примере 14-ти лично известных ему осужденных правозащитников. В их числе он называет Анатолия Марченко, Юрия Орлова, Анатолия Щаранского, Мераба Коставу. Далее Андрей Дмитриевич просит Горбачева "способствовать освобождению всех названных узников совести, а также тех, о ком ему неизвестно лично. Ибо "узников совести" в обществе, стремящемся к справедливости, не должно быть вовсе!" (23).
Получив такое письмо, Михаил Сергеевич поручает прокуратуре разобраться с делом каждого, из перечисленных в нем, политзаключенных. Вскоре из мест заключения освобождаются Юрий Орлов и Анатолий Щаранский, а всего за 86-й год был выпущен 21 узник совести. (24)
23 октября Сахаров направляет на имя Горбачева новое письмо. В нем Андрей Дмитриевич, перечислив свои заслуги перед наукой, просит Михаила Сергеевича для продолжения полноценной научной деятельности "прекратить мою депортацию и ссылку жены". При этом он повторяет "свое обязательство не выступать по общественным вопросам, кроме исключительных случаев, когда я, по выражению Л. Толстого, "не могу молчать". (25)
Это письмо дало в руки Генерального секретаря весомое оружие в его борьбе с твердолобым большинством за освобождение Сахарова. Горбачев начинает артподготовку перед решающим боем с кремлевскими ортодоксами. Долгий подготовительный этап вступил в свою завершающую фазу.
Решение
Вот как об этом времени вспоминает тогдашний сотрудник аппарата ЦК Андрей Грачев в своей книге "Кремлевская хроника".
"Телефонный звонок вызвал меня в кабинет Яковлева. (...) Многозначительно посмотрев на потолок, что означало напоминание: "враг подслушивает", Яковлев начал разговор неожиданно: "Все, что здесь будет сказано, должно остаться между нами". Хотя это и не предвещало чего-то хорошего, обещало, тем не менее, интересное продолжение. "Михаил Сергеевич просит порассуждать, как поступить с Сахаровым. Дальше так этого оставлять нельзя". (...)
Предназначая подготовленную бумагу членам Политбюро, мы неизбежно должны были подстраиваться под завещанную большевиками еще основателем партии Лениным этику "целесообразности". (...) Поэтому мы не могли назвать вещи своими именами: беззаконие - беззаконием и низость - низостью, а вынуждены были доказывать "нецелесообразность" дальнейшего содержания Сахарова в Горьком. (...) Таковы были правила "танцев с волками" из КГБ, которые затеял с нашим участием Горбачев. Он рассчитывал, применив эту нехитрую словесную анестезию, не подвергая себя опасности, повыдергать один за другим зубы из их зловещей пасти".
Итак, после того, как Михаил Горбачев снабдил всех членов Политбюро соответствующими справками и документами он ставит вопрос об окончательном решении вопроса возвращения из ссылки Сахарова и Боннэр на заседании Политбюро ЦК КПСС 1 декабря 1986 г. В этот раз (в отличие от августа 85-го) споров не возникло и после небольшой перепалки Горбачева с главным "волком" - Чебриковым "постановление принимается", Таким образом, на высшем уровне было утверждено окончательное решение об освобождении четы Сахаровых.
Так что же все-таки сыграло главную роль при решении вопроса об их вызволении из горьковской ссылки? Кто приблизил этот долгожданный день?
Елена Боннэр: Западные ученые, западные политические деятели и стремление какой-то части нашего руководства (я к ним отношу во всяком случае трех членов Политбюро - самого Горбачева, Яковлева и Шеварднадзе) занять более четкие, более цивилизованные позиции на международной арене. Это им помогало в их "подковерной" борьбе с противоположными силами в Политбюро и ЦК. И они прекрасно понимали (они же умные люди все), что без освобождения Сахарова этого не произойдет.
Михаил Горбачев: Сахаров был освобожден по тем же самым причинам, по которым я решил выводить нашу страну из несвободы к свободе. Это был важный пункт такого процесса. Ведь, считать, что мы движемся к демократии, в то время, когда в стране оставались политические заключенные и в ссылке находился выдающийся человек (представитель интеллигенции, демократ) это был бы просто нонсенс. Потому это было вполне обдуманное решение. Ну конечно для того, чтобы это сделать, надо было пройти какой-то период, какой-то этап. Не так все просто было. Каждый шаг был трудным.
Александр Яковлев: Самое решающее это нелепость самой ссылки. И это уже стало превращаться в определенных условиях, в определенной обстановке в абсурд. Это было вопиющее нарушение всего и вся.
Надо было от этого очищаться. И этим освобождением начался вот такой период очищения. Он для нашей политики дало еще как бы психологическое добро на следующие действия такого же характера.
Однако в общественном мнении до сих пор бытуют две основных версии о причинах возвращения Сахарова: 1) давление Запада, 2) смерть Марченко.
Вот что говорит А.Н. Яковлев по поводу первой версии:
- Меня очень часто спрашивают о влиянии Запада. Я отвечаю: наоборот! Чем больше было нажима, тем резче была наша реакция. Ах, так! Хотите заставить нас? Да мы вам! - и все откладывалось. Очень неловкие это были вмешательства.
И действительно, чем сильнее давил Запад, тем хуже становилось положение Сахарова в ссылке. И ведь никакие протесты мировой общественности не помешали отправлению Сахарова в Горький, не предотвратили ссылки Боннэр. Не стали они препятствием и для осуждения десятков других инакомыслящих. По большому счету все это "давление" воспринималось советским руководством исключительно как вмешательство во внутренние дела.
Да и не зря ведь в годы «застоя» было модным наиболее активных диссидентов высылать на тот самый Запад, давление которого они там могли усиливать сколько угодно. С Сахаровым не расправились таким же образом лишь из-за его "засекреченности". Так что на самом деле давление Запада больше оказывало моральную поддержку правозащитникам, чем реально влияло на принимаемые партией и правительством решения.
Теперь о второй версии. Да, трагическая смерть Анатолия Марченко во время его голодовки в Чистопольской тюрьме многих потрясла и ужаснула. Но он умер 8 декабря 1986 года. Да, в этот день Сахаров все еще находился в Горьком, но к тому времени решение о его освобождении уже прошло все подготовительные стадии. И принципиальное политическое решение было принято на заседании Политбюро еще 1 декабря.
Александр Яковлев: Имя Марченко даже рядом не упоминалось при обсуждении вопроса о возвращении Сахарова. Понимаете, наше правозащитное движение очень часто напичкано иллюзиями. Ну надо тогда число к числу привязать.
Окончательно же прояснил ситуацию в этом вопросе сами Андрей Дмитриевич и Елена Георгиевна еще в 87-ом году, отвечая на вопрос журнала "Континент" (№52):
«А.С.: Теперь Запад все время талдычит одну мысль, что освобождение Сахарова есть следствие смерти Марченко. Это совершенно неверно.
Николас Бетелл: Так вы не считаете, что смерть Марченко ускорила ваше освобождение?
А.С.: Это независимые процессы,
Е.Б.: Совершенно независимые».
Что же тогда повлияло на освобождение Сахарова? Наверное, все-таки в большей степени смена руководства и приход к власти Горбачева, начавшего политику перестройки. Может возвращение Андрея Дмитриевича было неким покаянием Горбачева за ту несправедливость и те преступления, которые были совершены его «августейшими» предшественниками. Желание начать новую политику с чистого листа...
Возвращение
Но вернемся все же к хронологии событий. Вскоре после заседания Политбюро Горбачев решает сам объявить Сахарову о его освобождении. 15 декабря на квартире Андрея Дмитриевича устанавливают телефон. На следующий день состоялся разговор между Горбачевым и Сахаровым, в ходе которого Генеральный секретарь призвал главного диссидента "вернуться к своей патриотической деятельности". (26)
Позднее Сахаров назовет этот поступок Горбачева "нетривиальным". И действительно, казалось, что нет никакой необходимости в прямом личном контакте главы государства и ссыльного ученого. Для многих известие об этом звонке было потрясением, сравнимым, быть может, с шоком от первой встречи Горбачева и Рейгана в ноябре 1985-го. Если тогда это воспринималось как встреча лидера СССР с "внешним врагом №1 ", то непосредственный контакт с Сахаровым - как заочная встреча с "внутренним врагом №1".
Я разговариваю по тому самому телефону в музее-квартире А.Д. Сахарова в Нижнем Новгороде.
Ещё фото из кратриры Сахарова тут: http://public.fotki.com/Ed-Glezin/i3ge3/2011-08-20/
Так разрушались догмы и стереотипы эпохи «развитого социализма».
Вот как Александр Яковлев объясняет желание Михаила Горбачева позвонить Сахарову:
- Михаил Сергеевич наверное хотел показать, что это он настоял на его возвращении. И это на самом деле так. А почему, раз у него руки развязаны он и сделал этот искренний шаг. Хотя, может быть, тут присутствовал и политический момент. Но на самом деле, я хочу подтвердить, что он был сторонником его освобождения и прекращения вот этого дела.
На следующий, после этого телефонного разговора день, - 17 декабря ПВС СССР издает соответствующие указы, официально подтверждающие освобождение Сахарова и Боннэр, 20 декабря к Андрею Дмитриевичу приезжает недавно избранный президентом АН СССР - Г.И. Марчук и обговаривает с ним детали его возвращения в Москву и полного восстановления на работе в ФИАНе.
Непосредственную же дату приезда Сахарова в столицу СССР определила... погода. Вот как об этом вспоминал его друг и коллега Е.Л. Файнберг: "Узнав его горьковский номер телефона, я, смеясь от счастья, позвонил Андрею Дмитриевичу. Спросил: "Когда же вы приедете?". Он ответил: "Елене Георгиевне нельзя выходить, если мороз ниже -10°. Вот обещают в понедельник потепление. Если так будет - поедем во вторник утром". (27).
И вот во вторник, 23 декабря 1986 г., в 7.30 утра на Ярославский вокзал прибывает поезд "Горький-Москва" и на перрон из вагона СВ выходят А.Д. Сахаров и Е.Г. Боннэр. Прекращается почти семилетняя ссылка академика Сахарова и двухлетняя - Елены Боннэр.
Уже через несколько часов после своего приезда Андрей Дмитриевич приходит на семинар в ФИАН, где его встречают аплодисментами. До конца года основное время у Сахарова уходит на многочисленные интервью. "Останкино" предоставляет свои студии телекомпаниям США, ФРГ и Канады для проведения телемостов с участием еще вчера опального академика. Кто бы мог подумать году эдак в 1984-ом, что через два года из идеологической цитадели страны на весь мир будет вещать главный антисоветчик.
С Февраля 1987-го начинается, по выражению Сахарова, "долгожданный процесс массового освобождения узников совести" (28) - становится реальностью дело всей сознательной жизни Андрея Дмитриевича, ради которого он не жалел ни сил ни здоровья. А уже в отчете КГБ за 1988-ой год значится, что "в 1988 году помиловано 137 человек, осужденных ранее по ст.ст, 70, 190-1 , 142 и 227 УК РСФСР и соответствующим статьям УК других союзных республик. В настоящее время отбывающих наказание по этим статьям нет". (29)
В том же феврале 1987-го происходит официальная реабилитация Сахарова как ученого и правозащитника. Его приглашают в Кремль для участия в форуме "За безъядерный мир и выживание человечества". Выступая с "высокой" трибуны академик АН говорит: "Необходима большая открытость и демократизация нашего общества - свобода распространения и получения информации, безусловное и полное освобождение узников совести, реальная свобода страны проживания и поездок; свобода выбора места проживания внутри страны; реальный контроль граждан над формированием внутренней и внешней политики". (30) В этом же году в отечественной прессе появляются первые интервью с Сахаровым.
15 января 1988 года состоялась его первая встреча с Горбачевым. С 1988-го года начинается возвращение Сахарова в политическую жизнь страны. В мае он участвует в создании общества "Мемориал" и становится одним из его руководителей. В октябре его избирают в президиум Академии наук. В этом же месяце снимается запрет на выезд Сахарову за границу, и в конце года он совершает первую в своей жизни зарубежную поездку, прилетает в США и встречается там с Рейганом и Бушем. За следующий год он побывает еще в восьми странах мира.
В апреле 1989-го Сахарова избирают народным депутатом, а 21 мая Горбачев, со словами: "Пожалуйста, Андрей Дмитриевич", предоставляет ему право открыть первое заседание первого Съезда народных депутатов СССР.
В заключении хотелось бы привести высказывание самого Андрея Дмитриевича оценивающее значение своего освобождения: "Мое возвращение в Москву - это не только мое личное дело, или наше с Люсей, а нечто, определяющее "стандарт" ко всей проблеме прав человека в СССР". (31)
И ведь именно за свое бесстрашное отстаивание принципа соблюдения прав человека Сахаров получил Нобелевскую премию мира. А Горбачева удостоили этой высочайшей для политика награды, в частности, и за воплощение в реальность основных постулатов "Всеобщей декларации прав человека". И, видимо, не случайно их имена стоят рядом в одном списке выдающихся личностей современности.
Ссылки:
7, 11, 18, 19, 28, 20, 26, 30, 31. Андрей Сахаров. Горький, Москва далее везде. Нью-Йорк: Издательство им. Чехова, 1990.
6, 8, 9, 25, 27. "Он между нами жил..." Воспоминания о Сахарове. М.: Практика, 1996.
12. Елена Боннэр. Постскриптум. Книга о горьковской ссылке. Paris: Ed. De la Presse Libre, 1988.
23. А.Д.Сахаров "Тревога и надежда". М.: Интер-Версо, 1990.
24. РГАНИ Ф. 89, Оп. 18, Д. 116. С. 5.
17. РГАНИ Ф. 89, Оп. 51, Д. 21, С. 3
21. "Правда" от 08.02.1985 г.
1, 2, 4, 5, 10, 13, 14, 15, 16, 22. Документы из фондов "Архива Сахарова".
29. РГАНИ Ф. 89, Оп. 51, Д. 15, С. 4
Жирным шрифтом выделены фрагменты интервью с автором.
===================
Из комментариев в Фейсбуке:
Ирена Подольская:
В конце декабря 1986 г. перед отъездом в Ленинград, зашла в мастерскую за сапогами. Стоя в очереди, услышала по радио, что вернули из ссылка Сахарова.
Я ощутила на физиологическом уровне, что старый мир рухнул, и с этого момента для меня начался М.С.Горбачев и перестройка.
Было всякое. Кто без греха, пусть бросит в него камень. На мой взгляд, Горбачев - лучшее, что имела Россия за все времена своего существования. Фраза, конечно, неоднозначна, но я не устану повторять: "Спасибо Вам, Михаил Сергеевич! Вы сделали то, что могли (что Вам позволили), и не виноваты, что мы не воспользовались тем, что Вы дали нам"..
Из статьи Егора Яковлева:
Беру, например, свежий номер журнала «Театр». Рецензия на спектакль Театра юного зрителя «Собачье сердце». Да, та самая повесть Михаила Булгакова, которая была за семью печатями. А рецензию на спектакль написал академик Андрей Сахаров.
Какому фантасту еще пару лет назад дано было придумать такое?
Вообще говоря, нелепость ситуации со ссыльным академиком некоторые представители высшего руководства осознавали задолго до декабря 1986-го или марта 1985-го. Так, Александр Николаевич Яковлев, вспоминая позднее о том памятном разговоре с Горбачевым, который состоялся в Канаде, в мае 1983 года, говорит, что уже тогда они были единомышленниками по вопросу прекращения депортации Сахарова.
Александр Яковлев: Я говорил, что это же позор, это стыд - академика держать в ссылке. И он меня поддерживал, соглашался со мной.
Правда, А.И. Лукьянов утверждает, что вопрос о возвращении Сахарова поднимался еще ни кем иным, как грозой всех диссидентов - Андроповым.
Анатолий Лукьянов: Насколько я знаю, Юрий Владимирович Андропов склонялся к тому, чтобы эту проблему развязать. Потому что никаких оснований особых опасаться какой-то деятельности Сахарова не было. Все было раздуто специально для того, чтобы усилить движение внутри страны и вовлечь в это дело международные круги.
Эдуард Глезин: Но почему в таком случае при правлении Андропова Сахарову и Боннэр было отказано в совместной госпитализации. Боннэр так и не был разрешен выезд за границу для лечения. А сам Андропов в беседе с американскими конгрессменами заявил о "психическом нездоровье" Сахарова.
Анатолий Лукьянов: Этого я не могу вам сказать. Я не помню таких вещей. Я знаю только, что этот вопрос обсуждался.
Эдуард Глезин: А почему же он тогда все-таки не был разрешен Андроповым?
Анатолий Лукьянов: Я не могу сказать. Я этого просто не помню.
Как бы то ни было, ни Андропов, ни Черненко не освободили Сахарова. Но вот приходит весна 1985-го. Кремлевских старцев сменяет самый молодой из состава тогдашнего Политбюро - Михаил Горбачев. Впервые увидев по телевизору выступление нового генсека, Андрей Дмитриевич сказал: "Кажется, нашей стране повезло, у нее наконец-то появился умный руководитель".(20)
С момента своего прихода к власти Горбачев внимательно следит за всем, что касается ссыльного академика. Ему и нескольким его сторонникам в руководстве необходимость прекращения ссылки Сахарова была очевидна. Вопрос был лишь в том, когда и как приступить к решению этой проблемы, учитывая реальное соотношение сил в Политбюро.
Сегодня многие обвиняют Горбачева в медлительности, говорят, что он должен был чуть ли не на следующий день после своего избрания освободить Сахарова. Вот как отвечает на подобного рода обвинения "правая рука " Горбачева - А.Н. Яковлев.
Александр Яковлев: В нашей стране многие не понимают, что мы столкнулись с огромным монстром: КГБ, МВД, с партийными собраниями, профсоюзными, комсомольскими. Я сочувствую и всегда сочувствовал диссидентам. Это честные люди, по преимуществу. Но этого монстра можно было демонтировать только изнутри. Тоталитарный режим - только через тоталитарную партию и обязательно под лозунгом совершенствования существующего социалистического строя.
Ведь мы начинали с того, чтобы самые отъявленные безобразия как-то устранить: афганская война, ссылка Сахарова. Но по Афганистану мы столкнулись с сопротивлением всего ВПК, а по Сахарову КГБ сразу на дыбы встал.
Началась длительная борьба. Эта борьба была и в более широком плане. Это был один из первых крупных прорывов в понимании демократического развития нашей страны.
Комитет Госбезопасности категорически возражал, говорили, что Сахаров является знаменем антисоветской деятельности.
Понимаете, ведь КГБ основывался на целой системе лжи. И, оказывается, не только с Сахаровым, потом пошла-поехала вся цепочка фальсификаций и не только прошлого, но и нынешнего. Все оказалось чепухой, фальшью, клеветой. Так что для них это был принципиальный вопрос, это был пробный камень. Они молодцы, они правильно соображали, с их точки зрения, надо было устоять на одном. А Сахаров в данном случае действительно был той глыбой, которую если сдвинуть, тогда на них посыплется град камней. Так оно потом и произошло.
А что касается расстановки сил в Политбюро, то поначалу там вот Андрей Андреевич (Громыко - авт.) все никак не понимал, зачем надо возвращать Сахарова. Но я не помню, чтобы Лигачев был против того, чтобы выпустить оттуда Сахарова. Он в данном конкретном случае занимал нейтральную позицию.
А остальные скорее были равнодушны. По старой привычке в Политбюро смотрели в том смысле, как генеральный. А для Михаила Сергеевича Горбачева, для Шеварднадзе, для меня это давно уже был ясный вопрос.
В начале 1986 года между Сахаровым и Горбачевым происходит, так сказать, заочное "выяснение отношений" по поводу официозных высказываний последнего. 4 Февраля, отвечая на вопросы газеты "Юманите", Михаил Горбачев (помимо своего заявления, что "Сахаров живет в Горьком в нормальных условиях") говорит, что в СССР нет политзаключенных, "как нет и преследования граждан за их убеждения" (21). Александр Яковлев в беседе с автором статьи утверждал, что в этом интервью Горбачев лишь озвучивал "официальную точку зрения". Но Сахаров, очевидно, воспринял эти слова генсека, как его личное мнение и 19 Февраля направляет ему разъяснительное письмо, которое позже назовет "одним из самых важных своих документов". (22)
В этом письме Андрей Дмитриевич доказывает, что, несмотря на то, что ни в одном из республиканских Уголовных кодексов нет термина "политзаключенный", статьи 190-1 (распространение заведомо ложных измышлений, порочащих советский общественный и государственный строй), 70 (антисоветская агитация и пропаганда) и 142 ("религиозная" статья) - предусматривают наказание именно за убеждения человека. То есть инакомыслие фактически было приравнено к уголовному преступлению.
Нелепость предъявляемых диссидентам на суде обвинений Сахаров показывает на примере 14-ти лично известных ему осужденных правозащитников. В их числе он называет Анатолия Марченко, Юрия Орлова, Анатолия Щаранского, Мераба Коставу. Далее Андрей Дмитриевич просит Горбачева "способствовать освобождению всех названных узников совести, а также тех, о ком ему неизвестно лично. Ибо "узников совести" в обществе, стремящемся к справедливости, не должно быть вовсе!" (23).
Получив такое письмо, Михаил Сергеевич поручает прокуратуре разобраться с делом каждого, из перечисленных в нем, политзаключенных. Вскоре из мест заключения освобождаются Юрий Орлов и Анатолий Щаранский, а всего за 86-й год был выпущен 21 узник совести. (24)
23 октября Сахаров направляет на имя Горбачева новое письмо. В нем Андрей Дмитриевич, перечислив свои заслуги перед наукой, просит Михаила Сергеевича для продолжения полноценной научной деятельности "прекратить мою депортацию и ссылку жены". При этом он повторяет "свое обязательство не выступать по общественным вопросам, кроме исключительных случаев, когда я, по выражению Л. Толстого, "не могу молчать". (25)
Это письмо дало в руки Генерального секретаря весомое оружие в его борьбе с твердолобым большинством за освобождение Сахарова. Горбачев начинает артподготовку перед решающим боем с кремлевскими ортодоксами. Долгий подготовительный этап вступил в свою завершающую фазу.
Решение
Вот как об этом времени вспоминает тогдашний сотрудник аппарата ЦК Андрей Грачев в своей книге "Кремлевская хроника".
"Телефонный звонок вызвал меня в кабинет Яковлева. (...) Многозначительно посмотрев на потолок, что означало напоминание: "враг подслушивает", Яковлев начал разговор неожиданно: "Все, что здесь будет сказано, должно остаться между нами". Хотя это и не предвещало чего-то хорошего, обещало, тем не менее, интересное продолжение. "Михаил Сергеевич просит порассуждать, как поступить с Сахаровым. Дальше так этого оставлять нельзя". (...)
Предназначая подготовленную бумагу членам Политбюро, мы неизбежно должны были подстраиваться под завещанную большевиками еще основателем партии Лениным этику "целесообразности". (...) Поэтому мы не могли назвать вещи своими именами: беззаконие - беззаконием и низость - низостью, а вынуждены были доказывать "нецелесообразность" дальнейшего содержания Сахарова в Горьком. (...) Таковы были правила "танцев с волками" из КГБ, которые затеял с нашим участием Горбачев. Он рассчитывал, применив эту нехитрую словесную анестезию, не подвергая себя опасности, повыдергать один за другим зубы из их зловещей пасти".
Итак, после того, как Михаил Горбачев снабдил всех членов Политбюро соответствующими справками и документами он ставит вопрос об окончательном решении вопроса возвращения из ссылки Сахарова и Боннэр на заседании Политбюро ЦК КПСС 1 декабря 1986 г. В этот раз (в отличие от августа 85-го) споров не возникло и после небольшой перепалки Горбачева с главным "волком" - Чебриковым "постановление принимается", Таким образом, на высшем уровне было утверждено окончательное решение об освобождении четы Сахаровых.
Так что же все-таки сыграло главную роль при решении вопроса об их вызволении из горьковской ссылки? Кто приблизил этот долгожданный день?
Елена Боннэр: Западные ученые, западные политические деятели и стремление какой-то части нашего руководства (я к ним отношу во всяком случае трех членов Политбюро - самого Горбачева, Яковлева и Шеварднадзе) занять более четкие, более цивилизованные позиции на международной арене. Это им помогало в их "подковерной" борьбе с противоположными силами в Политбюро и ЦК. И они прекрасно понимали (они же умные люди все), что без освобождения Сахарова этого не произойдет.
Михаил Горбачев: Сахаров был освобожден по тем же самым причинам, по которым я решил выводить нашу страну из несвободы к свободе. Это был важный пункт такого процесса. Ведь, считать, что мы движемся к демократии, в то время, когда в стране оставались политические заключенные и в ссылке находился выдающийся человек (представитель интеллигенции, демократ) это был бы просто нонсенс. Потому это было вполне обдуманное решение. Ну конечно для того, чтобы это сделать, надо было пройти какой-то период, какой-то этап. Не так все просто было. Каждый шаг был трудным.
Александр Яковлев: Самое решающее это нелепость самой ссылки. И это уже стало превращаться в определенных условиях, в определенной обстановке в абсурд. Это было вопиющее нарушение всего и вся.
Надо было от этого очищаться. И этим освобождением начался вот такой период очищения. Он для нашей политики дало еще как бы психологическое добро на следующие действия такого же характера.
Однако в общественном мнении до сих пор бытуют две основных версии о причинах возвращения Сахарова: 1) давление Запада, 2) смерть Марченко.
Вот что говорит А.Н. Яковлев по поводу первой версии:
- Меня очень часто спрашивают о влиянии Запада. Я отвечаю: наоборот! Чем больше было нажима, тем резче была наша реакция. Ах, так! Хотите заставить нас? Да мы вам! - и все откладывалось. Очень неловкие это были вмешательства.
И действительно, чем сильнее давил Запад, тем хуже становилось положение Сахарова в ссылке. И ведь никакие протесты мировой общественности не помешали отправлению Сахарова в Горький, не предотвратили ссылки Боннэр. Не стали они препятствием и для осуждения десятков других инакомыслящих. По большому счету все это "давление" воспринималось советским руководством исключительно как вмешательство во внутренние дела.
Да и не зря ведь в годы «застоя» было модным наиболее активных диссидентов высылать на тот самый Запад, давление которого они там могли усиливать сколько угодно. С Сахаровым не расправились таким же образом лишь из-за его "засекреченности". Так что на самом деле давление Запада больше оказывало моральную поддержку правозащитникам, чем реально влияло на принимаемые партией и правительством решения.
Теперь о второй версии. Да, трагическая смерть Анатолия Марченко во время его голодовки в Чистопольской тюрьме многих потрясла и ужаснула. Но он умер 8 декабря 1986 года. Да, в этот день Сахаров все еще находился в Горьком, но к тому времени решение о его освобождении уже прошло все подготовительные стадии. И принципиальное политическое решение было принято на заседании Политбюро еще 1 декабря.
Александр Яковлев: Имя Марченко даже рядом не упоминалось при обсуждении вопроса о возвращении Сахарова. Понимаете, наше правозащитное движение очень часто напичкано иллюзиями. Ну надо тогда число к числу привязать.
Окончательно же прояснил ситуацию в этом вопросе сами Андрей Дмитриевич и Елена Георгиевна еще в 87-ом году, отвечая на вопрос журнала "Континент" (№52):
«А.С.: Теперь Запад все время талдычит одну мысль, что освобождение Сахарова есть следствие смерти Марченко. Это совершенно неверно.
Николас Бетелл: Так вы не считаете, что смерть Марченко ускорила ваше освобождение?
А.С.: Это независимые процессы,
Е.Б.: Совершенно независимые».
Что же тогда повлияло на освобождение Сахарова? Наверное, все-таки в большей степени смена руководства и приход к власти Горбачева, начавшего политику перестройки. Может возвращение Андрея Дмитриевича было неким покаянием Горбачева за ту несправедливость и те преступления, которые были совершены его «августейшими» предшественниками. Желание начать новую политику с чистого листа...
Возвращение
Но вернемся все же к хронологии событий. Вскоре после заседания Политбюро Горбачев решает сам объявить Сахарову о его освобождении. 15 декабря на квартире Андрея Дмитриевича устанавливают телефон. На следующий день состоялся разговор между Горбачевым и Сахаровым, в ходе которого Генеральный секретарь призвал главного диссидента "вернуться к своей патриотической деятельности". (26)
Позднее Сахаров назовет этот поступок Горбачева "нетривиальным". И действительно, казалось, что нет никакой необходимости в прямом личном контакте главы государства и ссыльного ученого. Для многих известие об этом звонке было потрясением, сравнимым, быть может, с шоком от первой встречи Горбачева и Рейгана в ноябре 1985-го. Если тогда это воспринималось как встреча лидера СССР с "внешним врагом №1 ", то непосредственный контакт с Сахаровым - как заочная встреча с "внутренним врагом №1".
Я разговариваю по тому самому телефону в музее-квартире А.Д. Сахарова в Нижнем Новгороде.
Ещё фото из кратриры Сахарова тут: http://public.fotki.com/Ed-Glezin/i3ge3/2011-08-20/
Так разрушались догмы и стереотипы эпохи «развитого социализма».
Вот как Александр Яковлев объясняет желание Михаила Горбачева позвонить Сахарову:
- Михаил Сергеевич наверное хотел показать, что это он настоял на его возвращении. И это на самом деле так. А почему, раз у него руки развязаны он и сделал этот искренний шаг. Хотя, может быть, тут присутствовал и политический момент. Но на самом деле, я хочу подтвердить, что он был сторонником его освобождения и прекращения вот этого дела.
На следующий, после этого телефонного разговора день, - 17 декабря ПВС СССР издает соответствующие указы, официально подтверждающие освобождение Сахарова и Боннэр, 20 декабря к Андрею Дмитриевичу приезжает недавно избранный президентом АН СССР - Г.И. Марчук и обговаривает с ним детали его возвращения в Москву и полного восстановления на работе в ФИАНе.
Непосредственную же дату приезда Сахарова в столицу СССР определила... погода. Вот как об этом вспоминал его друг и коллега Е.Л. Файнберг: "Узнав его горьковский номер телефона, я, смеясь от счастья, позвонил Андрею Дмитриевичу. Спросил: "Когда же вы приедете?". Он ответил: "Елене Георгиевне нельзя выходить, если мороз ниже -10°. Вот обещают в понедельник потепление. Если так будет - поедем во вторник утром". (27).
И вот во вторник, 23 декабря 1986 г., в 7.30 утра на Ярославский вокзал прибывает поезд "Горький-Москва" и на перрон из вагона СВ выходят А.Д. Сахаров и Е.Г. Боннэр. Прекращается почти семилетняя ссылка академика Сахарова и двухлетняя - Елены Боннэр.
Уже через несколько часов после своего приезда Андрей Дмитриевич приходит на семинар в ФИАН, где его встречают аплодисментами. До конца года основное время у Сахарова уходит на многочисленные интервью. "Останкино" предоставляет свои студии телекомпаниям США, ФРГ и Канады для проведения телемостов с участием еще вчера опального академика. Кто бы мог подумать году эдак в 1984-ом, что через два года из идеологической цитадели страны на весь мир будет вещать главный антисоветчик.
С Февраля 1987-го начинается, по выражению Сахарова, "долгожданный процесс массового освобождения узников совести" (28) - становится реальностью дело всей сознательной жизни Андрея Дмитриевича, ради которого он не жалел ни сил ни здоровья. А уже в отчете КГБ за 1988-ой год значится, что "в 1988 году помиловано 137 человек, осужденных ранее по ст.ст, 70, 190-1 , 142 и 227 УК РСФСР и соответствующим статьям УК других союзных республик. В настоящее время отбывающих наказание по этим статьям нет". (29)
В том же феврале 1987-го происходит официальная реабилитация Сахарова как ученого и правозащитника. Его приглашают в Кремль для участия в форуме "За безъядерный мир и выживание человечества". Выступая с "высокой" трибуны академик АН говорит: "Необходима большая открытость и демократизация нашего общества - свобода распространения и получения информации, безусловное и полное освобождение узников совести, реальная свобода страны проживания и поездок; свобода выбора места проживания внутри страны; реальный контроль граждан над формированием внутренней и внешней политики". (30) В этом же году в отечественной прессе появляются первые интервью с Сахаровым.
15 января 1988 года состоялась его первая встреча с Горбачевым. С 1988-го года начинается возвращение Сахарова в политическую жизнь страны. В мае он участвует в создании общества "Мемориал" и становится одним из его руководителей. В октябре его избирают в президиум Академии наук. В этом же месяце снимается запрет на выезд Сахарову за границу, и в конце года он совершает первую в своей жизни зарубежную поездку, прилетает в США и встречается там с Рейганом и Бушем. За следующий год он побывает еще в восьми странах мира.
В апреле 1989-го Сахарова избирают народным депутатом, а 21 мая Горбачев, со словами: "Пожалуйста, Андрей Дмитриевич", предоставляет ему право открыть первое заседание первого Съезда народных депутатов СССР.
В заключении хотелось бы привести высказывание самого Андрея Дмитриевича оценивающее значение своего освобождения: "Мое возвращение в Москву - это не только мое личное дело, или наше с Люсей, а нечто, определяющее "стандарт" ко всей проблеме прав человека в СССР". (31)
И ведь именно за свое бесстрашное отстаивание принципа соблюдения прав человека Сахаров получил Нобелевскую премию мира. А Горбачева удостоили этой высочайшей для политика награды, в частности, и за воплощение в реальность основных постулатов "Всеобщей декларации прав человека". И, видимо, не случайно их имена стоят рядом в одном списке выдающихся личностей современности.
Ссылки:
7, 11, 18, 19, 28, 20, 26, 30, 31. Андрей Сахаров. Горький, Москва далее везде. Нью-Йорк: Издательство им. Чехова, 1990.
6, 8, 9, 25, 27. "Он между нами жил..." Воспоминания о Сахарове. М.: Практика, 1996.
12. Елена Боннэр. Постскриптум. Книга о горьковской ссылке. Paris: Ed. De la Presse Libre, 1988.
23. А.Д.Сахаров "Тревога и надежда". М.: Интер-Версо, 1990.
24. РГАНИ Ф. 89, Оп. 18, Д. 116. С. 5.
17. РГАНИ Ф. 89, Оп. 51, Д. 21, С. 3
21. "Правда" от 08.02.1985 г.
1, 2, 4, 5, 10, 13, 14, 15, 16, 22. Документы из фондов "Архива Сахарова".
29. РГАНИ Ф. 89, Оп. 51, Д. 15, С. 4
Жирным шрифтом выделены фрагменты интервью с автором.
===================
Из комментариев в Фейсбуке:
Ирена Подольская:
В конце декабря 1986 г. перед отъездом в Ленинград, зашла в мастерскую за сапогами. Стоя в очереди, услышала по радио, что вернули из ссылка Сахарова.
Я ощутила на физиологическом уровне, что старый мир рухнул, и с этого момента для меня начался М.С.Горбачев и перестройка.
Было всякое. Кто без греха, пусть бросит в него камень. На мой взгляд, Горбачев - лучшее, что имела Россия за все времена своего существования. Фраза, конечно, неоднозначна, но я не устану повторять: "Спасибо Вам, Михаил Сергеевич! Вы сделали то, что могли (что Вам позволили), и не виноваты, что мы не воспользовались тем, что Вы дали нам"..
Из статьи Егора Яковлева:
Беру, например, свежий номер журнала «Театр». Рецензия на спектакль Театра юного зрителя «Собачье сердце». Да, та самая повесть Михаила Булгакова, которая была за семью печатями. А рецензию на спектакль написал академик Андрей Сахаров.
Какому фантасту еще пару лет назад дано было придумать такое?
