ВПЕЧАТЛЕНИЯ МОСКВИЧА - ОЧЕВИДЦА ДЖИНСОВОЙ РЕВОЛЮЦИИ И УЗНИКА ЛУКАШЕНКОВСКИХ КАЗЕМАТОВ (ЧАСТЬ 2)
Третья ночь. Провокации.
Из Москвы нам прислали флаги России и «Обороны». Один обороновский флаг уже был на Майдане. Мы обвязались тремя российскими и двинулись на Октябрьскую площадь. Чтобы уменьшить вероятность быть схваченными спецназовцами, мы доехали до Майдана на такси, хотя и знали, что с 20-го марта на октябрьской площади запретили останавливаться такси и личному автотранспорту, а с 21-го - и общественному («сотка» проезжала площадь без остановки). Я попросил таксиста высадить нас на автобусной остановке. Несмотря на энергичное махание гаишника полосатым жезлом перед носом у водителя, мы открыли двери и быстрым шагом прошли к оцеплению, мимо разинувших рот гэбешников. В этот раз на Майдане нас, россиян - оборонцев, было трое. Оля простудилась, четверо «региональщиков» уехали в Москву. Остались я, Олег и Коля. Мы водрузили российские стяги на спиннинги и вскоре встали в оцепление.
Эта ночь, по-моему, побила все рекорды по количеству провокаций. В крайней степени странные личности в штатском постоянно атаковали оцепление, пытаясь затеять драку. Но нам было строжайше запрещено словами или действиями как-либо реагировать на их выпады. Даже если кого-нибудь били по лицу, он должен был молча терпеть или уступать место в оцеплении другому, ведь любая драка могла спровоцировать разгон палаточного городка. При этом милиционеры, топтавшиеся около Майдана, хранили во истину олимпийское спокойствие.
Один мужик пытался под съемку журналистов с БТ пронести в палаточный городок 6 бутылок шампанского, но был встречен дружным скандированием «Пьянству бой!». Надо сказать, что с первого же дня основания Майдана на нем был установлен сухой закон и одним из первых лозунгов палаточного городка был «Я сухой!». Распитие любых спиртных напитков было строжайше запрещено, равно как и появление внутри Майдана лиц в нетрезвом состоянии. Не менее строгое табу существовало и на взятие каких-либо денег.
Всю ночь вокруг палаточного городка ходил помятого вида мужчина, лет 50-ти, в спортивном костюме и кроссовках. Судя по всему, в его задачу входило просто расшатывать нервную систему стоявшим в оцеплении. С завидным усердием, достойным лучшего применения, он всячески бранил и издевался над обитателями Майдана.
Более изощренно испытывал нервы собравшихся ни кто иной, как редактор новостей с БТ. Он изображал пьяного, ложился перед видеокамерой со своего телеканала на строй оцепления, пытаясь спровоцировать хоть какую-то потасовку. Но все его усилия оказались напрасны. В следующую ночь он опять пришел, но был разоблачен. Олег, обратившись к нему по имени отчеству, спросил: «А вам не пора новости редактировать?». Но бравый боец идеологического фронта тут же поспешил отойти от нас подальше. За него ответил наш сосед по оцеплению: «А зачем, за него уже Батька все отредактировал!». Потом уже демонстранты стали просто завешивать камеру БТ своими флагами, и вскоре им пришлось уйти восвояси.
Если уж говорить о провокациях, то нельзя не сказать и о мужчине, который пришел к Майдану вечером 21 марта. Лицо его было замотано шарфом. Он объяснил свою законсперированность тем, что является бывшим спецназовцем и заговорщическим тоном сказал: «Ребята я знаю, что такое спецназ, который вас будет штурмовать. Поэтому я сейчас принесу палки и арматуру, чтобы вы смогли его достойно встретить». Ему тут же ответили: «Не надо нам никакой арматуры! У нас мирная акция. Это провокатор». Замотанный товарищ тут же растворился в толпе.
Давлению со стороны всевозможных силовых структур подвергались не только обитатели палаточного городка. Как стоящим в первом внешнем ряду оцепления лицом к проспекту Незалежности нам было хорошо видно как все машины, водители которых в знак солидарности сигналили, проезжая мимо Майдана, останавливались гаишником, стоявшим чуть поодаль. Те, кто при задержании вел себя тихо, отделывались традиционной взяткой. Тех же, кто не осознавал всей «тяжести» своего проступка и вступал в пререкания с бдительным блюстителем тишины, завозили в арку ближайшего дома, где с ними работал спецназ.
В эту ночь у палаточного городка появилось более менее сносное освещение. Минчане принесли массу разнообразных фонариков и свечей. Часть свечей держали в руках, часть укрепили вокруг оцепления.
Четвертая ночь. Ликвидация.
На этот раз, к нашему удивлению, мы с Олегом прошли на площадь абсолютно беспрепятственно, чего нельзя было сказать о тех, кто пытался что-то пронести на Майдан. Парня, который в тот вечер отважился взять с собой пару столь необходимых в той ситуации биотуалетов (уборную в первую же ночь сделали из открытого канализационного люка, над которым установили палатку), ОМОНовец настиг у самого оцепления и одним ударом по голове сбил с ног. Потом он стал избивать его ногами по почкам. Парня еле отбили и отволокли в палаточный городок вместе с ценным грузом. Он пришел в себя только через пару часов.
В ту ночь все обитатели палаточного городка стали свидетелями довольно символической картины. Сначала над Майданом пролетела группа белых голубей. А некоторое время спустя со стороны президентской резиденции на Октябрьскую площадь двинулась стая ворон. Многими это было расценено как недоброе предзнаменование…
Из восьми человек нашего десанта «Обороны» к последней ночи Майдана остались только мы с Олегом. Для нашего немногочисленного «посольства» на белорусском Майдане выделили отдельную палатку старой туристической модификации, в форме буквы «Л». С обеих сторон укрепили по спиннингу с российским флагом. Третий флаг я набросил себе на плечи. Сбоку палатки наклеили скотчем два плакатика. На одном из них я пафосно написал синим маркером: «За вашу и нашу свободу» и помельче по-белорусски: «Разам нас багата» (Вместе нас много). Олег написал просто и незатейливо: «”Отморозки” из России за свободную Беларусь». Получилось очень даже симпатичное альтернативное посольство России в Беларуси. Жаль только, простоять ему было суждено совсем недолго…
Мой плакатик, найденный и сфотогрфированный кем-то после ликвидации белорусского Майдана
В эту ночь нас в основном развлекали БРСМовцы (Белорусский республиканский союз молодежи - лукашенковский комсомол). Сначала они просто стояли вдалеке от нашей стороны оцепления, держа в руках официозный красно - зеленый флаг Беларуси, в простонародье именуемый «Закат над болотом». Потом они осмелели, подошли ближе и начали скандировать «Лу-ка-шен-ко!». Я набрал полную грудь воздуха и выпалил: «Радима (Отчизна), свобода, долой Луку урода!». В тот же миг меня поддержали все, кто видел БРСМовцев. Они тут же сникли, поняв, что им нас не перекричать и полезли было в драку, но, видя их явно агрессивные намерения, спецназовцы их вежливо оттеснили. Потом они уже в большем количестве подошли с другой стороны оцепления, приблизились вплотную, но, проскандировав «Фа-ши-сты!», так и не спровоцировали драку и ретировались ни с чем.
Когда к двум часам ночи спала волна атак и провокаций, мы с Олегом смогли буквально полчаса поваляться в нашем относительно хорошо утепленном «посольстве».
Ближе к трем часам ночи практически всех журналистов с Майдана оттеснили на оцепленный милицией пятачок между подземным переходом и проспектом Незалежности. Стало ясно, что сейчас что-то начнется. С трибуны попросили хоть одного журналиста с видеокамерой пройти внутрь оцепления, но никто так и не пришел. Но зато, как я узнал позже, из островка безопасности на Островок свободы перешел журналист Александр Подрабинек со своим профессиональным фотоаппаратом. Он предпочел разделить участь оппозиционеров наблюдению со стороны и отсидел с нами 15 суток в окрестинском СИЗО.
В три часа ночи началась операция по зачистке Майдана. Палаточный городок по периметру окружили черные МАЗы. Из каждого вышло несколько спецназовцев, в черном облачении «робокопов». По громкоговорителю начали объявлять: «Ваш митинг несанкционирован. Ваше нахождение здесь незаконно. У вас есть 5 минут, чтобы беспрепятственно покинуть площадь, в противном случае вы будете задержаны и подвергнуты аресту». Но вместо того, чтобы разойтись, все встали в оцепление, сцепившись друг с другом руками в локтях, потом все дружно сели на асфальт и стали скандировать «Милиция с народом!». Тем самым мы до конца отстаивали свой принцип ненасильственного сопротивления и демонстрировали, что агрессия исходит только с одной стороны.
С площади ушло лишь несколько сотрудников спецслужб, внедренных в палаточный городок, под видом оппозиционеров наблюдать за Майданом изнутри. Один из них сбросил с себя опостылевший ему бело-красно-белый флаг и, плюнув на него, потоптал ногами, а потом стал помогать спецназу затаскивать бунтарей в милицейский фургон. Другой такой, «засланный казачок», с национальным флагом на плечах, решил поразмяться и засветил своему соседу в глаз. Тот недоуменно протянул: «Да ты что, я же свой?!». «Ах, ты свой, тогда еще получи!», - ответил ретивый чекист и посадил ему фонарь под другой глаз.
С трибуны к ОМОНовцам с умиротворяющей речью обращалась женщина: «Подумайте о своих матерях, о своем доме! У нас с вами одна Родина! Нам жить вместе, не надо нас бить!». Но к мордобитию у ОМОНовцев был индивидуальный подход. Меня, например, просто выдернули за руку и затолкали в грузовик. Кого-то били по рукам дубинкой, чтобы разорвать цепочку. Особенно доставалось тем, кто упорно сопротивлялся или ложился плашмя на асфальт. Таких приходилось брать за руки, за ноги, и затаскивать на руках в МАЗ. Особо «идейные» ОМОНовцы дубасили всех подряд, что было мочи. Потом, в СИЗО, мне на глаза то и дело попадались майдановцы с ссадинами на лице, со свежими шрамами. У одного из них я увидел рассеченный ровно посредине лоб, от волос до переносицы. Корреспонденту газеты «The Wall Street Journal» Алану Каллисону при задержании сломали руку и два ребра.
Тот, кто планировал разгон палаточного городка, явно не рассчитывал на такое большое количество задержанных. Спецфургоны были забиты до отказа. К сидячим садились на колени, стоячие стояли впритык друг к другу. ОМОНовцы даже разрешили открыть люк и все окна - дышать было нечем. Как только за нами закрыли двери МАЗа, почти все, как по команде (возможно инстинктивно, возможно для снятия стресса и агрессии у спецназовцев, или для самоуспокоения) начали петь молитву. Помолившись и убедившись, что никто не собирается их избивать, оппозиционеры начали приходить в себя. Первым делом взялись за мобильники, начали сообщать родным и друзьям о своем аресте. Один парень дозвонился до известного белорусского писателя, сторонника оппозиции. И все стали называть свои имена, фамилии и места жительства, для составления списка задержанных. Я сказал про себя и Олега. Олег в это время позвонил на «Эхо Москвы» и рассказал обо всем случившемся подробнее.
В дороге, со временем, народ расслабился, начал шутить. Кто-то осмелел до того, что во весь голос спросил у ОМОНовца: «А вы не боитесь ехать вместе с террористами?» Бравый спецназовец не нашелся, что ответить, и грозно прошипел, ткнув в «шутника» пальцем: «Я тебя запомнил!». Потом, в СИЗО, он подошел к нему, и со словами «Дорогой ты мой, я же тебя сейчас убивать буду!», - увел в неизвестном направлении. Видимо, мочить в сортире.
Окрестинский централ, ветер северный
По прибытии в СИЗО на улице Окрестина всех, кто был в машине, сначала построили на улице вдоль стены, во дворе, в два ряда. Через 20 минут нас уже выстроили лицом к стене на втором этаже здания. Сказали снять ремни, шнурки и шарфы.
Сотрудники СИЗО долго ходили по зданию с круглыми глазами. Не могли представить, как они справятся с оформлением такого количества народа. К «бумаготворчеству» был привлечен весь штатный состав СИЗО и все участвовавшие в спецоперации ОМОНовцы. Потом менты жаловались своему начальству, что у них получился 28-часовой рабочий день, а во время отсидки оппозиционеров к их охране даже привлекли гаишников, которые отличались крайне агрессивным поведением (наверное из-за того, что терпели немалые убытки в отрыве от дорожной кормушки). Последних манифестантов привели с улицы днем. То есть, людей пол дня держали без движения стоящими на морозе -8°С. Нам повезло больше, так как нас взяли на Майдане в числе первых (мы сидели ближе всех к проспекту), и в числе первых привезли в СИЗО.
Сначала спецназовцы откровенно злобствовали, обзывались, не давали даже голову повернуть. Тем, кто пытался объясняться с ОМОНовцами на белорусском, они приказывали: «Говори по-нормальному!». Сотрудники СИЗО вели себя более корректно. «Цепные же псы режима» подобрели только под утро, после нашего пятичасового стояния у стены. Мы начали открыто общаться, прислонившись спиной к стене, угощать друг друга всякой съедобной мелочью, у кого что было. Моя соседка даже вытерла лицо и руки влажной салфеткой, потом накрасила губы, сделала легкий макияж и обработала подмышки дезодорантом. Все-таки, женщина в любой ситуации остается женщиной…
Для оформления вновь прибывших заключенных, на несколько человек выделяли одного спецназовца из тех, что нас зачищали на площади. Я попал в тройку «шахидов», как нас называли ОМОНовцы за то, что у всех из нас были бородки. Куратором у нас оказался мой тезка - Эдуард, родившийся ровно на месяц раньше меня: 27 ноября 1973-го года. Благодаря этому, между нами установились крайне доверительные отношения. Мы постоянно откровенно общались на самые опасные темы. Да так, что на меня оборачивались все окружавшие нас работники милиции.
Один из них, узнав, что я из Москвы, спросил: «А зачем вы приехали? Вам заплатили?». «Да, - отвечаю, - конечно, обещали по 100 баксов в час, но так и не заплатили. Короче, кинули нас на бабки!». Самое интересное, что он воспринял мои слова всерьез.
Так, с шутками и прибаутками, мы добрались до кабинета, где оформляли протоколы задержания. Все рапорта, на всех задержанных, были одинаковы: «Принимал активное участие в несанкционированном митинге, скандировал антигосударственные лозунги «Живе (так, по-русски, было в тексте) Беларусь», «Долой Лукашенко» и т.д. На это я заметил, что, во-первых, в рапорте не поясняется, в чем именно выражалась моя активность, во-вторых, лозунг «Жыве Беларусь» - по определению не может быть антигосударственным, а лозунг «Долой Лукашенко» - просто не скандируется, да и не звучал он на Майдане. «Могли бы придумать что-нибудь поправдоподобнее», - заметил я и добавил: «а можно я в протоколах напишу просто: «Брехня?». «Можно!», - хором ответили милиционеры. Но все же, какие-то вещи в протоколах соответствовали действительности (то же участие в несанкционированном митинге было бы глупо отрицать) и я написал: «С протоколом согласен частично». А мой коллега по палаточному городку решил отличиться и вывел: «Дяденька, простите меня, пожалуйста. Я больше так не буду». «Вот, сразу видно юридически грамотного человека», - пошутил мой тезка из спецназа.
Все бумаги окончательно оформили лишь к вечеру. Пришел черед размещать нас по камерам. Всех иностранцев отсортировали отдельно, а на нас с Олегом Козловским завели дополнительные протоколы, за нарушение правил регистрации. Опять по той же 185-ой статье Административного кодекса РБ, по которой меня уже безуспешно пытались оштрафовать. Только на этот раз, КГБшник уверял, что соглашение, по которому россиянин может находиться в Беларуси без регистрации в течение 60 дней, еще не ратифицировано. Забегая вперед, скажу, что на второй раз штраф тоже не пришлось платить - отделался предупреждением.
Пока окончательно определяли место отсидки иностранцев, мы успели сменить две камеры, и затем оказались в кабинете, где хранились личные вещи в следующем составе: два россиянина (мы с Олегом), один украинец (Павел Салыга - представитель «Поры»), и один поляк - Мариуш Машкевич - посол Польши в Беларуси с 1998 по 2002 гг.). Как оказалось позднее, Мариуш хорошо знал Милинкевича еще с 1994-го года (когда первый из них - работал консулом в Гродно, а второй - занимал должность заместителя председателя Гродненского горисполкома) и сейчас приехал поддержать его в трудную минуту. Было еще две полячки: мачеха Мариуша - Катерина (позднее ей присудили 3 суток ареста) и молоденькая журналистка из «Газеты выборча» - Вероника Самолиньска (ее посадили на 10 суток).
Во время нашего пребывания в комнате с вещами, к нам зашел заместитель Министра внутренних дел и прочитал нам мини лекцию о правильном поведении иностранцев в Беларуси. По его словам выходило, что местной политикой они не должны интересоваться принципиально. Только туризм, и строго в пределах экскурсионной группы. Шаг влево, вправо - вмешательство во внутренние дела и подрыв стабильности республики. Сначала он набросился на поляков: «Зачем вы сюда приехали? Революцию делать? У себя в Польше устраивайте революцию! Я вот когда у вас был, меня прессовали на каждом шагу, разве это порядок»? Потом настала наша очередь: «Что, тоже революционеры»? «Да нет, просто посмотреть приехали», - поскромничал Олег. Затем настала очередь украинца: «Что, снова Майдана захотелось? На вашем же Майдане все сало съели!».
Вскоре, после этой словесной экзекуции нас тщательно обыскали и проводили в камеру № 21, на третьем этаже старого корпуса СИЗО. В тот день нас так ни разу и не покормили, хотя должны были и даже обещали.
Обстановка в камере была спартанская. Размером она была где-то метров 3 на 6. Справа от двери был сортир типа «параша»: на небольшой возвышенности красовалась дыра в канализацию, обрамленная местом для ног. Никаких «архитектурных излишеств» типа кабинки с унитазом не было и в помине. Параша была отделена от умывальника с ледяной водой небольшой перегородкой высотой где-то 1,5 метра. Потом мы украсили низ параши нашими «любимыми» диктаторами: Лукашенко, Путиным, Ниязовым, Кастро, Милошивечем и др. В центре камеры была большая деревянная лежанка. Ни матрасов ни одеял на ней не было. На ней мы и спали вповалку, укутавшись в свои куртки. Экстрима нам добавляло и то, что в поистине зимнюю погоду у нас не закрывалось до конца окно. В итоге, практически все простудились.
Казенное питание («баланда») было двухразовым. На завтрак «кирзовая» каша с чаем. На обед - суп, каша с котлетой и все тот же чайный напиток. Ели мы это не всегда, но зато всегда сдвигали кружки и кричали наш ритуальный тост: «Жыве Беларусь!!!». Тут же из соседних камер слышался отзыв: «Жыве!».
Компания в нашей камере подобралась прекрасная! Первыми обитателями нашей камеры стали мы с Олегом, украинец Паша и Мариуш Машкевич. Потом была некоторая ротация. В субботу вечером, 25 марта, привели Павла Шеремета (его освободили днем, 27 марта). 24 марта к нам на одну ночь подселили украинца Артура. 29-го Мариуш ушел в госпиталь, на обследование (в день освобождения он под предлогом того, что ему надо забрать свои вещи, пришел с нами попрощаться). Вместо него, привели гражданина РФ Сергея Баранова, получившего 10 суток за то, что он проходил мимо Октябрьской площади с колбасой. С 28 марта по 3 апреля с нами сидел Самвел Сагателян. С 27 марта и до конца срока с нами был представитель славной диссидентской династии и главный редактор правозащитного информационного агентства «ПРИМА-news», Александр Подрабинек.
Зарисовка Сергея Баранова
Мариуш обучил нас куплету и припеву из песни Яцека Качмарского (польского барда, прославившегося во времена активности «Солидарности»). Они стали гимном нашей камеры, который мы хором исполняли каждый день. По вентиляции нам подпевал польский журналист Петр, из соседней камеры. Когда у него был день рождения, он зашел к нам с огромным тортом, точнее с тем, что от него осталось, после пиршества в его камере. Мы съели по кусочку и передали в соседнюю камеру солидную сердцевину торта. Восторгу соседей не было предела. Получился пир на три камеры.
27-го марта нашу камеру повезли на суд. Я попросил адвоката, говорил, что был на Октябрьской площади в качестве наблюдателя - журналиста и антигосударственных лозунгов не выкрикивал. Но у них было уже все заранее расписано. Суд больше походил на конвейер. Всем моим сокамерникам, как и мне, вкатили «на полную катушку» - по 15 суток административного ареста.
================================================================================
Постановление по делу об административном правонарушении. 27 марта 2006 года судья Ленинского района города Минска. Жулковская Т.В., рассмотрев материал, поступившего от начальника Центрального РУВД города Минска в отношении Глезина Э.Е., 27.12.1973 года рождения, уроженца города Москва, гражданина РФ, со слов работающего консультантом аппарата уполномоченного по правам человека в Российской Федерации, проживающего: РФ, в городе Москва на улице Пржевальского, дом 2, квартира 110; в совершении административного правонарушения, предусмотренного статьей 167-1 часть 1 Кодекса республики Беларусь об административных правонарушениях. Установил: Глезин Э.Е. 24 марта 2006 года в 2.45 часов, находясь на Октябрьской площади, дом 1 в городе Минске, принимал активное участие в несанкционированном митинге, выкрикивал лозунги, на неоднократные требования работников милиции прекратить митинг и разойтись не реагировал, чем нарушил установленный порядок проведения митингов. Вину в совершении административного правонарушения Глезин Э.Е. признал частично, пояснил, что действительно 24 марта 2006 года он находился на Октябрьской площади в городе Минске, однако антиправительственные лозунги не выкрикивал, требования работников милиции прекратить митинг не слышал. Вина Глезина Э.Е. подтверждается письменными материалами дела, протоколом правонарушения от 24 марта 2006 года, рапортами работников милиции, производившими задержание. В них говориться, что Глезин Э.Е. принимал активное участие в несанкционированном митинге, выкрикивал лозунги, на неоднократные требования работников милиции разойтись не реагировал. Заслушав нарушителя, исследовав письменные материалы дела, суд приходит к выводу, что в действиях Глезина Э.Е. усматриваются признаки административного правонарушения, предусмотренного статьей 167-1 часть 1 Кодекса республики Беларусь об административных правонарушениях. На основании изложенного и, руководствуясь статьёй 262 Кодекса республики Беларусь об административных правонарушениях постановил: Глезина Эдуарда Ефимовича подвергнуть административному взысканию в виде административного ареста сроком 15 суток. Срок исчислять с 24.03.2006 года с 3.15 часов. Постановление окончательное и обжалованию в порядке производства по делам об административных правонарушениях не подлежит, является исполнительным документом.
================================================================================
Мариушу не помог ни адвокат, ни вызов двух свидетелей спецназовцев, которые его задерживали. Несколько часов нас вчетвером продержали в маленькой камере, размером 1,5 на 1,5 м., с цементной лавкой. Когда выводили в туалет, я встретил своего веселого тезку-спецназовца Эдуарда. Познакомил его с моими новыми друзьями. Вопреки инструкциям, он даже подержал дверь в нашу коморку открытой, чтобы не было так душно. Еще одна приятная неожиданность. Вдруг распахнулась дверь, и к нам в камеру впорхнула Кристина и быстренько поцеловала каждого в щеку. Все были в восторге от такого дерзкого и приятного выражения поддержки.
По пути в наше родное СИЗО, сопровождавшие нас милиционеры раскрыли нам глаза на реальное положение дел в далекой Америке. «Вы думаете в США лучше живут? Как бы не так! У них там только 20% богатых, все остальные - бедные. И вообще, зачем вы пошли на Октябрьскую площадь? Если уж так не терпелось узнать, что там происходит, сели бы в автобус, который мимо проходит и посмотрели бы из окна». Я говорю: «А еще лучше по БТ обо всем узнать». По крайней мере, для наших провожатых, судя по всему, именно БТ являлся источником знаний…
На следующий день нас повели на допрос. Он проходил в виде видеосъемки «дружеской» беседы с сотрудником КГБ. При этом еще присутствовал оператор в штатском и два офицера постарше, в соседней комнате. В отличие от своих сокамерников, Олега и Паши, я сразу отказался от видеозаписи допроса. Следователь слегка опешил и спросил меня, чем я мотивирую свой отказ. Я ответил, что фрагменты видеозаписи с моим участием могут быть использованы при монтаже какого-нибудь пропагандистского фильма. «Есть ведь такая вероятность?», - спросил я. «Ну да, есть», - нехотя признал он, отводя взгляд. «И все-таки, давайте попробуем», - сказал он и приказал включить камеру. «Ваши фамилия, имя, отчество, место работы», - нервно прокричал настойчивый следователь. Я закинул ногу на ногу, скрестил руки на груди и молчу. «Так и будете молчать?», - разочарованно протянул он. Я утвердительно кивнул головой. Камеру выключили. «И отверните ее, пожалуйста», - попросил я, и прицел объектива повернули к другой стенке.
Потом пошли вопросы: когда вы приехали в Беларусь, с какой целью и т.д.» Я начал рассказывать все, по журналистской легенде.
- Вам платили деньги за поездку?
- Оплатили только ж/д билеты в плацкарте.
- Как же так, газета СПС и так мало заплатили?
- Ну значит таково их финансовое положение.
- А инструктаж перед поездкой в Беларусь с вами проводили?
- Да.
- А что вам на нем говорили? (следователь заметно оживился, очевидно в предвкушении раскрытия шпионского заговора).
- Нам объясняли специфику белорусского законодательства, права и обязанности журналистов, присутствующих на избирательных участках в день выборов.
- А вы были в Минске на митинге 19 марта?
- Естественно. Как всякий нормальный журналист, желающий подготовить хороший репортаж.
- А по ночам оставались на Октябрьской площади?
- Да, для сбора материала необходимо быть в гуще событий.
- И какая атмосфера была на площади?
- Доброжелательная, сплоченная. Атмосфера островка свободы. Пьяных, наркоманов и проституток я там не видел.
- Да, да, понятно, - разочарованно выдохнул он.
Тут в кабинет вошел мужчина в штатском. «Ну, думаю, на этом мы можем закончить нашу беседу. Можем?», - обратился следователь к вошедшему чекисту. «Да», - ответил тот. И я, попрощавшись, вышел.
До суда нам было запрещено давать передачи, и выручали только «посылки» польского консула, которые он передавал Мариушу каждый день. Потом передачи нам носили почти каждый день, а бывало и по две в день на человека, или в один день все получали по передаче. Их передавали как отдельные граждане, так и организации: оппозиционные, правозащитные, журналистские.
Украинский консул встречался со своими согражданами раз пять. Выражал свою поддержку, рассказывал новости о реакции в Украине и в мире на их задержание. МИД Украины выступил со специальным заявлением по этому поводу. Консул принес всем арестантам заключение американской международной правозащитной организации о неправомерности их задержания. Наш же консул в день задержания встретился с Олегом (про других арестованных граждан РФ он на тот момент вообще не знал). Олегу было сказано, что он нарушил законы РБ и потому не может рассчитывать на какое-либо заступничество или поддержку со стороны официальной России. При этом, он абсолютно ничего не передал российским заключенным, даже зубную щетку. Через несколько дней консул встретился со мной и Подрабинеком. Оказалось, что он работал в якутском лагере, когда там сидел Саша Подрабинек по политической статье.
Мне консул передал, что мой отец звонил в посольство и интересовался моим здоровьем. Тут надо сказать, что я на второй день заключения пошел к врачу с жалобой на сильный кашель. Он меня послушал, померил температуру - она была 37.2 градуса - и сказал, что мне надо лечь в госпиталь, но я письменно отказался от госпитализации, и тогда мне просто сделали два укола. И я пошел обратно в свою камеру. Следующий за мной пациент Павел Шеремет, когда вернулся в камеру сказал, что доктор в ужасе от моего состояния, что у меня острый бронхит с подозрением на пневмонию.
На встрече с консулом я его попросил передать отцу, что со мной уже все в порядке. А консулу сказал, что на самом деле мне нужны лекарства от бронхита, одеяло, зубная щетка, газеты, и что-нибудь из еды. Начальник СИЗО, присутствовавший на нашей встрече, запретил принести только радиоприемник.
Консул еще спросил, почему я отказался от госпитализации. Я развел руками и говорю: «А как же я такую хорошую компанию оставлю: Павел Шеремет, бывший польский посол…». Консул сразу: «А вы там не поддаетесь на польскую пропаганду?». Я: «Да нет, что вы, держимся, стойко отбиваем атаки ЦРУ-шной агитации! Не поддаемся тлетворному влиянию Запада!». Консул как-то замялся (видимо не ожидал от меня такого политически грамотного ответа), а начальник СИЗО сказал: «Ну и правильно сделали, что отказались от госпитализации, потому что время проведения в госпитале не засчитывается в срок ареста. Вы бы и компанию потеряли, и срок себе продлили».
Через день, представитель российского посольства, вместе с нашим «оборонцем» Колей, передали мне все, что я заказывал. (Правда, на этот заказ российское консульство не потратило ни копейки - все было куплено на деньги оппозиции). После этого, никто из родного российского посольства к нам в СИЗО не приходил…
7 апреля, в последний день заключения, нас повезли на «видеодактиллоскопическую экспертизу». Подвели к стене со шкалой роста и сняли каждого на видео со всех сторон, для своей картотеки. Затем взяли отпечатки пальцев и ладоней рук. Во время этой длительной процедуры, я разговорился с офицером, проделывающим данную операцию. Он спросил меня: «А почему же вы не поедете в США наблюдать за соблюдением прав человека?». На что я ответил: «Во-первых, в США достаточно давно действует довольно разветвленная сеть своих сильных правозащитных организаций. Во-вторых, наблюдать за соблюдением прав человека в США - все равно, что в Беларуси наблюдать за процессом выращивания картофеля»…
Просто так нас отпускать не хотели. Чтобы мы в ближайшее время не портили Батьке настроение своим присутствием и не подорвали, ненароком, основы государственного строя, нам запретили въезд в РБ на год. Сначала нам клятвенно пообещали дать два дня на добровольную депортацию, в обмен на покупку билетов за свой счет. Потом, в 1 час ночи 8 апреля (а по постановлению суда нас должны были отпустить в 3 часа ночи) к нам в сизо завалились два офицера МВД. Лица у них были весьма помятые - видно было, что их недавно по тревоге вынули из теплых постелей. Они нам сразу официально заявили, что в связи с изменившимися обстоятельствами нас высылают немедленно, ближайшим же поездом. Нам не дадут даже заехать за личными вещами, которые мы оставили в квартире знакомых. Тут я не выдержал и сказал: «Вы же обещали, что у нас будет два дня на выезд из Минска!». На это сотрудник МВД ответил: «Ну что, еще 7 суток захотели посидеть?».
После выдачи вещей, отбывавших вместе с нами в СИЗО 15 суток, нас погрузили в иномарку на территории изолятора, во избежании несанкционированных контактов с прессой. Под покровом ночи мы поехали в паспортно-визовую контору. Поначалу, сопровождавший нас милиционер нервничал и не давал разговаривать по мобильному, но потом ничего - привык. Но вдоволь мы наобщались только в паспортном столе, когда нас с Олегом оставили вдвоем в пустом просторном холе второго этажа. Созвонились с нашими оборонцами, которые весь день нас разыскивали, навьюченные нашим багажом. Договорились встретиться на вокзале. Во время нашей отсидки оборонцы чуть ли не каждый день пикетировали МИД или белорусские представительства в Москве, Екатеринбурге, Мурманске и других городах России. Огромное им спасибо! Отдельная благодарность Павлу Шеремету, который поднял информационную волну в СМИ по поводу реальных условий нашего содержания в окрестинском СИЗО и прелестей «особого пути» к демократии по-белорусски.
Пикет в Екатеринбурге
После того, как провожатые забрали наши паспорта, мы поехали на вокзал, где нас уже ждали наши друзья из «Обороны» и белорусские оппозиционеры. Нам с Олегом вручили по гвоздике, перевязанной джинсовой ленточкой. Мы купили билеты, и МВДшники сделали с них копии. На перроне мы сфотографировались с развернутым флагом «Обороны», при этом я еще поднял над собой российский стяг. У четырех наших провожатых от такой наглости аж челюсти на асфальт попадали. Когда пришел поезд, я попрощался с офицером милиции, сказав ему: «Привет Батьке!». Мы с соратниками дружно крикнули «Жыве Беларусь» и зашли в свой вагон.
В Москве нас встретили как героев, по высшему разряду. Среди встречающих был депутат Мосгордумы от СПС Иван Новицкий, который возглавлял список объединенной демократической оппозиции на московских выборах, человек 20 оборонцев, ну и конечно наши с Олегом родственники. Шампанское лилось рекой, мне и Олегу вручили охапку красных и белых гвоздик, воздушные шарики, разве что оркестра не было.
С сокамерником Олегом Козловским
***
Для того, чтобы понять, что лукашенковский режим обречен на вымирание, достаточно вспомнить, что на протяжении нескольких последних веков во всем мире прослеживается четкая тенденция установления все большего контроля народа над властью. Лет 300 назад ограниченных монархий было считанные единицы. К концу XIX века их стало подавляющее большинство. В начале XX века демократические страны можно было пересчитать по пальцам. Сегодня, в начале XXI века, по пальцам мы уже можем пересчитать тирании и диктаторские режимы. Да, конечно, в этом движении человечества к свободе были свои взлеты и падения, но направление исторического прогресса в сторону расширения демократии очевидно и неизбежно. От него нельзя отгородиться ни Берлинской стеной, ни Кремлевской, ни китайской. И уж тем более - Беловежской пущей.
На белорусском Майдане, в том числе и руками россиян, была написана первая страница истории свободной и демократической Беларуси. Все вместе мы сделали реальным начало конца лукашенковского режима.
Чем больше свободных стран будет вокруг России, тем быстрее она сама станет свободной. И поэтому мы, российские демократы, сделаем все возможное для скорейшего освобождения Беларуси. И мы обязательно сделаем Россию свободной страной.
Жыве Беларусь! Свободу России!
====================================================================
Моя статья о своем участии в Джинсовой революции: Надежда цвета «джинс» опубликована на сайте "Белорусский партизан"
http://www.belaruspartisan.org/life/102346/
=====================================================================
Сообщения в СМИ:
http://ed-glezin.livejournal.com/824748.html
====================================================================
Из Москвы нам прислали флаги России и «Обороны». Один обороновский флаг уже был на Майдане. Мы обвязались тремя российскими и двинулись на Октябрьскую площадь. Чтобы уменьшить вероятность быть схваченными спецназовцами, мы доехали до Майдана на такси, хотя и знали, что с 20-го марта на октябрьской площади запретили останавливаться такси и личному автотранспорту, а с 21-го - и общественному («сотка» проезжала площадь без остановки). Я попросил таксиста высадить нас на автобусной остановке. Несмотря на энергичное махание гаишника полосатым жезлом перед носом у водителя, мы открыли двери и быстрым шагом прошли к оцеплению, мимо разинувших рот гэбешников. В этот раз на Майдане нас, россиян - оборонцев, было трое. Оля простудилась, четверо «региональщиков» уехали в Москву. Остались я, Олег и Коля. Мы водрузили российские стяги на спиннинги и вскоре встали в оцепление.
Эта ночь, по-моему, побила все рекорды по количеству провокаций. В крайней степени странные личности в штатском постоянно атаковали оцепление, пытаясь затеять драку. Но нам было строжайше запрещено словами или действиями как-либо реагировать на их выпады. Даже если кого-нибудь били по лицу, он должен был молча терпеть или уступать место в оцеплении другому, ведь любая драка могла спровоцировать разгон палаточного городка. При этом милиционеры, топтавшиеся около Майдана, хранили во истину олимпийское спокойствие.
Один мужик пытался под съемку журналистов с БТ пронести в палаточный городок 6 бутылок шампанского, но был встречен дружным скандированием «Пьянству бой!». Надо сказать, что с первого же дня основания Майдана на нем был установлен сухой закон и одним из первых лозунгов палаточного городка был «Я сухой!». Распитие любых спиртных напитков было строжайше запрещено, равно как и появление внутри Майдана лиц в нетрезвом состоянии. Не менее строгое табу существовало и на взятие каких-либо денег.
Всю ночь вокруг палаточного городка ходил помятого вида мужчина, лет 50-ти, в спортивном костюме и кроссовках. Судя по всему, в его задачу входило просто расшатывать нервную систему стоявшим в оцеплении. С завидным усердием, достойным лучшего применения, он всячески бранил и издевался над обитателями Майдана.
Более изощренно испытывал нервы собравшихся ни кто иной, как редактор новостей с БТ. Он изображал пьяного, ложился перед видеокамерой со своего телеканала на строй оцепления, пытаясь спровоцировать хоть какую-то потасовку. Но все его усилия оказались напрасны. В следующую ночь он опять пришел, но был разоблачен. Олег, обратившись к нему по имени отчеству, спросил: «А вам не пора новости редактировать?». Но бравый боец идеологического фронта тут же поспешил отойти от нас подальше. За него ответил наш сосед по оцеплению: «А зачем, за него уже Батька все отредактировал!». Потом уже демонстранты стали просто завешивать камеру БТ своими флагами, и вскоре им пришлось уйти восвояси.
Если уж говорить о провокациях, то нельзя не сказать и о мужчине, который пришел к Майдану вечером 21 марта. Лицо его было замотано шарфом. Он объяснил свою законсперированность тем, что является бывшим спецназовцем и заговорщическим тоном сказал: «Ребята я знаю, что такое спецназ, который вас будет штурмовать. Поэтому я сейчас принесу палки и арматуру, чтобы вы смогли его достойно встретить». Ему тут же ответили: «Не надо нам никакой арматуры! У нас мирная акция. Это провокатор». Замотанный товарищ тут же растворился в толпе.
Давлению со стороны всевозможных силовых структур подвергались не только обитатели палаточного городка. Как стоящим в первом внешнем ряду оцепления лицом к проспекту Незалежности нам было хорошо видно как все машины, водители которых в знак солидарности сигналили, проезжая мимо Майдана, останавливались гаишником, стоявшим чуть поодаль. Те, кто при задержании вел себя тихо, отделывались традиционной взяткой. Тех же, кто не осознавал всей «тяжести» своего проступка и вступал в пререкания с бдительным блюстителем тишины, завозили в арку ближайшего дома, где с ними работал спецназ.
В эту ночь у палаточного городка появилось более менее сносное освещение. Минчане принесли массу разнообразных фонариков и свечей. Часть свечей держали в руках, часть укрепили вокруг оцепления.
Четвертая ночь. Ликвидация.
На этот раз, к нашему удивлению, мы с Олегом прошли на площадь абсолютно беспрепятственно, чего нельзя было сказать о тех, кто пытался что-то пронести на Майдан. Парня, который в тот вечер отважился взять с собой пару столь необходимых в той ситуации биотуалетов (уборную в первую же ночь сделали из открытого канализационного люка, над которым установили палатку), ОМОНовец настиг у самого оцепления и одним ударом по голове сбил с ног. Потом он стал избивать его ногами по почкам. Парня еле отбили и отволокли в палаточный городок вместе с ценным грузом. Он пришел в себя только через пару часов.
В ту ночь все обитатели палаточного городка стали свидетелями довольно символической картины. Сначала над Майданом пролетела группа белых голубей. А некоторое время спустя со стороны президентской резиденции на Октябрьскую площадь двинулась стая ворон. Многими это было расценено как недоброе предзнаменование…
Из восьми человек нашего десанта «Обороны» к последней ночи Майдана остались только мы с Олегом. Для нашего немногочисленного «посольства» на белорусском Майдане выделили отдельную палатку старой туристической модификации, в форме буквы «Л». С обеих сторон укрепили по спиннингу с российским флагом. Третий флаг я набросил себе на плечи. Сбоку палатки наклеили скотчем два плакатика. На одном из них я пафосно написал синим маркером: «За вашу и нашу свободу» и помельче по-белорусски: «Разам нас багата» (Вместе нас много). Олег написал просто и незатейливо: «”Отморозки” из России за свободную Беларусь». Получилось очень даже симпатичное альтернативное посольство России в Беларуси. Жаль только, простоять ему было суждено совсем недолго…
Мой плакатик, найденный и сфотогрфированный кем-то после ликвидации белорусского Майдана
В эту ночь нас в основном развлекали БРСМовцы (Белорусский республиканский союз молодежи - лукашенковский комсомол). Сначала они просто стояли вдалеке от нашей стороны оцепления, держа в руках официозный красно - зеленый флаг Беларуси, в простонародье именуемый «Закат над болотом». Потом они осмелели, подошли ближе и начали скандировать «Лу-ка-шен-ко!». Я набрал полную грудь воздуха и выпалил: «Радима (Отчизна), свобода, долой Луку урода!». В тот же миг меня поддержали все, кто видел БРСМовцев. Они тут же сникли, поняв, что им нас не перекричать и полезли было в драку, но, видя их явно агрессивные намерения, спецназовцы их вежливо оттеснили. Потом они уже в большем количестве подошли с другой стороны оцепления, приблизились вплотную, но, проскандировав «Фа-ши-сты!», так и не спровоцировали драку и ретировались ни с чем.
Когда к двум часам ночи спала волна атак и провокаций, мы с Олегом смогли буквально полчаса поваляться в нашем относительно хорошо утепленном «посольстве».
Ближе к трем часам ночи практически всех журналистов с Майдана оттеснили на оцепленный милицией пятачок между подземным переходом и проспектом Незалежности. Стало ясно, что сейчас что-то начнется. С трибуны попросили хоть одного журналиста с видеокамерой пройти внутрь оцепления, но никто так и не пришел. Но зато, как я узнал позже, из островка безопасности на Островок свободы перешел журналист Александр Подрабинек со своим профессиональным фотоаппаратом. Он предпочел разделить участь оппозиционеров наблюдению со стороны и отсидел с нами 15 суток в окрестинском СИЗО.
В три часа ночи началась операция по зачистке Майдана. Палаточный городок по периметру окружили черные МАЗы. Из каждого вышло несколько спецназовцев, в черном облачении «робокопов». По громкоговорителю начали объявлять: «Ваш митинг несанкционирован. Ваше нахождение здесь незаконно. У вас есть 5 минут, чтобы беспрепятственно покинуть площадь, в противном случае вы будете задержаны и подвергнуты аресту». Но вместо того, чтобы разойтись, все встали в оцепление, сцепившись друг с другом руками в локтях, потом все дружно сели на асфальт и стали скандировать «Милиция с народом!». Тем самым мы до конца отстаивали свой принцип ненасильственного сопротивления и демонстрировали, что агрессия исходит только с одной стороны.
С площади ушло лишь несколько сотрудников спецслужб, внедренных в палаточный городок, под видом оппозиционеров наблюдать за Майданом изнутри. Один из них сбросил с себя опостылевший ему бело-красно-белый флаг и, плюнув на него, потоптал ногами, а потом стал помогать спецназу затаскивать бунтарей в милицейский фургон. Другой такой, «засланный казачок», с национальным флагом на плечах, решил поразмяться и засветил своему соседу в глаз. Тот недоуменно протянул: «Да ты что, я же свой?!». «Ах, ты свой, тогда еще получи!», - ответил ретивый чекист и посадил ему фонарь под другой глаз.
С трибуны к ОМОНовцам с умиротворяющей речью обращалась женщина: «Подумайте о своих матерях, о своем доме! У нас с вами одна Родина! Нам жить вместе, не надо нас бить!». Но к мордобитию у ОМОНовцев был индивидуальный подход. Меня, например, просто выдернули за руку и затолкали в грузовик. Кого-то били по рукам дубинкой, чтобы разорвать цепочку. Особенно доставалось тем, кто упорно сопротивлялся или ложился плашмя на асфальт. Таких приходилось брать за руки, за ноги, и затаскивать на руках в МАЗ. Особо «идейные» ОМОНовцы дубасили всех подряд, что было мочи. Потом, в СИЗО, мне на глаза то и дело попадались майдановцы с ссадинами на лице, со свежими шрамами. У одного из них я увидел рассеченный ровно посредине лоб, от волос до переносицы. Корреспонденту газеты «The Wall Street Journal» Алану Каллисону при задержании сломали руку и два ребра.
Тот, кто планировал разгон палаточного городка, явно не рассчитывал на такое большое количество задержанных. Спецфургоны были забиты до отказа. К сидячим садились на колени, стоячие стояли впритык друг к другу. ОМОНовцы даже разрешили открыть люк и все окна - дышать было нечем. Как только за нами закрыли двери МАЗа, почти все, как по команде (возможно инстинктивно, возможно для снятия стресса и агрессии у спецназовцев, или для самоуспокоения) начали петь молитву. Помолившись и убедившись, что никто не собирается их избивать, оппозиционеры начали приходить в себя. Первым делом взялись за мобильники, начали сообщать родным и друзьям о своем аресте. Один парень дозвонился до известного белорусского писателя, сторонника оппозиции. И все стали называть свои имена, фамилии и места жительства, для составления списка задержанных. Я сказал про себя и Олега. Олег в это время позвонил на «Эхо Москвы» и рассказал обо всем случившемся подробнее.
В дороге, со временем, народ расслабился, начал шутить. Кто-то осмелел до того, что во весь голос спросил у ОМОНовца: «А вы не боитесь ехать вместе с террористами?» Бравый спецназовец не нашелся, что ответить, и грозно прошипел, ткнув в «шутника» пальцем: «Я тебя запомнил!». Потом, в СИЗО, он подошел к нему, и со словами «Дорогой ты мой, я же тебя сейчас убивать буду!», - увел в неизвестном направлении. Видимо, мочить в сортире.
Окрестинский централ, ветер северный
По прибытии в СИЗО на улице Окрестина всех, кто был в машине, сначала построили на улице вдоль стены, во дворе, в два ряда. Через 20 минут нас уже выстроили лицом к стене на втором этаже здания. Сказали снять ремни, шнурки и шарфы.
Сотрудники СИЗО долго ходили по зданию с круглыми глазами. Не могли представить, как они справятся с оформлением такого количества народа. К «бумаготворчеству» был привлечен весь штатный состав СИЗО и все участвовавшие в спецоперации ОМОНовцы. Потом менты жаловались своему начальству, что у них получился 28-часовой рабочий день, а во время отсидки оппозиционеров к их охране даже привлекли гаишников, которые отличались крайне агрессивным поведением (наверное из-за того, что терпели немалые убытки в отрыве от дорожной кормушки). Последних манифестантов привели с улицы днем. То есть, людей пол дня держали без движения стоящими на морозе -8°С. Нам повезло больше, так как нас взяли на Майдане в числе первых (мы сидели ближе всех к проспекту), и в числе первых привезли в СИЗО.
Сначала спецназовцы откровенно злобствовали, обзывались, не давали даже голову повернуть. Тем, кто пытался объясняться с ОМОНовцами на белорусском, они приказывали: «Говори по-нормальному!». Сотрудники СИЗО вели себя более корректно. «Цепные же псы режима» подобрели только под утро, после нашего пятичасового стояния у стены. Мы начали открыто общаться, прислонившись спиной к стене, угощать друг друга всякой съедобной мелочью, у кого что было. Моя соседка даже вытерла лицо и руки влажной салфеткой, потом накрасила губы, сделала легкий макияж и обработала подмышки дезодорантом. Все-таки, женщина в любой ситуации остается женщиной…
Для оформления вновь прибывших заключенных, на несколько человек выделяли одного спецназовца из тех, что нас зачищали на площади. Я попал в тройку «шахидов», как нас называли ОМОНовцы за то, что у всех из нас были бородки. Куратором у нас оказался мой тезка - Эдуард, родившийся ровно на месяц раньше меня: 27 ноября 1973-го года. Благодаря этому, между нами установились крайне доверительные отношения. Мы постоянно откровенно общались на самые опасные темы. Да так, что на меня оборачивались все окружавшие нас работники милиции.
Один из них, узнав, что я из Москвы, спросил: «А зачем вы приехали? Вам заплатили?». «Да, - отвечаю, - конечно, обещали по 100 баксов в час, но так и не заплатили. Короче, кинули нас на бабки!». Самое интересное, что он воспринял мои слова всерьез.
Так, с шутками и прибаутками, мы добрались до кабинета, где оформляли протоколы задержания. Все рапорта, на всех задержанных, были одинаковы: «Принимал активное участие в несанкционированном митинге, скандировал антигосударственные лозунги «Живе (так, по-русски, было в тексте) Беларусь», «Долой Лукашенко» и т.д. На это я заметил, что, во-первых, в рапорте не поясняется, в чем именно выражалась моя активность, во-вторых, лозунг «Жыве Беларусь» - по определению не может быть антигосударственным, а лозунг «Долой Лукашенко» - просто не скандируется, да и не звучал он на Майдане. «Могли бы придумать что-нибудь поправдоподобнее», - заметил я и добавил: «а можно я в протоколах напишу просто: «Брехня?». «Можно!», - хором ответили милиционеры. Но все же, какие-то вещи в протоколах соответствовали действительности (то же участие в несанкционированном митинге было бы глупо отрицать) и я написал: «С протоколом согласен частично». А мой коллега по палаточному городку решил отличиться и вывел: «Дяденька, простите меня, пожалуйста. Я больше так не буду». «Вот, сразу видно юридически грамотного человека», - пошутил мой тезка из спецназа.
Все бумаги окончательно оформили лишь к вечеру. Пришел черед размещать нас по камерам. Всех иностранцев отсортировали отдельно, а на нас с Олегом Козловским завели дополнительные протоколы, за нарушение правил регистрации. Опять по той же 185-ой статье Административного кодекса РБ, по которой меня уже безуспешно пытались оштрафовать. Только на этот раз, КГБшник уверял, что соглашение, по которому россиянин может находиться в Беларуси без регистрации в течение 60 дней, еще не ратифицировано. Забегая вперед, скажу, что на второй раз штраф тоже не пришлось платить - отделался предупреждением.
Пока окончательно определяли место отсидки иностранцев, мы успели сменить две камеры, и затем оказались в кабинете, где хранились личные вещи в следующем составе: два россиянина (мы с Олегом), один украинец (Павел Салыга - представитель «Поры»), и один поляк - Мариуш Машкевич - посол Польши в Беларуси с 1998 по 2002 гг.). Как оказалось позднее, Мариуш хорошо знал Милинкевича еще с 1994-го года (когда первый из них - работал консулом в Гродно, а второй - занимал должность заместителя председателя Гродненского горисполкома) и сейчас приехал поддержать его в трудную минуту. Было еще две полячки: мачеха Мариуша - Катерина (позднее ей присудили 3 суток ареста) и молоденькая журналистка из «Газеты выборча» - Вероника Самолиньска (ее посадили на 10 суток).
Во время нашего пребывания в комнате с вещами, к нам зашел заместитель Министра внутренних дел и прочитал нам мини лекцию о правильном поведении иностранцев в Беларуси. По его словам выходило, что местной политикой они не должны интересоваться принципиально. Только туризм, и строго в пределах экскурсионной группы. Шаг влево, вправо - вмешательство во внутренние дела и подрыв стабильности республики. Сначала он набросился на поляков: «Зачем вы сюда приехали? Революцию делать? У себя в Польше устраивайте революцию! Я вот когда у вас был, меня прессовали на каждом шагу, разве это порядок»? Потом настала наша очередь: «Что, тоже революционеры»? «Да нет, просто посмотреть приехали», - поскромничал Олег. Затем настала очередь украинца: «Что, снова Майдана захотелось? На вашем же Майдане все сало съели!».
Вскоре, после этой словесной экзекуции нас тщательно обыскали и проводили в камеру № 21, на третьем этаже старого корпуса СИЗО. В тот день нас так ни разу и не покормили, хотя должны были и даже обещали.
Обстановка в камере была спартанская. Размером она была где-то метров 3 на 6. Справа от двери был сортир типа «параша»: на небольшой возвышенности красовалась дыра в канализацию, обрамленная местом для ног. Никаких «архитектурных излишеств» типа кабинки с унитазом не было и в помине. Параша была отделена от умывальника с ледяной водой небольшой перегородкой высотой где-то 1,5 метра. Потом мы украсили низ параши нашими «любимыми» диктаторами: Лукашенко, Путиным, Ниязовым, Кастро, Милошивечем и др. В центре камеры была большая деревянная лежанка. Ни матрасов ни одеял на ней не было. На ней мы и спали вповалку, укутавшись в свои куртки. Экстрима нам добавляло и то, что в поистине зимнюю погоду у нас не закрывалось до конца окно. В итоге, практически все простудились.
Казенное питание («баланда») было двухразовым. На завтрак «кирзовая» каша с чаем. На обед - суп, каша с котлетой и все тот же чайный напиток. Ели мы это не всегда, но зато всегда сдвигали кружки и кричали наш ритуальный тост: «Жыве Беларусь!!!». Тут же из соседних камер слышался отзыв: «Жыве!».
Компания в нашей камере подобралась прекрасная! Первыми обитателями нашей камеры стали мы с Олегом, украинец Паша и Мариуш Машкевич. Потом была некоторая ротация. В субботу вечером, 25 марта, привели Павла Шеремета (его освободили днем, 27 марта). 24 марта к нам на одну ночь подселили украинца Артура. 29-го Мариуш ушел в госпиталь, на обследование (в день освобождения он под предлогом того, что ему надо забрать свои вещи, пришел с нами попрощаться). Вместо него, привели гражданина РФ Сергея Баранова, получившего 10 суток за то, что он проходил мимо Октябрьской площади с колбасой. С 28 марта по 3 апреля с нами сидел Самвел Сагателян. С 27 марта и до конца срока с нами был представитель славной диссидентской династии и главный редактор правозащитного информационного агентства «ПРИМА-news», Александр Подрабинек.
Зарисовка Сергея Баранова
Мариуш обучил нас куплету и припеву из песни Яцека Качмарского (польского барда, прославившегося во времена активности «Солидарности»). Они стали гимном нашей камеры, который мы хором исполняли каждый день. По вентиляции нам подпевал польский журналист Петр, из соседней камеры. Когда у него был день рождения, он зашел к нам с огромным тортом, точнее с тем, что от него осталось, после пиршества в его камере. Мы съели по кусочку и передали в соседнюю камеру солидную сердцевину торта. Восторгу соседей не было предела. Получился пир на три камеры.
27-го марта нашу камеру повезли на суд. Я попросил адвоката, говорил, что был на Октябрьской площади в качестве наблюдателя - журналиста и антигосударственных лозунгов не выкрикивал. Но у них было уже все заранее расписано. Суд больше походил на конвейер. Всем моим сокамерникам, как и мне, вкатили «на полную катушку» - по 15 суток административного ареста.
================================================================================
Постановление по делу об административном правонарушении. 27 марта 2006 года судья Ленинского района города Минска. Жулковская Т.В., рассмотрев материал, поступившего от начальника Центрального РУВД города Минска в отношении Глезина Э.Е., 27.12.1973 года рождения, уроженца города Москва, гражданина РФ, со слов работающего консультантом аппарата уполномоченного по правам человека в Российской Федерации, проживающего: РФ, в городе Москва на улице Пржевальского, дом 2, квартира 110; в совершении административного правонарушения, предусмотренного статьей 167-1 часть 1 Кодекса республики Беларусь об административных правонарушениях. Установил: Глезин Э.Е. 24 марта 2006 года в 2.45 часов, находясь на Октябрьской площади, дом 1 в городе Минске, принимал активное участие в несанкционированном митинге, выкрикивал лозунги, на неоднократные требования работников милиции прекратить митинг и разойтись не реагировал, чем нарушил установленный порядок проведения митингов. Вину в совершении административного правонарушения Глезин Э.Е. признал частично, пояснил, что действительно 24 марта 2006 года он находился на Октябрьской площади в городе Минске, однако антиправительственные лозунги не выкрикивал, требования работников милиции прекратить митинг не слышал. Вина Глезина Э.Е. подтверждается письменными материалами дела, протоколом правонарушения от 24 марта 2006 года, рапортами работников милиции, производившими задержание. В них говориться, что Глезин Э.Е. принимал активное участие в несанкционированном митинге, выкрикивал лозунги, на неоднократные требования работников милиции разойтись не реагировал. Заслушав нарушителя, исследовав письменные материалы дела, суд приходит к выводу, что в действиях Глезина Э.Е. усматриваются признаки административного правонарушения, предусмотренного статьей 167-1 часть 1 Кодекса республики Беларусь об административных правонарушениях. На основании изложенного и, руководствуясь статьёй 262 Кодекса республики Беларусь об административных правонарушениях постановил: Глезина Эдуарда Ефимовича подвергнуть административному взысканию в виде административного ареста сроком 15 суток. Срок исчислять с 24.03.2006 года с 3.15 часов. Постановление окончательное и обжалованию в порядке производства по делам об административных правонарушениях не подлежит, является исполнительным документом.
================================================================================
Мариушу не помог ни адвокат, ни вызов двух свидетелей спецназовцев, которые его задерживали. Несколько часов нас вчетвером продержали в маленькой камере, размером 1,5 на 1,5 м., с цементной лавкой. Когда выводили в туалет, я встретил своего веселого тезку-спецназовца Эдуарда. Познакомил его с моими новыми друзьями. Вопреки инструкциям, он даже подержал дверь в нашу коморку открытой, чтобы не было так душно. Еще одна приятная неожиданность. Вдруг распахнулась дверь, и к нам в камеру впорхнула Кристина и быстренько поцеловала каждого в щеку. Все были в восторге от такого дерзкого и приятного выражения поддержки.
По пути в наше родное СИЗО, сопровождавшие нас милиционеры раскрыли нам глаза на реальное положение дел в далекой Америке. «Вы думаете в США лучше живут? Как бы не так! У них там только 20% богатых, все остальные - бедные. И вообще, зачем вы пошли на Октябрьскую площадь? Если уж так не терпелось узнать, что там происходит, сели бы в автобус, который мимо проходит и посмотрели бы из окна». Я говорю: «А еще лучше по БТ обо всем узнать». По крайней мере, для наших провожатых, судя по всему, именно БТ являлся источником знаний…
На следующий день нас повели на допрос. Он проходил в виде видеосъемки «дружеской» беседы с сотрудником КГБ. При этом еще присутствовал оператор в штатском и два офицера постарше, в соседней комнате. В отличие от своих сокамерников, Олега и Паши, я сразу отказался от видеозаписи допроса. Следователь слегка опешил и спросил меня, чем я мотивирую свой отказ. Я ответил, что фрагменты видеозаписи с моим участием могут быть использованы при монтаже какого-нибудь пропагандистского фильма. «Есть ведь такая вероятность?», - спросил я. «Ну да, есть», - нехотя признал он, отводя взгляд. «И все-таки, давайте попробуем», - сказал он и приказал включить камеру. «Ваши фамилия, имя, отчество, место работы», - нервно прокричал настойчивый следователь. Я закинул ногу на ногу, скрестил руки на груди и молчу. «Так и будете молчать?», - разочарованно протянул он. Я утвердительно кивнул головой. Камеру выключили. «И отверните ее, пожалуйста», - попросил я, и прицел объектива повернули к другой стенке.
Потом пошли вопросы: когда вы приехали в Беларусь, с какой целью и т.д.» Я начал рассказывать все, по журналистской легенде.
- Вам платили деньги за поездку?
- Оплатили только ж/д билеты в плацкарте.
- Как же так, газета СПС и так мало заплатили?
- Ну значит таково их финансовое положение.
- А инструктаж перед поездкой в Беларусь с вами проводили?
- Да.
- А что вам на нем говорили? (следователь заметно оживился, очевидно в предвкушении раскрытия шпионского заговора).
- Нам объясняли специфику белорусского законодательства, права и обязанности журналистов, присутствующих на избирательных участках в день выборов.
- А вы были в Минске на митинге 19 марта?
- Естественно. Как всякий нормальный журналист, желающий подготовить хороший репортаж.
- А по ночам оставались на Октябрьской площади?
- Да, для сбора материала необходимо быть в гуще событий.
- И какая атмосфера была на площади?
- Доброжелательная, сплоченная. Атмосфера островка свободы. Пьяных, наркоманов и проституток я там не видел.
- Да, да, понятно, - разочарованно выдохнул он.
Тут в кабинет вошел мужчина в штатском. «Ну, думаю, на этом мы можем закончить нашу беседу. Можем?», - обратился следователь к вошедшему чекисту. «Да», - ответил тот. И я, попрощавшись, вышел.
До суда нам было запрещено давать передачи, и выручали только «посылки» польского консула, которые он передавал Мариушу каждый день. Потом передачи нам носили почти каждый день, а бывало и по две в день на человека, или в один день все получали по передаче. Их передавали как отдельные граждане, так и организации: оппозиционные, правозащитные, журналистские.
Украинский консул встречался со своими согражданами раз пять. Выражал свою поддержку, рассказывал новости о реакции в Украине и в мире на их задержание. МИД Украины выступил со специальным заявлением по этому поводу. Консул принес всем арестантам заключение американской международной правозащитной организации о неправомерности их задержания. Наш же консул в день задержания встретился с Олегом (про других арестованных граждан РФ он на тот момент вообще не знал). Олегу было сказано, что он нарушил законы РБ и потому не может рассчитывать на какое-либо заступничество или поддержку со стороны официальной России. При этом, он абсолютно ничего не передал российским заключенным, даже зубную щетку. Через несколько дней консул встретился со мной и Подрабинеком. Оказалось, что он работал в якутском лагере, когда там сидел Саша Подрабинек по политической статье.
Мне консул передал, что мой отец звонил в посольство и интересовался моим здоровьем. Тут надо сказать, что я на второй день заключения пошел к врачу с жалобой на сильный кашель. Он меня послушал, померил температуру - она была 37.2 градуса - и сказал, что мне надо лечь в госпиталь, но я письменно отказался от госпитализации, и тогда мне просто сделали два укола. И я пошел обратно в свою камеру. Следующий за мной пациент Павел Шеремет, когда вернулся в камеру сказал, что доктор в ужасе от моего состояния, что у меня острый бронхит с подозрением на пневмонию.
На встрече с консулом я его попросил передать отцу, что со мной уже все в порядке. А консулу сказал, что на самом деле мне нужны лекарства от бронхита, одеяло, зубная щетка, газеты, и что-нибудь из еды. Начальник СИЗО, присутствовавший на нашей встрече, запретил принести только радиоприемник.
Консул еще спросил, почему я отказался от госпитализации. Я развел руками и говорю: «А как же я такую хорошую компанию оставлю: Павел Шеремет, бывший польский посол…». Консул сразу: «А вы там не поддаетесь на польскую пропаганду?». Я: «Да нет, что вы, держимся, стойко отбиваем атаки ЦРУ-шной агитации! Не поддаемся тлетворному влиянию Запада!». Консул как-то замялся (видимо не ожидал от меня такого политически грамотного ответа), а начальник СИЗО сказал: «Ну и правильно сделали, что отказались от госпитализации, потому что время проведения в госпитале не засчитывается в срок ареста. Вы бы и компанию потеряли, и срок себе продлили».
Через день, представитель российского посольства, вместе с нашим «оборонцем» Колей, передали мне все, что я заказывал. (Правда, на этот заказ российское консульство не потратило ни копейки - все было куплено на деньги оппозиции). После этого, никто из родного российского посольства к нам в СИЗО не приходил…
7 апреля, в последний день заключения, нас повезли на «видеодактиллоскопическую экспертизу». Подвели к стене со шкалой роста и сняли каждого на видео со всех сторон, для своей картотеки. Затем взяли отпечатки пальцев и ладоней рук. Во время этой длительной процедуры, я разговорился с офицером, проделывающим данную операцию. Он спросил меня: «А почему же вы не поедете в США наблюдать за соблюдением прав человека?». На что я ответил: «Во-первых, в США достаточно давно действует довольно разветвленная сеть своих сильных правозащитных организаций. Во-вторых, наблюдать за соблюдением прав человека в США - все равно, что в Беларуси наблюдать за процессом выращивания картофеля»…
Просто так нас отпускать не хотели. Чтобы мы в ближайшее время не портили Батьке настроение своим присутствием и не подорвали, ненароком, основы государственного строя, нам запретили въезд в РБ на год. Сначала нам клятвенно пообещали дать два дня на добровольную депортацию, в обмен на покупку билетов за свой счет. Потом, в 1 час ночи 8 апреля (а по постановлению суда нас должны были отпустить в 3 часа ночи) к нам в сизо завалились два офицера МВД. Лица у них были весьма помятые - видно было, что их недавно по тревоге вынули из теплых постелей. Они нам сразу официально заявили, что в связи с изменившимися обстоятельствами нас высылают немедленно, ближайшим же поездом. Нам не дадут даже заехать за личными вещами, которые мы оставили в квартире знакомых. Тут я не выдержал и сказал: «Вы же обещали, что у нас будет два дня на выезд из Минска!». На это сотрудник МВД ответил: «Ну что, еще 7 суток захотели посидеть?».
После выдачи вещей, отбывавших вместе с нами в СИЗО 15 суток, нас погрузили в иномарку на территории изолятора, во избежании несанкционированных контактов с прессой. Под покровом ночи мы поехали в паспортно-визовую контору. Поначалу, сопровождавший нас милиционер нервничал и не давал разговаривать по мобильному, но потом ничего - привык. Но вдоволь мы наобщались только в паспортном столе, когда нас с Олегом оставили вдвоем в пустом просторном холе второго этажа. Созвонились с нашими оборонцами, которые весь день нас разыскивали, навьюченные нашим багажом. Договорились встретиться на вокзале. Во время нашей отсидки оборонцы чуть ли не каждый день пикетировали МИД или белорусские представительства в Москве, Екатеринбурге, Мурманске и других городах России. Огромное им спасибо! Отдельная благодарность Павлу Шеремету, который поднял информационную волну в СМИ по поводу реальных условий нашего содержания в окрестинском СИЗО и прелестей «особого пути» к демократии по-белорусски.
Пикет в Екатеринбурге
После того, как провожатые забрали наши паспорта, мы поехали на вокзал, где нас уже ждали наши друзья из «Обороны» и белорусские оппозиционеры. Нам с Олегом вручили по гвоздике, перевязанной джинсовой ленточкой. Мы купили билеты, и МВДшники сделали с них копии. На перроне мы сфотографировались с развернутым флагом «Обороны», при этом я еще поднял над собой российский стяг. У четырех наших провожатых от такой наглости аж челюсти на асфальт попадали. Когда пришел поезд, я попрощался с офицером милиции, сказав ему: «Привет Батьке!». Мы с соратниками дружно крикнули «Жыве Беларусь» и зашли в свой вагон.
В Москве нас встретили как героев, по высшему разряду. Среди встречающих был депутат Мосгордумы от СПС Иван Новицкий, который возглавлял список объединенной демократической оппозиции на московских выборах, человек 20 оборонцев, ну и конечно наши с Олегом родственники. Шампанское лилось рекой, мне и Олегу вручили охапку красных и белых гвоздик, воздушные шарики, разве что оркестра не было.
С сокамерником Олегом Козловским
***
Для того, чтобы понять, что лукашенковский режим обречен на вымирание, достаточно вспомнить, что на протяжении нескольких последних веков во всем мире прослеживается четкая тенденция установления все большего контроля народа над властью. Лет 300 назад ограниченных монархий было считанные единицы. К концу XIX века их стало подавляющее большинство. В начале XX века демократические страны можно было пересчитать по пальцам. Сегодня, в начале XXI века, по пальцам мы уже можем пересчитать тирании и диктаторские режимы. Да, конечно, в этом движении человечества к свободе были свои взлеты и падения, но направление исторического прогресса в сторону расширения демократии очевидно и неизбежно. От него нельзя отгородиться ни Берлинской стеной, ни Кремлевской, ни китайской. И уж тем более - Беловежской пущей.
На белорусском Майдане, в том числе и руками россиян, была написана первая страница истории свободной и демократической Беларуси. Все вместе мы сделали реальным начало конца лукашенковского режима.
Чем больше свободных стран будет вокруг России, тем быстрее она сама станет свободной. И поэтому мы, российские демократы, сделаем все возможное для скорейшего освобождения Беларуси. И мы обязательно сделаем Россию свободной страной.
Жыве Беларусь! Свободу России!
====================================================================
Моя статья о своем участии в Джинсовой революции: Надежда цвета «джинс» опубликована на сайте "Белорусский партизан"
http://www.belaruspartisan.org/life/102346/
=====================================================================
Сообщения в СМИ:
http://ed-glezin.livejournal.com/824748.html
====================================================================