Первый приезд Андрея Синявского и Марии Розановой в СССР после изгнания
33 года назад - 4 января 1989 года - писатель Андрей Синявский с женой Марией Розановой прилетел в Москву из Парижа.
Это был его первый приезд в СССР после фактического изгнания в 1973 году. В 1965 году, после громкого процесса Синявский и его коллега Юлий Даниэль были приговорены к заключению в лагере за публикацию своих произведений за рубежом.
Вины своей Андрей Синявский на суде не признал. После отбытия наказания он с женой Марией Розановой эмигрировал во Францию. Там он стал профессором Сарбонского университета.
Как отмечала газета «Новое русское слово»: «процедура прохождения через таможню обошлась без всяких экс- цессов. Синявскому даже разрешили пронести экземпляры его книг, изданных за рубежом. B Шереметьево А. Синяв- ский сказал: «Я весьма доволен изменениями в прессе и культурной жизни, но не намерен возвращаться».
Синявский сказал, что его устраивает жизнь в Париже и возможность приезжать в Москву. Даже если советская власть пойдет на то, чтобы напечатать его книги, он все равно предпочтет жить в Париже. «Перестройка, - заявил Синявский корреспонденту «Нью-Йорк таймс», - может прекратиться в любой момент. Нет гарантий, что этого не произойдет». «Россия - страна неожиданностей», сказал Синявский.
Печальным поводом для поездки Синявского в Москву послужила смерть его друга, писателя Юлия Даниэля 30 декабря 1988 года.
Прибыв в Москву, Синявский с супругой побывали на свежей могиле вместе с вдовой Даниэля Ириной Уваровой.
«Вот какой парадокс - говорил Синявский в интервью газете «Неделя» - когда меня судили, то называли «агентом международного империализма», а во Франции я считаюсь «рукой Москвы»…
Объясню свою позицию. Я очень внима- тельно, особенно в последнее время, сле- жу за советской прессой, за журналами. Выписываю «Огонек», «Московские ново- сти», «Литературную газету», «Новый мир», «Юность», «Дружбу народов», «Наш современник», «Вопросы литерату- ры».
Мое отношение к перестройке, ко- нечно, положительное. Естественно радо- ваться чему-то хорошему, что происходит в родной стране. Я вижу позитивные сдви- ги в области культуры, в прессе.
Кстати, почему в советских газетах одно и то же слово --- гласность? Почему бы слово «гласность» не заменять иногда синони- мом -- «свобода слова»?
Вместе с тем я не склонен впа- дать в эйфорию, ибо нет гарантий то- го, что не будет возврата к прсш- лому. Но, тем не менее, радуюсь, что вернулись в Россию «Доктор Жива- го», «Реквием» Ахматовой, «Собачье сердце» Булгакова, начали печатать На- бокова. Новые художественные силы включаются в процесс культурного само- сознания советского человека. Это будет способствовать развитию культуры.
Должны взаимсдействовать и две дольки русской культуры. Всякая национальная литература в своей основе едина, несмот- ря на различие писательских судеб, по- зиций и взглядов, несмотря на местожи- тельство.
- В последнее время в Копенгагене, Барселоне и совсем недавно в Страсбурге прошли встречи советских прозаиков и поэтов и русских писателей, живущих в эмиграции. Первые были представлены Вознесенским, Рождественским, Адамо- вичем, Баклановым, Битовым, Исканде- ром, Коротичем, Дудинцевым, Шатровым и другими. Вторые - Аксеновым, Синяв- ским, Войновичем, Гладилиным, Эткин- дом. Чему были посвящены эти встречи? Каково, на ваш взгляд, их значение?
- Эти встречи были посвящены вопро- сам перестройки, в частности, в области культуры. На них речь шла и об истори- ческих проблемах, например, о сталиниз- ме. Помню, что по национальному вопро- су я спорил не с советским участником, а с одним из писателей-эмигрантов. Если на первой встрече чувствовалась, особен- но вначале, какая-то настороженность, напряженность, то на двух других атмо- сфера была раскованная и дружеская. Несмотря на то, что мы находимся по разные стороны границы, между нами нет какого-то непреодолимого противостоя- ния, ибо нас объединяет то, что мы сто- ронники перестройки и делаем одно об- щее дело.
===============
Из воспоминаний Натальи Раппопорт:
Москва, январь 1989 года
Сначала пара слов об интервью с Синявскими моей ближайшей подруги Елены Платоновой.
Ленка работала выпускающей в редакции «Аргументов и фактов». Она была обворожительная, её очень любили все, кому выпадала радость с ней дружить. Её очень любил мой папа. Когда в апреле 1988 года «Дружба народов» опубликовала журнальный вариант папиной книги, во всём мире поднялась такая журналистская волна, что грозила папу захлестнуть. Ленка тоже захотела сделать с папой интервью.
- Ленка, - сказала я, - сейчас с моим папой не рвётся делать интервью только очень ленивый. Зачем тебе быть одной из тысячи? Сделай лучше интервью с Юликом Даниэлем. Этому интервью цены не будет. Может, и не опубликуют сейчас - но когда-нибудь обязательно опубликуют.
- Разве можно? - удивилась Ленка.
Я спросила у Ирины и Юлика, - я приводила к ним Ленку, она им нравилась, - и они дали добро. Это было последнее интервью в жизни Юлия. На следующий день у него случился инсульт, от которого он не оправился...
Интервью Ленки с Юлием опубликовали «Московские новости» 11 сентября 1988 года, за несколько месяцев до его смерти. А вскоре «Новости» предложили Ленке сделать по телефону интервью с Синявскими.
Юлик умер вечером тридцатого декабря, накануне нового тысяча девятьсот восемьдесят девятого года. Незадолго до смерти Юлия Ирина обращалась в советское консульство в Париже с просьбой разрешить Синявскому приехать в Москву повидаться со смертельно больным другом. Синявским постоянно отказывали в советской визе, отказали и тогда. Теперь Ирина совершила новую попытку.
Телеграммы с просьбой проявить милосердие и разрешить Синявскому попрощаться с Юлием были посланы в два адреса: советскому консулу в Париже и министру иностранных дел СССР Эдуарду Шеварднадзе. И впервые за пятнадцать с половиной лет Синявские получили въездную визу. Как будет видно из дальнейшего, консул, видимо, взял ответственность на себя. Но это были новогодние дни, оформление виз занимает время, и Синявские прилетели в Москву только третьего января, на следующий день после похорон Юлия.
А на следующий день после приезда Синявских Ирине позвонили из канцелярии Шеварднадзе. Я подошла к телефону. Мужской голос сообщил, что в ответ на нашу телеграмму Синявским выдано разрешение на приезд в Москву, и они вот-вот прилетят.
- Большое спасибо, - сказала я, - мы вам очень благодарны.
- Перед кем это вы так раскланивались? - спросила Марья Васильевна.
- У меня для вас хорошая новость. Министерство иностранных дел СССР разрешило вам приехать в Москву, и вы вот-вот прилетите!
- Ну ничего не изменилось! - восхитилась Марья Васильевна. - Правая рука по-прежнему не ведает, что делает левая!
Для Ирины в эти трагические дни приезд Синявских был спасением. Они прилетели в Москву после пятнадцатилетнего перерыва, и в московских литературных, журналистских и кагебешных кругах началось необычайное волнение. Вокруг Синявских всё кипело и бурлило, как в многобалльный шторм.
Ирина попросила меня отвечать на телефонные звонки и по возможности их фильтровать. Телефон звонил, не умолкая, двадцать четыре часа в сутки. Журналисты ломились толпами, расталкивая друг друга локтями.
Называлось всё это - интервью с Синявским, но на вопросы журналистов отвечала только Марья Васильевна - Андрей Донатович не имел шансов вставить слово.
- Марья Васильевна, мне бы хотелось узнать, что думает по этому поводу сам Андрей Донатович! - не выдержал один бестактный журналист.
- Откуда он может знать, что он думает, пока не услышит, что я скажу! - отрезала Марья Васильевна, и журналист сдался.
Я тогда обогатила литературоведение тезисом, что Синявский пишет, потому что не имеет возможности говорить...
В следующий приезд Марьи Васильевны в Москву мы встречали её в Шереметьево втроём с Натальей Борисовной Ивановой и Татьяной Никитичной Толстой. Мария Васильевна везла в Москву «Синтаксисы» и книги Синявского, и таможня её задержала. Если бы не Татьяна Никитична, мы бы с Натальей Борисовной, наверное, до сих пор Марью Васильевну там ждали. Татьяна Никитична, развернув знамёна и плечи, прошла к Марье Васильевне за все кордоны. Вдвоём они там чуть не разнесли Шереметьево.
- Почему вы везёте так много книг этого Синявского? Он что, хороший писатель? - согласно рассказу Марии Васильевны, спросил её таможенник.
- Был бы плохой, я бы не вышла за него замуж!
https://etazhi-lit.ru/publishing/literary-kitchen/1373-marija-vasilevna-rozanova-sinjavskaja-korotkie-vstrechi.html
====================
Приглашаю всех в группы
«Эпоха освободительной Перестройки М.С. Горбачева»
«Фейсбук»:
https://www.facebook.com/groups/152590274823249/
«В контакте»:
http://vk.com/club3433647
====================
==============
==============
Это был его первый приезд в СССР после фактического изгнания в 1973 году. В 1965 году, после громкого процесса Синявский и его коллега Юлий Даниэль были приговорены к заключению в лагере за публикацию своих произведений за рубежом.
Вины своей Андрей Синявский на суде не признал. После отбытия наказания он с женой Марией Розановой эмигрировал во Францию. Там он стал профессором Сарбонского университета.
Как отмечала газета «Новое русское слово»: «процедура прохождения через таможню обошлась без всяких экс- цессов. Синявскому даже разрешили пронести экземпляры его книг, изданных за рубежом. B Шереметьево А. Синяв- ский сказал: «Я весьма доволен изменениями в прессе и культурной жизни, но не намерен возвращаться».
Синявский сказал, что его устраивает жизнь в Париже и возможность приезжать в Москву. Даже если советская власть пойдет на то, чтобы напечатать его книги, он все равно предпочтет жить в Париже. «Перестройка, - заявил Синявский корреспонденту «Нью-Йорк таймс», - может прекратиться в любой момент. Нет гарантий, что этого не произойдет». «Россия - страна неожиданностей», сказал Синявский.
Печальным поводом для поездки Синявского в Москву послужила смерть его друга, писателя Юлия Даниэля 30 декабря 1988 года.
Прибыв в Москву, Синявский с супругой побывали на свежей могиле вместе с вдовой Даниэля Ириной Уваровой.
«Вот какой парадокс - говорил Синявский в интервью газете «Неделя» - когда меня судили, то называли «агентом международного империализма», а во Франции я считаюсь «рукой Москвы»…
Объясню свою позицию. Я очень внима- тельно, особенно в последнее время, сле- жу за советской прессой, за журналами. Выписываю «Огонек», «Московские ново- сти», «Литературную газету», «Новый мир», «Юность», «Дружбу народов», «Наш современник», «Вопросы литерату- ры».
Мое отношение к перестройке, ко- нечно, положительное. Естественно радо- ваться чему-то хорошему, что происходит в родной стране. Я вижу позитивные сдви- ги в области культуры, в прессе.
Кстати, почему в советских газетах одно и то же слово --- гласность? Почему бы слово «гласность» не заменять иногда синони- мом -- «свобода слова»?
Вместе с тем я не склонен впа- дать в эйфорию, ибо нет гарантий то- го, что не будет возврата к прсш- лому. Но, тем не менее, радуюсь, что вернулись в Россию «Доктор Жива- го», «Реквием» Ахматовой, «Собачье сердце» Булгакова, начали печатать На- бокова. Новые художественные силы включаются в процесс культурного само- сознания советского человека. Это будет способствовать развитию культуры.
Должны взаимсдействовать и две дольки русской культуры. Всякая национальная литература в своей основе едина, несмот- ря на различие писательских судеб, по- зиций и взглядов, несмотря на местожи- тельство.
- В последнее время в Копенгагене, Барселоне и совсем недавно в Страсбурге прошли встречи советских прозаиков и поэтов и русских писателей, живущих в эмиграции. Первые были представлены Вознесенским, Рождественским, Адамо- вичем, Баклановым, Битовым, Исканде- ром, Коротичем, Дудинцевым, Шатровым и другими. Вторые - Аксеновым, Синяв- ским, Войновичем, Гладилиным, Эткин- дом. Чему были посвящены эти встречи? Каково, на ваш взгляд, их значение?
- Эти встречи были посвящены вопро- сам перестройки, в частности, в области культуры. На них речь шла и об истори- ческих проблемах, например, о сталиниз- ме. Помню, что по национальному вопро- су я спорил не с советским участником, а с одним из писателей-эмигрантов. Если на первой встрече чувствовалась, особен- но вначале, какая-то настороженность, напряженность, то на двух других атмо- сфера была раскованная и дружеская. Несмотря на то, что мы находимся по разные стороны границы, между нами нет какого-то непреодолимого противостоя- ния, ибо нас объединяет то, что мы сто- ронники перестройки и делаем одно об- щее дело.
===============
Из воспоминаний Натальи Раппопорт:
Москва, январь 1989 года
Сначала пара слов об интервью с Синявскими моей ближайшей подруги Елены Платоновой.
Ленка работала выпускающей в редакции «Аргументов и фактов». Она была обворожительная, её очень любили все, кому выпадала радость с ней дружить. Её очень любил мой папа. Когда в апреле 1988 года «Дружба народов» опубликовала журнальный вариант папиной книги, во всём мире поднялась такая журналистская волна, что грозила папу захлестнуть. Ленка тоже захотела сделать с папой интервью.
- Ленка, - сказала я, - сейчас с моим папой не рвётся делать интервью только очень ленивый. Зачем тебе быть одной из тысячи? Сделай лучше интервью с Юликом Даниэлем. Этому интервью цены не будет. Может, и не опубликуют сейчас - но когда-нибудь обязательно опубликуют.
- Разве можно? - удивилась Ленка.
Я спросила у Ирины и Юлика, - я приводила к ним Ленку, она им нравилась, - и они дали добро. Это было последнее интервью в жизни Юлия. На следующий день у него случился инсульт, от которого он не оправился...
Интервью Ленки с Юлием опубликовали «Московские новости» 11 сентября 1988 года, за несколько месяцев до его смерти. А вскоре «Новости» предложили Ленке сделать по телефону интервью с Синявскими.
Юлик умер вечером тридцатого декабря, накануне нового тысяча девятьсот восемьдесят девятого года. Незадолго до смерти Юлия Ирина обращалась в советское консульство в Париже с просьбой разрешить Синявскому приехать в Москву повидаться со смертельно больным другом. Синявским постоянно отказывали в советской визе, отказали и тогда. Теперь Ирина совершила новую попытку.
Телеграммы с просьбой проявить милосердие и разрешить Синявскому попрощаться с Юлием были посланы в два адреса: советскому консулу в Париже и министру иностранных дел СССР Эдуарду Шеварднадзе. И впервые за пятнадцать с половиной лет Синявские получили въездную визу. Как будет видно из дальнейшего, консул, видимо, взял ответственность на себя. Но это были новогодние дни, оформление виз занимает время, и Синявские прилетели в Москву только третьего января, на следующий день после похорон Юлия.
А на следующий день после приезда Синявских Ирине позвонили из канцелярии Шеварднадзе. Я подошла к телефону. Мужской голос сообщил, что в ответ на нашу телеграмму Синявским выдано разрешение на приезд в Москву, и они вот-вот прилетят.
- Большое спасибо, - сказала я, - мы вам очень благодарны.
- Перед кем это вы так раскланивались? - спросила Марья Васильевна.
- У меня для вас хорошая новость. Министерство иностранных дел СССР разрешило вам приехать в Москву, и вы вот-вот прилетите!
- Ну ничего не изменилось! - восхитилась Марья Васильевна. - Правая рука по-прежнему не ведает, что делает левая!
Для Ирины в эти трагические дни приезд Синявских был спасением. Они прилетели в Москву после пятнадцатилетнего перерыва, и в московских литературных, журналистских и кагебешных кругах началось необычайное волнение. Вокруг Синявских всё кипело и бурлило, как в многобалльный шторм.
Ирина попросила меня отвечать на телефонные звонки и по возможности их фильтровать. Телефон звонил, не умолкая, двадцать четыре часа в сутки. Журналисты ломились толпами, расталкивая друг друга локтями.
Называлось всё это - интервью с Синявским, но на вопросы журналистов отвечала только Марья Васильевна - Андрей Донатович не имел шансов вставить слово.
- Марья Васильевна, мне бы хотелось узнать, что думает по этому поводу сам Андрей Донатович! - не выдержал один бестактный журналист.
- Откуда он может знать, что он думает, пока не услышит, что я скажу! - отрезала Марья Васильевна, и журналист сдался.
Я тогда обогатила литературоведение тезисом, что Синявский пишет, потому что не имеет возможности говорить...
В следующий приезд Марьи Васильевны в Москву мы встречали её в Шереметьево втроём с Натальей Борисовной Ивановой и Татьяной Никитичной Толстой. Мария Васильевна везла в Москву «Синтаксисы» и книги Синявского, и таможня её задержала. Если бы не Татьяна Никитична, мы бы с Натальей Борисовной, наверное, до сих пор Марью Васильевну там ждали. Татьяна Никитична, развернув знамёна и плечи, прошла к Марье Васильевне за все кордоны. Вдвоём они там чуть не разнесли Шереметьево.
- Почему вы везёте так много книг этого Синявского? Он что, хороший писатель? - согласно рассказу Марии Васильевны, спросил её таможенник.
- Был бы плохой, я бы не вышла за него замуж!
https://etazhi-lit.ru/publishing/literary-kitchen/1373-marija-vasilevna-rozanova-sinjavskaja-korotkie-vstrechi.html
====================
Приглашаю всех в группы
«Эпоха освободительной Перестройки М.С. Горбачева»
«Фейсбук»:
https://www.facebook.com/groups/152590274823249/
«В контакте»:
http://vk.com/club3433647
====================
==============
==============
