Симфония для органа «Чернобыль» Микаэла Таривердиева.
33 года назад - 1 января 1988 года - в Концертном зале Чайковского состоялась премьера симфонии для органа Микаэла Таривердиева «Чернобыль».
26 апреля 1986 года на четвертом энергоблоке Чернобыльской АЭС произошел мощный взрыв, эквивалентный 500 сброшенным на Хиросиму бомбам. Эта авария - одна из крупнейших техногенных катастроф в истории человечества.
«Весной 1987 года симфония для органа, которую я назвал „Чернобыль“, появилась во мне сама. <…> Это реквием, это дань памяти тем людям, кто закрыл нас собой от беды», - писал Микаэл Таривердиев в своей книге «Я просто живу».
Вот отрывок из книги Микаэла Леоновича, посвященный этой трагедии:
«…В Чернобыле мы оказались с Верой в сентябре 1986 года. Тогда разным творческим союзам предложили принять участие в концерте для тех, кто работал на станции, выступить перед ними, встретиться и поговорить с разными людьми, которые тогда работали на этой ужасной «стройке». Никто не хотел ехать. Согласились только Эля Быстрицкая, Николай Крючков и я. Мы приехали в Киев, где провели встречу сначала в киевском Доме учителя. На следующий день выехали в зеленую зону, где жили и отдыхали после работы те, кого у нас называют сегодня каким-то странным словом «ликвидаторы». Мы дали концерт. Нас накормили солдатским обедом - все было как-то по-военному. Потом я сказал какому-то генералу:
- Что же вы меня обманули?
- Почему обманули? - удивился он.
- Обещали показать станцию, саркофаг. - Саркофаг тогда еще не был достроен.
- Вы правда хотите?
- Да, мне это интересно.
- Ну что ж, поехали. Только наденьте маски. А одежду, когда вернетесь в Киев, выкиньте. Обязательно выкиньте, - подчеркнул генерал.
С Верой мы сели в «газик» и поехали по направлению к станции.
Была ранняя осень. Украинское бабье лето. Деревья покрыты золотом и багрянцем. Солнце еще высвечивало верхушки. Чисто выбеленные хаты, огромные неубранные тыквы в огородах возле аккуратных деревенских домиков. Где-то раскрыты окна, как будто в этих домах все еще кто-то живет. Занавеску треплет ветер. Детские игрушки в палисадниках. И тишина. Какая-то ненормальная тишина. Я не могу сначала понять, почему она такая. Потом понимаю: птицы молчат. Их просто нет. Совершенно пустое, молчаливое небо. Обочины, покрытые пластиком. Надписи: «Внимание: радиоактивность!» Навстречу нам мчатся бронетранспортеры с людьми в защитных масках. Все это напоминало поразительное предвидение Андрея Тарковского в фильме «Сталкер». Но это был уже не фильм. Это была жизнь.
Небо темнеет, на фоне сгущающихся сумерек проступает силуэт разрушенного реактора, почти скрытый возведенными стенами саркофага. Странно, но ощущения опасности нет. Мы несколько раз по дороге, в Припяти и в самом Чернобыле, выходим из машины. И только на обратном пути появляется нечто странное, говорящее о том, что опасность все-таки есть. Просто ее не видишь. Она растворилась в теплом вечернем воздухе. Нас, как и всех, останавливают на контрольно-пропускном пункте, проверяют степень зараженности. Датчики зашкаливают и звенят. Машину моют каким-то раствором. Едем дальше. Такие пункты встречаются нам по пути несколько раз.
Там мы видели удивительных людей. Каюсь, я не помню их имен. Они рассказывали о своей работе, которая складывается для многих буквально по десяткам секунд рабочей смены в Зоне, о той жизни, которой живет городок «ликвидаторов», о своем будущем.
Мы улетаем в Москву из Борисполя, аэропорта под Киевом. Он напоминает вокзал военных времен. Много людей в форме, люди, сидящие на тюках. Как будто где-то рядом идут военные действия. Ощущение эвакуации.
Впечатление, которое я вынес из этой поездки, было оглушительным. Поначалу я даже не предполагал, что оно окажется таким сильным. Как будто я сам стал частицей этой Зоны. Как будто подвергся какому-то облучению. Не тому, хотя и тому тоже, несоизмеримо меньшему, через которое прошли сотни тысяч людей, ежедневно ходивших на смены в Зоне, а какому-то еще. В моей жизни появилась новая точка отсчета. Не знаю почему, но то, что произошло в Чернобыле, связалось во мне с тем, что произошло с американским космическим кораблем «Челленджер». Может быть, потому, что мы впервые смотрели эти кадры из Америки по прямому эфиру. И впечатление от гибели «Челленджера», которая произошла на глазах миллионов людей во всем мире, было усилено миллионами соединившихся в этот момент эмоций. И мы своими внутренними «приемниками» улавливали чувства друг друга. В моей жизни появилось - оно то накатывает, то отступает, но присутствует во мне всегда - ощущение, что время конца света наступило. Апокалипсис сегодня. Вы ждете огненный дождь, который прольется на землю? Вот он. Он уже идет.
ХХ век - страшный век. Правильно сказала Цветаева в одном из своих стихотворений - «грозный век». Это Первая мировая война, когда впервые весь мир воевал против всего мира, включая Австралию. Это появление фашистских партий - в Германии, Италии, Испании. Это Вторая мировая война. Впервые в истории человечества появились средства массового уничтожения. Во время Первой мировой войны был применен газ иприт. Затем появился пулемет. В начале века мечта человечества подняться в воздух и парить, подобно Икару, была осуществлена братьями Райт. Но очень скоро самолет превратился в самое грозное орудие войны, сеющее смерть с небес. Потом была изобретена атомная бомба. Да, это век больших перемен. Не лучших перемен, нет.
Стала меняться мораль, человечество стало уходить от Господа Бога. А когда после Первой мировой войны появилось «потерянное поколение», это было поколение, изумленное тем, что человек может сделать с человеком. И искусство, и музыка стали показывать мир этого человека. Так появился авангард. Музыка разрушения. Эмоциональное, доброе стало считаться сентиментальным и смешным. Простая музыка для людей стала музыкой второго сорта. С этого началось резкое расслоение музыки. ХХ век разделил музыкантов на тех, кто не соглашался с этой позицией, позицией разрушения, и тех, кто делал искусство на этих принципах.
Кстати, проблема терроризма. Такого еще не было в истории человечества. Да, были убийства, политические убийства, убийства царей, заговоры. Но вот так: прийти, принести бомбу, подложить ее в магазин, в метро, взорвать, чтобы погибли невинные люди, а потом позвонить по телефону и взять ответственность на себя - этого человечество не знало. Это новое. Считается, что это результат развития цивилизации, технической цивилизации. Не согласен. Потому что порох и динамит были изобретены раньше. Просто это в голову никому не приходило. Это не могло не отразиться и на искусстве. В частности, на музыке. Разрушение, которое происходит в душах, отражается и в искусстве. У одних - как протест и внутреннее стремление к духовности, теплу, нежности. У других - как отражение того разрушения, которое мы наблюдаем в жизни. Сегодня я могу сказать спокойно: мне нравится музыка с мелодикой, не важно какой. У Прокофьева тоже мелодика, другая, но мелодика. Мне нравится музыка, которая обращена к душе, к Богу. Я хочу добра. Я не могу, живя внутри этого зла, еще и в искусстве воспринимать это же зло.
Я не собирался писать ничего о Чернобыле. Весной 1987 года симфония для органа, которую я назвал «Чернобыль», появилась во мне сама. Она пришла сразу, целиком. У меня было такое ощущение, как будто я всего лишь приемник, который уловил эхо какой-то волны.
Я просто сел в студии за свои инструменты и сыграл эту симфонию целиком. Потом начался период перенесения пойманных мной звуков на бумагу. Но это было потом. А сначала я ее просто сыграл. И записал на магнитофон.
В органной симфонии две части. Первая - «Зона». Тягучая квинта, образ Зоны, появляется в самом начале и незримо, как радиация, проходит через всю симфонию. Это мои впечатления, в нотах довольно много конкретного.
Вторую часть я назвал «Quo vadis?» - «Камо грядеши?», «Куда идем?». Это реквием, это дань памяти тем людям, кто закрыл нас собой от беды. Но поможет ли это нам? Вынесем ли мы из этого какие-то уроки?
Премьера симфонии состоялась первого января 1988 года в Концертном зале Чайковского. Первым ее исполнителем стал Гарри Гродберг - кстати, он приезжал в Киев и выступал там первого мая 1986 года, когда многие уже понимали, что произошло, и отказывались от заранее запланированных гастролей. Несмотря на Новый год и праздничную суету, зал был битком набит и премьера прошла потрясающе. После концерта за сцену ко мне заходили многие люди, как всегда поздравляя с концертом, удавшимся исполнением. Был среди них и главный инженер строительных работ на четвертом блоке Чернобыльской АЭС. Мужественный человек, много в жизни повидавший. Он плакал - для него все это было понятно и конкретно. Буквально через несколько дней я оказался в Западном Берлине, где Гарри Гродберг исполнял «Чернобыль». Потом ее играли немецкие органисты, потом был концерт в Киеве - он был, конечно, одним из самых запоминающихся. Потом ее стали играть и другие органисты у нас. Казалось бы, острота впечатлений от Чернобыля должна была притупиться, хотя бы чуть-чуть. Но нет. Радиация существовала в моей жизни как постоянный фон.
Потом мне пришлось работать с замечательным режиссером Роланом Сергиенко над его документальными картинами «Порог» и «По ком звонит колокол Чернобыля». Эта тема меня не оставляла - я узнавал все новые подробности об аварии, о людях, которые там работали, и как они живут или уже не живут сейчас.
Я был облучен.
Источник: М.Л. Таривердиев. «Я просто живу». В.Г. Таривердиева. «Биография музыки». - Москва : Зебра Е, 2004.
===========
Из интервью вдовы Микаэла Таривердиева Веры:
- Симфония "Чернобыль", насколько я знаю, сыграла особую роль в жизни Таривердиева...
- И в его смерти тоже... Так случилось, что через несколько месяцев после Чернобыльской катастрофы, в сентябре 1986 года, Микаэлу Леоновичу предложили выступить перед людьми, работающими на станции. С такими просьбами тогда обращались ко многим известным деятелям культуры, но далеко не все соглашались. Таривердиев отказаться не смог... Вместе с нами тогда поехали Николай Крючков и Элина Быстрицкая.
Мы встречались и разговаривали с людьми, которые работали тогда на станции. То, что они рассказывали, ужасало: про смены длиной в... несколько секунд, про то, как ликвидаторы моментально схватывали смертельные дозы радиации. Страшно становилось уже при подъезде к зоне. Осень, деревья в золотых листьях, огромные тыквы на огородах, открытые окна в домах. И ни одной живой души нигде! Микаэл Леонович долго не мог понять, что же вокруг было не так, а потом потрясенно сказал: "Птицы молчат!".
После концерта, который проходил в Зеленом Мысе, Микаэл Леонович - а он, надо сказать, по природе своей человек очень любопытный - попросил, чтобы ему показали Чернобыльскую станцию. "Хочу все увидеть своими глазами", - сказал он.
Нам дали раздолбанный газик, респираторы-"намордники" и подвезли к станции на достаточно близкое расстояние. Впечатление оказалось настолько сильным, что проявилось не сразу. А в апреле 1987 года симфония для органа на Таривердиева, что называется, снизошла. Он сел за инструмент в домашней студии и на одном дыхании сыграл ее от начала до конца.
- Когда состоялась премьера?
- 1 января 1988 года в Концертном зале имени Чайковского. В январе же симфония была исполнена в Западном Берлине (тогда еще существовало это деление) - там состоялась грандиозная антивоенная акция! Но самой главной для Таривердиева была премьера "Чернобыля" в Киеве, все в том же, 1988 году.
Симфония "Чернобыль" состоит из двух частей: первая называется "Зона", вторая "Куда идем?" - реквием, мистическое произведение. Там есть все: и ощущение человеческого страдания, и интонация плача, и даже момент смерти, когда души отлетают и сливаются с космосом...
- В последние годы жизни у Таривердиева было много мистических событий?
- И все они связаны с чернобыльской темой. Замечательный режиссер-документалист Ролан Сергиенко, который работал в Чернобыле, снял несколько картин, в том числе "Порог" и "По ком звонит колокол Чернобыля". Фильмы эти рассказывали о последствиях катастрофы, людях, работавших на станции, и их судьбах, суде над руководителями Чернобыльской АЭС. Узнав, что Таривердиев написал симфонию, Сергиенко обратился к нему с просьбой озвучить ею фильмы. Но дело в том, что по стилистике симфония к документальному кино никак не подходила. Поэтому Микаэл Леонович, хотя он никогда не работал в кинодокументалистике, написал оригинальную музыку для этих картин.
Совершенно мистическая, не объяснимая никакими материальными законами история произошла, когда записывали музыку к фильму "По ком звонит колокол Чернобыля". Дело было в нашей домашней студии. После записи главных тем: "Реквием" и "Голоса небесные" - решили сделать перерыв. Был жаркий день, и мы пили кофе, сидя у открытого окна. И вдруг услышали, что где-то звучит мелодия, которую только что записали. Но ведь этого не могло быть! Помню, Микаэл Леонович еще возмутился: "Не успел написать, и уже украли!".
Когда мы вернулись в студию и поставили пленку, чтобы прослушать тему еще раз, она оказалась пустой. Всем стало как-то не по себе: было такое впечатление, что музыка просто улетела в окно. Может, это связано с тем, что сам фильм по силе эмоционального воздействия получился очень страшным: похороны режиссера Шевченко, который получил смертельную дозу на съемках ленты "Колокола Чернобыля", кладбище погибших пожарных и ликвидаторов, которое само по себе является сильнейшим источником радиации, больницы...
Но на этом история с "Реквиемом" не закончилась. Тема эта все время преследовала Таривердиева, а он, будучи человеком впечатлительным, тяжело переживал это. Когда он делал последнюю в своей жизни работу - музыку к спектаклю о Марии Стюарт, - то сцену смерти Марии написал на основе большого фрагмента симфонии "Чернобыль" и назвал ее "Реквием". Пленку с записью мы отдали в театр и буквально на следующий день уехали в Сочи отдыхать. Больше Микаэл Леонович ничего написать не успел.
- Почему именно тема Чернобыля так волновала композитора?
- Он был уверен, что с этой катастрофой человечество переступило какой-то важный порог и непременно должно задать себе вечный вопрос: "Куда идем?". Микаэл Леонович обладал невероятной способностью чувствовать, редчайшей интуицией и понимал: то, что произошло в апреле 86-го, не просто несчастный случай - за этой катастрофой стоит нечто, связанное с историей человечества вообще. В книге, написанной им в последние годы жизни, есть слова: "Вы ждете, когда на вас прольется огненный дождь, ждете страшного суда, ждете апокалипсиса? Но конец света уже наступил. Он - здесь и сейчас!".
https://bulvar.com.ua/gazeta/archive/s483-4_1427/710.html
=============
Телерепортаж о премьере симфонии:
https://youtu.be/bDlQJ59_nOM
===============
Симфонию можно послушать тут:
https://youtu.be/qMW1v7SE3Ek
https://youtu.be/HBU3FD5BQrc
===============
Приглашаю всех в группы
«Эпоха освободительной Перестройки М.С. Горбачева»
«Фейсбук»:
https://www.facebook.com/groups/152590274823249/
«В контакте»:
http://vk.com/club3433647
===========
26 апреля 1986 года на четвертом энергоблоке Чернобыльской АЭС произошел мощный взрыв, эквивалентный 500 сброшенным на Хиросиму бомбам. Эта авария - одна из крупнейших техногенных катастроф в истории человечества.
«Весной 1987 года симфония для органа, которую я назвал „Чернобыль“, появилась во мне сама. <…> Это реквием, это дань памяти тем людям, кто закрыл нас собой от беды», - писал Микаэл Таривердиев в своей книге «Я просто живу».
Вот отрывок из книги Микаэла Леоновича, посвященный этой трагедии:
«…В Чернобыле мы оказались с Верой в сентябре 1986 года. Тогда разным творческим союзам предложили принять участие в концерте для тех, кто работал на станции, выступить перед ними, встретиться и поговорить с разными людьми, которые тогда работали на этой ужасной «стройке». Никто не хотел ехать. Согласились только Эля Быстрицкая, Николай Крючков и я. Мы приехали в Киев, где провели встречу сначала в киевском Доме учителя. На следующий день выехали в зеленую зону, где жили и отдыхали после работы те, кого у нас называют сегодня каким-то странным словом «ликвидаторы». Мы дали концерт. Нас накормили солдатским обедом - все было как-то по-военному. Потом я сказал какому-то генералу:
- Что же вы меня обманули?
- Почему обманули? - удивился он.
- Обещали показать станцию, саркофаг. - Саркофаг тогда еще не был достроен.
- Вы правда хотите?
- Да, мне это интересно.
- Ну что ж, поехали. Только наденьте маски. А одежду, когда вернетесь в Киев, выкиньте. Обязательно выкиньте, - подчеркнул генерал.
С Верой мы сели в «газик» и поехали по направлению к станции.
Была ранняя осень. Украинское бабье лето. Деревья покрыты золотом и багрянцем. Солнце еще высвечивало верхушки. Чисто выбеленные хаты, огромные неубранные тыквы в огородах возле аккуратных деревенских домиков. Где-то раскрыты окна, как будто в этих домах все еще кто-то живет. Занавеску треплет ветер. Детские игрушки в палисадниках. И тишина. Какая-то ненормальная тишина. Я не могу сначала понять, почему она такая. Потом понимаю: птицы молчат. Их просто нет. Совершенно пустое, молчаливое небо. Обочины, покрытые пластиком. Надписи: «Внимание: радиоактивность!» Навстречу нам мчатся бронетранспортеры с людьми в защитных масках. Все это напоминало поразительное предвидение Андрея Тарковского в фильме «Сталкер». Но это был уже не фильм. Это была жизнь.
Небо темнеет, на фоне сгущающихся сумерек проступает силуэт разрушенного реактора, почти скрытый возведенными стенами саркофага. Странно, но ощущения опасности нет. Мы несколько раз по дороге, в Припяти и в самом Чернобыле, выходим из машины. И только на обратном пути появляется нечто странное, говорящее о том, что опасность все-таки есть. Просто ее не видишь. Она растворилась в теплом вечернем воздухе. Нас, как и всех, останавливают на контрольно-пропускном пункте, проверяют степень зараженности. Датчики зашкаливают и звенят. Машину моют каким-то раствором. Едем дальше. Такие пункты встречаются нам по пути несколько раз.
Там мы видели удивительных людей. Каюсь, я не помню их имен. Они рассказывали о своей работе, которая складывается для многих буквально по десяткам секунд рабочей смены в Зоне, о той жизни, которой живет городок «ликвидаторов», о своем будущем.
Мы улетаем в Москву из Борисполя, аэропорта под Киевом. Он напоминает вокзал военных времен. Много людей в форме, люди, сидящие на тюках. Как будто где-то рядом идут военные действия. Ощущение эвакуации.
Впечатление, которое я вынес из этой поездки, было оглушительным. Поначалу я даже не предполагал, что оно окажется таким сильным. Как будто я сам стал частицей этой Зоны. Как будто подвергся какому-то облучению. Не тому, хотя и тому тоже, несоизмеримо меньшему, через которое прошли сотни тысяч людей, ежедневно ходивших на смены в Зоне, а какому-то еще. В моей жизни появилась новая точка отсчета. Не знаю почему, но то, что произошло в Чернобыле, связалось во мне с тем, что произошло с американским космическим кораблем «Челленджер». Может быть, потому, что мы впервые смотрели эти кадры из Америки по прямому эфиру. И впечатление от гибели «Челленджера», которая произошла на глазах миллионов людей во всем мире, было усилено миллионами соединившихся в этот момент эмоций. И мы своими внутренними «приемниками» улавливали чувства друг друга. В моей жизни появилось - оно то накатывает, то отступает, но присутствует во мне всегда - ощущение, что время конца света наступило. Апокалипсис сегодня. Вы ждете огненный дождь, который прольется на землю? Вот он. Он уже идет.
ХХ век - страшный век. Правильно сказала Цветаева в одном из своих стихотворений - «грозный век». Это Первая мировая война, когда впервые весь мир воевал против всего мира, включая Австралию. Это появление фашистских партий - в Германии, Италии, Испании. Это Вторая мировая война. Впервые в истории человечества появились средства массового уничтожения. Во время Первой мировой войны был применен газ иприт. Затем появился пулемет. В начале века мечта человечества подняться в воздух и парить, подобно Икару, была осуществлена братьями Райт. Но очень скоро самолет превратился в самое грозное орудие войны, сеющее смерть с небес. Потом была изобретена атомная бомба. Да, это век больших перемен. Не лучших перемен, нет.
Стала меняться мораль, человечество стало уходить от Господа Бога. А когда после Первой мировой войны появилось «потерянное поколение», это было поколение, изумленное тем, что человек может сделать с человеком. И искусство, и музыка стали показывать мир этого человека. Так появился авангард. Музыка разрушения. Эмоциональное, доброе стало считаться сентиментальным и смешным. Простая музыка для людей стала музыкой второго сорта. С этого началось резкое расслоение музыки. ХХ век разделил музыкантов на тех, кто не соглашался с этой позицией, позицией разрушения, и тех, кто делал искусство на этих принципах.
Кстати, проблема терроризма. Такого еще не было в истории человечества. Да, были убийства, политические убийства, убийства царей, заговоры. Но вот так: прийти, принести бомбу, подложить ее в магазин, в метро, взорвать, чтобы погибли невинные люди, а потом позвонить по телефону и взять ответственность на себя - этого человечество не знало. Это новое. Считается, что это результат развития цивилизации, технической цивилизации. Не согласен. Потому что порох и динамит были изобретены раньше. Просто это в голову никому не приходило. Это не могло не отразиться и на искусстве. В частности, на музыке. Разрушение, которое происходит в душах, отражается и в искусстве. У одних - как протест и внутреннее стремление к духовности, теплу, нежности. У других - как отражение того разрушения, которое мы наблюдаем в жизни. Сегодня я могу сказать спокойно: мне нравится музыка с мелодикой, не важно какой. У Прокофьева тоже мелодика, другая, но мелодика. Мне нравится музыка, которая обращена к душе, к Богу. Я хочу добра. Я не могу, живя внутри этого зла, еще и в искусстве воспринимать это же зло.
Я не собирался писать ничего о Чернобыле. Весной 1987 года симфония для органа, которую я назвал «Чернобыль», появилась во мне сама. Она пришла сразу, целиком. У меня было такое ощущение, как будто я всего лишь приемник, который уловил эхо какой-то волны.
Я просто сел в студии за свои инструменты и сыграл эту симфонию целиком. Потом начался период перенесения пойманных мной звуков на бумагу. Но это было потом. А сначала я ее просто сыграл. И записал на магнитофон.
В органной симфонии две части. Первая - «Зона». Тягучая квинта, образ Зоны, появляется в самом начале и незримо, как радиация, проходит через всю симфонию. Это мои впечатления, в нотах довольно много конкретного.
Вторую часть я назвал «Quo vadis?» - «Камо грядеши?», «Куда идем?». Это реквием, это дань памяти тем людям, кто закрыл нас собой от беды. Но поможет ли это нам? Вынесем ли мы из этого какие-то уроки?
Премьера симфонии состоялась первого января 1988 года в Концертном зале Чайковского. Первым ее исполнителем стал Гарри Гродберг - кстати, он приезжал в Киев и выступал там первого мая 1986 года, когда многие уже понимали, что произошло, и отказывались от заранее запланированных гастролей. Несмотря на Новый год и праздничную суету, зал был битком набит и премьера прошла потрясающе. После концерта за сцену ко мне заходили многие люди, как всегда поздравляя с концертом, удавшимся исполнением. Был среди них и главный инженер строительных работ на четвертом блоке Чернобыльской АЭС. Мужественный человек, много в жизни повидавший. Он плакал - для него все это было понятно и конкретно. Буквально через несколько дней я оказался в Западном Берлине, где Гарри Гродберг исполнял «Чернобыль». Потом ее играли немецкие органисты, потом был концерт в Киеве - он был, конечно, одним из самых запоминающихся. Потом ее стали играть и другие органисты у нас. Казалось бы, острота впечатлений от Чернобыля должна была притупиться, хотя бы чуть-чуть. Но нет. Радиация существовала в моей жизни как постоянный фон.
Потом мне пришлось работать с замечательным режиссером Роланом Сергиенко над его документальными картинами «Порог» и «По ком звонит колокол Чернобыля». Эта тема меня не оставляла - я узнавал все новые подробности об аварии, о людях, которые там работали, и как они живут или уже не живут сейчас.
Я был облучен.
Источник: М.Л. Таривердиев. «Я просто живу». В.Г. Таривердиева. «Биография музыки». - Москва : Зебра Е, 2004.
===========
Из интервью вдовы Микаэла Таривердиева Веры:
- Симфония "Чернобыль", насколько я знаю, сыграла особую роль в жизни Таривердиева...
- И в его смерти тоже... Так случилось, что через несколько месяцев после Чернобыльской катастрофы, в сентябре 1986 года, Микаэлу Леоновичу предложили выступить перед людьми, работающими на станции. С такими просьбами тогда обращались ко многим известным деятелям культуры, но далеко не все соглашались. Таривердиев отказаться не смог... Вместе с нами тогда поехали Николай Крючков и Элина Быстрицкая.
Мы встречались и разговаривали с людьми, которые работали тогда на станции. То, что они рассказывали, ужасало: про смены длиной в... несколько секунд, про то, как ликвидаторы моментально схватывали смертельные дозы радиации. Страшно становилось уже при подъезде к зоне. Осень, деревья в золотых листьях, огромные тыквы на огородах, открытые окна в домах. И ни одной живой души нигде! Микаэл Леонович долго не мог понять, что же вокруг было не так, а потом потрясенно сказал: "Птицы молчат!".
После концерта, который проходил в Зеленом Мысе, Микаэл Леонович - а он, надо сказать, по природе своей человек очень любопытный - попросил, чтобы ему показали Чернобыльскую станцию. "Хочу все увидеть своими глазами", - сказал он.
Нам дали раздолбанный газик, респираторы-"намордники" и подвезли к станции на достаточно близкое расстояние. Впечатление оказалось настолько сильным, что проявилось не сразу. А в апреле 1987 года симфония для органа на Таривердиева, что называется, снизошла. Он сел за инструмент в домашней студии и на одном дыхании сыграл ее от начала до конца.
- Когда состоялась премьера?
- 1 января 1988 года в Концертном зале имени Чайковского. В январе же симфония была исполнена в Западном Берлине (тогда еще существовало это деление) - там состоялась грандиозная антивоенная акция! Но самой главной для Таривердиева была премьера "Чернобыля" в Киеве, все в том же, 1988 году.
Симфония "Чернобыль" состоит из двух частей: первая называется "Зона", вторая "Куда идем?" - реквием, мистическое произведение. Там есть все: и ощущение человеческого страдания, и интонация плача, и даже момент смерти, когда души отлетают и сливаются с космосом...
- В последние годы жизни у Таривердиева было много мистических событий?
- И все они связаны с чернобыльской темой. Замечательный режиссер-документалист Ролан Сергиенко, который работал в Чернобыле, снял несколько картин, в том числе "Порог" и "По ком звонит колокол Чернобыля". Фильмы эти рассказывали о последствиях катастрофы, людях, работавших на станции, и их судьбах, суде над руководителями Чернобыльской АЭС. Узнав, что Таривердиев написал симфонию, Сергиенко обратился к нему с просьбой озвучить ею фильмы. Но дело в том, что по стилистике симфония к документальному кино никак не подходила. Поэтому Микаэл Леонович, хотя он никогда не работал в кинодокументалистике, написал оригинальную музыку для этих картин.
Совершенно мистическая, не объяснимая никакими материальными законами история произошла, когда записывали музыку к фильму "По ком звонит колокол Чернобыля". Дело было в нашей домашней студии. После записи главных тем: "Реквием" и "Голоса небесные" - решили сделать перерыв. Был жаркий день, и мы пили кофе, сидя у открытого окна. И вдруг услышали, что где-то звучит мелодия, которую только что записали. Но ведь этого не могло быть! Помню, Микаэл Леонович еще возмутился: "Не успел написать, и уже украли!".
Когда мы вернулись в студию и поставили пленку, чтобы прослушать тему еще раз, она оказалась пустой. Всем стало как-то не по себе: было такое впечатление, что музыка просто улетела в окно. Может, это связано с тем, что сам фильм по силе эмоционального воздействия получился очень страшным: похороны режиссера Шевченко, который получил смертельную дозу на съемках ленты "Колокола Чернобыля", кладбище погибших пожарных и ликвидаторов, которое само по себе является сильнейшим источником радиации, больницы...
Но на этом история с "Реквиемом" не закончилась. Тема эта все время преследовала Таривердиева, а он, будучи человеком впечатлительным, тяжело переживал это. Когда он делал последнюю в своей жизни работу - музыку к спектаклю о Марии Стюарт, - то сцену смерти Марии написал на основе большого фрагмента симфонии "Чернобыль" и назвал ее "Реквием". Пленку с записью мы отдали в театр и буквально на следующий день уехали в Сочи отдыхать. Больше Микаэл Леонович ничего написать не успел.
- Почему именно тема Чернобыля так волновала композитора?
- Он был уверен, что с этой катастрофой человечество переступило какой-то важный порог и непременно должно задать себе вечный вопрос: "Куда идем?". Микаэл Леонович обладал невероятной способностью чувствовать, редчайшей интуицией и понимал: то, что произошло в апреле 86-го, не просто несчастный случай - за этой катастрофой стоит нечто, связанное с историей человечества вообще. В книге, написанной им в последние годы жизни, есть слова: "Вы ждете, когда на вас прольется огненный дождь, ждете страшного суда, ждете апокалипсиса? Но конец света уже наступил. Он - здесь и сейчас!".
https://bulvar.com.ua/gazeta/archive/s483-4_1427/710.html
=============
Телерепортаж о премьере симфонии:
https://youtu.be/bDlQJ59_nOM
===============
Симфонию можно послушать тут:
https://youtu.be/qMW1v7SE3Ek
https://youtu.be/HBU3FD5BQrc
===============
Приглашаю всех в группы
«Эпоха освободительной Перестройки М.С. Горбачева»
«Фейсбук»:
https://www.facebook.com/groups/152590274823249/
«В контакте»:
http://vk.com/club3433647
===========
