Бытие. Небытие. Абсолют.
1. Если мы захотим найти нечто предельно всеобщее и одновременно очевидное - пожалуй, удобнее всего будет обратиться к одному из самых традиционных понятий европейской философии, которое использовал и Парменид, и Гегель, и Хайдеггер. Это понятие - Бытие.
Действительно, оно замечается раньше чего бы то ни было и абсолютно во всём, вплоть до самых смутных ощущений (пусть мы и не всегда отдаем себе в этом отчет), а следовательно, является необходимым всеобщим условием. Ведь любые основания, которые мы попытаемся для него выделить, сами должны прежде всего быть - например, чтобы обосновать даже всё известное нам бытие, приходится постулировать кроме него некое неизвестное, трансцендентное или трансцендентальное. Соответственно, обосновать можно лишь конкретные, частные проявления Бытия, тогда как само оно имеет основание только в себе же. Подобным образом - как прекрасно показал Парменид - ограничить или разделить Бытие не может ничто сущее, поскольку оно само причастно Бытию (кстати, в свете такого подхода, в утверждениях о конце или начале Вселенной, как минимум, некорректно слово «Вселенная»). Итак, Бытие едино как в чувственном, пространственно-временном измерении, так и в рассудочно-логическом - но даже с ними не может быть отождествлено полностью, поскольку нет никакой гарантии, что в будущем не откроются принципиально новые формы Бытия, совершенно несопоставимые с нынешними.
Однако, именно указанные обстоятельства равным образом не позволяют нам сказать о Бытии как таковом что-либо определенное (так всеобщая очевидность оказывается уже совершенно неочевидной). Ведь само наше восприятие (и далее мышление - а других инстанций бытие не имеет) построено как раз на различии между множеством ощущений (и воспоминаний о них): собственно, первично оно служит самосохранению организма, указывая на смену безопасного состояния опасным - в противном случае, оно попросту не сформировалось бы. Таким образом, определить что-либо можно только через нечто другое - что, соответственно, предполагает множественность, или хотя бы дихотомию, но никак не единство Бытия. Человеку же, по крайней мере, всегда дано различие между его субъектностью (ранее сформированной множеством ощущений) и прочим содержанием. И если бы мы даже могли воспринять полную однородность, она имела бы, как минимум, начало во времени - но чем дальше это начало исчезало бы из памяти, тем больше притуплялось бы осознание, а также и самоосознание. Впрочем, такая ситуация возможна лишь умозрительно - поскольку она подразумевала бы полную неизменность состояния организма.
Кроме того, бытие не только ограничено снаружи, но не является единым и внутри своих границ: ведь любое его проявление может быть расчленено на части - что возможно только в случае, если такие ограниченные части (например, молекулы) уже существуют. Причем, далее это допущение, подтверждающееся на практике в макромире, мы распространяем на любой объект, обладающий протяженностью (поскольку протяженность слагается из дискретных отрезков), т.е. в том числе, и на любую его часть - пытаясь разъять ее хотя бы мысленно, а затем нередко и в действительности.
Наконец, даже формально термин «бытие» определяется через свою внешнюю противоположность - небытие.
2. В некотором смысле, небытие оказывается ближе ко всеобщности, поскольку означает всё, находящееся за пределами конкретной ограниченности - причем, именно в нем эта ограниченность рано или поздно растворяется. К тому же, как мы выяснили, Абсолютное Бытие неотличимо от Небытия. Однако, здесь возникает та же проблема: если мы попытаемся сказать что-то о Небытии, оно потребует некоторый ограничивающий фон - причем даже, любое актуально воспринимаемое/мыслимое небытие возможно исключительно на таком фоне.
Во-первых, опять-таки по своему названию, не-бытие относительно, но и более того - всегда вторично по отношению к отрицаемому им бытию (как, кстати, и многие его синонимы - ни-что, без-дна; даже к слову «пустота» этимологически наиболее близко «запущенность», т.е. от-верженность). Соответственно, некоторое бытие обязательно присутствует в каких-то других координатах чувственной или рассудочной протяженности - хотя бы в ошибочном представлении.
Во-вторых, собственно любое отрицание всегда есть также утверждение некоторого актуального бытия, даже когда это не оговаривается специально: и если место, в котором констатируется небытие чего-либо, не занято в действительности ничем иным, необходимо всё равно очертить его окрестности, а также определить действительную причину ошибочного представления.
Таким образом, и небытие всегда оказывается частным, ограниченным - только его границей является, наоборот, бытие; выразить же всеобщность оно могло бы только будучи отнесено бы ко всем действительным и возможным объектам сразу. Но и в гипотетической ситуации максимального небытия, как и в описанном случае с бытием, непременно должен оставаться констатирующий это субъект (ведь даже если ему и дано собственное небытие - через сон или потерю сознания, а часто вообще просто ослабление бытия - оно может быть зафиксировано только по окончании).
И так же как бытие на некоторой ступени абстракции становится всё ближе к небытию, так и небытие, в ходе своего определения, ограничения - начинает всё больше приобретать атрибуты бытия (прежде всего, протяженность, длительность): теперь это уже и не вполне небытие, а скорее пространство-время, не столько отрицающее, сколько связывающее различное бытие, и даже принципиально могущее в любой момент предоставить ему место.
Ограничив же небытие еще сильнее, мы при некоторых условиях уже не сможем отличить его от бытия - как это случается на рисунках, вызывающих оптические иллюзии. Тем более, практически любой объект, помимо основной своей роли, может служить также фоном, небытием для другого объекта - что зависит лишь от направленности внимания. И ассоциировать нечто с бытием мы можем только в конкретной практике, в рамках некоторых ограниченных целей: так, всё живое интересует в первую очередь то, что материально ему подобно, а следовательно, может представлять для него интерес или опасность, опору или преграду.
Наконец, как и бытие, небытие содержит свою противоположность внутри самого же себя - это частицы бытия, пока еще недоступные чувствам и рассуждению; причем, причина последнего зачастую заключена даже не в сложности операции, а опять-таки в элементарном отсутствии внимания. В свете этого, противоположность бытия более корректно называть инобытием.
Так, попытка опереться на Небытие, вновь приводит нас ко всеохватности Бытия. И, Парменид все-таки был в значительной мере прав, утверждая что небытия нет - поскольку познано оно может быть действительно только в терминах бытия. Но, как можно заметить, утверждение «небытие есть» не более продуктивно - поскольку фактически аннигилирует, равным образом уничтожает свой объект.
3. Мы рассмотрели два способа выразить всеобщность - через суммирование всего возможного опыта (катафатический) и через отталкивание от его ограниченности (апофатический). Первый пытается исходить из определенной очевидности, но постепенно утрачивает ее, стремясь ко всеобщности; второй, наоборот исходит из всеобщности, но утрачивает ее в поисках определенности. И надо полагать, что бытие и небытие если и могут выразить всеобщность, то только в паре - поскольку по отдельности они всегда ограничены одно относительно другого (и иначе помыслены быть не могут).
Между тем, Абсолютное Бытие, которое мы пытались найти, объемлет всё и не предполагает ничего вне себя. Но именно поэтому оно тождественно Небытию, и соответственно, также не отрицает его - и здесь всеобщность диалектически объединяет противоположности. Однако, в таком случае, оппозиция «бытие - небытие» утрачивает на этом уровне смысл. Но если речь зашла об оппозициях, спросим еще раз: можно ли все-таки дать определение высшей всеобщности через некоторую антитезу?
Такая возможность действительно существует, если противопоставлять Всеобщему Бытию не что-то внешнее, а его же собственную часть - частное бытие, равно как подразумеваемое таковым в качестве фона частное небытие. Это не нарушает единства всеобщности - поскольку вся она выражается одним понятием, а не исключительно дихотомией. При этом, даже самое частное, самое мимолетное событие все же представляет собой проявление этой высшей всеобщности, как капля воды не перестает быть водой, а небо видимое сквозь решетку - небом. Но, будучи применен и к части, и к целому, термин «бытие» вновь перестает иметь принципиальное значение - уже по другой причине.
С этим связан и третий, главный аргумент против данного термина - по сути, уже рассмотренный вначале. А именно, в обыденном понимании, в любой момент могущем взять верх, бытие отождествляется фактически с частью, которая при этом зачастую принимается за целое, в силу бессодержательности ее фона - почему этот термин, собственно, и оказался так удобен в качестве изначальной опоры. Но ценой этого удобства становится постоянная путаница между бытием и Бытием - одна из величайших проблем человечества.
Действительно, оно замечается раньше чего бы то ни было и абсолютно во всём, вплоть до самых смутных ощущений (пусть мы и не всегда отдаем себе в этом отчет), а следовательно, является необходимым всеобщим условием. Ведь любые основания, которые мы попытаемся для него выделить, сами должны прежде всего быть - например, чтобы обосновать даже всё известное нам бытие, приходится постулировать кроме него некое неизвестное, трансцендентное или трансцендентальное. Соответственно, обосновать можно лишь конкретные, частные проявления Бытия, тогда как само оно имеет основание только в себе же. Подобным образом - как прекрасно показал Парменид - ограничить или разделить Бытие не может ничто сущее, поскольку оно само причастно Бытию (кстати, в свете такого подхода, в утверждениях о конце или начале Вселенной, как минимум, некорректно слово «Вселенная»). Итак, Бытие едино как в чувственном, пространственно-временном измерении, так и в рассудочно-логическом - но даже с ними не может быть отождествлено полностью, поскольку нет никакой гарантии, что в будущем не откроются принципиально новые формы Бытия, совершенно несопоставимые с нынешними.
Однако, именно указанные обстоятельства равным образом не позволяют нам сказать о Бытии как таковом что-либо определенное (так всеобщая очевидность оказывается уже совершенно неочевидной). Ведь само наше восприятие (и далее мышление - а других инстанций бытие не имеет) построено как раз на различии между множеством ощущений (и воспоминаний о них): собственно, первично оно служит самосохранению организма, указывая на смену безопасного состояния опасным - в противном случае, оно попросту не сформировалось бы. Таким образом, определить что-либо можно только через нечто другое - что, соответственно, предполагает множественность, или хотя бы дихотомию, но никак не единство Бытия. Человеку же, по крайней мере, всегда дано различие между его субъектностью (ранее сформированной множеством ощущений) и прочим содержанием. И если бы мы даже могли воспринять полную однородность, она имела бы, как минимум, начало во времени - но чем дальше это начало исчезало бы из памяти, тем больше притуплялось бы осознание, а также и самоосознание. Впрочем, такая ситуация возможна лишь умозрительно - поскольку она подразумевала бы полную неизменность состояния организма.
Кроме того, бытие не только ограничено снаружи, но не является единым и внутри своих границ: ведь любое его проявление может быть расчленено на части - что возможно только в случае, если такие ограниченные части (например, молекулы) уже существуют. Причем, далее это допущение, подтверждающееся на практике в макромире, мы распространяем на любой объект, обладающий протяженностью (поскольку протяженность слагается из дискретных отрезков), т.е. в том числе, и на любую его часть - пытаясь разъять ее хотя бы мысленно, а затем нередко и в действительности.
Наконец, даже формально термин «бытие» определяется через свою внешнюю противоположность - небытие.
2. В некотором смысле, небытие оказывается ближе ко всеобщности, поскольку означает всё, находящееся за пределами конкретной ограниченности - причем, именно в нем эта ограниченность рано или поздно растворяется. К тому же, как мы выяснили, Абсолютное Бытие неотличимо от Небытия. Однако, здесь возникает та же проблема: если мы попытаемся сказать что-то о Небытии, оно потребует некоторый ограничивающий фон - причем даже, любое актуально воспринимаемое/мыслимое небытие возможно исключительно на таком фоне.
Во-первых, опять-таки по своему названию, не-бытие относительно, но и более того - всегда вторично по отношению к отрицаемому им бытию (как, кстати, и многие его синонимы - ни-что, без-дна; даже к слову «пустота» этимологически наиболее близко «запущенность», т.е. от-верженность). Соответственно, некоторое бытие обязательно присутствует в каких-то других координатах чувственной или рассудочной протяженности - хотя бы в ошибочном представлении.
Во-вторых, собственно любое отрицание всегда есть также утверждение некоторого актуального бытия, даже когда это не оговаривается специально: и если место, в котором констатируется небытие чего-либо, не занято в действительности ничем иным, необходимо всё равно очертить его окрестности, а также определить действительную причину ошибочного представления.
Таким образом, и небытие всегда оказывается частным, ограниченным - только его границей является, наоборот, бытие; выразить же всеобщность оно могло бы только будучи отнесено бы ко всем действительным и возможным объектам сразу. Но и в гипотетической ситуации максимального небытия, как и в описанном случае с бытием, непременно должен оставаться констатирующий это субъект (ведь даже если ему и дано собственное небытие - через сон или потерю сознания, а часто вообще просто ослабление бытия - оно может быть зафиксировано только по окончании).
И так же как бытие на некоторой ступени абстракции становится всё ближе к небытию, так и небытие, в ходе своего определения, ограничения - начинает всё больше приобретать атрибуты бытия (прежде всего, протяженность, длительность): теперь это уже и не вполне небытие, а скорее пространство-время, не столько отрицающее, сколько связывающее различное бытие, и даже принципиально могущее в любой момент предоставить ему место.
Ограничив же небытие еще сильнее, мы при некоторых условиях уже не сможем отличить его от бытия - как это случается на рисунках, вызывающих оптические иллюзии. Тем более, практически любой объект, помимо основной своей роли, может служить также фоном, небытием для другого объекта - что зависит лишь от направленности внимания. И ассоциировать нечто с бытием мы можем только в конкретной практике, в рамках некоторых ограниченных целей: так, всё живое интересует в первую очередь то, что материально ему подобно, а следовательно, может представлять для него интерес или опасность, опору или преграду.
Наконец, как и бытие, небытие содержит свою противоположность внутри самого же себя - это частицы бытия, пока еще недоступные чувствам и рассуждению; причем, причина последнего зачастую заключена даже не в сложности операции, а опять-таки в элементарном отсутствии внимания. В свете этого, противоположность бытия более корректно называть инобытием.
Так, попытка опереться на Небытие, вновь приводит нас ко всеохватности Бытия. И, Парменид все-таки был в значительной мере прав, утверждая что небытия нет - поскольку познано оно может быть действительно только в терминах бытия. Но, как можно заметить, утверждение «небытие есть» не более продуктивно - поскольку фактически аннигилирует, равным образом уничтожает свой объект.
3. Мы рассмотрели два способа выразить всеобщность - через суммирование всего возможного опыта (катафатический) и через отталкивание от его ограниченности (апофатический). Первый пытается исходить из определенной очевидности, но постепенно утрачивает ее, стремясь ко всеобщности; второй, наоборот исходит из всеобщности, но утрачивает ее в поисках определенности. И надо полагать, что бытие и небытие если и могут выразить всеобщность, то только в паре - поскольку по отдельности они всегда ограничены одно относительно другого (и иначе помыслены быть не могут).
Между тем, Абсолютное Бытие, которое мы пытались найти, объемлет всё и не предполагает ничего вне себя. Но именно поэтому оно тождественно Небытию, и соответственно, также не отрицает его - и здесь всеобщность диалектически объединяет противоположности. Однако, в таком случае, оппозиция «бытие - небытие» утрачивает на этом уровне смысл. Но если речь зашла об оппозициях, спросим еще раз: можно ли все-таки дать определение высшей всеобщности через некоторую антитезу?
Такая возможность действительно существует, если противопоставлять Всеобщему Бытию не что-то внешнее, а его же собственную часть - частное бытие, равно как подразумеваемое таковым в качестве фона частное небытие. Это не нарушает единства всеобщности - поскольку вся она выражается одним понятием, а не исключительно дихотомией. При этом, даже самое частное, самое мимолетное событие все же представляет собой проявление этой высшей всеобщности, как капля воды не перестает быть водой, а небо видимое сквозь решетку - небом. Но, будучи применен и к части, и к целому, термин «бытие» вновь перестает иметь принципиальное значение - уже по другой причине.
С этим связан и третий, главный аргумент против данного термина - по сути, уже рассмотренный вначале. А именно, в обыденном понимании, в любой момент могущем взять верх, бытие отождествляется фактически с частью, которая при этом зачастую принимается за целое, в силу бессодержательности ее фона - почему этот термин, собственно, и оказался так удобен в качестве изначальной опоры. Но ценой этого удобства становится постоянная путаница между бытием и Бытием - одна из величайших проблем человечества.