Терри Иглтон. «Идея культуры»

[dzeso]

Терри Иглтон «Идея культуры» / пер. с англ. И. Кушнаревой;
Нац. исслед. ун-т «Высшая школа экономики». - М.: Изд. дом Высшей школы экономики, 2012. - 192 с. - (Исследования культуры). - тираж 1000 экз.


Есть книги, в которых автор излагает так много "идей", что сам того не замечаешь, как рядом оказываются ручка и конспект. "Идея культуры" Иглтона - как раз из таких. Писать о подобных книгах сложно, слишком много мыслей, слишком плотно они "упакованы" в тексте. И чтоб рассказать хотя бы о содержании пары страниц, необходимо исписать с десяток. Поэтому я пошел по другому пути и написал обзор на основе сделанных на "полях" пометок. Но сначала немного о структуре книги. "Идея культуры" написана в академическом ключе, что сразу видно из оглавления:

I. ВЕРСИИ КУЛЬТУРЫ.............................................8
II. КУЛЬТУРА В КРИЗИСЕ.......................................53
III. КУЛЬТУРНЫЕ ВОЙНЫ.......................................80
IV. КУЛЬТУРА И ПРИРОДА.....................................130
V. К ОБЩЕЙ КУЛЬТУРЕ..........................................164

То есть, сначала автор определяется с понятиями и терминами, потом дает описание текущего положения вещей. Выделяет и описывает конфликт, определяет природу этого конфликта, и из суммы рассмотренного синтезирует предложения. Стиль Иглтона узнаваем, он известный литературный критик, и это чувствуется. Мне кажется, что язык книги дополнительно утяжелен переводом.
По прочтению сложилось впечатление, что книга написана ради третьей главы, и, как следствие, она получилась наиболее захватывающей и "богатой" на идеи. Первая же и последняя главы - дань академической традиции: они сухи, и, в основном, посвящены обзору "источников". Вторая и четвертая - как вспомогательные для третьей: одна готовит для восприятия следующей, а другая поясняет содержание предыдущей. В результате, начав читать, сначала опасался, что придется мучительно продираться сквозь текст (стр.45):

• "Позитивизм как пер­вая осознанно «научная» школа социологии раскрывает законы эволюции, по которым индустриальное общество неизбежно становится все более корпоративным и которые непокорный пролетариат должен признавать законами, столь же непреложными, что и силы, образующие волны в воде. Позднее это вой­дет в задачи антропологии - участвовать в создании «массовой иллюзии восприятия, благодаря которой зарождающийся империализм вызвал к жизни “дика­рей”, заморозив их - на уровне понятия - в недочеловеческой инаковости, при этом разрушив их социальные образования и ликвидировав их физически.»

Но к третьей главе так увлекся, что даже начал всем рассказывать, какая это замечательная книга. Дочитав же до последней страницы, сожаления, что книга кончилась, не испытал. Мне кажется, что для книг, подобных "Идея культуры", лучший обзор - дать подборку цитат, и это скажет о книге больше, чем попытки описать содержание своими словами. В моем случае выбирал цитаты из "пометок на полях". Отобрал совсем немного, так, чтоб хоть эскизно дать представление о содержимом.

Итак, первая глава: определение понятия "культура" (стр.8):

• "Говорят, что «культура» - одно из двух или трех наиболее сложных слов в английском языке, а тер­мин «природа», который иногда считают его противоположностью, как правило, получает почетное звание самого сложного из всех. И хотя сегодня в природе модно видеть производное от культуры, культура с точки зрения этимологии - это понятие, происходя­щее от «природы». Одно из его исходных значений - «культивирование», или присмотр за ростом чего-то природного. Аналогичное происхождение имеют слова, которыми мы обозначаем закон и справедли­вость, а равно и такие термины, как «capital» (капи­тал), «stock» (запас), «pecuniary» (имущественный) и «sterling» (стерлинг). Однокоренное с «culture» слово «coulter» обозначает резак у плуга. Слово для обозна­чения самой изысканной человеческой деятельности было взято нами из сферы труда и сельского хозяйства, выращивания зерновых. Фрэнсис Бекон пишет о «культуре и удобрении умов», очевидным образом колеблясь в выборе между навозом и умственным отличием. «Культура» здесь означает деятельность, и так было задолго до того, как данное слово стало обо­значать сущность. Но даже на этом, новом этапе, по всей видимости, только начиная с Мэтью Арнольда слово теряет такие связанные с ним прилагательные, как «моральный» и «интеллектуальный», и становится просто «культурой», абстракцией."

Но дальше язык усложняется и усложняется, чтоб под конец главы стать таким (стр.48-49):

• "Структурализм был не единственной областью лите­ратурной теории, начала которой частично восходят к империализму. Некоторое отношение к этому проекту имеет и герменевтика http://ru.wikipedia.org/wiki/Герменевтика, за которой мелькает тревожный вопрос, постижим ли в принципе другой, а также пси­хоанализ, раскрывающий атавистический подтекст, лежащий у самых корней человеческого сознания. Нечто похожее делает мифологическая или архетипичесская критика, тогда как постструктурализм, один из ведущих представителей которого происходит из бывшей французской колонии, ставит под вопрос то, что ему представляется глубоко евроцентричной метафизикой."

И тем не менее язык автора вполне понятен, прост и лаконичен, но главное - богат на содержание. Далее частично привожу пометки на полях, с цитатами, к которым они относились.

К вопросу о модели: премодерн-модерн-постмодерн (стр.49):

• "Однако постмодерн и домодерн ближе друг к другу, чем может показаться. Их объединяет высокое, порой преувеличенное уважение к куль­туре как таковой. Действительно, можно утверждать, что культура - это идея скорее домодерного време­ни и постмодерна, чем модерна; если она расцветает в эпоху модерна, то в основном как след прошлого или предвосхищение будущего.Донововременные и постмодерные порядки свя­зывает то, что для них обоих, хотя и по разным при­чинам, культура - господствующий уровень соци­альной жизни."

И следующая страница (стр.50), да простят меня за длинные цитаты:

• "То, что происходит в промежутке, - это модерн, для которого культура не самое важное понятие. Дей­ствительно, нам нелегко мысленно вернуться к тому времени, когда все наши модные словечки - теле­сность, различие, локальность, воображение, куль­турная идентичность - рассматривались как пре­пятствия на пути к освободительной политике, а не как ее обозначения. Для Просвещения культура означала, грубо говоря, те регрессивные привязанности, которые мешали нам стать гражданами мира. Она означала нашу привязанность к месту, ностальгию по традиции, любовь к племени, преклонение перед иерархией. Различие в целом было реакционной док­триной, отрицавшей равенство, на которое имеют право все мужчины и женщины. Нападки на Разум во имя интуиции или мудрости тела давали право на бессмысленные предрассудки. Воображение было болезнью ума, мешавшейнам видеть мир таким, ка­ кой он есть и, как следствие, действовать в целях его преобразования. А отрицать Природу во имя Культу­ры значило почти наверняка оказаться по ту сторону баррикад."

Глава вторая. Культура в кризисе.

Хочется отметить, что Иглтон дает не просто описание текущего состояния. Он, как марксист, рассматривает процесс в динамике, анализируя как и почему возникло описываемое (стр.65-66).

• "Но когда религия в итоге утратила контроль над трудящимися массами, Культура пригодилась в качестве второсортного суррогата; именно этот поворотный исторический момент обозначает творчество Арнольда. В этом нет ничего невероятного: если религия предлагает культ, чувственный символизм, социальное единство, сочетание практической морали и духовного идеализма, связь между интеллектуалами и народом, куль­тура тоже может все это предложить. Но даже тогда культура - жалкая альтернатива религии, по крайней мере по двум причинам. В узкохудожественном смысле она ограничивается мизерным процентом населения, а в широком социальном смысле она - та среда, где между людьми всегда есть разногласия. Культура в значении религии, национальности, сексуальности, этничности и т.д. - место жестоких раздоров; так что чем практичнее становится культура, тем труднее ей выполнять роль миротворца, а чем более примиряющей - тем меньше ее эффективность."

О политизации культуры (стр.67):

• "Но полити­зировать культуру означало бы лишить ее самой ее сути и тем самым разрушить. Без сомнения, имен­но по этой причине разгорелись такие страсти из-за одного сравнительно безобидного дискурса, называющегося литературоведением. Если столько крови, в том числе подозрительно напоминающей мою собственную, было пролито на ковер в комнатах отдыха преподавателей, едва ли причиной тому была чья-то озабоченность тем, какой у вас подход к поэзии сэра Уолтера Райли - феминистский или марксистский, феноменологический http://ru.wikipedia.org/wiki/Феноменология или деконструктивистский. Едва ли кто-нибудь в Уайт-Холле или Белом Доме не будет спать ночей из-за этих вопросов, и едва ли их припомнит кто-нибудь из ваших преподавателей в колледже через год после вашего окончания. Однако маловероятно, что общества будут с таким же безмятежным спокойствием взирать на того, кто, предположительно, ослабляет те самые ценности, при помощи которых они оправдывают свою власть. И это, по сути, главное значение слова «культура»."

Ну и начинается постепенная подводка к следующей части: культура и власть (стр.68):

• "Между тем правящая политическая система может воспрянуть духом, потому что у нее теперь не один оппонент, а пестрое сборище разобщенных противников. Хотя эти субкультуры протестуют против отчуждения, свойственного мо­дерну, они сами его и воспроизводят в своей разобщенности."

Культура и управление (стр.78)

• "Для успешного управления, следова­тельно, власть должна понимать мужчин и женщин - их тайные желания и антипатии, а не только электо­ральные привычки или социальные устремления. Если она хочет управлять ими изнутри, она также должна уметь представить себе их внутренний мир. И нет другой когнитивной формы, кроме художественной культуры, которая бы столь искусно картографиро­вала хитросплетения человеческой души."

Глава третья. Культурные войны

Глава 3 "Культурные войны" перенасыщенна "идеями", цитат так много, что отдельной проблемой становится их выбор. Я даю "случайную" подборку. Цель - скорее заинтересовать, чем раскрыть содержание. Начну с цитаты, перекликающейся с моими мыслями о классической литературе. Вот, что пишет Иглтон о важности способности читать классиков (стр.82):

• "Это не Шекспир бесполезен, а то, какое применение порой находят его творчеству. Из критики института монархии не следу­ет, что королева - подлая мерзавка. В любом случае многие из защитников Данте и Гёте не прочитали ни строчки их произведений. И с этой точки зрения важ­но не столько содержание такой культуры, сколько то, что она означает."

Культура и государство (стр.90,91,94,95):

• "Однако с позиции культуры принадлежность именно к этой, а не к другой нации имеет столь важ­ное значение, что люди готовы убивать или умирать из-за нее. Если политика - то, что объединяет, культура - то, что различает. Такое предпочтение одной культурной идентичности какой-либо другой арационально в том же смысле, в каком выбор демократии, а не диктатуры рационален. Расизм и шовинизм, пытающиеся оправдать это предпочтение превосходством одной культурной идентичности над другой, - всего лишь попытки ложной рационализации."

• "Национальное государство принимает идею куль­туры небезоговорочно. Наоборот, любая частная национальная или этническая культура становится собой только благодаря объединяющему принципу государства, а не самопроизвольно. Культуры по своей сути неполны и нуждаются в государстве как в допол­нении, чтобы по-настоящему стать собой. Вот почему, по крайней мере для романтического национализма, каждый народ имеет право на свое собственное госу­дарство хотя бы в силу того, что это отдельный народ, а государство - высший способ осуществления этнической идентичности. Государство, включающее более одной культуры, не сможет вести себя справедливо по отношению ко всем ним. Именно постулирова­ние внутренней связи между культурой и политикой способствовало возникновению в современном мире хаоса, когда различные национальные группы сопер­ничали за один кусок земли."

• "Но даже учитывая их специфику, трудно себе представить, чтобы сейчас кто-то бросился на баррикады с крика­ми: «Да здравствует Европейский Союз!». Проблема в том, что наши модусы  политики и формы культуры были брошены на произвол судьбы в эпоху, когда все чаще под ударом оказывается единственное идеаль­ное решение - национальное государство."

• "Но если культура заложила основания националь­ного государства, теперь она угрожает его погубить. Национальное единство, созданное Культурой, распалось по вине культуры. Романтическому националист­скому мифу о единстве культуры и политики, который в свое время сослужил такую хорошую службу многим национальным государствам, не говоря уже об антико­лониальных движениях, нелегко пережить мультикультурализм. Разумеется, в определенном смысле мультикультурализм - просто более поздний иронический поворот той же самой истории. Уверенные в своей уникальной культурной идентичности национальные государства создали колониальных подданных, чьи потомки затем приехали в них в качестве иммигрантов, тем самым поставив под угрозу то культурное единство, которое сделало возможной империю."

О глобализации (стр.96):

• "Если миграция - популярная форма мультикультурализма,- космополитизм - его элитарная версия. Оба являются продуктами глобальной экономиче­ ской системы. Но поскольку транснациональный ка­питал порождает изоляцию и тревогу, отрывая людей от традиционных связей и ввергая их идентичность в хронический кризис, он, не переставая распростра­нять этот дивный новый космополитизм, вызывает обратную реакцию, то есть укрепляет культуры обо­ронительной солидарности. Чем больше авангардного лоска наводят на мир, тем архаичнее он становится. По мере распространения гибридности все громче жалобы на ересь. На каждое дуновение парижского парфюма найдется юный нацист или коммунитарный  философ средних лет."

Об особенностях гей-культуры (стр.101):

• "Именно наименее привлекательные аспекты либе­рального окультуривания толкнули гей-активистов и их собратьев к экстремизму, и наоборот."

Но как бы "хороша" ни была книга, особенно написанная гуманитарием, надо помнить, что "творцов" иногда заносит, и они начинают писать полную ерунду для того, чтоб сохранить изящество построения. И рассуждения про кофейни, на мой взгляд, типичный пример подобного (стр.104):

"И не так уж умно со стороны Хини делать вид, что нравствен­ная культура заканчивается Санкт-Петербургом, по­тому что если на нем что-то и заканчивается, так это, как указывает Джордж Стейнер, кофейни:

• "После всех кризисов и перемен наша Европа удиви­тельным образом остается той же Римской христиан­ской империей... если вы прочертите линию от Порто в Западной Португалии до Ленинграда, но не до Мо­сквы, то в любом месте вы можете пойти в место под названием «кофейня», где есть газеты со всей Европы, где вы можете играть в шахматы, в домино, можете сидеть день напролет, заплатив за одну чашку кофе или стакан вина, разговаривать, читать, работать. В Москве, с которой начинается Азия, кофеен никог­да не было."

Смакуя свой кофе в Санкт-Петербурге, неплохо поду­мать о тех, кто, будучи лишен кофеина и домино, мед­ленно погружается в варварство в Великом Азиатском Там."

Культура и религия (стр.105,106):

• "Однако культура в эстетическом смысле ужасно неприспособлена для укрепления политического единства. В идее, что человечество может спасти изучение Шекспира, всегда было нечто комическое. Чтобы стать по-настоящему популярной силой, такая элитарная культура фактически должна стать на религиозный путь. Что в идеале требуется Западу, так это некая вер­сия культуры, которая обеспечит преданность народа в жизни и в смерти, а традиционное название такой преданности как раз и есть религия. Ни одна из форм культуры не смогла с такой силой соединить трансцендентные ценности с популярными практиками, духов­ность элиты с самоотдачей масс. Религия эффективна не потому, что она сверхъестественна, но потому что воплощает эту сверхъестественность в практической форме жизни. Она, таким образом, может обеспечить связь между Культурой и культурой, между абсолют­ными ценностями и повседневной жизнью. Мэтью Арнольд быстро это распознал и выдвинул Культуру в качестве замены христианству, которое перестало выполнять свои идеологические функции. Но он также быстро разглядел, что религия соединяла культуру как гармоничное развитие с культурой как подчиненным действием. Евангелие предполагает как «сладостную мудрость», или «эллинизм», так и неумолимое выполнение обязанностей, или «иудейство». Два значения культуры - как гармоничного разви­тия (греческое) и как ревностного служения (иудей­ское) - могли, таким образом, мирно уживаться друг с другом"

• "Религиозный фундамента­лизм, этот символ веры тех, кого бросила на произвол судьбы современность, будет воодушевлять мужчин и женщин на активистские действия в защиту обще­ства, чего не добиться порцией Данте или Достоев­ского. "

О том, почему при всем "как бы" разнообразии, все такое одинаковое. Причем, чем глобальнее процесс, тем больше все унифицировано: от машин до фильмов, от поп-культуры до модных брендов (стр.110):

• "Как может система, так же как и слово, стать всеоб­щей, при этом не исчезнув? Постмодернизм - вот что случается, когда система разрастается до такой степени, что, кажется, отрицает все свои противопо­ложности и вообще перестает походить на систему. Тотальность, слишком сильно растянутая, разрыва­ется на множество частностей. Но поскольку ни одна из этих частностей, будучи произвольной, не может быть определена по отношению к другим частностям, все они в итоге оказываются подозрительно похожи­ми друг на друга, и различие, доведенное до предела, странным образом начинает напоминать тождество. Чем больше в мире частностей, тем более ужасающе однородным он становится, как те постмодернистские города, которые создавали свои уникальные отличия при помощи почти одинаковых техник."

Постмодернизм и культура (стр.111-112):

• "И здесь постмодернизму удается завоевать некото­рое доверие благодаря контрасту. Ибо постмодернизм говорит о том, как все обстоит на самом деле, а не о том, как должно быть. Это реализм, в котором нужда­ются не меньше, чем в идеализме, только они никогда не будут стоять вровень. Постмодернизм, в отличие от культурного идеализма, дерзок и находчив, но он платит громадную цену за свой прагматизм. Он мстер выбивать почву из-под ног других людей, но при этом и сам неизбежно теряет устойчивость; и хотя та­кой сдвиг может показаться незначительным в Беркли или Брайтоне, его глобальные последствия не столь уж ничтожны. Этот прагматизм оставляет Запад без­оружным перед лицом внутреннего и внешнего фун­даментализма, которому наплевать, что другие люди в антиметафизическом запале хотят выбить у себя по­чву из-под ног."

Социализм и культура (стр.117-118):

• "Короче говоря, социалистическое движение соединяло частное и всеобщее примерно так же, как это пытались делать национальные государства, но цель состояла в сломе этого государства. Для социалистической мысли капитализм, первый по-настоящему глобальный способ производства, заложил некоторые условия более позитивного вида универсальности. Но, по крайней мере для Маркса, эта всеобщность должна была осуществляться на уровне индивиду­ального своеобразия. Коммунизм будет отношениями между свободными, развитыми индивидами, порож­денными либеральным буржуазным обществом, а не ностальгической регрессией к добуржуазной эпохе."

• "Если постмодернизм - универса­лизированный партикуляризм, то социализм видится партикуляризированным универсализмом. Капитали­стический универсализм сделал свое дело, соединив вместе группу различных культур, равнодушно пренебрегая их различиями. Социализму осталось только воспользоваться данным фактом, построив универ­сальную культуру на самих этих различиях. То, что для капитализма было фактом, стало бы, таким об­разом, ценностью для социализма."

• "Социалистический интернационализм больше не существует в значимой форме. Но это одна из причин того, почему культура застряла в расщелине между ущербным универсализмом и опороченным партику­ляризмом. Согласно социалистической мысли всеобщ­ность внутренне присуща локальному, а не альтерна­тивна ему."

О конфликте между "высокой" Культурой и "массовой" (стр.122-123):

• "Борьба между высокой культурой, культурой как идентичностью и постмодернистской культурой - это не конфликт космополитического и локального, поскольку все три вида, хотя и по-разному, объединяют в себе оба свойства. Высокая культура может быть космополитической, но она обычно связана с определенной нацией; культуры идентичности могут быть локализованными  но столь же интернациональными, как феминизм или ислам. А постмодернистская культура, как мы видели, своего рода универсализированный партикуляризм. Спор между этими видами культуры необязательно является главным образом спором между «высоким» и «низким», поскольку так называемая высокая культура все чаще по диагонали проходит через это разделение, а культура как идентичность имеет и свои священные артефакты, и популярные иконы."

• "Но даже в этом случае политический конфликт между Культурой и культурой - еще и все разрас­тающийся геополитический конфликт. Самые важные разногласия между высокой и популярной культурой касаются не Стравинского и мыльной оперы, а Западной цивилизации и всего того, чему она противостоит вовне. То, с чем она там сталкивается, - это культу­ра, но культура как смесь национализма, традиции, религии, этничности и народного чувства, которые, будучи в глазах Запада далеки от культуры, рассматриваются как полная ей противоположность. А вра­гов этих можно найти не только за воротами. Те, для кого культура - противоположность политического активизма, сталкиваются с теми, для кого то и дру­гое неразрывно связаны. По мере того как западное общество безучастно попирает локальные сообщества и традиционные чувства, оно оставляет позади себя культуру затаенной обиды. Чем оскорбительнее лож­ный универсализм для каких-то идентичностей, тем активнее они самоутверждаются. Одна позиция, та­ким образом, постоянно загоняет другую в угол. Когда Культура низводит революционность Уильяма Блейка до вневременного человеческого высказывания, куль­туре как идентичности легче отвергнуть его как Мерт­вого Белого Мужчину, тем самым лишив себя ценного политического ресурса."

"Я" и культура (стр.125):

• "Таким образом, современное, протестантско-инди­видуалистическое «я» становится своего рода суррогатным божеством, наполняя произвольным смыслом мир, лишенный «насыщенного» значения и чувственных свойств. Рационализм может найти в мире только неплотный, понятийный, математический вид определенности, которая лишает этот мир материального богатства, но сохраняет в нем обильный источник сырья для бесконечной продуктивности субъекта. Теперь данный субъект - единственный источник смысла и ценности, и в своей абсолютной, богоподобной свобо­де он не терпит никаких ограничений. Единственные положенные ему пределы - пределы создаваемых им конкретных объектов, которые всегда могут ускользнуть от его суверенного контроля и начать ему досаждать."

Заключение главы (стр.128):

• "Культура обещает занять важное место в грядущие десятилетия, и хотя для Мэтью Арнольда это звучало бы как музыка, ни в коем случае не следует безогово­рочно приветствовать такое развитие событий. Став в наше время средством утверждения, культура так­ же открыла и новые формы доминирования. Но мы должны помнить, что культурные войны в конечном счете четырехсторонние, а не трехсторонние. Есть еще и культура оппозиции, которая в XX веке породила выдающиеся произведения. Оппозиционная культура необязательно является самостоятельной категорией; наоборот, она может создаваться высокой культурой, постмодернистской культурой и культурой как идентичностью. В XX веке у нее было три периода расцве­та: в русском авангарде, в Веймаре и в контркультуре 1960-х, - каждый из которых прекращался всякий раз, когда терпели поражение стоявшие за ним поли­тические силы. Этот опыт позволяет хорошо выучить урок: успех или поражение радикальной культуры в итоге определяется единственным фактором - судь­бой более широкого политического движения."

Глава четвертая. Культура и политика

Внутренним источником развития Иглтон видит противопоставление культуры и природы. Любопытно, что когда речь заходит о языке, то наблюдаются явные параллели с Поршневым (стр.145):

• "Люди деструктивнее тигров, в том числе потому, что наши символические способности к абстракции позволяют преодолеть физические ограничения, не позволяющие убивать. Если бы я попытался задушить вас голыми руками, возможно, меня бы стошнило, что было бы для вас неприятно, но не смертельно. Однако язык позволяет мне уничтожить вас на расстоянии, там, где физические ограничения больше не действуют."

Да, совсем с другой стороны, но Иглтон также выходит на роль языка как способа преодоления ограничения способности убивать только физически.
А еще, и это опять же справедливо для большей части книги, все время ощущается перекличка с текстами Кургиняна, например с "Судьбой гуманизма в XXI столетии". Причем не только содержательная, но, иногда, даже по форме, например, когда речь заходит о прочтении классики (стр.147-148):

"Самый поучительный теоретический трактат о взаимодействии природы и культуры - «Король Лир». Когда дочь короля Лира пеняет ему на то, что он оставил при себе бесполезную свиту головорезов, Лир от­вечает, апеллируя к культуре-как-дополнению:

Как знать, что нужно?
Самый жалкий нищий
В своей нужде излишком обладает.
Дай ты природе только то, что нужно,
И человек сравняется с животным.
(«Король Лир», акт II, сцена 4, пер. Т.Л. Щепкиной-Куперник)

В этот момент, один из наиболее выразительных во всем произведении, Лир видит, что человеческой природе свойственно производить определенный излишек. "

• "Но вопрос в том, насколько можно быть расточи­тельными. «Король Лир» - еще и размышление о том, как трудно ответить на этот вопрос и не оказаться скря­гой или мотом. Самым очевидным нашим излишком по отношению к нашему телесному существованию является язык. Этой темой, поданной в утрирован­ном виде, открывается пьеса. Гонерилья и Регана, коварные дочери короля Лира, стремятся перещеголять друг друга в лживой риторике, при этом их языковая избыточность выдает недостаток любви. Из-за такой словесной расточительности оскудевает запас слов у их сестры Корделии, а Лир в наказание за свое самодовольное тщеславие может быть только выброшен в беспощадную природу. Природа напоминает ему о его тварном существовании в материальном теле, а буря и страдания безжалостно обнажают пределы его тела. Говоря словами Глостера, он должен научиться «ви­деть чувствами», смирить гордыню сознания так, что­ бы оно вписалось в чувственные границы природного тела. Только заново почувствовав тело - носитель нашей общей человеческой природы, - научится он сочувствовать другим в самом акте чувствования."

И "перекличка" даже в том, как часто оба автора обращают внимание, что помимо Маркса "Капитала", есть еще и Маркс «Экономическо-философских рукописей» (стр.152):

• "Подобно молодому Марксу в «Экономическо-философских рукописях», король Лир, как по волшеб­ству, извлекает радикальную политику из размышле­ний о теле. Но это не совсем тот дискурс тела, который сегодня в моде. В нем речь идет о смертном, но не о мазохистском теле. Хотя Лир прекрасно сознает, что природа - культурный конструкт, он видит и ограни­ченность этой идеологии, которая, торопясь обойти пропасти натурализма, упускает из виду то, о чем соб­ственно идет речь, - общее, незащищенное, подвер­женное распаду, естественное, упрямо материальное тело, которое ставит под вопрос подобную культуралистскую гордыню."

Глава пятая. К общей культуре.

Глава пятая, как и первая, в основном посвящена академическому обзору источников. Но если в первой вводились понятия, то тут рассматриваются существующие концепции разрешения кризиса культуры. Странно делать обзор главы, посвященной обзору, в который и так уже собрано все самое основное и важное по теме. Поэтому приведу всего несколько запомнившихся мне цитат. Например, определение культуры, данное Т.С. Элиотом (стр.164):

• "По заявлению поэта, под культурой он понима­ет «прежде всего то, что имеют в виду антропологи: образ жизни определенной группы людей, совместно проживающих в одном месте». Но в другом тексте, где культура как ценностная категория кажется ему более важной, он пишет: «культуру можно даже определить совсем просто: это то, что делает жизнь достойнойтого, чтобы жить» "

Ну и заключительный абзац книги (стр.189):

• "Культура - не только то, чем мы живем. Она в большой степени и то, ради чего мы живем. Привя­занности, отношения, память, родство, место, сооб­щество, эмоциональное богатство, интеллектуальное удовольствие, чувство наивысшего смысла: большин­ству из нас они ближе, чем хартии прав человека или торговые договоры. И все же культура может оказать­ся слишком близка к комфорту. И такая близость ри­скует стать болезненной и навязчивой, если не будет помещена в просвещенный политический контекст, который может смягчить ее непосредственность бо­лее отвлеченными, но вместе с тем и более насыщенными связями. Мы видели, как культура снова приобрела политическое значение. В то же время она стала слишком нахальной и самонадеянной. Пришло время, признавая ее важность, все-таки поставить ее на место."

Хочется отдельно отметить, что в книге по всему тексту дается обширный обзор источников с хорошим ссылочным аппаратом. Благодаря чему, на мой взгляд, "Идея культуры" прекрасная точка входа в "тему" культуры, и если изучить хотя бы основные тексты, упоминаемые автором, то получится практически "краткий курс" культурологии. Ну а прочтение, несмотря на временами сложный язык, позволит выстроить целостную картину метаморфоз, происходящих в культуре в ХХ-ХХI веках, понять динамику процессов, причину и структуру “культурных” конфликтов.

PS Книга доступна в электронном виде, ее легко можно скачать.