Ни разу не торт
Как это так получается: для одного человека с тобой говорить, словно Заратустру повстречать, а для другого весь ты, и слова твои, и чувства и мысли - как оторванные листочки прошлогоднего календаря - можно на секунду задержать взгляд на рецепте пирога, или усмехнуться анекдоту, или попытаться прикинуть, что тебе вдруг понадобится способ избавления от мышей в погребе
"Чтобы избавиться от мышей в вашем погребе, перед тем как засыпать туда картошку, нужно взять кусок велосипедной камеры, поджечь и бросить в погреб, чтобы она там сгорела. И всю зиму у вас не будет мышей", но ни за что не вспомнить, что было 15 февраля 2013 года и посмотреть как бы сквозь этот лист, сквозь репродукцию картины на листке от 15 февраля из серии "100 русских живописцев", Максимов "Всё в прошлом"...
Однажды мы вернулись в садик после летних каникул. Людмила Филипповна, из под своей большой причёски, нам велела вставать и рассказывать, кто какое кино летом видел и про что. Людмила Филипповна каждому улыбалась и слушала, ну просто такая постаревшая Варенька из "Сельской учительницы" - полная энтузиазма вывести босоту в люди. И вот я - бойкая 6-летка, - с непоколебимой уверенностью в собственном ораторском даре, преисполненная артистического задора и жажды публичного самовыражения, рассказываю о фильме, и у воспитательницы такой заинтересованный вид, такие проникновенные глаза, она кивает мне, улыбаясь, группа молчит и внемлет, и я уже чувствую, как от моего рассказа вот-вот пустит Людмила Филипповна скупую педагогическую слезу. Я сажусь, но Парамошка же азартный, не имея мочи сразу остановиться, я продолжаю жарким шёпотом, как институтки в дортуарной, рассказывать соседке по парте ещё несколько важных нюансов из кинематографической ленты. И тут Людмила Филипповна. которая уже шарит глазами по оживившейся группе, чтобы спросить кого-то ещё, зычно гаркает в мой адрес: "Так! А ну успокоилась уже! Кино она глядела..."
...
И вот я решила всю себя пожертвовать, но получать с свой адрес только искреннюю заинтересованность и научиться отличать ложную заинтересованность от настоящей. А то как бывает: человек слушает тебя, потому что положено и надо, долг у него, или работа такая, или воспитание ему не позволяет сказать "Знаете, девушка, идите вы со своими этими, кочумайте, ноги в руки и давайте, колбаской по малой Спасской, дуйте давайте, в лапоть и вдоль по Питерской по широкой, нахуй - это вон туда!"
Вынимаешь перед человеком душу, она в платочке ситцевом, разворачиваешь её, как последнюю краюху, отщипываешь и потягиваешь "На!". И человек берёт, жадно кусает, жуёт, глядя то в бок куда-то, то на тебя (стесняясь немного своего аппетита, розовея в ланитах) . А потом ты на правах того, чью душу так со вкусом и причмокиванием жевали, к нему шагаешь, протягивая краба, здорово, мол, как сам? А он отсаживается чуток, совсем немного в сторону даёт, чтобы не нарочито, но и как бы демонстрирует тебе, что ты, мол, знаешь, как-то за панибрата и нечего тут с нами на брудершафт пить и своего изображать. И украдкой откусывает от смачного такого куска торта. Торт этот вы на рекламе видели, у торта рейтинги, кастинги, брифинги, у него поклонники, его не в ситцевом платочке носят за пазухой, его только по записи можно пробовать, и то по-знакомству, его делали кондитеры с руками, застрахованными на миллионы долларов, его пиарили пиарщики с зубами акульими. А ты стоишь со своей ситцевой тряпицей и понимаешь, что пипл этого не хавает, пиплу нужно послевкусие, оставляемое словосочетанием Популярный Автор - от него остаются нотки причастности к великому, тонкий шлейф мейнстримности и терпкий аромат престижности. Но самое интересное, что ты знаешь, что история видела массу примеров, когда простой хлеб был во сто крат вкуснее, интереснее, ароматнее, приятнее, и что даже Мария-Антуанетта знала, что пирожные можно кушать только если хлеба нет. И что человека-торта иногда хотят только потому, что хлеб - это что-то в глазах потребителя примитивное и простое, а не потому, что торт реально вкусный. Торт иногда просто кусок жирного, высококалорийного продукта, реклама которого проникла в умы и сердца, стала неотъемлемым мастхэвом.
Есть 3 способов получить чью-то заинтересованность, ничем особенным не отличаясь:
1. Родиться в семье знаменитостей
2. Быть близким другом знаменитости
3. Быть близким другом знаменитости, которая решила вас разрекламировать
Это раньше называлось "Я от Семён Семёныча", на этом мир держится. И "А вы знаете, кто мой папа?!", это всегда нужно было для того, чтобы что-то купить, или получить справку, и всегда необходимо, чтобы получить заинтересованность. Они слышат твою фамилию, поднимают от торта свои замызганные кремом ушки и начинают тебе радостно кивать. Кому-то наследственно без кондитерской не прожить, они от гипогликемической комы сразу умрут, поэтому они сразу хотят быть тортами, сразу лепят на себе розочки, мажут себя взбитыми сливками, крепят на себя мамину-папину фамилию, чтобы от одного взгляда на них на весы потом вставать страшно было, учатся с детства принимать выгодную позу, чтобы удобнее было лизать, причмокивая. Мама-папа берут и несут на выставки достижений кондитерского искусства и друг перед другом хвалятся: "Мы себе тортик на заказ сделали, с меренгой и марципанами", шепчутся за спинами друг-друга "У Ивановых-то какой-то вафельный получился, шоколад и тот соевый".
А иногда бывает, что в семье тортов рождается хлеб. Он не хочет носить красивую табличку с виньетками, гласящую о принадлежности к знаменитому кондитерскому роду, он заворачивает себя в ситцевый платочек и выходит в большой мир. Кругом в большом мире он видит как совершенно невкусные торты получают известность и признание, только благодаря своей табличке с фамилиями. И он так не хочет. Он хочет, чтобы его любили просто так, замечали за то, какой он интересный, хотели с ним общаться потому, что он - это он. Хлеб мог бы получить все лавры, победить во всех конкурсах, выступать со всех сцен и всяк бы, дегустируя его шрейзель, восхищённо восклицал какой-нибудь "шарман". И чтобы никто-никто не обращал на него внимание только потому, что неудобно не обратить из-за титулованных родственников. И чтобы никто-никто не оценивал его только с точки зрения происхождения. Чтобы на 100% отличать искренность от лжи. Чтобы в свои 30 лет точно знать, что Людмила Филипповна не прочла потом в газете о достижениях именитых родственников и не стала лебезить и мягко стелить, а что ей всё ещё плевать на то, какое кино я глядела. И Евдоксии Ардолионовне, и Февронье Поликарповне, и Евдокиму Осиповичу и Отставной Козы Барабанщику Фьютинкевичу-Фьютинковскому - им насрать на то, чем я живу, что я чувствую, и что я в 30 лет как и в 6, раскрывая объятья морским глубинам, как Кэйт Уинслетт на носу Титаника, перед всем белым светом, выступаю, будучи уверенной в том,что я необыкновенно интересный рассказчик, непревзойдённый оратор, отличный водитель (с) - папа разрешает мне водить кабриолет Buick Roadmaster по дорожкам... И один известный музыкант напишет жалостливое, как его достали люди, пытающиеся к нему в друзья без мыла влезть, как они подходят к нему с выражениями респекта и уважухи, а когда он не уделяет их болтовне должного внимания, не может проявить заинтересованность к жизни всех фанатов и поклонников, которые с ним уже заочно породнились - есть такой эффект присутствия у тортов, что их начинают считать роднёй, потому что они ведь практически "живут" у каждого дома - то они вдруг меняют своё мнение и начинают считать его мудаком и гандоном. Ему все такие же звездящие посочувствуют, а я подумаю: и ты, Брут....подойдёт к тебе девочка и заговорит с тобой, может даже предложит своей краюхи в ситцевой тряпице отведать, а ты будешь снисходительно улыбаться и брезгливо пятиться. А потом тебе скажут: "А ты знаешь, чья это дочка? Это того-самого дочка!" И тебе она станет бесконечно интересна и ты будешь, похрюкивая, слушать её болтовню, будешь, высунув язык, плестись за ней, туда, куда её нелёгкая понесёт... Дружить или с тортами или с людьми из клана тортов, хвалить их, восхищаться ими и считать остальных, кто без бэйджика "Кондитерский дом Laduree", заочно плебсом и чернью...
Когда тебе 20 и ты щебечешь со всеми подряд, и ты всё ещё на носу Титаника, и ты совершенно уверена, что ты - прекрасный и талантливый человек, бесконечно интересный сам по-себе, ты ждёшь своего часа, когда ты напишешь о чём-то так, что Людмила Филипповна просто умрёт второй раз. Она выйдет из гроба, взобьёт свою причёску, чтобы она стала ещё выше, прочтёт и снова преставится. Потому что это будет так прекрасно, что прямо умереть!
А потом тебе 30. Ты жрёшь яблоко на своей кухне. Одна. В субботу. Ты доедаешь яблоко до наклейки, а потом теми же самыми движениями снимаешь наклейку и идёшь с ней к холодильнику. Точно как в 6 лет. И одёргиваешь себя и выкидываешь эту наклейку, потому что некомильфо. И твой Титаник мог утонуть, ты уже была готова к красивейшей финальной сцене, чтобы у режиссёра, у которого ты снималась, и который даже не удосужился тебе копию фильма прислать, за который сам премию получил на фестивале и на него там уже как на полный торт глядели, чтобы у него дыхание спёрло и лысина вспотела так, чтоб по ней кипа потекла вниз и прямо за шиворот затекла. Но что-то его остановило, этот твой Титаник. И как в дне сурка - ты уже почти доходишь до развязки, после которой овации и все, кто тебя несправедливо обделил вниманием, все они прильнули к экранам, все: мальчик, который поматросил и бросил, работодатель, который в тебе засомневался, издатель, который тебя проигнорировал, известный блоггер, который тебе не ответил на комментарий, певец, к которому ты не подойдёшь и не заговоришь с ним, потому что побоишься показаться втирушей, все те, которые, знай они, что ты наследный торт - стали бы тебе мило улыбаться. А Титаник вдруг огибает айсберг и плывёт спокойно и тихо дальше. Тебя уже продуло там, на корме, всеми ветрами, у тебя уже бронхит, тонзиллит, голова в колтунах, вид и настроение уже совсем не романтические, но ты крепко держишься за поручни, потому что зря что ли ты стояла тут, раскрывая объятья морским глубинам, как Кэйт Уинслетт,
перед всем белым светом выступая, будучи уверенной в том, что ты
необыкновенно интересный рассказчик, непревзойдённый оратор, отличный
водитель (с) - папа разрешает тебе водить кабриолет Buick Roadmaster
по дорожкам...
И вот вчера, когда упал метеорит, можно было раскрыть эти объятия, написать невероятно трогательный, полный искромётного юмора, самоиронии, злободневных колкостей и модных пошлостей текст про то, как планету захватили пришельцы, но только я видела метеорит, а остальным стёрли память, мне не верят ни муж, ни дети, я борюсь за то, чтобы текст с правдой попал хоть в одно интернет-издание, на меня начинает охотиться ФСБ и ЦРУ, я прячусь в подполье, там встречаю Макса Фрая, который на самом деле одно лицо с Пелевиным, и только он может помочь людям увидеть, что находится за границами матрицы... Или нет, текст простой, про обыденные вещи, про каждодневную суету, но полный тоски по бесконечности, с банальными, но цепляющими фразами в стиле "Наконец-то мы отвлеклись от рутины и посмотрели на небо" и цитатами в стиле "Какие же они всё-таки красивые, звёзды!"(с) Или нет, я написала бы саркастический фельетон о том, что прошу немедленно дать мне антидот, или разбудить меня, потому что не могу больше жить в просмотренных мною фильмах и каждый день ждать, что если блять вчера упал метеорит, то завтра по Москве будет ходить Годзилла, а послезавтра реально высадится марсианский десант и чужие будут внедряться в сознание к землянам, и когда в новостях передали, что хакеры троллили американцев, что у них началась атака зомби, то они не шутили нифига, и я хочу знать, сколько людей вчера внатуре звонили Брюсу Уиллису, чтобы на полном серьёзе напомнить ему, что ему пора взорвать астероид, и сколько людей вчера построили шалаш из палочек как в "Меланхолии" - я хочу знать, я знать хочу - мы смотрим свою жизнь сначала типа на экране - подготовительная часть, учения - а потом мы проживаем это в реальности, и всё-таки где же это - Ватутинки(с)? Но Титаник медленно проплыл мимо айсберга, оставляя за собой лишь полоску тёмных пенных вод... Простой хлеб грубого помола слишком лёгкий, чтобы монументально пойти ко дну и произвести фурор. А вокруг тонут прекрасные титаники с тортами, гремят овации, по воде разводы маргарина и желатина, зефира и заварного крема... Пиар любой ценой: скандал, афера, дуэль, адюльтер и даже гибель, красивая, как весенний Монмартр.
И через 50 лет, сидя с другими старичками и старушками в актовом зале дома престарелых, где будет проходить вечер воспоминаний, я выступлю с рассказом о метеорите. Живо, страстно я буду рассказывать о своих мыслях и чувствах 50-тилетней давности, с непоколебимой уверенностью в собственном ораторском даре, преисполненная артистического задора и жажды публичного самовыражения, а у ведущей вечера будет такой заинтересованный вид, такие проникновенные глаза, группа будет молчать и внимать, и я буду чувствовать, как от моего рассказа ведущая вот-вот пустит скупую слезу. Я сяду, но Парамошка же азартный, не имея мочи сразу остановиться, я продолжу жарким шёпотом, как институтки в дортуарной, рассказывать соседке ещё несколько важных нюансов о событиях 15 февраля 2013 года. И тут Людмила Филипповна, которая уже шарит глазами по оживившейся группе, чтобы спросить кого-то ещё, зычно гаркнет в мой адрес: "Так! А ну успокоилась уже! Метеорит она глядела..."
Максимов Василий "Всё в прошлом" холст, масло, 1889г
"Чтобы избавиться от мышей в вашем погребе, перед тем как засыпать туда картошку, нужно взять кусок велосипедной камеры, поджечь и бросить в погреб, чтобы она там сгорела. И всю зиму у вас не будет мышей", но ни за что не вспомнить, что было 15 февраля 2013 года и посмотреть как бы сквозь этот лист, сквозь репродукцию картины на листке от 15 февраля из серии "100 русских живописцев", Максимов "Всё в прошлом"...
Однажды мы вернулись в садик после летних каникул. Людмила Филипповна, из под своей большой причёски, нам велела вставать и рассказывать, кто какое кино летом видел и про что. Людмила Филипповна каждому улыбалась и слушала, ну просто такая постаревшая Варенька из "Сельской учительницы" - полная энтузиазма вывести босоту в люди. И вот я - бойкая 6-летка, - с непоколебимой уверенностью в собственном ораторском даре, преисполненная артистического задора и жажды публичного самовыражения, рассказываю о фильме, и у воспитательницы такой заинтересованный вид, такие проникновенные глаза, она кивает мне, улыбаясь, группа молчит и внемлет, и я уже чувствую, как от моего рассказа вот-вот пустит Людмила Филипповна скупую педагогическую слезу. Я сажусь, но Парамошка же азартный, не имея мочи сразу остановиться, я продолжаю жарким шёпотом, как институтки в дортуарной, рассказывать соседке по парте ещё несколько важных нюансов из кинематографической ленты. И тут Людмила Филипповна. которая уже шарит глазами по оживившейся группе, чтобы спросить кого-то ещё, зычно гаркает в мой адрес: "Так! А ну успокоилась уже! Кино она глядела..."
...
И вот я решила всю себя пожертвовать, но получать с свой адрес только искреннюю заинтересованность и научиться отличать ложную заинтересованность от настоящей. А то как бывает: человек слушает тебя, потому что положено и надо, долг у него, или работа такая, или воспитание ему не позволяет сказать "Знаете, девушка, идите вы со своими этими, кочумайте, ноги в руки и давайте, колбаской по малой Спасской, дуйте давайте, в лапоть и вдоль по Питерской по широкой, нахуй - это вон туда!"
Вынимаешь перед человеком душу, она в платочке ситцевом, разворачиваешь её, как последнюю краюху, отщипываешь и потягиваешь "На!". И человек берёт, жадно кусает, жуёт, глядя то в бок куда-то, то на тебя (стесняясь немного своего аппетита, розовея в ланитах) . А потом ты на правах того, чью душу так со вкусом и причмокиванием жевали, к нему шагаешь, протягивая краба, здорово, мол, как сам? А он отсаживается чуток, совсем немного в сторону даёт, чтобы не нарочито, но и как бы демонстрирует тебе, что ты, мол, знаешь, как-то за панибрата и нечего тут с нами на брудершафт пить и своего изображать. И украдкой откусывает от смачного такого куска торта. Торт этот вы на рекламе видели, у торта рейтинги, кастинги, брифинги, у него поклонники, его не в ситцевом платочке носят за пазухой, его только по записи можно пробовать, и то по-знакомству, его делали кондитеры с руками, застрахованными на миллионы долларов, его пиарили пиарщики с зубами акульими. А ты стоишь со своей ситцевой тряпицей и понимаешь, что пипл этого не хавает, пиплу нужно послевкусие, оставляемое словосочетанием Популярный Автор - от него остаются нотки причастности к великому, тонкий шлейф мейнстримности и терпкий аромат престижности. Но самое интересное, что ты знаешь, что история видела массу примеров, когда простой хлеб был во сто крат вкуснее, интереснее, ароматнее, приятнее, и что даже Мария-Антуанетта знала, что пирожные можно кушать только если хлеба нет. И что человека-торта иногда хотят только потому, что хлеб - это что-то в глазах потребителя примитивное и простое, а не потому, что торт реально вкусный. Торт иногда просто кусок жирного, высококалорийного продукта, реклама которого проникла в умы и сердца, стала неотъемлемым мастхэвом.
Есть 3 способов получить чью-то заинтересованность, ничем особенным не отличаясь:
1. Родиться в семье знаменитостей
2. Быть близким другом знаменитости
3. Быть близким другом знаменитости, которая решила вас разрекламировать
Это раньше называлось "Я от Семён Семёныча", на этом мир держится. И "А вы знаете, кто мой папа?!", это всегда нужно было для того, чтобы что-то купить, или получить справку, и всегда необходимо, чтобы получить заинтересованность. Они слышат твою фамилию, поднимают от торта свои замызганные кремом ушки и начинают тебе радостно кивать. Кому-то наследственно без кондитерской не прожить, они от гипогликемической комы сразу умрут, поэтому они сразу хотят быть тортами, сразу лепят на себе розочки, мажут себя взбитыми сливками, крепят на себя мамину-папину фамилию, чтобы от одного взгляда на них на весы потом вставать страшно было, учатся с детства принимать выгодную позу, чтобы удобнее было лизать, причмокивая. Мама-папа берут и несут на выставки достижений кондитерского искусства и друг перед другом хвалятся: "Мы себе тортик на заказ сделали, с меренгой и марципанами", шепчутся за спинами друг-друга "У Ивановых-то какой-то вафельный получился, шоколад и тот соевый".
А иногда бывает, что в семье тортов рождается хлеб. Он не хочет носить красивую табличку с виньетками, гласящую о принадлежности к знаменитому кондитерскому роду, он заворачивает себя в ситцевый платочек и выходит в большой мир. Кругом в большом мире он видит как совершенно невкусные торты получают известность и признание, только благодаря своей табличке с фамилиями. И он так не хочет. Он хочет, чтобы его любили просто так, замечали за то, какой он интересный, хотели с ним общаться потому, что он - это он. Хлеб мог бы получить все лавры, победить во всех конкурсах, выступать со всех сцен и всяк бы, дегустируя его шрейзель, восхищённо восклицал какой-нибудь "шарман". И чтобы никто-никто не обращал на него внимание только потому, что неудобно не обратить из-за титулованных родственников. И чтобы никто-никто не оценивал его только с точки зрения происхождения. Чтобы на 100% отличать искренность от лжи. Чтобы в свои 30 лет точно знать, что Людмила Филипповна не прочла потом в газете о достижениях именитых родственников и не стала лебезить и мягко стелить, а что ей всё ещё плевать на то, какое кино я глядела. И Евдоксии Ардолионовне, и Февронье Поликарповне, и Евдокиму Осиповичу и Отставной Козы Барабанщику Фьютинкевичу-Фьютинковскому - им насрать на то, чем я живу, что я чувствую, и что я в 30 лет как и в 6, раскрывая объятья морским глубинам, как Кэйт Уинслетт на носу Титаника, перед всем белым светом, выступаю, будучи уверенной в том,что я необыкновенно интересный рассказчик, непревзойдённый оратор, отличный водитель (с) - папа разрешает мне водить кабриолет Buick Roadmaster по дорожкам... И один известный музыкант напишет жалостливое, как его достали люди, пытающиеся к нему в друзья без мыла влезть, как они подходят к нему с выражениями респекта и уважухи, а когда он не уделяет их болтовне должного внимания, не может проявить заинтересованность к жизни всех фанатов и поклонников, которые с ним уже заочно породнились - есть такой эффект присутствия у тортов, что их начинают считать роднёй, потому что они ведь практически "живут" у каждого дома - то они вдруг меняют своё мнение и начинают считать его мудаком и гандоном. Ему все такие же звездящие посочувствуют, а я подумаю: и ты, Брут....подойдёт к тебе девочка и заговорит с тобой, может даже предложит своей краюхи в ситцевой тряпице отведать, а ты будешь снисходительно улыбаться и брезгливо пятиться. А потом тебе скажут: "А ты знаешь, чья это дочка? Это того-самого дочка!" И тебе она станет бесконечно интересна и ты будешь, похрюкивая, слушать её болтовню, будешь, высунув язык, плестись за ней, туда, куда её нелёгкая понесёт... Дружить или с тортами или с людьми из клана тортов, хвалить их, восхищаться ими и считать остальных, кто без бэйджика "Кондитерский дом Laduree", заочно плебсом и чернью...
Когда тебе 20 и ты щебечешь со всеми подряд, и ты всё ещё на носу Титаника, и ты совершенно уверена, что ты - прекрасный и талантливый человек, бесконечно интересный сам по-себе, ты ждёшь своего часа, когда ты напишешь о чём-то так, что Людмила Филипповна просто умрёт второй раз. Она выйдет из гроба, взобьёт свою причёску, чтобы она стала ещё выше, прочтёт и снова преставится. Потому что это будет так прекрасно, что прямо умереть!
А потом тебе 30. Ты жрёшь яблоко на своей кухне. Одна. В субботу. Ты доедаешь яблоко до наклейки, а потом теми же самыми движениями снимаешь наклейку и идёшь с ней к холодильнику. Точно как в 6 лет. И одёргиваешь себя и выкидываешь эту наклейку, потому что некомильфо. И твой Титаник мог утонуть, ты уже была готова к красивейшей финальной сцене, чтобы у режиссёра, у которого ты снималась, и который даже не удосужился тебе копию фильма прислать, за который сам премию получил на фестивале и на него там уже как на полный торт глядели, чтобы у него дыхание спёрло и лысина вспотела так, чтоб по ней кипа потекла вниз и прямо за шиворот затекла. Но что-то его остановило, этот твой Титаник. И как в дне сурка - ты уже почти доходишь до развязки, после которой овации и все, кто тебя несправедливо обделил вниманием, все они прильнули к экранам, все: мальчик, который поматросил и бросил, работодатель, который в тебе засомневался, издатель, который тебя проигнорировал, известный блоггер, который тебе не ответил на комментарий, певец, к которому ты не подойдёшь и не заговоришь с ним, потому что побоишься показаться втирушей, все те, которые, знай они, что ты наследный торт - стали бы тебе мило улыбаться. А Титаник вдруг огибает айсберг и плывёт спокойно и тихо дальше. Тебя уже продуло там, на корме, всеми ветрами, у тебя уже бронхит, тонзиллит, голова в колтунах, вид и настроение уже совсем не романтические, но ты крепко держишься за поручни, потому что зря что ли ты стояла тут, раскрывая объятья морским глубинам, как Кэйт Уинслетт,
перед всем белым светом выступая, будучи уверенной в том, что ты
необыкновенно интересный рассказчик, непревзойдённый оратор, отличный
водитель (с) - папа разрешает тебе водить кабриолет Buick Roadmaster
по дорожкам...
И вот вчера, когда упал метеорит, можно было раскрыть эти объятия, написать невероятно трогательный, полный искромётного юмора, самоиронии, злободневных колкостей и модных пошлостей текст про то, как планету захватили пришельцы, но только я видела метеорит, а остальным стёрли память, мне не верят ни муж, ни дети, я борюсь за то, чтобы текст с правдой попал хоть в одно интернет-издание, на меня начинает охотиться ФСБ и ЦРУ, я прячусь в подполье, там встречаю Макса Фрая, который на самом деле одно лицо с Пелевиным, и только он может помочь людям увидеть, что находится за границами матрицы... Или нет, текст простой, про обыденные вещи, про каждодневную суету, но полный тоски по бесконечности, с банальными, но цепляющими фразами в стиле "Наконец-то мы отвлеклись от рутины и посмотрели на небо" и цитатами в стиле "Какие же они всё-таки красивые, звёзды!"(с) Или нет, я написала бы саркастический фельетон о том, что прошу немедленно дать мне антидот, или разбудить меня, потому что не могу больше жить в просмотренных мною фильмах и каждый день ждать, что если блять вчера упал метеорит, то завтра по Москве будет ходить Годзилла, а послезавтра реально высадится марсианский десант и чужие будут внедряться в сознание к землянам, и когда в новостях передали, что хакеры троллили американцев, что у них началась атака зомби, то они не шутили нифига, и я хочу знать, сколько людей вчера внатуре звонили Брюсу Уиллису, чтобы на полном серьёзе напомнить ему, что ему пора взорвать астероид, и сколько людей вчера построили шалаш из палочек как в "Меланхолии" - я хочу знать, я знать хочу - мы смотрим свою жизнь сначала типа на экране - подготовительная часть, учения - а потом мы проживаем это в реальности, и всё-таки где же это - Ватутинки(с)? Но Титаник медленно проплыл мимо айсберга, оставляя за собой лишь полоску тёмных пенных вод... Простой хлеб грубого помола слишком лёгкий, чтобы монументально пойти ко дну и произвести фурор. А вокруг тонут прекрасные титаники с тортами, гремят овации, по воде разводы маргарина и желатина, зефира и заварного крема... Пиар любой ценой: скандал, афера, дуэль, адюльтер и даже гибель, красивая, как весенний Монмартр.
И через 50 лет, сидя с другими старичками и старушками в актовом зале дома престарелых, где будет проходить вечер воспоминаний, я выступлю с рассказом о метеорите. Живо, страстно я буду рассказывать о своих мыслях и чувствах 50-тилетней давности, с непоколебимой уверенностью в собственном ораторском даре, преисполненная артистического задора и жажды публичного самовыражения, а у ведущей вечера будет такой заинтересованный вид, такие проникновенные глаза, группа будет молчать и внимать, и я буду чувствовать, как от моего рассказа ведущая вот-вот пустит скупую слезу. Я сяду, но Парамошка же азартный, не имея мочи сразу остановиться, я продолжу жарким шёпотом, как институтки в дортуарной, рассказывать соседке ещё несколько важных нюансов о событиях 15 февраля 2013 года. И тут Людмила Филипповна, которая уже шарит глазами по оживившейся группе, чтобы спросить кого-то ещё, зычно гаркнет в мой адрес: "Так! А ну успокоилась уже! Метеорит она глядела..."
Максимов Василий "Всё в прошлом" холст, масло, 1889г