ОРАНЖЕВЫЙ ТУМАН (Амнезический памфлет)

May 24, 2005 12:32


ОРАНЖЕВЫЙ ТУМАН
Амнезический памфлет

I

Избирательная кампания в Незалежной еще только набирала обороты, когда один из кандидатов в её президенты, красавец мужчина, ликом напоминавший святого, уже мотался из края в край по городам и весям, устраивая шумные митинги сторонников его партии - нашистов. Как правило, в оранжевом тумане. Его специально подкрашивали для большей убедительности щедрых обещаний. В кирзовой России был сиреневый туман, и претендент не мог допустить, чтобы в Незалежной туман оказался блеклым или бесцветным. Всё должно быть не так, как в имперской России, а совсем наоборот, может, и лучше.

Однажды претендент залетел в древнегреческую Тавриду, где и случилось странное событие, заставившее его чуть позже проделать дальний путь в предгорья на Западе Незалежной. Митинг в Тавриде претендент проводил в закрытом и хорошо охраняемом помещении, куда и комар не мог залететь без ведома его личной безпеки. А уж как около него оказалась молодая панночка необыкновенной красоты с тугой косой, кругом уложенной на голове, никто так и не смог объяснить ему ни на украинском, ни на американском, ни даже на ненавистном русском языках. Подошла, тихо что-то шепнула в ухо и скрылась из зала, не вызвав никаких эмоций у угрюмых безпековцев, словно ничего и не увидевших.

После исчезновения панночки претендент сразу почувствовал необыкновенный прилив сил и, забыв, о чём собирался говорить, вдруг крикнул1:

- «Салам алейкум! Мир Вашему дому, уважаемые представители коренной народности Крыма! К вам обращаюсь я, дорогие ногайцы, таты, ялыбойлу и татары!» - претендент вдруг понял, что говорит по-русски, и этому не противится даже его американизированная душа.

Присутствующие в зале щирые нашисты тоже не обратили на русский пассаж никакого внимания, а только неистово захлопали в ладоши, в глубине своих заковыристых душ вдруг обнаружив частичку генома перечисленных народов, которая ждала этого великого мгновения, как в депозитном банке Америки ждали претендента баксы. И каждый нашист огляделся вокруг себя в надежде обнаружить новых по крови родственников. Увидели в задних рядах небольшую группу мусульман, на руках перенесли их к трибуне и поставили пред ясны очи распалявшегося претендента.

- «Я так хочу сделать то, что до сих пор не удосужился сделать ни один из русских и украинских политиков! Я так хочу попросить у вас прощения! Прошу у Вас прощения не только за прежние унижения, убийства, депортации, геноцид, не только за кампанию клеветы, которая была развёрнута в ваш адрес».

- Иншалла2! - крикнул то ли ялыбойлы, то ли кто-то другой.

- Хай живе ридна матка Украина! - поддержали его нашисты.

Претендент сжал пальцы правой руки в кулак и выкинул её вперед, словно грозя презренной России.

- «Вас называли народом предателей…»

В сознании неожиданно мелькнул старый анекдот о партизанском отряде из трех хохлов, в котором один был командиром, другой трусом, третий предателем. Претендент вздрогнул, но паузы не допустил.

- «Вас обвиняли в выдаче фашистам евреев…»

- Хай живе ридна матка Украина! - не к месту рявкнули нашисты.

Сознание претендента мгновенно нарисовало картину, как мусульмане и бендеровцы, поочередно обнимаясь, целуются затем с иудеями, словно прикладываются к священным реликвиям, и он улыбнулся.

- «Вас обвиняли в мародёрстве…

Претендент всё-таки сделал паузу, прислушиваясь к себе, но сознание осталось глухо, и он, несколько удивившись этой чёрствости, продолжил:

- «Вам приходится с боем забирать у зажравшихся киевских чинуш собственную крымскую землю!»

- Иншалла! - крикнул то ли тат, то ли кто-то другой.

Стоп, взъерепенилось претендентово сознание. Зачем же на себя самого поклёп возводить? Сам же был премьер-министром Незалежной. Претендент немедленно сделал смысловой оверкиль.

- «Вам приходится мириться с тем, что сейчас российские олигархи, которых, как и вообще всех русских, давно пора отправить из Крыма на историческую родину, приезжают сюда и скупают недвижимость».

Сирые таврические ногайцы, таты, ялыбойлы и татары на эти слова почему-то не среагировали, зато нашисты, лишённые не то что исторического, а вообще здравого сознания, дружно заорали.

- Геть, москали! Геть, кацапы!

Но претенденту словно кто-то железной рукой сжал горло, а американизированное его сознание буквально возопило: «Ты что же, негодяй, хочешь, чтобы все русские переехали в Киев - матерь городов русских! Намерен восстановить Киевскую Русь! Это же и есть историческая родина русских!

Претендент понял, что отмочил, весь покрылся холодным потом и снова сделал смысловой оверкиль, нацелившись на незалежных бюрократов.

- «Вам не дают создать собственную национальную автономию, учить детей родной культуре, иметь возможность молиться Аллаху…»

- Аллах акбар! - поочередно прокричали ногайцы, таты, ялыбойлы и татары.

Претендент опять перевернулся, он по природе был перевертышем.

- «Русские, а именно они в Крыму в большинстве, везде, где ни живут, доводят дело до войны. Они не говорят «мир Вашему дому», когда входят под чужой кров. А значит, тут не должны править русские. Значит, надо признать законными все Ваши требования и, исходя из священного права наций на самоопределение, вернуть Вам эту землю. Вернуть Вам вашу родину».

В зале повисла густая тишина. Нашисты угрюмо посмотрели на ногайцев, татов, ялыбойлов и татар. Те, в свою очередь поостереглись что-либо кричать восторженное. Один только претендент пребывал в эйфории от своих безумно смелых слов. Да американизированная совесть колыхала волнами восторга его тело. И претендента понесло.

- «Я человек строгих принципов. Да, я люблю свободную Америку и ненавижу имперскую Россию. И я хочу, чтобы в Украине восторжествовала свобода. Мне не нужны голоса русских, пусть голосуют за кого хотят, их судьба всё равно предрешена. Им нет места на нашей и на вашей земле и рано или поздно их тут не будет».

- Так все же на нашей или на вашей земле? - вдруг осмелился то ли татарин, то ли кто-то другой.

Претендент даже не поперхнулся.

- «Вам я это твёрдо обещаю».

Ногайцы, таты, ялыбойлы и татары всё поняли - хохлятское коварство им хорошо было известно. Претендент же извергался:

- «А поддержать меня есть кому. Слава Богу, не на русских всё на Украине держится. Есть свободная западная Украина, есть безвозмездная американская помощь, есть моральная поддержка Европы! Есть Турция, наш и ваш давний союзник в борьбе с русским кирзовым сапогом! Есть вы. Да разве можно сломить такую силу? На нашей стороне весь мир, и что нам горстка потомков русских колонизаторов, которых пока тут большинство?»

- Гей, западняне! Гей, янки! Гей, гермо-франки! Гей, янычары! Гей, ляхи! Гей, паписты и прибалтисты! - понеслось с разных мест зала.

Нашисты впали в раж, остановить их удалось не сразу. Командиры пятерок аж взмокли, приводя блаженных униатских боевиков в чувство. В это время ногайцы, таты, ялыбойлы и татары поднялись к трибуне и с поклоном поднесли претенденту огромный изумительного запаха кус сала. Принимая душевный дар, претендент поцеловал его, отчего у дарителей возник рвотный рефлекс, с которым они справились, однако, с достоинством. Нашисты, наконец, успокоились, вдруг в наступившей тишине прозвучал вопрос то ли татарина, то ли кого-то другого:

- А Измаил с Очаковым нам тоже отдадите?

Претендент в ответ петухом крикнул:

- «Вместе мы победим!»

Сопровождавшие его пиарщики, не сумевшие напустить оранжевого тумана в зал, стали бросать присутствующим там сторонникам оранжевые апельсины, заехав некоторым в уши, лбы, носы и глаза. Отчего в ушибленных головах возник почему-то туман, а потом в поражённых местах стали появляться фиолетовые фингалы, подозрительно напоминающие сиреневые. Ногайцы, таты, ялыбойлу и татары во избежание недоразумений и ответного метания каких попадя предметов исчезли со сцены.

Претендента немедленно вывели через чёрный ход, и он спешно отбыл в сторону континентальной Незалежности.

II

Рассказав своей супруге американской национальности тёмного этнического происхождения о таинственном визите панночки, претендент испросил её разрешения съездить тайно от соратников на встречу с потомственной гадалкой и ясновидящей. То, что он и есть будущий президент, у американских друзей, щедро осыпавших его зеленью, никакого сомнения не было, но его собственную душу будущее тревожило. Надо было приобрести внутреннее равновесие и гаданием подтвердить, что избранный для незалежников непривычный оранжевый цвет выжжет ярким пламенем родовую славянскую память. Правда, претендент хотел, чтобы цвета перманентной революции были исключительно зелеными в честь доллара, но супруга рассудила, что тогда под его знамёна соберутся боевики ислама и неизвестно чем всё это кончится.

Электорату, так теперь назывался славянский народ Незалежной, претендент навязывался православным верующим, однако судьбу свою решил узнать у католички, справедливо полагая, что та духовно ближе к вожделенной Европе, куда он стремился завести неизбывных поклонников горилки и сала. Россию он люто не любил и избавился в своём окружении от всего, что хоть отдалённо напоминало о ней, но вот никак не мог отвязаться от назойливой фразы, слышанной в детские годы в каком-то спектакле из уст, кажется, презренных русских: «Пустите Дуньку в Европу!». В самый неподходящий момент, когда кандидат выступал либо перед своими назойливыми спонсорами в Америке, либо перед соучаствующими политиками в Европе, мерзкая фраза назойливо сверлила мозг и вызывала предательскую дрожь в коленках. Так дальше продолжаться не могло, и претендент вознамерился изгнать её из своего сознания с помощью панночки. А потом, как только займёт пост президента, первым же указом обяжет незалежный от Московского патриарха клир исключить из святцев нехорошее имя и впредь его никому не рекомендовать. А всех женщин, уже его носящих, переименовать на американский лад - в Чит, или на польский - в Крысь, чтобы никто не смог упрекнуть его зловредной фразой при торжественном вступлении Незалежной в Евросоюз или ещё куда подальше. Возможно даже в Америку в виде её пятьдесят первого штата или, на худой конец, - ассоциированной Окраины.

Время приближалось к полуночи, когда бронированный «Каделак» под личным управлением претендента заехал в глухую деревеньку в предгорьях Карпат и остановился около добротного кирпичного особняка псевдоготического стиля с башенками по углам и надменно-устрашающей химерой над входом. Деревенька спала, и только в особняке гадалки над входом и в угловой башенке горел тусклый свет. Ждала, ждала таинственного гостя молодая панночка.

Выбравшись из авто, претендент поднялся на паперть эзотерического дома, при этом из раскрытой пасти химеры вырвался язык оранжевого пламени, едва его не испугавший. Следом раскрылась входная дверь, и он шагнул в гулкое пространство холла, в котором сразу же самопроизвольно зажглись семисвечники в стенных нишах. И не электрические лампочки вовсе, а настоящие восковые свечи, источавшие пьянящий аромат заморских благовоний. Претендент подошел к одной из ниш и глубоко вздохнул, в голове сразу появилось ощущение необыкновенной легкости и свободы от всего, что томило и от чего мутило.

Почувствовал лёгкое прикосновение к своему плечу, он резко повернулся. Перед ним стояла знакомая панночка неземной, завораживающей красоты. Сразу стало очевидно, что красота - страшная сила, и претендент потерял дар речи. Говоря что-то медоточивое, панночка повела его в башню. Ноги претендента сделались ватными, голова окончательно пустой, а всё тело вибрировало, словно самолет перед взлётом.

- Я все знаю о ваших проблемах, - дошёл, наконец, до его сознания смысл некоторых фраз. - Нет ничего проще решить их. Вы обязательно будете президентом, народ поддержит. Но есть некоторые проблемы.

- Какие? - едва вымолвил претендент, переведя дыхание после подъёма.

В башне все стены были задрапированы чёрными тканями с вкраплением оранжевых геометрических фигур, среди которых выделялись шестиугольные звёзды, треугольники с глазом внутри, даже свастика с пентаграммой сверкали под потолком, но не было любимого незалежного трезубца. У претендента сжалось сердце, но, однако, не нашлось смелости спросить, почему его нет. В центре круглой башенной комнаты на чёрном резном столике в лучах подсветки сверкала большая, горного хрусталя пирамида, от взгляда на которую у претендента стало исчезать сознание, и он упал на стоящую около стены кушетку. Последнее, что успел заметить, это как прекрасная панночка вдруг превратилась в старуху, распростёршую над ним свои высохшие руки. Больше претендент ничего уже не ощущал.

III

Он открыл глаза и удивился. Низкий потолок, утрамбованные земляные полы, побелённые стены, простые лавки вдоль стен, струганных досок стол около них, иконка в обрамлении расшитых рушников, маленькие слюдяные оконца и согбенная старуха возле печи - вот что предстало взору, когда он медленно из стороны в сторону поворачивал голову.

Скрипнул деревянный топчан под ним, старуха обернулась. Он с удивлением узнал в ней постаревшую, но все ещё прекрасную панночку.

- Полковник, голубчик, пробудился?

- Где я? Что со мной? Кто выиграл выборы? Я президент Незалежной или не я?

- Окстись, какая Незалежная? С запада ляхи нагрянули и бесчинствуют. С юга татары набеги совершают. И те грабят, и эти. Татары мужчин и стариков убивают, женщин и детей в рабство уводят в Крым, оттуда туркам продают. Деревни и хутора обезлюдели, драться с врагами некому. Ты только один и бился за свободу.

- Как один!? А где спецназ, где доблестные наши ракетчики, способные сбить кого угодно? Где наши сердечные американцы с их всепобеждающим долларом?

- Полковник-голубчик, ты хоть понимаешь, в каком времени находишься? Выйди на двор и тебе всё станет ясно.

Он, как был в нательном, так и выбежал из хаты. Его прибежищем оказалась покосившаяся мазанка, крытая соломой, таких в его родной Незалежной не должно быть, еще при Советах от них избавились. Кругом виднелись такие же, но порушенные хаты, царило запустение. Ужас охватил его. Быстро забежав под низкие своды, больно ударившись при этом о низкую дверную притолоку, он бросился к постаревшей панночке.

- Что же это?

- А то, голубчик, что на дворе начало семнадцатого века. И никакой Америки нет в помине. Только злые крымчаки с юга да пся крев с запада. А в общем, хрен редьки не слаще.

Апоплексический удар, который мог случиться с любым человеком после такого известия, с ним не случился. И вовсе не потому, что обладал он стойкостью перед превратностями судьбы, а исключительно потому, что голова его оказалась вся изранена в недавних битвах и свободного места для дополнительного удара на ней просто не было. Но он и не упал, что выдало в нём закалённого в битвах воина. Старуха - панночка подошла к нему и подала крынку с молоком. Опустошив её, он сел на лавку и спросил:

- Почему ты величаешь меня полковником?

- Так ты и есть настоящий полковник.

- Тогда где мой полк?

- Голубчик, разбили тебя крымчаки. Все твоё воинство уничтожено. Я едва успела тебя увести. Гнались за нами, да только без успеху. Потом крымчаки на Русь подались. Скоро будут возвращаться, так что нам следует поторопиться.

- К полякам пойдём. Там все же во Христе, - растерянно предложил полковник.

Ничего больше не успели проговорить беглецы, в хату ворвались тихо подкравшиеся крымчаки и схватили так и не пришедшего в себя гетмана. Постаревшей панночки нигде не оказалось, так что о спасении не могло быть и речи.

Долгие дни и ночи гнали захватчики славянских женщин, детей и здоровых мужчин, охаживая их плетьми и осыпая бранью за медлительность. Была осень, ночи холодом выбивали из людей здоровье, еды перепадало совсем немного - кусок лепешки да глоток воды. Как самые близкие делились друг с другом едой и одеждой пленники русы и малорусы, мужчины искали даже ничтожную возможность для побега. Но всё тщетно. Так и добрели до Кафы, где каждый навеки распрощался даже с мыслью о побеге и о встречах со своими оставшимися на Руси и Украине родными и близкими.

Полковник был продан на невольничьем рынке одним из последних из-за того, что почти потерял товарный вид. Старый крючконосый турок увел его на свою галеру, которая и отбыла из Крыма в Стамбул ранним утром. Но уплыть далеко турки не смогли. Казаки, прятавшиеся в потайной бухте Карадага, напали на них. Завязался короткий бой, в ходе которого полковник неожиданно для себя был скинут за борт разъяренным янычаром и под тяжестью цепей стал тонуть, захлебываясь почему-то не солёной, а сладкой водой …

IV

Претендент разомкнул тяжёлые веки. Перед ним стояла молодая панночка и пыталась привести его в чувство, вливая в открытый рот апельсиновый сироп. На ней ярился оранжевый пеньюар, а башенная комната каким-то странным образом превратилась в спальню с роскошным альковом над невероятных размеров кроватью, на которой претендент и пребывал в забытьи.

- Где я? Что со мной? Как выборы, кто победил?

- А разве по мне не видно, - засмеялась панночка. - Я все сделала, и вы теперь президент.

- Тогда что я здесь делаю?

- Теперь больше ничего. Всё, что нужно, вы уже сделали.

- Но со мной было что-то странное?

- Пустое. Вы же человек строгих принципов?

- Да.

- Тогда вам не о чем беспокоиться. Может, не утоните.

Он вдруг почувствовал, что в его голове снова зашевелились кой-какие мысли и, выкинув нахлынувшие было сомнения, быстро сбежал по ступеням панночкиного дома к своей машине.

- Вы теперь президент, - услышал он сквозь шум заработавшего мотора. - А настоящий президент, как и американский, должен обязательно иметь свою Монику. Запомните, меня зовут именно так.

Включив передачу, только что избранный президент Незалежный направил машину на запад, потом, опомнившись, что едет не в ту сторону, резко затормозил и повернул на восток. Но дорога оказалась перекрыта ремонтниками и ехать пришлось сначала на север, лишь потом повернуть на восток.

Запад все время оставался то сбоку, то сзади.

И это очень удручало.

В.Г. РОДИОНОВ

1 Всё, что закавычено в тексте, подлинные слова Ющенко, опубликованные в «Открытом письме к крымско-татарскому народу». (Здесь и далее прим. авт.)

2 Иншалла - да будет так!

В содержание номера
К списку номеров
Источник: http://www.duel.ru/200520/?20_8_1

200520, В.Г. РОДИОНОВ, ДОЛОЙ УНЫЛЫЕ РОЖИ

Previous post Next post
Up