ВОРОНЕ БОГ ПОСЛАЛ УМЕНЬЕ КАРКАТЬ (Часть 2)
(Окончание, смотри [1] )
И в том же примерно духе стихотворец долго шагает по строчкам далее. Чем дело кончилось, удалось ли обеспечить отход “подразделения”, как обернулось дело для самих добровольцев, - обо всём этом автор в интересах всё той же военной тайны умалчивает. Но зато сообщает: “Среди добровольцев не было ни одного члена партии, были даже штрафники и исключенные из комсомола”. Откуда в 41 году взялись штрафники? Штрафные части были созданы летом 42-го. И почему же не оказалось ни одного члена партии, ни одного комсомольца, а только, как на подбор, исключенные? Какой опять нетипичный факт: ведь те и другие, по данным хотя бы недавно вышедшей книги “Социология великой победы” (М., 2005), составляли в действующей армии до 50 процентов. Так что, струсили коммунисты и комсомольцы, что ли, в этом эпизоде? Или весь эпизод - досужая выдумка, потому и анонимность опять и конца нет?
От человека, который говорит “я прошел всю войну”, крайне странно слышать и то, допустим, что “одним из важнейших - если не самым важным! - фактором обороны” Ленинграда и Сталинграда были сами их имена: “Если бы Ленинград назывался Петербургом или Петроградом, его сдали бы. Но город, названный именем Ленина, должен был устоять любой ценой. Любой!.. И если Сталинград назывался бы Царицын, его сдали бы”. Ну, а почему же не спасло имя областной центр Сталино (Донецк), крупный город на Украине? Он был сдан 21 октября 1941 года. А города Калинин (Тверь), Ворошиловск (Ставрополь), Ворошиловград (Луганск), Киров в Калужской области? Да и такие города, как Пушкино (Царское Село) или Лев Толстой (Остапово). Ведь тоже дорогие имена, но все эти города, увы, были сданы. Зиновьев отвергает религию, но его вера в спасительную силу имен ничуть не лучше россказней о том, что-де Москву спасли не мужество и обильно пролитая кровь народа, а икона Божьей матери, которую на самолёте обнесли вокруг столицы.
С поразительной уверенностью автор извещает нас дальше: “Для большинства людей (а это были прежде всего молодые), отправлявшихся на фронт, главным в их психологическом состоянии было состояние отупения, окаменелости, какое бывает у приговоренных к смерти. Все остальные чувства заглушаются”. Есть веские основания полагать, что здесь автор либо передаёт своё собственное состояние, но приписывает его большинству советских людей, либо он просто не был на фронте - отсюда и вся анонимщина.
И какие же чувства у попавшего на фронт отупевшего человека “заглушались”? Оказывается, прежде всего - патриотизм: “Понятие патриотизма в применении к нам, фронтовикам, было лишено смысла”. Нет, он признаёт, что на фронте совершались подвиги, “но патриотизм тут, повторяю, ни при чем”.
Изменчивый патриот
Конечно, если под патриотизмом понимать барабанные речи, то они не имеют никакого отношения к подвигам, но Толстой знал, что есть “скрытая теплота патриотизма”, а советский поэт об этом же сказал так:
Никто не говорил “Россия!”,
А шли и гибли за неё.
Да, это всегда называлось патриотизмом, любовью к родине. И чего тут мыслитель мутит воду, наводит тень на Победы ясный День, непонятно.
Да не просто тень, а сплошной мрак: “Советских людей, которые стремились уклониться от фронта, было гораздо больше тех, кто добровольно рвался на фронт”. Да откуда взял? Как подсчитал? Известно, что в народное ополчение желали вступить свыше 4 миллионов человек, но зачислено было около 2 миллионов. Например, Дмитрий Шостакович 4 июля 41 года на страницах “Известий” выразил желание идти на фронт, но его, конечно, не пустили. Добровольцы составили 36 дивизий, из которых 26 прошли всю войну, а 8 стали гвардейскими (Великая Отечественная война. Энциклопедия. М. 1985., С.479). Я уж не говорю о партизанском движении, оно было только добровольным. А это - 60 соединений и около 2 тысяч отрядов. 183 тысячи партизан награждены орденами и медалями, из них 95 стали Героями Советского Союза. А каковы ваши цифры, сударь философ?
Вместо ответа он выдвигает еще вот какой праздничный постулатик: “Для большинства россиян слово “фронт” означало муки, раны и смерть. Наивно думать, будто патриотизм и преданность идеям коммунизма могли пересилить осознание этой реальности”. Во-первых, ни о каких идеях коммунизма на фронте и разговоров не было. И всем, разумеется, было понятно, что фронт это не у тёщи на блинах - что тут «пересиливать» (?) - но получали повестку, распивали с родными, с друзьями заветную поллитровку и шли на призывной пункт:
Значит, наш настал черёд,
Значит, мы в ответе -
За Россию, за народ
И за всё на свете.
Но мудрец таких простых вещей не понимает, он привык всегда умствовать, и вот вам новый извив бойкого ума, научная гипотеза: “Если бы во время войны предложили на фронте остаться только добровольно, то фронт опустел бы в считанные дни”, ибо он уверен, что “строить коммунизм и побеждать в войне русский народ заставляли правители”. Да, да, “народ строил коммунизм, оборонял страну и героически сражался, ибо этого хотели его вожди и начальники. Они принуждали народ к этому”. А сам-то по себе он лежал бы на печи да сидел на завалинке. И делай с ним хоть татары и поляки, хоть французы и немцы что хошь!
Как нравится оракулу, бегая из одной газеты в другую и бормоча “Я не восторгаюсь русским народом” (Г), фабриковать о нём такие постулаты!
Но, говорит, “усматривать в этом (в поголовном дезертирстве с фронта. - В.Б.) отсутствие патриотизма так же лишено смысла”. То есть философ полагает, что можно одновременно быть и дезертиром, негодяем, и патриотом.
И еще одно открытие: “Большинство непосредственных участников боёв погибало или было ранено в первом же бою. Какая-то часть выживала и участвовала еще в нескольких боях, но таких было в процентном отношении не так уж много”. Да откуда опять-таки взял? У Яковлева, что ли, который, пробыв на фронте два-три месячишка, причем в обороне, любит трепаться, что в его взводе за это время состав сменился 3-4 раза? А кто эти проценты сообщил? Не Эдуард ли Володарский? В недавнем фильме “Штрафбат” у него что ни бой, то 70, а то и 90 процентов потерь. Но что с него взять, он и в армии-то не служил. А ведь этот уверяет, что “войну с первого дня всю прошел”, и притом, заметьте, ни в первом бою не убит, ни в последнем не ранен, и вот уже за восемьдесят перевалило. И опять же разухабистый стишок об этом есть:
Повезет, коль нас с тобою
Разнесёт снаряд до боя.
Нет - так выгрузят с вагона,
Сунут в рыло три патрона,
И пойдёт опять мура:
В бой за родину! Ура!...
Разгуляешься на воле,
Серый труп на мерзлом поле...
И тут же очередная философема о “серых трупах”: “Самым поразительным в потерях начала войны было то, что они не переживались (!) трагически как на фронте, так и в тылу”. Что значит “не переживались” - родные, близкие, фронтовые друзья гибли, а живым было безразлично? Нет, право, он был на фронте?
Подводя итог своей философонии о войне, Зиновьев пишет: “Моё отношение к войне было и остаётся сложным, многосторонним, противоречивым, изменчивым”. Ну, мы это видели. Но в чем причина? “Во-первых, сам этот феномен проявлялся в различных изменчивых ипостасях”. Что за “феномен” - это он о войне, что ли, так? А что за ипостаси? Господи, ведь в костромской деревне вырос, но вот назвали его гигантом и уже без феноменов да ипостасей не может! А что, во-вторых? “А во-вторых, я был критически настроен по отношению к советскому социальному строю”. Ну и что? Ведь это в прошлом. А сейчас-то более голосистого певца этого строя и сыскать невозможно. Почему же мутное отношение к войне “было и остаётся”?
Но он не слышит нас и опять своё: “Плюс к тому - я скрывался от “органов”, которые, как мне казалось, разыскивали меня”. Вот именно - казалось, ибо в армии, где каждый человек как на ладони, уж разыскали бы террориста.
Но тут же новый виток героизма: “В условиях постоянной слежки со стороны политруков, “особистов” и системы доносов жизнь порой превращалась в кошмар”. Да как же, повторю, при этом за четыре года войны не обнаружили антисоветчика? Диво дивное, чудо чудное...
А еще Зиновьев возмущается тем, что на фронте награды получали “и штабные чины и политработники, а также начальник особого отдела и полковой врач”.
Да, так и было. А почему не получить, если достойно исполняли свой долг? Например, были награждены 115 тысяч не только врачей, но и фельдшеров, медсестёр и санинструкторов, а 43 из них стали Героями Советского Союза. Не нравится это философу. А ведь мог бы знать, что 70% раненых и 90% больных солдат и офицеров Красной Армии из госпиталей возвращались в строй. И происходило это вовсе не благодаря чтению таких вот зиновьевских виршей:
Наплюй на награды. К чему нам медали?
Поверь мне, не стоят железки возни.
Чины и нашивки в гробу мы видали,
А в гроб, как известно, кладут и без них.
В День Победы даже “Московский комсомолец” вышел с аншлагом:
«Фронтовики, наденьте ордена!»
И каково нам было в “Литературке”, как бы в цитадели ума и совести, в этот же день прочитать: “наплюйте на эти железки!” И ломали мы седые головы: на что в нашей фронтовой жизни стихотворец плюнул словцом “возня”?
А он на этом не успокоился, дальше с негодованием пишет об “эпидемии”, об “оргии наград”. И доходит даже до такого признания: “Когда я вижу ветеранов, облепленных бесчисленными железками, я невольно вспоминал работника политотдела армии, облевавшего мой штурмовик Ил-2”, т.е. вспоминает одного труса, встретившегося ему на фронте. И вам, “литгазетчики”, не совестно печатать это?
Стихотворец
О стихах Зиновьева следует сказать особо. Они у него “с ходу писались”, он им “никогда не придавал значения”. В статье они цитируются щедро, и все до одного могут составить опасную конкуренцию стихам бессмертного капитана Лебядкина. Помните?
Жил на свете таракан.
Таракан от детства.
И попал он раз в стакан,
Полный мухоедства...
Как читатель мог заметить, у Зиновьева очень много общего с Солженицыным и в биографии, и в психическом складе, и в литературной работе: фронт, изгнание из страны, репатриация, мания величия, титаническое самоуважение, литературная плодовитость, многословие... И вот оба еще и писали в молодости стихи. В. Лакшин вспоминал, что Солженицын принес Твардовскому свои рифмованные сочинения, чтобы напечатать в “Новом мире”. Критик тоже захотел их прочесть, но Твардовский сказал: “Вам, Владимир Яковлевич, это лучше не читать, для здоровья вредно...” И стихи, слава Богу, не появились. Так Твардовский уберег и свой журнал, и его читателей, и литературную репутацию Солженицына. Это был акт милосердия.
На Западе сочинения Зиновьева, даже нашпигованные стихами, были нарасхват. Но когда до этого на родине он предложил повесть Константину Симонову, тогда редактору “Литгазеты”, тот возвратил её и посоветовал уничтожить. Это тоже был акт милосердия. Редакторы той послевоенной генерации понимали, что это такое. А нынешние редакторы даже тех же изданий не секут. Пожалуй, они даже думают, что если бы попросили автора убрать свои лебядкинские вирши из текста статьи, то поступили бы нетактично, недемократично, даже грубо по отношению к писателю-ветерану.
Стихи свои гигант бережно хранит более шестидесяти лет и, дожив до глубокой старости, так и не понял, каков уровень его поэзии и можно ли вылезать с ней на люди. В статье полдюжины таких шедевров. Право же, работники “Литгазеты” поступили жестоко, выставив старика на посмешище.
На одной стиховине Зиновьева, пожалуй, следует остановиться. Это пародия на знаменитый тост Сталина 24 мая 1945 года на приёме в Кремле в честь командующих войсками Красной Армии - “за здоровье нашего Советского народа и, прежде всего, - русского народа”. Федин рассказывал Чуковскому, что Эренбург во время тоста там, в Георгиевском зале, вдруг пустил горькую слезу. Лживую и подлую пародию на тост сочинил когда-то Слуцкий, соплеменник Эренбурга, а Виталий Коротич, соплеменник Слуцкого, напечатал её в “Огоньке”. Что ж, это понятно, есть такие среди этих соплеменников. Но после того, что мы тут узнали о Зиновьеве, понятно и то, как могло такому русскому взбрести на ум написать еще более похабную пародию на тост в честь его народа:
Вот поднялся вождь в свой невзрачный рост
И в усмешке скривил рот. И сказал он так:
“Этот первый тост - За великий русский народ!”...
Всё тут - злобное, тупое вранье, начиная с того, что это был не первый, а, наоборот, последний тост. Ведь он так и начинался: “Товарищи, разрешите мне поднять еще один, последний тост”...
О вождях Зиновьева
Стиховина длинная, но я не буду цитировать её не по этой причине, а из соображений социальной гигиены. Лучше подумаем, чего же стоят бесконечные вопли Зиновьева о гениальности Сталина, о том, что такие рождаются раз в тысячелетие, и т.п., если в День Победы он счёл возможным преподнести нам грязную пародию на его великий тост в честь родного народа. И это при том, что уверяет: “Во время войны, если бы от меня потребовали, я закрыл бы Сталина своим телом”. Интересно, а какой частью?
Вот вам еще фокус на эту тему. Зиновьев категорически заявляет: “Я никогда (!) не считал Сталина каким-то злодеем”. Это в “Правде”. А в демократическом “Горизонте” совсем другое: “Сталин был злодей и всё прочее” (с.53). Скажите, что это - капитальный вклад в логику?
Но Сталин - уже далекое прошлое. А вот интересно, что великий логик думает о В. Путине? Сразу, как вернулся из Германии, заявил, что, во-первых: “Путин - человек молодой”. Ну, если пятьдесят лет это теперь молодость, то конечно. Но вот Столыпин в 49 уже окончил свой земной путь. Ленин - в 54. И никто не говорил: “Ах, какого юнца потеряли!”
Во-вторых, говорит, “Путин - человек сильный”. Тоже бесспорно. Такой сильный, что не нужны ему наши базы ни на Кубе, ни во Вьетнаме и не страшны ему американские базы на вчера еще советской земле в республиках Средней Азии. Такой сильный, что, когда погибал “Курск”, он нашел силы удержать себя на сочинском пляже. Такой сильный, что, когда у него за спиной горел Манеж, он и бровью не повел. Помните у Кузнецова?
Адмирал, горит твоя эскадра!
Адмирал и бровью не ведёт...
В-третьих, “Путин - человек умный”. Кто оспорит! Взял и ввел в стране полное равенство: все платят 13% подоходного налога - и я, всё богатство которого две собаки да один компьютер, и Рома Абрамович, из последнего подаривший Путину яхту за 30 миллионов долларов.
В-четвертых, “Путин способен обучаться”. Однозначно! Очень быстро обучился ходить по ковровым дорожкам и вручать премии, в том числе - литературным мумиям.
В-пятых, “Путин способен делать выводы”. Несомненно! Видя, какая обстановка нарастает в стране, пришел к выводу, что войска МВД должны быть многочисленней и сильнее регулярной армии.
В-шестых, “Путиным не так-то просто манипулировать”. Действительно, хотя американцам удалось использовать его как агента, уговорившего руководителей республик Средней Азии согласиться на военные базы США на их земле, но, когда они захотели иметь базу еще и в Кунцеве, Путин извинился за нелюбезность, но всё-таки отверг домогательства. Да, с ним не так-то просто!
Словом, превознес Зиновьев президента пуще, чем генерал В. Варенников. Ведь тот писал, что “Путин обязан спасти страну” и у него, дескать, есть для этого всё. Во-первых, Путин, не пьет; во-вторых, Путин не курит; в третьих, Путин не ворует и другим не велит; в-четвертых, Путин не разваливает страну; в-пятых, хобби у Путина не запои, а борьба, горные лыжи; в-шестых, не просыпает в самолёте страну, где должен встретиться с её президентом; в седьмых, для спасения России Путин уже сделал больше, чем Ельцин за десять лет (Неповторимое. Советский писатель. 2002. Т.7., с. 191-192. Шолоховская премия 2002 года).
Нет, пожалуй, всё-таки сказать, философ или генерал превознес Путина выше, трудно.
Уж если был упомянут Сталин, то знаете ли вы, читатель, а как Путин относится к Сталину? О, тут большой прогресс! Когда со страниц “Правды” и “Советской России”, редакторы коих не смеют без разрешения называть Ленинград и Сталинград их подлинными именами, обратились к Путину с просьбой вернуть имя хотя бы Сталинграду, Путин ответил: “Нас не поймут”. Кто? Хакамада, Немцов, Явлинский, Новодворская и все остальные этого рода существа. Сейчас - совсем другое дело. В начале мая в Германии, где он тогда был, в интервью, напечатанном в газете “Бильд”, Путин решительно заявил: “Не могу согласиться с приравниванием Сталина к Гитлеру”. Каково? Хоть режьте его, не может! Разве не прогресс? Уж какое спасибочко-то от нас, фронтовиков. Особенно довод несогласия: “Ведь Сталин не был нацистом!” Ах, мерси... Правда, тут же добавил о правлении Сталина: “Бесконтрольность, режим личной власти развязывает руки для преступлений”. Это ему удалось вставить в зазор между нефтяной диверсией на железной дороге в Тверской области, подо Ржевом, и взрывом, едва не уничтожившим мой родной Ногинск.
Однако, спустя два года со времени возвращения Зиновьева на родину мы услышали от него: “Недавно по телевидению президент рассказал о какой-то конференции, на которую пригласили из Германии человека по фамилии Энгельс. Президент “сострил”: “Слава Богу, что не Маркса!” Это он так пошутил, но у меня, некоммуниста, было такое чувство, будто мне плюнули в лицо. И кто!” (СР).
Как - кто? Он самый - умный, сильный, способный обучаться. Вот и хохмам обучился у Хазанова. И хохмит на всю страну, не соображая, что не только плюёт в лицо миллионам, раскалывая народ вместо того, чтобы постараться объединить его, но еще и хвастает своей дуростью, что видят и коммунисты, и некоммунисты, и даже Починок.
Между прочим, кроме Маркса, известного во всем мире, был еще гитлеровский генерал Эрих Маркс, первый разработчик плана “Барбаросса”. Вот когда была бы уместна радость Путина, что судьба уберегла его от встречи: ”Слава Богу, что не Маркс!”
Математический логик
Вернемся к газетным похвалам Зиновьеву. Особого внимания тут заслуживает комплимент его провидческому дару: “Учёный, известный своей объективностью и провидческой глубиной социального анализа... Многое было математически точно предсказано Зиновьевым в его трудах” (СР, 25.Х11.03). Математически точно!
Но вот, например, в 2002 году он уверял читателей “Правды”, что когда Горбачев в 1984 году еще до того, как стал генсеком, первый раз появился на Западе, в Англии, то не посетил могилу Маркса, как это было всегда принято у советских руководителей, и для меня, говорит, “уже многое стало ясно. Меня тогда просили прокомментировать это событие. Я сказал, что начинается эпоха великого исторического предательства”.
Вскоре Горбачев возглавил партию и стал президентом, прошло четыре года его предательской перестройки. Что ж, сбывалось предсказание Зиновьева, если оно и впрямь было? Но, увы, пророк забыл, что в 1989 году, на пятом году горбачевщины говорил своему другу Амбарцумову: “Я приветствую всё, что делается в Советском Союзе... Кем же я в конце концов был бы, если был бы против этого?” (Г, с. 59). А кем были мы, уже четыре года проклинавшие перестройку?
Мало того, пророк вел тогда речь “о тенденции горбачевского руководства к сталинизму: в целом Горбачев идёт тем же путём”. То есть Сталин шел путём укрепления страны, её экономического подъема, культурного расцвета, роста международного веса, и вот Мишка Меченый представлен благородным продолжателем этого великого дела. Горбачев это Сталин сегодня!
И на пятом году предательства пророк в упор не видел в перестройке никакой угрозы стране и социализму. Он пребывал в состоянии блаженного умиления: дескать, под руководством Горбачева «общество сделало какой-то шаг вперед... Кризис будет преодолен в пять-шесть лет... Коммунистический строй победил и пути назад нет и не будет. Сейчас нет в мире силы, которая способна разрушить Советский Союз»... (Там же, с. 58).
А Советскому Союзу оставалось жить всего один год... Вот его математическая точность, товарищ Чикин.
И с каким увлечением он пел свои математические псалмы: “Через пять-шесть лет страна будет сильнее, чем в брежневские годы. И в мире Советский Союз займёт гораздо более сильное положение, чем сейчас” (Там же, с.57,59). Минуло 16 лет...
Так кто же перед нами - пророк, “точка роста России”, её спаситель или Солженицын наизнанку?
Тот, без конца пророчивший сквозь слёзы гибель Запада под ударом Советского Союза, наконец, оказавшись в луже, замолчал. Казалось бы, видя, как трагически провалились и его радостные пророчества о возрождении России в пять-шесть лет, должен бы до конца дней своих замолчать и Зиновьев. Но не тут-то было! С той же резвостью и уверенностью, напором и неутомимостью он продолжает свои пророчества, но теперь - в противоположную сторону. Вот их образчики: “США ведут войну за завоевание всей планеты. Сегодня Ирак, завтра Корея, Саудовская Аравия, Россия, Китай”... “Чтобы разгромить Россию, нужно не больше средств, чем для строительства аэродрома”... “В случае американо-натовской агрессии, российская армия не будет стрелять по ним”... “Если понадобится, американцы подадут сигнал, и в течение нескольких месяцев от России отпадут Чукотка, Приморье, Татарстан - всё!”... “Неуместно говорить о том, что вот-вот произойдёт какая-то катастрофа и Россия рухнет. Россия уже рухнула”... “Запад во главе с США одержит победу и над азиатским коммунизмом, конкретно - над Китаем”... “Американцам война против Китая обойдётся в 30-50 миллионов русских”... и так далее до бесконечности. И всё это - невозмутимым тоном. Я, говорит, не политик, я, говорит, аналитик, я как ученый только констатирую факты. Но и аналитикам соображать надо. И не вернее ли задать вопрос: провокатор он или агент, имеющий целью деморализовать и подавить русскую волю? Или ворона с погоста, летающая по разным редакциям Москвы.
Я не хочу сказать, что считаю невозможной агрессию Запада и США против Кореи, Китая или нашей родины, но мне отвратительна рабская готовность к поражению и стремление внушить эту подлую готовность другим. И ведь как настойчиво, до чего спокойно он это долдонит! Как известный Кох в известном интервью израильскому радио: “У России есть атомное оружие? Послать мотодивизию и забрать к чертовой матери!” Ясно, что Кох, деморализуя наш народ, работает как агент США. А на кого работает этот?
Ворона на погосте
Нельзя не заметить, что особенно охотно предоставляют целые полосы для карканья вороны с погоста “Советская Россия” и “Правда”, эти твердые ленинцы зюгановского закваса. Ничего удивительного. В своё время таким же карканьем на их страницах свободно занимался Владимир Максимов, парижанин. Так, в “Советской России” он напечатал статью “Поминки по России”, а вскоре в “Правде”, как полагается после поминок, - “Надгробие для России”. Так что он нас и похоронил, и помянул, и памятник нам соорудил. Марксисты-зюгановцы этих газет убеждены: чем чаще долдонить народу, что Россия рухнула, что её нет, тем резвее он вступит в борьбу за воскрешение покойницы. “Советская Россия” для пущего эффекту сопровождала такие статьи рисуночком роскошной красавицы, сраженной злодеем. Полюбуйтесь, мол: вот ваша мертвая родина. И вдруг недавно, 5 июля, в связи с 75-летием со дня рождения Вадима Кожинова “Советская Россия” печатает его статью “Рано хоронить Россию”. Проснулись благодетели... А тут и “Правда” устами нового председателя РУСО Виктора Шевелухи вдруг объявила: “Новая опасность! Александр Зиновьев и его книга “Идеология партии будущего”. Да это не новая опасность, а уже давно известная. И “Правда” изо всех сил помогала ей утвердиться беспардонными публикациями зиновьевских размышлизмов.
Когда-то редколлегия “Правды” приняла небывалое в советской журналистике решение, запрещавшее редакторское вмешательство в любой текст В. Максимова. Но где ныне этот гробовщик? Десять лет, как преставился в Париже. Видно, приближение собственной смерти он принял за смерть родины. А где Россия? Тяжело больна, но дышит и пульс есть.
Я не первый воин, не последний.
Долго будет родина больна...
Помяни ж за раннею обедней
Мила друга, юная жена...
Поминать нас, павших за родину, будут не в газетах, а в храмах.
В День Победы хорошо сказал в “Труде” артист Олег Анофриев: “Сейчас Россия пока еще больной лев, но лев обязательно выздоровеет”. А оплошка Максимова и его скорбная судьба утешают, когда думаешь о нынешних пророчествах старшего собрата. Тем более, мы уже знаем, что это за оракул с погоста.
B. БУШИН
В содержание номера
К списку номеров
Источник: http://www.duel.ru/200533/?33_5_1