ПРАВДЫ!

Nov 22, 2005 12:58


ПРАВДЫ!

Требования участников пикетирования и митинга
у посольства Республики Польша 4 ноября 2005 г.

1. Обеспечить гласное, объективное и всестороннее рассмотрение обстоятельств Катынского дела в законном порядке в авторитетном российском или международном суде.

2. Обеспечить объективное и всестороннее расследование истинных обстоятельств Катынского дела и информировать польскую и российскую общественность о результатах данного расследования.

3. До момента вынесения законного судебного решения по Катынскому делу прекратить злобную антисоветскую,  антикоммунистическую и антироссийскую пропагандистскую кампанию по обвинению СССР в совершении массового расстрела польских граждан  в Катынском лесу (близ Смоленска), направленную на разжигание ненависти между польским и русским народами. Москва, 4 ноября 2005 г.

Цели и задачи

Думаю, что читателям «Дуэли» давно уже стало понятно, что и газета «Дуэль», и Армия Воли Народа сознательно и упорно замалчиваются всеми СМИ. А тут власти учредили «праздник 4 ноября», который связан с архаическими событиями, в которых были замешаны и поляки. Посему возникла идея провести в  этот «праздник» пикет и митинг у посольства Польши и посмотреть, как отреагируют СМИ, любящие разного рода скандалы, на такое событие - что они сообщат об этом миру.



Повод для акции был - Катынское дело. Власти Центрального административного округа Москвы дали разрешение на проведение пикета в сквере по ул. Климашкина, с противоположной от центрального входа в посольство Польши стороны с участием 30 человек (пришло больше, но сквер просторный и милиция не возражала). Это ограничение численности пикета вынудило нас не давать объявление в «Дуэли», но мы сообщили о пикете практически всем основным СМИ России и Польши.



Пикет проводился под девизом «За нашу и вашу правду!» (во время войны был такой плакат о советско-польской воинской дружбе: «За нашу и вашу свободу!».



Рауль Еркимбаев и бойцы подготовили для пикета макет памятника польским офицерам из фанеры и об этом макете нужно сказать отдельно. Это «римейк» памятника, который установлен поляками в Нью-Йорке. В том нью-йоркском памятнике шляхетский менталитет сказался в полной мере и сам памятник является  вещественным подтверждением того, почему в американских анекдотах в качестве идиота выступает поляк.



Надо понимать так, что памятник в Нью-Йорке задумывался как символ скорби по пленным польским офицерам, убитым злобными русскими. Но получилось следующее. Скульптор Анджей Питынский надел на сапоги офицера шпоры, а это элемент боевого снаряжения (с их помощью управляют боевым конем без рук) и у пленного их быть не может. Таким образом получилось памятник польскому офицеру в бою. Но этот польский офицер удирает, пытаясь прикрыть зад руками??? Понимаете, если задумать на польских офицеров карикатуру, то более издевательский сюжет придумать невозможно! По замыслу скульптора, польского офицера сзади убивает русский солдат. Но штык русской винтовки Мосина воткнут поляку сверху чуть ли не в шею - так, как будто воткнул его сам Господь Бог. Реальный солдат подобным образом воткнуть штык, да еще и догоняя противника, не сумеет.



Вот Рауль Еркимбаев в своем «римейке» и уточнил исторические и технические детали. Поскольку в 1939 году польскую армию разогнали немцы, то он русскую винтовку Мосина заменил на немецкую винтовку Маузера и ее штык воткнул туда, куда бы его воткнул удирающему поляку догоняющий его реальный немец, - в задницу. С исторической и технической точки зрения все получилось очень убедительно. А что касается убийства пленных польских офицеров, то Рауль уточнил дату - 1941 год, несколько усовершенствовал польского орла и добавил мешочек с 4 млрд. долларов, которые поляки размечтались получить с России. Шутки шутками, но такой памятник неплохо было бы установить в Москве и в память фальсификации Катынского дела и в назидание потомкам.



Кроме макета памятника, бойцы АВН, назначенные в пикет, изготовили четкие и прочные плакаты с приличествующими случаю лозунгами и выставили их на обозрение прохожих, которых в этом глухом углу практически не было. Но зато корреспондентов и журналистов было очень много, в результате пикет начался с того, что интервью прессе пришлось давать всем, включая и редких прохожих. Нас сразу предупредили, что сотрудники посольства к нам не выйдут, но трусость польской элиты в Катынском вопросе известна давно и превосходит даже ее наглость, поэтому на это никто и не надеялся, и не видел в этом нужды - корреспондентов польской прессы и телевидения было достаточно.



Примерно через час организаторы пикета устроили нечто среднее между несанкционированным митингом и пресс-конференцией. Перед журналистами и собравшимися выступили свидетель живых польских офицеров в 1941 году И.И. Кривой, я, главный редактор «Дуэли», депутат Государственной Думы России А.Н. Савельев и завершил выступления координатор проекта «Правда о Катыни» С.Э. Стрыгин. После чего последовали дополнительные вопросы и около 14.00 пикетирование завершилось. Все в целом выглядело организованно, четко и корректно, никаких эксцессов не было, хотя мы к ним приготовились.



Теперь я хочу дать читателям «Дуэли» расшифровку стенограмм выступлений участников пикета, благо, они в темах выступлений практически не повторялись.

Выступление ветерана Великой отечественной войны, почетного гражданина Солнечногорска полковника в отставке,
в 1939-41 гг. - курсанта Смоленского
стрелково-пулеметного училища И.И. Кривого

О пленных поляках примерно до середины мая 1940 года я не слышал ничего. В то время я учился в Смоленском стрелково-пулеметном училище, которое на лето выводилось в лагерь имени Ворошилова, расположенный в лесу в трех километрах западнее Смоленска, между станцией Гнёздово и Смоленском.



Западнее нашего лагеря находился лесной массив Красный Бор. В этом лесу располагались мобилизационные военные склады и там же находились дома отдыха и дома, где проживало руководство Смоленской области. Дальше за Красным Бором начинался массив Катынского леса.

До мая 1940 года мы учились в училище, расположенном на Шкляной Горе непосредственно в городской черте Смоленска, и поляков этих мне видеть не приходилось. В мае 1940 года мы выехали в летний лагерь, который располагался за деревней Дубровенька, севернее Витебского шоссе. Подъездная дорога к нашему лагерю шла от Витебского шоссе и пересекала железную дорогу Смоленск-Минск. У железнодорожного переезда  был наш КПП, через который пропускался личный состав в лагерь, напротив нашего КПП находился железнодорожный пост. Южнее, с противоположной стороны Витебского шоссе на берегу Днепра находилась купальня нашего училища, и на этой купальне тоже дежурили наши курсанты. Как с поста у купальни, так и с нашего КПП у железнодорожного переезда хорошо просматривалось Витебское шоссе.

Кроме того, наше училище не имело в летнем лагере своей бани. Поэтому весь личный состав училища один раз в неделю строем ходил три километра в баню в город Смоленск. Шли мы обычно ротным строем, ротной «коробкой». И вот здесь я впервые увидел поляков, едущих на грузовых машинах под охраной. Они сидели на лавках в кузовах автомашин ГАЗ-АА и ЗиС-5 спиной к кабине водителя. Охранники сидели в кабине рядом с водителем или, реже, в кузове у заднего борта. Они были не с винтовками, а с короткими карабинами без штыков, более удобными в обращении, чем обычные винтовки. Когда мы командиру своего взвода задали вопрос, что это за поляки, он нам разъяснил, что это поляки, взятые в плен в ходе боевых действий по освобождению Западной Белоруссии и Западной Украины и ныне находящиеся в лагерях в Катынском лесу.

Их выводили на работу на ремонт Витебского  шоссе, на строительные и другие работы куда-то в Смоленск, или же, в большем количестве (до 20 машин), возили на строительство нового шоссе Минск-Москва. Шоссе Минск-Москва в то время только строилось, как таковой автомагистрали еще не было. Курсантам с польскими военнопленными общаться не разрешалось. Их охрана не подпускала к ним никого.

Чаще всего мы их видели, когда шли строем в баню по Витебскому шоссе в направлении Смоленска. В баню мы ходили ближе к вечеру, а польских пленных в это время, видимо, уже везли с работы, поэтому обычно колонны грузовиков с поляками шли нам навстречу. Курсанты наблюдали также польских пленных во время своего дежурства на КПП или на посту у купальни, когда поляки работали на ремонте Витебское шоссе. Я дежурил раза два-три на постах и тоже видел  работающих на шоссе поляков. Видели их и другие курсанты.

Последний раз я видел польских военнопленных примерно в середине июня месяца 1941 года. Хорошо запомнился этот момент мне потому, что как раз в это время ко мне в гости в лагерь имени Ворошилова приехал мой отец.

Он был на Выставке достижений народного хозяйства в Москве и, возвращаясь домой на Украину, заехал ко мне в училище в Смоленск. Пробыл отец у меня в гостях дня три. Жили мы с ним не в Ворошиловском лагере и не в казармах училища на Шкляной Горе, а в Смоленске на квартире у командира моего взвода лейтенанта Чибисова, который на время отдал нам ключ от своего дома.

Отца я проводил домой, в Винницкую область, где-то в первых числах второй декады июня 1941 года - или тринадцатого, или четырнадцатого числа, или даже чуть позже, точно уже не помню. Поезд уходил вечером, наступали сумерки. Я посадил его в вагон и, когда красный огонек последнего вагона скрылся за поворотом, повернулся и пошел по Витебскому шоссе в лагерь. Когда проходил по Витебскому шоссе, меня обогнала колонна автомашин с польскими военнопленными, которых везли от Смоленска в направлении Катынского леса и станции Гнёздово. Вот так я их видел в последний раз.

И ещё, что я знаю. Наше училище в первых числах июля 1941 года эвакуировали из Смоленска в Удмуртию. Мы производили погрузку на станции Смоленск. По-моему, станция называлась “Сортировочная”. Грузились мы с наступлением темноты и старались заканчивать работу до наступления рассвета, поскольку немецкая авиация уже вовсю бомбила Смоленск, наносила бомбовые удары по железной дороге и не давала нам планомерно грузиться.

В одну из таких ночей командир нашей роты капитан Сафонов подошел к нам на площадку погрузки. Мы, несколько человек, свободных в тот момент от погрузочных работ, собрались вокруг него. Сафонов рассказал, что, когда следовал к нам, то по дороге заходил в кабинет военного коменданта железнодорожной станции Смоленск. Там он видел человека в форме лейтенанта госбезопасности, который просил у коменданта, чтобы тот выделил ему железнодорожный эшелон вывезти военнопленных офицеров. Комендант ему в этом отказал, заявив, что у него своих грузов хватает и на польских пленных у него вагонов нет.

Эшелона комендант не дал, потому что такой возможности в тот момент у него просто не было. Надо было вывозить три военных училища, раненых из госпиталей, семьи комсостава, авиационный завод, подвозить к линии фронта боеприпасы и вывозить оттуда тылы. Поэтому совершенно естественно, что комендант не мог эту просьбу в той обстановке выполнить.

Позднее, во время движения нашего эшелона в Сарапул, среди курсантов шли разговоры, что пленные офицеры были на тот момент уже расконвоированы. Поскольку их не могли вывезти поездами, их расконвоировали и руководство колонии предложило: “Кто из вас имеет желание, присоединяйтесь к нам уже не как пленные, а как свободные граждане, и мы пешком будем выходить на восток. Кто желает с нами выходить - пожалуйста”. Сами всего этого мы, конечно, видеть не могли, но подобные слухи среди курсантов училища и наших командиров тогда ходили и мы эти слухи по дороге в Удмуртию обсуждали.

Запомнилось, что одним из главных доводов в пользу того, что поляки были уже расконвоированы и руководство лагерей разбежалось, выдвигался тот факт, что вагоны у коменданта станции просил сотрудник лагеря всего лишь в звании лейтенанта. Мы, курсанты, в душе уже тоже считали себя лейтенантами, хотя официально лейтенантские звания были нам присвоены только через несколько дней. В званиях сотрудников госбезопасности мы тогда разбирались слабо. Нам казалось, что раз вагоны просит равный нам по званию лейтенант, скорее всего, находящийся в лагере на невысокой должности, то, значит, все вышестоящее начальство из лагерей уже разбежалось, предварительно отдав приказ распустить пленных поляков. Только много позднее я узнал, что звание лейтенанта госбезопасности почти соответствует общевойсковому званию майора.

Какая-то часть польских офицеров ушла с охраной на восток. Основная же масса осталась в лагерях. По всей видимости, они считали, что немцы более цивилизованные люди, чем мы, - русские, и надеялись, что немцы отнесутся к ним более лояльно. Но получилось не совсем так, как они мыслили.

Лично у меня сложилось абсолютно категорическое убеждение, что военнопленные польские офицеры (среди них, кстати, кроме офицеров я лично видел также польских рядовых солдат и польских гражданских лиц) были расстреляны немецкими войсками.

Неоспоримым является тот факт, что поляки в Катынском лесу были расстреляны из немецкого оружия патронами немецкого производства.

Приходилось слышать утверждения о том, что сотрудники НКВД, якобы, специально использовали при расстреле немецкое оружие, чтобы ввести в заблуждение общественное мнение. Но тогда сразу же возникает вопрос: “Откуда в апреле 1940 года Берия и Сталин могли знать, что немцы в июле 1941 года дойдут до Смоленска и что именно в этом месте поляков надо расстреливать, чтобы потом свалить вину на немцев?”  Не клеится одно с другим, совсем не клеится!

Поэтому надо более серьезно подходить к обвинениям в адрес нашей страны, которые не имеют под собой никакой почвы.

Выступление главного редактора газеты «Дуэль», автора книг «Катынский детектив»
и «Антироссийская подлость»
Ю. И. Мухина

Хотел бы рассказать, как я дошел до жизни такой.



В 1980-е годы я твердо был уверен, что поляков в Катыни расстреляли наши. Почему был так уверен? Я слушал «Голос Америки», а там достаточно регулярно, может быть, раз в полгода, вопрос о Катыни поднимался. Если кто помнит те времена, то тогда была такая ситуация - «Голос Америки» говорит, но ничего о том, что он вещает, в нашей печати не дают, однако по темам, поднимаемым этим «Голосом…», обязательно идут публикации в прессе.

Допустим, «Голос Америки» говорит, как в Америке хорошо живется и как много может купить американский гражданин на свою зарплату. Тут же в «Комсомольской правде» появляется статейка о том, сколько у них безработных, сколько бездомных. Вот такая была неявная дискуссия.



Но по Катынскому делу никогда ничего не опротестовывалось! Отсюда я пришел к выводу - если наши молчат, то, надо думать, наши и виноваты.

И так был в этом глубоко уверен до тех пор, пока не купил, кажется, в 1991 году сборник, который называется «Катынская драма». В этом сборнике были результаты расследования Катынского дела польской комиссией, помнится, в её составе был профессор Ч. Мадайчик. И эта комиссия, так сказать, экспертов, пришла к выводу о том, что польских офицеров убили русские.

Я начал читать их расследование и поразился, с одной стороны, глупости, а с другой стороны, тенденциозности. Что значит «глупости»? Поляки просто не знают советских реалий. Для них непонятно то, что, зная наши реалии, совершенно ясно.

Например, там основной акцент делался на то, что якобы в могилах Катыни не было найдено документов с датами позднее 1940 года. Но ведь было известно всем советским гражданам, что часть наказаний по советскому Уголовному кодексу сопровождалась, помимо обычных мер в виде конфискации имущества и прочего, дополнительным наказанием в виде лишения права переписки. Уже хотя бы на этом споткнулись бы и задумались!

И вот я посмотрел эту «Катынскую драму», представленные там «доказательства» и понял, что дело обстоит не так, что это геббельсовская фальшивка. Начал искать документы, но у меня в Казахстане их оказалось очень мало. Достаточно сказать, что был уже  1993 год, вся пресса говорила, что обнаружены документы о том, что поляков расстрелял НКВД, а я не могу нигде найти эти документы!

У меня были достаточно большие связи, я пытался найти документы за границей, пытался в Москве - и не мог. Потом Филатов дал мне сборник «Военные архивы». Как я понимаю, сборник выпустили сами фальсификаторы, и там я впервые увидел катынские «документы». А я к тому времени был уже, так сказать, опытным бюрократом - человеком, который в день переворачивал сотни документов, ставил на них сотни подписей. Мне любые документы были как родные - документы были моей средой обитания. Когда я глянул на эти катынские «документы», а они в сборнике были фальсифицированы уже во  второй раз, то увидел, что реально такие документы появиться не могли. Так в советских учреждениях документы не составляют и так по ним решения не принимают.

У меня было свободное время, и я, так сказать,  для души, написал маленькую книжку «Катынский детектив». Писал и издавал её с искренним чувством дружбы к Польше. Наивный был до крайности.

Я как бы говорил в этой книге: «Ребята, поляки, что же вы творите? Во-первых, офицеров в Катыни расстреляли все-таки немцы. Во-вторых, кого вы пытаетесь вывести в герои? Людей, которые дали присягу тебя защищать, обжирали тебя двадцать лет, нося офицерские погоны, а когда началась война - сдались в плен?! Ведь это же подлость! Что вы тащите их в герои?»

И вот эта книжка вышла, меня разыскали сотрудники польского посольства и пригласили на встречу. Я встречался с секретарем посольства и с Журавским, - он был одним из фальсификаторов дела. Я и к ним со всей своей наивностью подошел.

Говорю: «Ребята, есть вопрос с Катынью. Он запутанный. По одной версии - убили немцы, по второй - русские. Давайте проведем суд и рассмотрим все документы». И вот здесь я увидел, как они все аж напряглись - нет, суда не может быть! Почему это не может быть суда?

Они говорят: «Мертвых судить нельзя».

Я говорю: «Ребята, как это так? Не знаю, где это там мертвых судить нельзя, но у нас в России только тем и занимаются, что судят мертвых. Пока он живой - ему зад лижут. Как только умер - начинают судить! Это наш национальный обычай. Статья (она тогда была под номером пять в Уголовно-процессуальном кодексе России) говорит, что да,  мертвых судить нельзя, кроме случаев, когда требуется реабилитация. Вам срочно потребовалась реабилитация Гитлера, следовательно, должен быть суд, на котором Гитлер должен быть реабилитирован».

Вот тут возникло и осталось непонимание с польской стороной, и я понял, что полякам правда не нужна.

Среди фальсификаторов был такой, может быть, в какой-то мере наивный человек, Юрий Зоря, капитан первого ранга. Он был сыном одного из советских обвинителей на Нюрнбергском процессе. Зоря, похоже, в начале был искренне уверен, что поляков расстреляли мы. Он меня нашел, попросил о встрече. Когда я с ним начал говорить, Зоря вызывал отвращение, потому что мне не нравились фальсификаторы. В настоящее время он уже умер, но тогда, на тот момент, он имел вид такой, знаете… побитой собаки. Он по-прежнему говорил, что его статистические данные свидетельствуют о вине СССР, что он пришел к такому выводу на основании математической статистики. Ну вы же знаете, что есть обычная ложь, есть наглая ложь, а есть статистика - это по мере нарастания степени лжи. И Юрий Зоря ошибался в своих статистических выводах, но важно не это. Неожиданно Зоря мне сказал, что он отдалился от поляков. Раньше он у них был почетным гостем, а тут заявил, что больше с ними не общается, поскольку полякам правда не нужна.

А наши российские фальсификаторы в 1992 году попытались протащить это дело в Конституционном суде, но провалились, и после этого два года не показывали свои фальшивки никому. Однако шло время, фальсификаторы наглели, забывалось фиаско в Конституционном Суде. И они все же стали публиковать документы, в связи с этим к 2000 году у меня их уже скопилось довольно много. Пожалуй, все документы, которые были опубликованы. Хотя нет, все не скопились  - Сергей Стрыгин все достает и достает новые.

Я решил это дело просуммировать. Но поскольку на мои призывы провести суд никто не обращал внимание, я решил написать книгу «как суд». На суде выступает обвинитель. Он обвиняет и приводит доказательства вины. Я взял суммарные обвинения советской стороне, которые выдала прокуратура, - это их акт экспертизы по этому делу, и суммарные обвинения, которые выдала, так сказать, академическая сторона под руководством пресловутого «академика» Яковлева (которого недавно черти призвали к себе лекции читать).

Эти документы обвинителей России я поместил в свою книгу полностью, а рядом разобрал все высказанные ими положения. Получилось как на настоящем суде - выступает прокурор, выступает защитник. И предложил читателям: «Раз правительство не хочет доводить  дело до суда - пусть читатели (а они сейчас почти все имеют право быть присяжными заседателями) сами прочтут, посмотрят на эти доводы и скажут, кто убил».

Книга почти продана. Выпущена она была тиражом 15.000 экземпляров. Следовательно, примерно двадцать тысяч, а то и больше, человек ее прочитали. Я получил много писем с теми или иными доводами, замечаниями, советами, указаниями на мои ошибки, вплоть до издательских. Но я не получил ни одного письма от читателя, в котором бы он написал, что рассмотрел документы и пришел к выводу, что поляков всё же расстреляли  сотрудники НКВД.

Есть, конечно, всякие сомнения по поводу деталей. Ну вот, например, недавно в Интернете появилось сообщение, что да, конечно, прокуратура сфальсифицировала  документы. Но ведь всё же не найдены лагеря, в которых сидели военнопленные поляки - лагеря номер ОН-1, ОН-2, ОН-3. А Сергей Стрыгин недавно нашел и эти лагеря, и места, где они находились, и документы об их нахождении. То есть, люди если и сомневаются, то только в каких-то деталях. По основному положению - по вопросу о том, кто расстрелял - после прочтения книги сомнений нет. Расстреляли немцы.

Вот, собственно, всё, что я хотел сказать по поводу Катынского дела.

Теперь, заканчивая, выскажусь об основной цели нашего пикета.

Не надо в Катынском деле гнуть свою сторону, русскую. Мол, раз НКВД русское, значит, давайте отрицать вину НКВД и тем будем русских защищать. Не надо! Это вообще не годится, и не тот случай. Нужно требовать справедливого и четкого публичного рассмотрения этого дела в судебном порядке. С привлечением поляков и немцев - не надо ими пренебрегать - это дело необходимо рассмотреть в суде.

Кроме того, у меня есть мнение, что такой памятник нужно установить в Москве.

Да, он эпатажный.

Но вы знаете, установить его надо не для поляков. Установить его надо для наших офицеров. Чтобы знали, сукины дети, что если сдадитесь в плен, то вам единственная награда должна быть - пуля в затылок! Вы взялись защищать Родину - так защищайте её!

Выступление депутата Государственной Думы РФ
А.Н. Савельева

Я занимаюсь Катынским делом совсем недавно, хотя обратил на него внимание уже довольно давно. Потому что, как человек, который всю жизнь занимается наукой, все время задаю себе вопросы, когда возникают какие-то бурные политические дискуссии. Шум вокруг Катынского дела сразу породил у меня вопрос: «А кому это выгодно? И кто эти люди, которые разворачивают дискуссию?».



С течением времени стало понятно, что среди инициаторов «Катынского дела» находятся представители власти и общественные активисты, настроенные враждебно к нашей родине, или просто изменники. Это те же люди, которые разорили нашу страну экономически, разрушили  политически. Можно ли таким людям доверять, можно ли говорить о том, что они сообщают нам правдивую информацию? Я заведомо знал, что этим людям доверять нельзя. Поэтому, даже предполагая, что какие-то трагические события с польскими военнопленными могли происходить и в 1940-м году, я подозревал, что информация, исходящая от изменников, не может быть достоверной. И когда я коснулся Катынского дела уже в современном депутатском статусе, то решил прочесть заключение Главной военной прокуратуры, проводившей расследование с начала 1990-х годов. В конце концов, я смог прочесть этот документ, скрытый от глаз граждан под грифом «секретно».

Могу сказать, что гриф «секретно» на этом деле стоит только по одной причине: его стыдно публиковать. Никакого расследования на самом деле не было. Было изучение только узкого спектра документов и узкого сектора событий. Такая узость была предписана следствию высшим политическим руководством страны.

Поляки требуют передать им итоговые документы Главной военной прокуратуры по Катынскому делу, думая, что откроют в них для себя какую-то истину. Это требование бессмысленное. Ничего полезного не даст польской стороне чтение десятков страниц с механическим перечислением отдельных показаний, не связанных между собой аналитической мыслью и толком не изученных. Можно разве что увидеть там определенные «контрпримеры», которые должны быть изучены хотя бы потому, что напрочь опровергают главный вывод ГВП о том, что пленные польские офицеры якобы были расстреляны в 1940 году. По привычке задавать «неудобные» вопросы я могу к содержанию итоговых документов Главной военной прокуратуры по Катынскому делу задать десятки таких «неудобных» вопросов.

Поэтому, с моей точки зрения, можно говорить о том, что Катынское дело до сих пор не расследовано полностью по политическим причинам. Если мы зададимся вопросом: «Кому выгодно это дело?», то без труда ответим: оно выгодно нынешнему политическому руководству Российской Федерации и Польской Республики, которые выступают в удивительном альянсе - ненавидят друг друга, но действуют в одном и том же направлении.

Возникает и еще один альянс - коррупционного характера. Этот альянс фактически финансирует изменническую политику, обслуживая интересы «трубы» - проекта строительства русско-немецкого газопровода по дну Балтийского моря. Это колоссальные деньги, которые будут вынуты из карманов налогоплательщиков двух наших стран. Недешево обойдется этот проект и Польше.

Попытка создать новый общенациональный праздник, отмечая Смутное время, происходит также в связи с интересом некоторых политических сил натравить русских на поляков, поляков на русских, чтобы извлечь из этой ссоры свои выгоды.

Поэтому требование общественности о всеобъемлющем расследовании Катынского дела» я считаю совершенно  верным. Мы должны оказывать давление на свое собственное руководство. Претензии к полякам за русофобию у нас тоже есть. Но главные наши претензии должны быть обращены к нашему президенту, к нашему правительству, к нашей прокуратуре, к нашим спецслужбам, наконец, которые не могли не быть причастны к фальсификации Катынского дела.

Выступление координатора проекта «Правда о Катыни»
С.Э. Стрыгина

В своем выступлении я постараюсь кратко охарактеризовать правовую сторону Катынского дела и рассказать о некоторых результатах проводящегося в настоящее время независимого расследования истинных обстоятельств этого запутанного дела.



Вокруг Катыни за прошедшие десятилетия нагромождены целые горы изощренной лжи. Ложь сопровождала Катынскую провокацию с самого начала, она умело вплетена фальсификаторами даже в сами названия «Катынь», «Катынское дело», «Катынский лес».

Во-первых, правильно произносится это название не «Катынь», а «Катынь», с ударением на первый слог. Именно так раньше произносили и поныне произносят данный топоним местные жители: «Катынь», «Катынский лес», «Катынское дело», «Катынская трагедия».  Так произносили это название и другие русские люди во время войны. И лишь позднее в русском языке это название стали произносить на польско-немецкий манер, с ударением на последний слог: «Катынь».

Окончание следует, используйте кнопку 'назад' для перехода
В содержание номера
К списку номеров
Источник: http://www.duel.ru/200547/?47_2_1

Ю.И. МУХИН, АВН ТРЕБУЕТ ПРАВДЫ!, Мухин, 200547

Previous post Next post
Up