ПАМЯТИ СТАЛИНСКОГО НАРКОМА
31 МАРТА 2008 ГОДА НА 98-м ГОДУ ЖИЗНИ СКОНЧАЛСЯ ЛЕГЕНДАРНЫЙ СОВЕТСКИЙ НЕФТЯНИК И ЭКОНОМИСТ, БЫВШИЙ ПРЕДСЕДАТЕЛЬ ГОСПЛАНА СССР НИКОЛАЙ КОНСТАНТИНОВИЧ БАЙБАКОВ
Н.К. Байбаков родился 6 марта 1911 года в городе Баку.
Рабочий Баку - колыбель отечественной нефтяной промышленности - воспитал меня и дал мне путевку в жизнь. Надо ли говорить, что рос я с трудовой советской верой в прекрасное будущее моей страны, потому что мой город и окружающие его нефтяные промыслы - кладезь огромных богатств, которые должны обеспечить это будущее. Я стал свидетелем главных событий развития в стране нефтяной отрасли практически с первых дней ее становления.
В 1928 году я. к великой радости отца. стал студентом Бакинского политехнического института, самого престижного вуза республики. Тогда это было самой заветной мечтой многих бакинских мальчишек, твердо усвоивших формулу индустриализации: «Нефть - это кровь индустрии, а значит, и самой жизни».
Студенческая юность Николая Байбакова совпала с годами первой пятилетки. Тогда в основном завершилось техническое перевооружение нефтяной промышленности - первой из всех отраслей Союза, когда десятки предприятий страны сумели изготовить новейшее по мировым стандартам оборудование для нефтепромыслов.
Началось бурное освоение так называемой «подкирмановской нефтяной свиты» в Балаханах. Оно сулило огромные перспективы и ставило мой родной Ленинский промысел в число самых развивающихся и ведущих в стране. В такое удивительное время всеобщего энтузиазма сбылась моя давнишняя мечта - я стал полноправным инженером на этом промысле. Самый памятный и дорогой для меня успех в жизни - это проект, который был принят и внедрен как новый метод закачки цемента в водяной пласт под высоким давлением. Он дал хорошие результаты, и с тех пор все нефтяники называют его «методом Байбакова».
В течение 1935-1936 годов я проходил красноармейскую службу на Дальнем Востоке. Служил в особом 184-м артиллерийском полку рядовым красноармейцем, а затем получил звание командира. Артиллерия полка базировалась на конской тяге, и мы, как заправские конюхи, ухаживали за лошадьми, старательно чистили скребницами им спины и бока, засыпали в кормушки овес и сено, купали в местной речушке летом. На каждую пушку приходилось по шесть лошадей.
После армейской службы в январе 1937 года Николай Байбаков вернулся в родной Баку на промысел, стал работать заведующим промыслом, правда, недолго. В августе того же года его перевели на должность главного инженера треста «Лениннефть». Не прошло и года, как последовало новое назначение - управляющим этим трестом. И вот внезапно новая перемена в жизни. Н.К. Байбакову пришлось снова покинуть родные края, расстаться с родными, коллегами. Поводом, видимо, послужило его выступление на Всесоюзном совещании нефтяников в марте 1938 года, где речь шла о путях увеличения добычи в стране. Это совещание возглавлял тогдашний нарком топливной промышленности Л.М. Каганович.
В своем выступлении я, как управляющий трестом, рассказал об опыте работы своего коллектива, о борьбе с обводнением скважин, внедрении новой техники, что значительно увеличило добычу нефти. Честно и прямо, не кривя душой говорил и об упущениях в работе, о недочетах, тормозящих развитие Ленинского треста. Чувствовалось, что зал слушает меня понимающе, сочувственно.
Слушал меня и Л.М. Каганович, упершись заинтересованным взглядом в меня, порой что-то чиркая на лежащей перед ним бумаге. Как потом я узнал, мое выступление понравилось ему прямотой поставленных вопросов, и он обратил на меня внимание.
Через два месяца после совещания меня вызвал к себе один из руководителей республики, угостил чаем и тут же без обиняков сообщил, что приказом наркома топливной промышленности Л.М. Кагановича я назначен начальником недавно созданного объединения «Востокнефтедобыча» в Куйбышеве.
Перед объединением была поставлена задача выполнить решение XVIII съезда партии о создании стратегического нефтедобывающего района между Волгой и Уралом, иначе говоря, «Второго Баку», в который включили новорожденные тресты «Башнефть», «Сызраньнефть» и «Эмбанефть». Более развитым к тому времени был «Башнефть», где уже трудились прибывшие сюда опытные буровики из Баку и Грозного. Они пробурили здесь первые скважины и получили первые фонтаны нефти «Второго Баку».
В 1938 году объединение «Востокнефтедобыча» добыло около четырех миллионов тонн нефти. Тогда еще не знали о существовании мощных девонских нефтяных пластов, открытие которых через несколько лет коренным образом изменило ситуацию в этом районе, таком важном для хозяйства и обороны государства. Значит, в пристальном внимании ко «Второму Баку» проявилась важнейшая государственная интуиция, определившая судьбу страны в годы тяжелейших испытаний.
Волей судьбы я проработал в «Востокнефтедобыче» всего лишь около года. В 1939 году в Наркомате топливной промышленности было образовано Главное управление по добыче нефти в восточных районах страны. Я был назначен начальником этого Главка. Но опять ненадолго: в 1940 году меня утвердили заместителем наркома топливной промышленности под «железным» началом Кагановича, с которым судьба, таким образом, связала меня тесно. Теперь я встречался с ним на коллегиях, совещаниях, нередко доводилось беседовать лично.
Многие, кому доводилось работать с Л.М. Кагановичем, отмечали его крутой норов. Отсюда и прозвище - «железный нарком». Он был фигурой во всех смыслах внушительной. Его известность, влияние и власть могли приводить в трепет и страх. Тем более все знали о его близости к Сталину. Дело осложнялось тем, что Каганович, будучи наркомом, толком не знал нефтяное дело, поверхностно оценивал его проблемы, нередко игнорировал мнения профессионалов.
В 1940 году Н.К. Байбакову впервые довелось встретиться со Сталиным на совещании в Кремле, где обсуждались неотложные вопросы нефтяной отрасли. Ему было поручено сделать сообщение об обеспечении народного хозяйства и армии горючим в связи с нарастанием опасности войны.
Надо ли говорить, как я волновался в приемной Сталина, ожидая вызова на заседание! «Смогу ли взять себя в руки, не растеряться на этом высоком собрании под председательством Первого секретаря?» Но вот я вошел в большой кабинет, где царила обстановка вовсе не торжественная, а вполне деловая и спокойная, и я сразу почувствовал, как напряженность моя спала, я перевел дух, кто-то показал мне место, где я должен присесть, и, уже успокоившись, старался сосредоточиться на содержании записки, которую держал в руках. В ней сжато изложена суть проблем ускоренного развития промыслов за Волгой, особенно Башкирии - ведущем районе «Второго Баку». Хотя работая в Москве, не забывал я и о делах ишимбайских, всех начинаниях башкирских нефтяников и всеми мерами старался им помочь. (Может быть поэтому мне впоследствии было присвоено звание почетного гражданина города Ишимбая.)
Еще раз внутренне уверив себя, что хорошо знаю порученные мне вопросы, я огляделся, увидел Сталина. Да, он, знакомый облик, знакомый полувоенный френч человека, которого я знал по портретам. «Все нормально, обыкновенно!» - совсем успокоился я. И тут мне предоставили слово, голос мой зазвучал спокойно и деловито: видимо передалась атмосфера деловитости и дружественности этого кабинета.
Сталин, держа свою знаменитую трубку чуть-чуть в бок от себя, неторопливо и мягко ступая по ковру, прохаживался по кабинету, слушал внимательно, не перебив ни разу. А когда я смолк, он приостановился, словно что-то решал про себя, и после небольшой паузы начал глухим и негромким голосом задавать вопросы.
- Какое конкретно оборудование вам нужно?
Я отвечал уже совсем спокойно, вдаваясь в такие детали, в которые, готовясь к сообщению, не думал вдаваться. Сталин выслушал и опять спросил:
- Какие организационные усовершенствования намерены ввести? Что более всего сдерживает скорейший успех дела?
Подробно перечислили все наши дела и задумки, сказал и о «тормозах».
И опять Сталин, сделав несколько шагов по кабинету, принял соответствующие решения. Эта конкретность и переход сразу от слов к делу окрылили меня.
Я до сих пор не скрываю того, что был в числе тех, кто учился у Сталина, считая, что его ясный и решительный стиль должен быть присущ руководителям любого ранга. Где бы ни работал и при Сталине, и после него, я, следуя его примеру, всегда в меру своих сил старался внимательно выслушать каждого, с кем работал, искать истину в сопоставлении различных мнений, добиваться искренности и прямоты каждого личного мнения, но, прежде всего, искать доступные, реальные пути выполнения поставленных задач.
В 1940 году Наркомат топливной промышленности был разделен на два Наркомата: один ведал нефтью, другой углем. Наркомом нефтяной промышленности стал И. Седин, до этого работавший секретарем Ивановского обкома партии. Н.К. Байбаков получил пост его заместителя. В октябре того же года Седин доложил по телефону Сталину о том, что его задание выполнено - добыто 100 тысяч тонн нефти! Все эти результаты давались ценой неимоверных усилий работников всех уровней промышленности - от простого бурильщика до руководителя самого высшего звена. Страна спешно и упорно готовилась к неизбежной схватке с фашизмом, и военный аспект был преобладающим в работе всей отрасли.
С первых часов войны Наркомату нужно было срочно развернуть широкую работу по организованному набору добровольцев в нефтяную промышленность, разумеется, только тех, кто получил освобождение от призыва в действующую армию. А это в основном подростки, женщины, пенсионеры - десятки тысяч. К счастью, нефтяники уже имели богатый опыт ускоренного и массового обучения. Задача облегчалась еще и тем, что в первых рядах шли действительно добровольцы, движимые высоким чувством долга перед страной.
Нефтяники нового призыва не роптали на сразу же свалившиеся на них тяготы. Их самоотверженность исходила из ясного сознания того, что от добытчиков горючего непосредственно зависит жизнь и смерть солдат на небывалой дотоле войне - войне моторов.
В трагическом 1941 году советская нефтяная промышленность не только устояла, но и сумела шагнуть вперед. Так, нефтяники Баку, тогда главного нефтедобывающего района СССР, выполнили все государственные задания 1941 года и дали в первый год войны фронту и Родине 23,5 миллиона тонн нефти - показатель небывалый за всю историю нефтяного Баку.
В состав созданного при Наркомате нефтяной промышленности специального штаба, который поручили возглавить мне, входили представители Наркомата обороны и Главнефтесбыта. Штаб собирался фактически каждый день и работал четко и слаженно. Особое значение в штабе придавалось обмену оперативной информацией с мест - о возможностях и нуждах трудовых коллективов и особенно потребностях фронтов, после чего принимались решения об обеспечении их горючим.
Из тех, кто никогда не боялся предлагать штабу самые ответственные и крупные решения, мне больше всех запомнился Андрей Васильевич Хрулев - начальник Главного управления тыла Красной Армии. Ноша ответственности была на него взвалена небывалая и непомерная, и все-таки он нес ее спокойно и мужественно. Я рад, что в тяжелую годину мне довелось работать с такими людьми, как он, - прямодушными и обязательными в каждом слове.
Значение нефти как стратегического сырья, способного решить исход всей войны, понимало и гитлеровское руководство. Проблема горючего для Германии была действительно важнейшей. К началу военных действий она производила лишь 8-9 миллионов тонн бензина и дизельного топлива, в основном из угля. Своей же нефти противник практически не имел, в какой-то мере восполняя потребности из союзной Румынии. Но не хватало и ее. Вот почему нацисты возлагали большие надежды на захват кавказских нефтепромыслов.
Ставка была велика. 1 июля 1942 года на совещании группы армий «Юг» Гитлер заявил: «Если не получу нефть Майкопа и Грозного, должен буду покончить с этой войной».
В один из тех жарких июльских дней меня вызвал в Кремль Сталин. Неторопливо пожал мне руку, взглянул на меня спокойно и просто негромким, вполне будничным голосом сказал:
- Товарищ Байбаков, Гитлер рвется на Кавказ. Он объявил, что если не захватит нефть Кавказа, то проиграет войну. Нужно сделать все, чтобы ни одна капля нефти не досталась немцам. И чуть ужесточив голос, добавил:
- Имейте ввиду, если вы оставите немцам хоть одну тонну нефти, мы вас расстреляем.
Я до сих пор помню этот голос, хоть и спокойный, но требовательный, спрашивающий, его глуховатый тембр, твердый кавказский акцент. Сталин не спеша прошелся по кабинету и после некоторой паузы снова добавил:
- Но если вы уничтожите промыслы преждевременно, а немец их так и не захватит, и мы останемся без горючего, мы вас тоже расстреляем.
Тогда, когда почти снова повторялось лето 1941 года, очевидно, иначе и нельзя было говорить. Я молчал, думал и, набравшись духа, тихо сказал:
- Но вы мне не оставляете выбора, товарищ Сталин.
Сталин слега остановился возле меня, медленно поднял руку и слегка постучал по виску:
- Здесь выбор, товарищ Байбаков. Летите. И с Буденным думайте, решайте вопрос на месте.
Вот так, с таким высоким отеческим напутствием я был назначен уполномоченным ГКО по уничтожению нефтяных скважин и нефтеперерабатывающих предприятий в Кавказском регионе, а если потребуется, и в Баку.
На следующий день в ГКО была создана группа специалистов для проведения особых работ на промыслах Северного Кавказа. По предложению Н.К. Байбакова организовать работу было решено следующим образом: если враг приблизится к промыслам, демонтировать и вывезти на восток страны все ценное оборудование, малодебитные скважины немедленно вывести из строя, а особо богатые использовать до последней, критической минуты и при самых крайних обстоятельствах также уничтожить.
В группу для особых работ под руководством Н.К. Байбакова вошли опытные инженеры-нефтяники, а также специалисты взрывного дела из Наркомата внутренних дел. Специальным самолетом они вылетели в Краснодар, денно и нощно вели разработки технологии вывода из строя и отрабатывали методы долговременной консервации скважин. Использовался и опыт английских специалистов, которые ликвидировали нефтяные скважины на острове Борнео в 1941 году. Однако зарубежный опыт оказался не столь эффективным. В результате был разработан свой, наиболее радикальный и надежный способ, который впоследствии себя полностью оправдал.
Все работы по подготовке промыслов к уничтожению предписывалось вести только с ведома штаба Южного фронта, которому мы непосредственно подчинялись. Мне сообщили, что штаб и командующий фронтом С.М. Буденный после того, как был оставлен Ростов-на-Дону, находятся в Армавире, и мы поспешили вылететь туда на У-2.
С высоты развернулась страшная картина всеобщего отступления. Внизу пылали хутора и станицы, по дорогам и проселкам отходили наши армейские части - где редкими колоннами, где разрозненными группами, а где толпой вместе с беженцами. Над Армавиром, когда наш самолет стал снижаться, мы с ужасом обнаружили на земле прорвавшуюся немецкую бронетехнику.
Штаб фронта и его командующего мы отыскали в станице Белореченской. Увидев Семена Михайловича, я выпалил сходу:
- Семен Михайлович, давайте команду на проведения спецмероприятия!
- Коля, не торопись, - добродушно ответил Буденный. - Моя кавалерия остановила танки.
Однако положение было крайне тяжелым. Я собственными глазами видел, как спешно отступали наши войска. Не забыл я и того, как Сталин постучал пальцем в висок, произнеся: «Выбор здесь...» Да, нужно думать самому, как теперь действовать, с учетом всей сложности ситуации. Ясно, что немцев сейчас никак не задержим, и если они захватят краснодарские промыслы в целости и сохранности, то, получив горючее для своей техники, с еще большей яростью и силой ринутся к Волге и Кавказу, и тогда не сносить мне своей головы. Да что там моя голова!
По телефону из штаба фронта на свой страх и риск я отдал нефтяникам приказ - приступить к немедленному уничтожению скважин, сам сел в машину и поспешил на промыслы. Не успел доехать до станицы Апшеронской, как меня разыскал по телефону член Военного Совета Южного фронта Каганович и дал команду на ликвидацию промыслов.
Работа моей группы развернулась полным ходом под боком у немцев, ибо они уже подошли к станице, откуда простирался на восток район нефтепромыслов Краснодарского края. Апшеронскую электростанцию взрывали уже под автоматным и пулеметным огнем врага.
Трудно передать состояние людей, разрушавших то, что строили сами, чему отдали все свои силы и считали делом и подвигом всей жизни. Когда взрывались первые (по графику) нефтеперекачивающие и компрессорные станции, люди плакали, метались в душевном смятении. Потом, как бы отупев от горя, примирились с необходимостью разрушать созданное ими. Ожесточенно и сурово думали, получая хоть какое-то облегчение: ничего, зато врагу не достанется ни капли нашей нефти!
Все намеченные спецработы выполнялись быстро. До августа 1942 года на восток страны было отправлено около 600 вагонов с оборудованием, в район Грозного вывезена вся добытая за последние дни нефть. Но враг наступал, и приходилось уничтожать все новые и новые промыслы.
Так или иначе, главное задание Комитета Обороны было выполнено. На Кубани враг так и не получил ни одной капли горючего. Впоследствии стало известно, что в Германии уже было создано акционерное общество «Немецкая нефть на Кавказе». Однако почти за полгода немецкой оккупации Кубани прибывшим сюда из Германии специалистам по нефтедобыче не удалось восстановить ни одной скважины. Немецкие танки и самолеты остались на скудном рейховском пайке.
Уже после освобождения Краснодара советскими войсками, вернувшись на промыслы, был обнаружен огромный запас труб, завезенный сюда из Германии для разработки нефтяных месторождений. Вот как вышло: не отдав ничего своего оккупантам, мы даже получили трофеи. Трубы эти очень пригодились для восстановления промыслов.
В сентябре я вернулся в Москву к делам в Наркомате. Не сразу, признаюсь, удалось войти в рабочее состояние и душевное равновесие. Перед глазами неотступно стояли сцены и картины увиденного и пережитого мной во фронтовой полосе: кроваво-черные кусты взрывов, заживо заваленные землей и щебенкой люди, убитые, смертельно раненые, стонущие солдаты, слезы, разрушения.
Между тем фронтовая обстановка по-прежнему оставалось тяжелой и требовала максимальной рабочей сосредоточенности. Враг, выйдя к Волге в районе Сталинграда, отрезал пути снабжения фронтов горючим, ранее проходившим от Баку через Ростов-на-Дону по железной дороге и по Волге. Положение становилось критическим. Ведь Бакинские промыслы продолжали оставаться основными источниками нефтеснабжения страны.
Вот тут и проявилось со всей силой и важностью стратегическое значение «Второго Баку», строительство которого началось еще до войны и жизненную важность его мы так остро ощутили. Хотя его доля в общесоюзной добыче была сравнительно невелика, но это была золотая доля - нефть, перерабатываемая практически на месте добычи заводами Центра и Поволжья.
Из-за постоянных перебоев с вывозом нефти и нефтепродуктов бакинские нефтехранилища оказались переполненными, нефть девать стало некуда и большое количество скважин консервировалось. Что делать в такой фактически безвыходной ситуации? Не прекращать же добычу нефти, когда потребность в ней отчаянная. Требовалось незамедлительно использовать весь огромный трудовой опыт и потенциал бакинских нефтяников, техническую смекалку и умение находить неординарные решения.
И вот возникает невероятное, с точки зрения технологии, предложение: нефть добывать, не сбавляя прежних темпов, и гнать ее по трубопроводам на перерабатывающие заводы в «Черный город», снимать там энергетическую верхушку, а остаток возвращать обратно и закачивать в нефтяной пласт. Конечно, такое предложение даже для бывалых знатоков казалось нереальным. Взвесив все «за» и «против», Байбаков признал предложенный выход единственно возможным, полностью поддержал и санкционировал его реализацию.
Однако для того, чтобы более полно использовать потенциал Баку, возникло куда более радикальное решение о быстрой разработке нефтеносных районов между Волгой и Уралом. ГКО обратился к бакинским промысловикам с призывом срочно перебазироваться в необжитые районы для поднятия нефтяной целины, для ускорения добычи нефти в нужных стране объемах.
Как первый заместитель наркома Н.К. Байбаков был назначен представителем ГКО по перебазированию большого количества нефтяников и техники кавказских районов на Восток. С этой задачей он справился блестяще.
Всего за три месяца почти девять тысяч бакинских нефтяников, большинство с семьями, организованно выехали в восточные районы. На колесах оказался почти весь цвет нефтяной промышленности Азербайджана. «Второй Баку» постепенно набирал силу.
Битва за нефть, наполненная и подвигом, и драмой, как всякая битва, протекала неровно: успехи сменялись неудачами, имелись свои прорывы и критические ситуации. Когда гитлеровцам казалось, что теперь-то они перекрыли все пути поступления нефти на наши нефтеперерабатывающие заводы, снабжавшие фронт горючим, нефть неожиданным для них способом все же на эти заводы поступала. И то, что у нас с невероятной быстротой нарастало количество самолетов и танков, полностью обеспеченных горючим и боеприпасами, ошеломляло врага, вносило смятение в его ряды.
Вот лишь некоторые эпизоды грандиозной битвы за нефть. В невероятно короткие сроки проложен нефтепровод Астрахань-Саратов, для которого частично использованы трубы и насосные станции из демонтированного трубопровода Баку-Батуми. И построен в напряженные дни Сталинградской битвы!
Весной 1942 г., когда Ленинград оказался отрезанным от Большой земли, по льду и дну Ладоги всего за 50 дней проложен 28-километровый бензопровод, пропускавший до 400 тонн горючего в сутки. Он обеспечивал топливом и Ленинградский фронт, и город.
В 1942-1943 годах решена невероятно трудная задача обеспечения природным газом оборонных заводов Поволжья. За счет эвакуации предприятий из западных районов страны создан промышленный центр Безымянка вблизи Куйбышева, где сосредоточились авиационные заводы. Для их обеспечения топливом в короткие сроки проложен трубопровод от Бугурусланских месторождений до Безымянки, в район, дававший значительное количество военной техники, в том числе и знаменитые штурмовики.
В конце 1942 года большая группа нефтяников впервые награждена орденами и медалями. Н.К. Байбаков был отмечен орденом Ленина.
Исход великой победоносной Сталинградской битвы поставил точку и в грозной эпопее битвы за нефть. Открылся, наконец, свободный доступ по Волге для бакинской нефти.
В 1944 году Н.К. Байбаков становится наркомом нефтяной промышленности.
Мое назначение на этот пост предварительно со мной никак не обсуждалось. И только через три месяца Сталин вызвал меня для беседы о состоянии дел в отрасли…
- Товарищ Байбаков, мы назначили вас наркомом нефтяной промышленности.
И хотя меня это сообщение не удивило, так как я уже фактически управлял отраслью в качестве главы, но эти слова означали для меня окончательное утверждение в новой должности.
Я набрался решительности и спросил:
- Товарищ Сталин, но ведь перед этим никто даже не поинтересовался, смогу ли я справиться?
Сталин искоса с какой-то своей затаенной улыбкой взглянул на меня, затянулся трубкой, откашлялся и негромко сказал:
- Товарищ Байбаков, мы хорошо знаем свои кадры, знаем кого и куда назначать. Вы коммунист и должны помнить об этом...
Далее разговор зашел о проблемах нефтяной индустрии.
- Вы знаете, что нефть - это душа военной техники?
- Товарищ Сталин, - подтверждая, ответил я, - это не только душа военной техники, но и всей экономики.
- Тем более скажите, что нужно, - доверительным тоном подбодрил меня Сталин, - для развития отрасли.
- Надо «Второе Баку» осваивать, там мы открыли два крупнейших месторождения - ударили фонтаны. Это очень перспективные месторождения. Сталин меня выслушал, прошелся раз-другой вдоль стола и настойчиво повторил:
- А что нужно?
- Капиталовложения нужны, товарищ Сталин, оборудование. А еще нужны знающие строители.
Я решился тут же изложить все свои наиболее принципиальные соображения о путях развития нефтяной промышленности. Сталин слушал вдумчиво, сосредоточенно.
- Хорошо! - наконец, сказал он, - Вы изложите все эти конкретные требования в письменной форме, я скажу Берии.
Сталин тут же набрал номер телефона Берии, как первому заместителю Председателя Совнаркома, который курировал топливные отрасли.
- Лаврентий, вот здесь товарищ Байбаков, все, что он просит, дай ему.
Кажется, самый трудный вопрос был оперативно, без всяких проволочек решен. Забегая вперед, скажу, что наша отрасль вскоре получила все - и материалы, и оборудование, и толковых строителей.
И вдруг Сталин снова повторил:
- Нефть - это душа военной техники. Мы создали и танки, и самолеты, и машины - хорошие. Много у нас и трофейной техники. Но все это не придет в движение, если не будет бензина, дизельного топлива...
Я предложил Сталину, назвав конкретные оборонные заводы, перевести их на выпуск буровых станков и другого нефтяного оборудования для промыслов. Сталин тут же отдал необходимые и важные распоряжения. Так, говоря языком сегодняшнего дня, началась в стране конверсия предприятий.
Этот продолжавшийся полтора часа разговор был сложным, но и одновременно ясным, насыщенным мыслями и решениями, одним из определяющих судьбу нашего государства и особенно нефтяной отрасли в конце войны, в преддверии послевоенных лет. Когда он закончился, Сталин вдруг опять спросил:
- Вот вы - такой молодой нарком... Скажите, какими свойствами должен обладать советский нарком?
- Знание своей отрасли, трудолюбие, добросовестность, честность, умение опираться на коллектив - начал медленно и подробно перечислять я.
- Все это верно, товарищ Байбаков, все это очень нужные качества. Но о важнейшем вы не сказали.
Тут Сталин, обойдя вокруг стола, подошел ко мне. Я решил подняться, но он не позволил, коснувшись чубуком трубки моего плеча.
- Советскому наркому нужны прежде всего «бичьи» нервы (так характерно произнес он слово «бычьи») плюс оптимизм.
Много лет прошло с тех пор, всякое было в жизни - и хорошее, и горькое, но эти слова запали мне в душу. В трудную, критическую минуту в моей судьбе они всегда вспоминались. «Бичьи нервы плюс оптимизм» - сколько раз приходили эти слова мне на ум и чаще всего на посту председателя Госплана.
…Выдвижение Хрущева на первую роль в партии, а значит, в государстве, для многих было неожиданным. Все-таки он до этого не входил даже в первую «пятерку» членов Политбюро, над ним еще витала тень сталинской полуопалы. Не числилось за ним ни громких всенародных деяний и заслуг, ни теоретических работ, только голод на Украине, о котором старались не вспоминать, как и о сдаче Киева в 1941 году. Зато бытовало мнение - крепок, ухватист, хороший хозяйственник, то есть типичный партийный практик, умеет вызвать к себе симпатию простой речью и обхождением, располагал к себе и внешний облик: простецкое лицо и жесты, простодушие, как знак добропорядочности.
…Как-то в беседе с Н.К. Байбаковым Н.С.Хрущев спросил:
- Как вы, Председатель Госплана, смотрите на создание совнархозов вместо министерств?
Я ответил:
- Нельзя ликвидировать министерства топливно-энергетические, оборонной промышленности, транспорта, сырьевые и машиностроительные. А если нужно проверить целесообразность создания совнархозов, то лучше начать с отраслей, производящих товары народного потребления и продовольствие, то есть с местной и пищевой промышленности.
- Ради только этого не стоило бы создавать совнархозы, - сказал Хрущев.
- Но если мы ликвидируем министерства, то потеряем бразды правления в экономике, - возразил я, - не будет управления отраслями, развалим хозяйство, разбалансируем экономику.
Окончание следует, используйте кнопку 'назад' для перехода
В содержание номера
К списку номеров
Источник: http://www.duel.ru/200816/?16_3_1