НАДО ЛИ БОЯТЬСЯ НАРОДА?
НАДО ЛИ БОЯТЬСЯ НАРОДА?
СЕРГЕЙ - ДА
Ю.И. МУХИН - НЕТ
Как избежать?
Я давно в общем знаком с «Законом о суде народа» и согласен с ним. Юрфак всё-таки. Но вот что мне недавно пришло на ум. «Ухудшение жизни народа без веских причин является преступлением» против народа, улучшение жизни народа - подвигом. Это понятно и правильно. Но возникает вопрос: что же делать, если народ просто не понимает? А он не поймёт, потому что, как только Шенин вложит средства в проект типа МАКС-Спираль или Буран-Байкал, ему это тут же будет поставлено в вину. Я и до знакомства с вами (через ваши работы) подобные наблюдения проводил - вполне трезвомыслящие люди не понимают необходимости развития космоса и авиастроения.
Какой критерий «вескости» причин? Без него почти любой руководитель, предпринявший экстренные прорывные шаги, подпишет себе приговор на срок. То же самое и с экономическим рычагом влияния - при принятии Шениным невыгодных Западу ходов Запад без особого труда может осложнить положение страны так, что это скажется на уровне жизни населения. Опять же, для эффективных контрмер, вероятно, могут понадобиться (я мало что понимаю в экономических и военных вопросах) крупные средства.
Мне можно не объяснять, что уходящие сегодня «втихую» деньги гораздо больше необходимых для аэрокосмических программ, но если открыто заявить об их финансировании, то немедленно найдутся утверждающие, что это и есть тормоз развития и «давайте-ка мы этого Шенина...». Более того, им поверят. И поверит много народу, который маловозможно переубедить. У меня отец такой: как я ни пытался аккуратно его к чему-то подвести, он держится за стереотипы так, будто я его убивать собираюсь. Хотя человек очень неглупый.
Как, в соответствии с вашим Законом, избежать ситуации, когда руководитель, делающий инвестиции в будущее, не в состоянии убедить избирателей в необходимости оных, и как следствие, подвергается осуждению? Хотел бы по возможности получить комментарий. С комприветом.
НАЧАЛЬНИК И НАРОД
Сначала о руководителе
Вообще-то избежать того, чтобы народ тебя не осудил, очень просто - не иди во власть. Боишься - сиди дома! Однако, Сергей, Вы не замечаете подлости самой постановки такого вопроса. Эта подлость уже несколько поколений внедряется в умы и внедрена до степени, когда уже стала считаться благородной истиной. Возьмем пример из другой области.
Вот армия, вот люди, которые хотят получать от народа содержание за то, что они будут профессиональными воинами. Но воин может быть убит в бою, это для него самая естественная смерть; соответственно, для офицера и вопроса не может быть - убьют ли его? Если не убьют, то это всего-навсего повезло. Конечно, это не самоубийцы, а обществу смерть офицеров абсолютно не нужна и является и для общества трагедией, да и офицеры должны делать все, чтобы врага убить, а не самим погибнуть. Но, повторю, смерть в бою для них естественна. И если офицер задается не вопросом, как убить врага, а вопросом, как уцелеть, то это не офицер - это подонок. Обжирать народ согласен, а отдать ему долг не хочешь?! Не имеет права офицер задаваться вопросом, как уцелеть в бою, - это подло и все тут!
Точно так же человек, идущий служить народу во власти, не имеет права думать о том, что сделает с ним народ после этого. Что сделает, то и сделает, - не без риска. Но на этот риск надо наплевать и забыть о нем, поскольку бояться его подло! Ведь ты идешь во власть для улучшения жизни народа - вот и думай только об этом. И поступай так, чтобы жизнь твоего народа сделать прекрасной - об этом думай, а не о себе.
Побочный вопрос - а если во власть попадет сумасшедший? А как, если он проходит чистилище предвыборной кампании и публично показывает себя? Кроме этого, с точки зрения науки управления людьми, президент - это глупость. Высшая власть должна быть коллективным органом, ответственным перед народом, а в этом коллективе любые отклонения от нормы сгладятся.
Теперь о собственно народе.
Народ как толпа
Надо сказать, что та часть народа, которую зовут населением или избирателями, может быть совершенной сволочью, однако это оттого, что это толпа, а толпа не понимает, что делает, посему не в состоянии предсказать последствия своих поступков. То есть, сволочизм народа имеет причиной глупость толпы.
Как спасается народ от собственной глупости? Спасается народ не умом, а чувством, как ни горько это признавать. Он подменяет свой ум верой в того или иного человека, в ту или иную идею и полагается на свое чувство - чувство того, правильно он верит или нет. Причем, влияние тягот народа на его чувства на самом деле имеет третьестепенное значение - народ пойдет и на тяготы, если будет чувствовать, что то, что он делает, он делает правильно.
Причем, что делает русский народ (и советский) особенно великим - в основе его, народного, «правильно» лежит чувство справедливости. Это очень ценно, хотя и не спасительно ввиду, повторю, глупости народа как толпы.
Вспомним, СССР уничтожали «ради справедливости». Ведь в то время никто из разрушителей и словом не обмолвился, что народная собственность будет разворована. Наоборот. Все будущие воры вопили: разве это справедливо, когда партноменклатура лечится в специальных больницах, а народ - в простых?
Так как же было глупой толпе с пеной у рта не голосовать за Ельцина, который «на простом трамвае ездил лечиться в простую поликлинику»? Тупой алкаш? Плевать! Главное, что справедливый! Ельцина подавали народу, как справедливца, идущего во власть, чтобы лишить партноменклатуру привилегий и тем сделать жизнь справедливой, - как же толпе за него не проголосовать?
Помню предвыборное собрание кандидатов в депутаты на Съезд Советов. Экибастузские шахтеры выдвигали кандидатом партноменклатурщика, ставшего «демократом», причем у того по морде было видно, что это прожженный подонок. И этот подонок нагло обещал всем, что если его изберут, то он сделает Павлодарскую область первой категории снабжения.
Поясню. Тогда все товары стоили очень дешево, поэтому раскупались очень быстро, недаром ведь в 90-х годах граждане России ели мяса вдвое больше, чем сейчас. Но только в магазины одной Москвы товары завозили до полного насыщения - «под завязку» - это и была «первая категория снабжения», а в остальные города дефицитные товары завозились по нормам и быстро раскупались. Поэтому и получалось, что при забитых домашних холодильниках в магазинах то того не купишь, то другое не успеешь купить. Это раздражало, хотя, повторю, речь шла только о дефицитных товарах и только в магазинах. Скажем, мясо по 1 рубль 80 копеек могло быть в магазине только до обеда, поскольку сразу же раскупалось, а на базаре по 3.50 лежало до вечера: «бери-не хочу». Но все хотели брать и вечером тоже, но только по рубль восемьдесят в магазине, а такое было только в магазинах Москвы!
Вот этот наглый тип и обещал сделать в Павлодарской области, как в Москве. Я в перерыве собрания подхожу к шахтерам и спрашиваю:
- Вы же видите, что он брешет? Ведь, чтобы мяса и в Павлодаре было, как в Москве, его нужно больше производить, а не делить поровну.
- Видим, что брешет.
- Тогда почему голосуете за него?
- А вдруг у него получится?
Первое что бросается в глаза, - это глупость этих шахтеров, которая заставляла их надеятся на исполнение заведомо неисполнимого. Но всмотритесь дальше в суть двигавших ими мотивов. Разве это справедливо, когда бездельная уже и тогда Москва обжирала их, работяг? И, поверьте, у них на уме была халява, а в основе чувства была мысль - добьется этот брехун первой категории снабжения для Павлодарской области или нет, это второй вопрос, но, может быть, хоть Москву лишит этой категории, а это уже шаг к справедливости. И такая мысль, даже неосознанная, уже греет душу толпе.
«Элита» народа
В вопросе справедливости, правда, следует из общенародной толпы выделить кучку тех, кто сам себя зовет «элитой» и вертится на виду у всех. Это совершенно иной мир, во-первых, самый глупый при непомерной амбициозности и уверенности в своем уме - это глупцы, которые свою память считают своим умом. Если весь народ, может, и не знает такого количества слов, сколько их знает «элита», то зато народ понимает значение тех слов, которые знает, и способен с помощью этого знания мыслить более-менее самостоятельно. А «элита» способна только болтать на любые темы и только так, как в ее кругу считается правильным. Она даже не способна задуматься над тем, как правильно на самом деле, поскольку повторение «правильных» положений она и считает своим мыслительным процессом.
Во-вторых, это мирок исключительно подлый. Нормальный человек из народа, вне зависимости от того, чем он занимается, старается со всеми - с соседями, с коллегами, с людьми на улице - жить в мире (на фига ему лишние ссоры?). И посему у него подспудно сохраняется чувство справедливости, без которого в мире с остальными людьми жить невозможно. А вот мир «элиты» это мир зверей. В этом мире человек человеку шакал, правда, улыбающийся и вежливенький шакал, который никогда не заматерится, но немедленно предаст и продаст любого и любое во имя собственной выгоды, никчемность которой он по глупости понять не в состоянии. В мире «элиты» властвует чувство глупой алчности материальных благ и славы.
Мир народа - это мир реальных дел, а мир «элиты» - это мир болтовни, и только. «Элита» охотно будет давать советы по любому поводу, поскольку советы это слова, которых она знает много, но «элита» панически боится стать исполнителем реальных дел, поскольку инстинктивно понимает свою умственную никчемность, делающую ее негодной для дела.
Время от времени в метро встречаются рекламы курсов, на которых вас всего за 1000 долларов научат, как на бирже выиграть миллион, причем, совсем не исключено, что преподаватели этих курсов действительно уверены, что они могут этому научить. Но если ты знаешь, как выиграть миллион, то почему же его не выиграешь? Почему пытаешься вытащить у кого-то из кармана всего 1000? Вот в этом вся «элита».
Мирок «элиты» панически боится народа. И не потому, что народ ему что-то сделает, и не потому, что «умной элите» с народом скучно, а потому, почему учащие, как выиграть миллион, сами его не выигрывают. Народ начнет говорить о реальных делах, а «элита» их не понимает, и ей в таком разговоре останется явить свою глупость, что для «элиты» самоубийственно. И этот страх панический.
Вот, к примеру, мирок супер-пупер «элиты» - журналисты. Ну, кто еще у нас умнее журналистов? Все-то они знают, обо всем судят, всех учат. Но вот вдумайтесь в такой эпизод из книги журналистки Е. Токаревой, смысла которого она сама не поняла.
«Пресса и население дружно жили по разные стороны баррикад. Летом 2004 года на фестивале прессы в Дагомысе я разговорилась с генеральным директором РОМИР - Андреем Милехиным. Оказывается, он читатель «Stringer», а на груди у меня болтался бейджик с названием моей газеты - и Милехин подарил мне в честь личного знакомства магнитный диск с исследованием РОМИР Мониторинг, посвященным прессе. Это был сравнительный анализ представлений о наиболее важных вопросах бытия, присущих обществу в целом и... прессе как особой социальной страте. Зазор между тем, что представляется важным прессе и гражданам великой страны, - огромный. Придавая большое значение делу ЮКОСа и считая его индикатором состояния демократии в обществе и рыночной экономики, пресса ошибочно полагала, что ее страхи разделяет Россия в целом. Но обществу ЮКОС был до лампочки…»
Оцените проблему: пресса обязана формировать общественное мнение, чтобы на выборах победила та партия, которая содержит прессу, - иначе на кой хрен этим журналистам деньги платить?! И тут, оказывается, опросы общественного мнения показали, что народу вообще наплевать на то, о чем там вякают эти «великие умы прессы». Для любого человека из народа, занимающегося делом, сообщение о том, что он производит брак, было бы трагедией - он немедленно бросился бы разбираться, в чем там дело - где брак? По каким параметрам? В какой детали?
Как же иначе? Ведь так и с работы выгонят или разоришься! Но вы посмотрите, как поступила эта самая наша сраная «элита».
«Любопытно то, что Союз журналистов России, который организовывал фестиваль прессы в Дагомысе, попросил Милехина не говорить в докладе об этом расхождении во взглядах между обществом и прессой».
То есть, засунули голову в песок, и никаких проблем нет! Ни малейших попыток выяснить, что пресса делает не так, в чем брак? И посмотрите, как пресса сама себе объяснила, почему она не занимается исправлением брака.
«И так, безусловно, ясно, что пресса, при всей ее ангажированности и продажности, является носителем более передовых взглядов, чем общество. В первую очередь, в силу профессиональной информированности, обязанности анализировать, сравнивать, думать».
То есть, они не сравнили расхождение позиций прессы и народа, не проанализировали и не задумались над тем, почему не способны оболванивать «глупый» народ, только потому, что сами они очень умные из-за своей «обязанности анализировать, сравнивать, думать». Ну как режиму полагаться на таких кретинов российской «элиты»?! Как же удивляться тому, что режим вынужден был пойти на позор открытой подтасовки результатов выборов и на снятие порога числа пришедших на выборы? А что ему еще делать, если пресса не способна повлиять на мнение народа? Если вонючая кучка российской «элиты» это одно, а народ - другое?
Единственно, что осталось «элите», это обслуживать ту, уже очень незначительную часть народа, которая интересуется «общественной жизнью» (под чем она понимает, как и «элита», повторение телевизионной болтовни), да развлечение народа сплетнями.
А как же тогда быть? Как руководить такой толпой?
Несложно. С «элитой», ввиду ее глупости, вообще проблем никаких - станет у руля страны настоящий руководитель, и «элита» мгновенно станет как при Сталине. А что касается самого народа, то руководителю всего-навсего нужно отдавать ему всего себя и поступать справедливо. Толпа такого поймет и примет - почувствует, что он живет для нее. Не надо заискивать перед ней, не надо пытаться завоевать любовь и расположение толпы, а просто надо ей служить и жесткой рукой вводить в толпу справедливость. Не надо играть роль народного радетеля: жизнь не театр - не получится. Нужно им быть, а это несложно.
Попробую пояснить свои мысли парой личных примеров.
Тятя
На нашем заводе работал ветеран, пускавший первую печь завода, - Анатолий Иванович Григорьев. Металлург, прекрасно знавший все работы и все специальности в цехе: на какой бы он должности ни работал, всегда был, как говорится, «в каждой бочке затычкой», т.е. всегда и везде всё проверял сам, сам за всем следил, и не потому, что не доверял подчинённым, просто такой по характеру человек. Помню, рассказывал бывший начальник смены о том, как работал с Григорьевым, когда тот тоже был ещё начальником смены: «Идёт обходить цех перед приёмкой у меня смены. Через 20 минут возвращается и уже более грязный, чем я после 8 часов работы». Мне Григорьев всегда был симпатичен, кроме этого, своим отношением к людям и делу он напоминал мне киношного Чапаева. Так вот, Григорьев получил от рабочих кличку «тятя».
К пенсии в 50 лет он подошёл в должности начальника плавильного цеха и стал проситься на лёгкий труд - старшим мастером. Юмор этой просьбы, наверное, трудно понять. По моему мнению, на заводе есть две должности, тяжелейшие по сумме ответственности, - это должности директора и начальника цеха. И две собачьи должности - старшего мастера и Главного инженера. Собачьи потому, что ни тот, ни другой не имеют права покинуть завод, пока там что-то не работает или плохо работает. Только главного инженера задерживают лишь крупные аварии, но на всём заводе, а у старшего мастера аварии любые, но всего на четырёх печах своего блока.
Тятю не отпускали с должности начальника цеха, поскольку, все плавильные цеха были в очень тяжёлом состоянии, начальников, способных справиться с этой работой, было мало, найти и подготовить достойных не успевали, многие пробовали, да не все в тех условиях выдерживали эту работу. Но Тятя всё же добился своего, и начал работать старшим мастером, но недолго. Спустя несколько месяцев Донской, не сумев уговорить Григорьева, пошёл на беспрецедентный шаг - надавил на Тятю партией. Я, само собой, на парткоме не был, но помню репортаж с него в заводской многотиражке. Члены парткома призывали Тятю вспомнить, как во время войны коммунисты первыми поднимались в атаку и т.д. и т.п. Заканчивалась заметка примерно так: «Анатолий Иванович встал, хотел что-то сказать, а потом махнул рукой и сел». Так Тятя снова стал начальником цеха. Но между этими событиями, в период своей работы на «лёгком труде» старшим мастером, Анатолий Иванович совершил запомнившийся мне подвиг, хотя я лично и не был его свидетелем.
Завод работал очень плохо, и все силы, что были, сосредотачивались там, откуда могло прийти решение проблемы, - в новых, сверхмощных плавильных цехах № 1 и № 6. В том числе и силы ЦЗЛ были там. А старые цеха (№2 и №4), проектная мощность которых была перекрыта ещё при Друинском, остались как-то на втором плане, а в них тоже было непросто. И в цехе №4 на одной из двух закрытых ферросилициевых печах сложилась ситуация просто оскорбительная для завода. Одна из печей (не помню уже какая - 47 или 48) вышла из капитального ремонта и теперь до следующего капитального ремонта должна была работать 10 лет. После капитального ремонта печь разогревают где-то 30-40 дней, и после этого она работает на полной мощности в обычном режиме. Разогрев - операция ответственная, но разогревов завод провёл уже, надо думать, около 50-ти. Ничего нового и неожиданного в этой операции не было, но… цех не смог её провести! Я не знал и сейчас не знаю предыстории, но думаю, что в ходе разогрева много раз ломали электроды, их обломки забили ванну печи, на них наплавились карбиды, ходы металла от тиглей под электродами до летки были перекрыты козлами. («Козел» - это обычный термин в металлургии, обозначающий что-то густое, твёрдое и монолитное там, где всё должно быть жидким и рыхлым.) Ферросилиций получался не на подине, а где-то вверху, и стекал не к летке, а выше угольных блоков, образующих внутренние пространства печи, к кожуху печи. Печь за полгода имела несколько аварий, в ходе которых металл вытекал из стен печи в самых разных местах. Свод печи сгорел, новый не ставили, поскольку было понятно, что и он сгорит через день. Закрытая по конструкции печь работала в открытом режиме, да и «работала» - это громком сказано: электроэнергию она жрала, а металла давала очень мало.
Время шло, а ситуация на печи менялась только к худшему, в результате «умники» стали вносить предложение заново капитально отремонтировать эту печь. А это означало построить её заново. (Для этого старую печь нужно было охладить, снять кожух, пробурить шпуры, заложить взрывчатку, взорвать ванну печи, убрать руками тысячу тонн обломков, снова смонтировать и отфутеровать печь. На всё это нужно три месяца, огромные деньги и большое количество материалов, которые заказываются минимум за год. Но главное, всё это было страшнейшим позором, поскольку уже лет 50 в СССР не было ферросплавного завода, штат которого был бы не способен разогреть печь.)
Думаю, что в цехе и все четыре бригады этой печи, и ИТР, в принципе, понимали, что нужно делать, но рабочие не хотели это делать, а у ИТР не хватало духу и, главное, способов их заставить. За отказ рабочего что-то делать, ИТР снимает с него премию, т.е. примерно 30% его общего заработка. Но завод не выполнял план, и премий уже несколько лет не было. Рычаг, которым начальники управляют подчинёнными, был сломан, и поднять рабочих на тяжёлое дело было невозможно. А дело было очень тяжёлым физически.
Козлы, образующиеся в печи, в принципе можно убрать и каким-либо альтернативным способом, например, дать на них флюс, иногда стружку и т.д. Но это далеко не всегда помогает. Наиболее очевидный путь - расплавить их, но для этого нужно подать в козел тепло в виде образующихся в тиглях под электродами раскалённых газов. В свою очередь, для этого нужно, во-первых, пробить вручную в этих козлах отверстия, чтобы газы могли проходить через них и нагревать их, во-вторых, непрерывно следить за колошником и лопатами или скребками засыпать шихтой отверстия, через которые выходят газы в других местах колошника. Такие операции легко делались на нашей печи экспериментального участка, мощностью 1200 кВА, но на промышленной печи, мощностью 21 000 кВА такие операции, вообще-то, считаются невозможными. Ведь промышленная печь - это костёр около 6 метров в диаметре. Вот нужно подойти к этому костру вплотную и прутом весом килограммов в 20, либо уголком, либо швеллером, помогая себе кувалдой, пробивать отверстия в нужных местах колошника (поверхности шихты в печи). При этом на тебе начинает оплавляться каска, размягчаться и стекать на грудь пластиковый щиток, прикрывающий лицо, начинает тлеть и прогорать до дыр суконная одежда, а ты обязан долбить, долбить и долбить эти проклятые козлы. Хотя бы 4 часа в смену, а 4, уж так и быть, отлежись в питьевом блоке.
Печь каждые сутки обслуживают три бригады, четвёртая - на выходном. И, естественно, у каждой бригады, принимающей печь, имелась мечта, что эту «заманчивую» работу по обработке колошника сделают остальные бригады. И все четыре бригады ходили вокруг печи, давали умные советы что бы ещё такого в печь дать, чтобы ты не работал, а она заработала, и никто к операциям, которые действительно могли исправить печь, не приступал.
Не знаю, действительно ли уже разобрался в тонкостях ферросплавного производства тогдашний директор С.А. Донской, бывший до работы на нашем заводе сталеплавильщиком, или Донской действовал по наитию, но он упросил Тятю стать на этой печи старшим мастером и, наконец, заставить печь работать. В этом Григорьев отказать директору не мог, он вышел на работу в цех № 4, взял под своё управление печь, и недели через две она уже прекрасно работала, её укрыли сводом, и она продолжала прекрасно работать уже без Тяти. Мне, естественно, было интересно, что именно делал Григорьев, какие технологические приёмы применял, и я спросил об этом у начальника цеха.
- Тятя пришёл утром, заставил всех плавильщиков в бригаде этой печи взять шуровки и долбить колошник. Пока стоял рядом, они работали, потом куда-то отошёл, они сели. Тятя возвращается, схватил лопату и с матюками начал лупить лопатой по спине одного, другого. Они тоже с матюками взяли шуровки и снова встали к печи. И так Тятька несколько суток без перерыва стоял возле печи и заставлял всех работать до упаду. И печь пошла…
Почему такие выходки прощались А.И. Григорьеву? Во-первых, на печи уже перепробовали всё, что можно, и все если и не понимали, то чувствовали, что та тяжёлая работа, которую заставляет делать Тятя, - это единственный оставшийся путь к исправлению работы печи, а, следовательно, к более лёгкой работе в недалёком будущем и к существенно более высокой зарплате. То есть, все понимали, что Тятя старается ради них. Во-вторых, Тятю хорошо знали, знали, что он не уйдёт с печи, пока печь не заработает, что он будет сутками тут стоять, прикорнув часок где-нибудь за пультом. А значит, он вот так - если нужно, то и лопатой, - заставит работать все четыре бригады, а это для русского человека самое главное.
Вот Вы, Сергей, волнуетесь: «Как, в соответствии с вашим Законом, избежать ситуации, когда руководитель, делающий инвестиции в будущее, не в состоянии убедить избирателей в необходимости оных и, как следствие, подвергается осуждению?». Вот в этом примере Тятя делал инвестиции в будущее не просто какими-то абстрактными деньгами, а чуть ли не кровавым потом «избирателей», но они не побежали жаловаться в горком, и ни один не осудил Тятьку - даже те, кого он убеждал лопатой по спине. Почему? А толпа чувствовала - он свой и он для них. А в других этого не чувствовала, посему и к их, точно таким же, распоряжениям относилась с прохладцей - «нашел дурака пуп рвать».
Таких, как Тятька, в нынешней власти и вокруг власти и близко нет - «элита» их боится и не допускает общения с народом - а вдруг народ почувствует своего. Так вот, наш Закон уберет от власти «элиту» и даст народу своих, а этих «своих» у России полно - не будь их, Россия уже давно бы вымерла. И то, что народ перестает ходить на выборы,- это показатель того, что он чувствует, что на нынешних выборах из кучи сплошного дерьма ничего, кроме дерьма, не выудишь.
Как все
Вот Вы, Сергей, переживаете, что даже Ваш отец Вас не понимает, как же тогда убедить эту ужасную толпу избирателей? Справедливостью, Сергей, справедливостью. Вот я приведу вам пример, а вы в нем обратите внимание на поведение моего тогдашнего товарища, с которым мне приходилось конфликтовать именно по причине того, что он считал себя старшим и более опытным, - с парторгом Леней Чеклинским.
Не буду умничать - то , что я ниже опишу, я делал как-то автоматически - я не задумывался особо над тем, что я делаю, а обдумал свои действия уже потом, когда увидел, что получилось.
Умер Черненко, и СССР возглавил пятнистый олень, который поначалу решил стяжать себе славу как «минеральный секретарь» - на почве «борьбы с пьянством». Всё шло по уже накатанному до тошноты пути - партийные органы бодро начали проводить кампанию «борьбы за трезвость», которая должна была закончиться тем, чем и все партийные кампании до этого, - горами всяких бумаг, отчётов, рапортов и новыми должностями для бездельников. В плане этих отчётов партия повелела создать общества трезвости во всех коллективах - собачий бред, который, однако, надо было исполнять. И вот в пятницу на общезаводской оперативке директор завода С.А. Донской даёт всем начальникам цехов распоряжение:
- Это очень серьёзно. Я знаю, что вы можете мне сказать, - я сам могу вам это сказать и ещё лучше, чем вы! Поэтому я не хочу слушать никаких комментариев и возражений - это не обсуждается! Я приказываю всем начальникам цехов до следующей пятницы создать в цехах добровольные общества трезвости и записать в них не менее 20% работников цеха. Всё! Повторяю, этот приказ обсуждению не подлежит!
А я, тогда начальник ЦЗЛ, играл на этих оперативках по пятницам роль некоего резонера - я подначивал коллег в случаях их неудачных мыслей или словосочетаний, но директора, само собой, подначивать побаивался. А тут меня чёрт дёрнул за язык подначить и его.
- Семён Аронович, а 100% можно добровольно записать?
Директор рассердился и выдал гневную тираду о неких малолетних начальниках цехов, которые не понимают, что при несерьёзном отношении к этому делу завод замородуют всевозможной критикой, проверками, придирками и прочим, а это заводу, в его нынешнем тяжёлом положении, совершенно не нужно.
Заводу это действительно не было нужно, но я обиделся на «малолетнего».
Иду с оперативки, злюсь и думаю, что я со своими подчинёнными несправедливо поступать не буду, хоть ты меня на куски режь!
Тут дело в том, что добровольная запись в общество трезвости должна была сопровождаться уплатой годовых членских взносов на содержание аппарата бездельников этого общества (председатель городского общества трезвости уже был назначен, и его нам на оперативке представили). Сумма годовых взносов - 2 рубля, деньги невелики, и если бы было за что их платить, то кто бы отказался? Но под эту херню?!
Положение усугубляло и то, что парторг цеха Чеклинский, неформальный лидер в цехе, начитался «Аргументов и фактов», а там демократические уроды по поручению ЦК КПСС топили это решение КПСС и объясняли народу, что общества трезвости - дело исключительно добровольное, что никакого насилия, даже морального, к людям применять нельзя, и т.д. и т.п. - привычный интеллигентствующий словесный понос, но тогда он был в диковинку, и народ на него клевал. Клюнул и Лёня, а посему энергично начал проводить мысль, что никто в это общество записываться не должен и что если есть в цехе трезвенники, то вот пусть они в это общество и записываются. Конечно, он и мне принёс эти «Аргументы и факты» почитать, и со мною провёл разъяснительную работу.
Это всё хорошо, но мне-то приказ директора исполнять нужно! Я назначаю себя председателем этого самого цехового общества трезвости, секретаря цеха - секретарём и казначеем общества трезвости, и поручаю ей отпечатать коллективное заявление всех работников ЦЗЛ с просьбой принять их в общество трезвости. Далее она печатает список добровольной уплаты членских взносов всех работников цеха. Возглавляю список, само собой, я. Назначаю в красном уголке цеха №4 (у нас своего не было) общее собрание ЦЗЛ по поводу вступления всех в общество трезвости. Докладывают, что Лёня уже вошёл в азарт и готовит мне на этом собрании бой за моё покушение на демократию и плюрализм. Собираем собрание в конце дня, но в рабочее время (чтобы пришли все), я беру слово и говорю примерно следующее:
- Директор приказал всем начальникам цехов, т.е. и мне, создать в цехах общества трезвости и записать в него 20% штата. Мне это не нравится, как и вам, кроме того, не нравится и вот ещё по какой причине.
С месяц назад мы отмечали профессиональный праздник ЦЗЛ - День химика. Как вы помните, мы отмечали его на втором этаже в банкетном зале ДК «Металлург». Хорошо посидели, поплясали, а когда в начале двенадцатого нас начали выгонять, что сделал весь коллектив цеха? Правильно - тут же смылся! А что делали активисты цеха до часа ночи? Правильно - убирали, мыли посуду, приводили зал в первоначальное состояние.
Окончание следует, используйте кнопку 'назад' для перехода
В содержание номера
К списку номеров
Источник: http://www.duel.ru/200652/?52_5_1