ТЕМЫ, НЕ ВОШЕДШИЕ В СТАТЬЮ «КАРТОФЕЛЬНЫЙ БУНТ»
В ГАЗЕТЕ «ЗАВТРА», №42
Уже
довольно давно крайне вельмигласно и с удручающей назойливостью
«повсеградно» превозносится и «повсесердно» насаждается у нас чётко
очерченная группа писателей: Борис Пастернак, Осип Мандельштам, Анна
Ахматова, Михаил Булгаков и живой классик Александр Солженицын. Первого
из них ставят рядом с Пушкиным, последнего громоздят на табуретку между
Толстым и Достоевским и т.д. Пастернак когда-то сказал о Маяковском, что
его после смерти насаждали, как картошку при Екатерине. Но вот и сам
после смерти оказался екатерининской картошкой. Д. Быков в своём
циклопически одноглазом сочинении о Пастернаке пишет, что ныне он
«бесповоротно вытеснил Маяковского». Конечно. Главным образом -усилиями
«преступного синдиката ТВ» (С. Капица). Ведь там Маяковский
появляется лишь в связи с Л. Брик. Однако тут же, словно вдруг обретя
второй глаз, Циклоп пророчит: «Время Маяковского ещё придёт».
Конечно. Когда преступную банду разгонят или перевешают.
К тому же
полезно помнить, что насильственное насаждение картошки сопровождалось
картофельными бунтами. Вот уже теперь и учиним…
Даже
«Правда» после памятных публикаций «Один день Александра Исаевича» и
«Скажи в Думе свое слово, Исаич!» взялась и за Ахматову, о чем
свидетельствует большая статья о юбилейном вечере В. Распутина,
напечатанная 24 августа под девизом «От имени русской культуры». Она
начинается известными строками :
Не страшно
под пулями мертвыми лечь,
Не горько
остаться без крова…
Неужто не
страшно? И не горько? Ну, допустим, есть такие личности. Но стихи эти
написаны в 1942 году в Ташкенте, где пули не свистали, кровли не
рушились, дома не горели, паёк выдавали. А в Ленинграде, когда начались
немецкие бомбёжки и обстрелы, Анне Андреевне, по свидетельству
очевидцев, было очень страшно, что вызывает только сочувствие.
На эти её
стихи убедительным ответом явились принесённые с поля боя строки
медсестры Юлии Друниной:
Я только
раз видала рукопашный.
Раз наяву,
а сколько раз во сне!
Кто
говорит, что на войне не страшно,
Тот ничего
не знает о войне.
Пережив за
свою жизнь несколько войн от Японской до Великой Отечественной, Анна
Андреевна, слава Богу, никаких рукопашных, кроме литературных, не
видела.
Думается,
лучше было бы написать, допустим, так:
Мы можем
под пулями мёртвыми лечь,
Мы можем
остаться без крова,
Но мы
сохраним тебя, русская речь,
Великое
русское слово.
Но и это
не подходит! Почему речь? Почему слово? При всей их огромности это лишь
часть жизни народа, если даже тут разуметь не только язык, но и всю
культуру. В конце концов немцы на захваченной территории не запрещали же
русский язык. Да и невозможно заставить миллионы отказаться от родного
языка, коли они не знают другого! Но Ахматова как о самом важном, самом
ценном да ведь и единственном пишет о языке. Вот и её любимый
воспеватель Иосиф Бродский. Ему, кажется. Евгений Рейн сказал: «Какая
трагедия - распад Советского Союз!» Он ответил : «Но язык-то
остался. А это главное».
Так
рассуждают литературные аристократы, не знавшие войны. А крестьянский
сын и фронтовик Твардовский думал иначе:
Страшный
бой идёт, кровавый,
Смертный
бой - не ради славы,
Ради
жизни земле.
Воистину
так: не ради славы и не ради слова, а ради самой жизни, включающей,
разумеется, и слово. Притом ради жизни на всей земле, а не только России
- и это верно. Не Лингвистическая то была война, а Великая
Отечественная.
Из
сказанного вовсе не следует, что у меня может быть что-то иное, кроме
отвращения, к только что вышедшей в издательстве ЕвроИНФО книге Тамары
Катаевой «Анти-Ахматова», цель которой «стереть» имя поэтессы в истории
русской литературы (с.196). Прежде всего надо сказать, что у автора
самое дикое представление о Советском времени, и она лжет, клевещет на
него совершенно в духе телевещунов Радзинского-Сванидзе-Млечина, как
старательная их выученица. А ведь большая часть жизни Ахматовой это
Советское время.
Сколько
тупоумного презрения в таких потугах мыслительницы, как «совковые
вечные ценности» … «мероприятие совкового пошиба» …
«советская литераторша Ахматова» и т.п. Но главное в книге то,
конечно, что Советское время изображено временем, когда власть во всех
сферах жизни беспощадно душила народ. Например, вздумала и «сознательно
организовала в стране литературный голод» (с.44). Ещё и
литературный! Что, не издавала ни русскую, ни зарубежную классику, ни
советских писателей, а если что и выходило, то ничтожными тиражами? Да,
именно так. А как иначе понимать «литературный голод»! К тому же,
например, и Кафку долго не издавали, а без кафок этим катаевым белый
свет не мил, день и ночь в брюхе бурчит от голода.
Но
литголод это что! Ведь в Советское время ещё и «просто (!) на
каждом (!) шагу мучили и пытали, убивали и расстреливали»
(с.59). Ахматова, по логике этой мадам, тоже могла бы расстреливать, но
- «не довелось» (с.61). Всего лишь. Ибо по отношению к тем, кто
не расстреливал, Ахматова «была по другую сторону». Но - «пару
несчастных можно было бы и расстрелять» (с.62). А если, говорит,
«ей бы убийц в белых халатах доверили разоблачать - не проскользнул бы
ни один!» (с.222).
Так и
выходит в итоге по подсчётам Солженицына, обожаемого этой умницей
математика: истребили 110 миллионов. Осталось около 80, главным образом
детей и стариков. Вот им-то и пришлось встретить грудью немецкое
нашествие, они-то и разгромили захватчиков, водрузили знамя Победы над
Берлином и продиктовали врагу безоговорочную капитуляцию.
Но как это
произошло совершенно непонятно, ибо, оказывается, «Великая
Отечественная война была войной в отечестве. Линия фронта проходила и
между людьми» (с.75). Поняли? Между советскими людьми. То есть она
была войной не за отечество, а в отечестве и между соотечественниками. А
немецкие фашисты вроде и ни при чём. В самом деле, ведь, допустим,
блокаду Ленинграда учинили не они, оккупанты, а, - вы не знали? - как и
литературный голод, само «советское правительство организовало
блокаду» (с.69). Дорогого стоит злорадно подчеркнутая новость и о
том, что-де любимицу властей Ахматову эвакуировали из блокадного
Ленинграда… бесплатно (с.67). Вы представляете, эта каменнозадая
телезрительница уверена, что массовая эвакуация для простых смертных
была платной. Есть деньги - покупай билет и шпарь в тыл, нет денег -
оставайся под немцем. Это ж как нажилась Советская власть на эвакуации
примерно 10 миллионов своих граждан! Во время недавних кровавых событий
в Ливане телевидение сообщало, что американцы за эвакуацию из страны
брали с несчастных беженцев по 200 долларов. Вот каменнозадая и не в
силах представить себе иную эвакуацию. Как можно без платы! Это же сфера
услуг, сервис.
Поверить
во что-то бескорыстное и героическое ученица Сванидзе вообще не может,
и над проявлением этого, например, ленинградцами во время блокады,
потешается, заявляя, какие, мол, «смехотворные черты» (с. 77).
Какая смешливая дамочка… Смешливости её нет границ. Вот слепила «mixt-героя
Павлика Матросова» (может, mix?) и глумится сявка. Ей смешны и
подросток, зарезанный в лесу собственным дедом-зверюгой, и
сирота-детдомовец, в бою закрывший грудью вражескую амбразуру. А ведь
призывает нас читать Евангелие! Из её родни никто не был на войне, а как
она сама вела бы себя, окажись в оккупации, представить нетрудно.
Коли мадам
лжёт о своей стране, клевещет на родной народ, то что ей стоит по
примеру кумира Солженицына извалять в грязи отдельного человека, тем
боле, давно умершего. Учитель-то ведь тоже сперва оболгал Отечественную
войну, Красную Армию, Советскую власть, а потом уже легко и закономерно
- Пушкина, Толстого, Достоевского, Горького, Шолохова, Твардовского...
Вот и
она, скважина, доходит до того, что у Ахматовой, мол, вообще не было
никаких литературных способностей: «Не став поэтом, она хотела
остаться поэтом в душах черни» (с.55). Значит, если вы любите стихи
Ахматовой, то вы не кто иной, как представитель гнусной черни.
Упоминая
Солженицына, эта особа назойливо твердит, что он, а также Пастернак
«пробились на Запад», завоевали «мировую славу» не как иначе,
а - «силой таланта» (с.49). Окстись, толоконный лоб! Пастернака
до «Доктора Живаго» и скандала с Нобелевской премией на Западе почти не
знали. Он - поэт, а премию назначили за скучную прозу, которую отвергли
и раскритиковали не только известные советские писатели К.Федин,
Б.Лавренёв, К.Симонов, но, допустим, и Владимир Набоков. Даже бакалавр
искусств Евтушенко, вначале с разбегу-то объявивший «Доктора Живаго»
самым великом романам ХХ века, теперь мурлычет: «Есть там неплохие
страницы…» Премию сунули только потому, что роман давал возможность
сделать его знаменем борьбы против нашей родины. И сделали. Через 25 лет
так же было и с малограмотным «Архипелагом», смастаченным, как уверяют,
при участии филологов из ЦРУ. В самом деле, там же прорва таких вот,
например, открытий: «Из-за лесов и болот Наполеон не нашел Москвы».
Это не мог написать ни один русский человек хотя бы с четырехклассным
образованием. А филологи из ЦРУ вполне могли. У них даже президенты
путают Ливию и Ливан, Австрию и Австралию, Ирак и Иран. Словом, не
«силой таланта», умница, получили эти два писателя недолгую
известность на Западе, а силой ненависти Запада к твоей родине. И кто
их вспоминает там теперь? Кому они нужны? Мавр сделал своё дело, мавру
выдали Нобеля - мавр может сматываться… Вот и Леонид Бородин, привычно
побрякивая медалью «За три срока», словно это четыре Золотых Звезды
Жукова, походя объявив «плохой литературой» ставшие событиями
русской жизни и «Что делать?», и «Мать», и «Как заклялась сталь»,
печалится ныне: после первого приступа за бугром истошной любви к его
хорошей литературе - «меня там враз перестали печатать». Да,
враз, как только выполнил свою задачу. Поди, из множества забугорных
ПЕН-клубов мэтра тоже попросили. И даже, видите ли, в швыдковском
министерстве культуры «со мной не пожелали ничего обсуждать». А
он-то и шею вымыл, направляясь к Михаилу Ефимовичу, собрату по
коммунофобии…
Есть
основания полагать, что Бородин нашёл бы общий язык с Катаевой в беседе
не только о трех великих книгах русской литературы, что упомянуты, но
всё-таки есть темы, в которых она его однако же обходит, например, в
рассуждении о том, как у героини её книги проходил климакс. Или вот
полюбуйтесь: «Анна Андреевна думала, что Солженицын намеревался
склонить её льстивыми речами к половому акту?» (с.58). Мадам по
данному вопросу вообще сильно озабочена, как павиан.
Но
вернёмся к нашей теме. Насаждение названных писателей, как картошки при
Екатерине, это лишь одна сторона мероприятия. А вторая, как уже
сказано, состоит в том, что сей картошкой заряжают пушки и палят по
всем, кто не нравится.
Свежайший
примерчик такой расправы - статья «Не сотвори из себя кумира» Юрия
Богомолова в правительственной «Российской газете» за 10 августа. Что,
не слышали о нём? Да как же! Юрий Александрович лет пятьдесят трудится
на ниве искусства. Руководил (может, и ныне руководит) отделом культуры
в «Известиях», написал книги о многих знаменитых кинорежиссерах - о
Сергее Герасимова, конечно, и о Михаиле Швейцере, Иосифе Хейфице… Вот и
в этой статье сколько помянуто деятелей культуры - от покойного Юрия
Левитана, от Ноткина, Галкина и Пугачёвой до Плисецкой, Кобзона и Ксении
Собчак.
А палит
Богомолов по молодой балерине Анастасии Волочковой, твердо стоящей на
патриотических позициях в искусстве, протестующей против всех этих
издевательски-бездарных «новых прочтений» в театре. Богомолов палит
отборной картошкой разного калибра с разных сторон - умело и беспощадно.
А как
именно он это делает? Очень ловко! Ну, во-первых, - бах! - ставит
Волочкову в один ряд «не с Майей Плисецкой, а с Ксенией Собчак,
девушкой, произошедшей (!) исключительно от скандального пиара».
Откровенно говоря, я считал эту Ксению «произошедшей» как девушка
от своих печально известных родителей. Оказывается, нет - от пиара. А
пока ещё - бах!- и читаем: «Сопутствующий Волочковой пиар -
скандальный, а образ, в котором она выходит на публику,- благочестивый,
очень духовный, культурный».
Странно.
Во-первых, это сокрушает предыдущий постулат, ибо К.Собчак в таком
прекрасном образе никогда на публику не выходит. Совсем наоборот.
Значит,
ставить их в один рад было глупостью или нечестным умыслом, как,
впрочем, упоминать здесь и Плисецкую. Во-вторых, о любом артисте надо
судить не по чему-то «сопутствующему», а именно по тому, в каком образе
он «выходит на публику».
Пока не
требует поэта
К
священной жертве Аполлон,
В заботы
суетного света
Он
малодушно погружён;
Молчит его
святая лира,
Душа
вкушает хладный сон,
И меж
детей ничтожных мира,
Быть
может, всех ничтожней он.
Но лишь
Божественный глагол
До слуха
чуткого коснётся,
Душа поэта
встрепенётся,
Как
пробудившийся орёл…
Вот какой
мерой следует мерить художника, в том числе и Анастасию Волочкову. Но
орлы летают высоко, подслеповатым следить их полёт невозможно.
И потом,
вы, что ж, маэстро, против благочестивого духовного образа? Выходит,
что так, но кроме того, оказывается, его коробит «щель между ней
(то есть между её реальным жизненным образом) и тем имиджем, который
она гордо несёт, встав на пуанты». И приговор: «Только очень
нескромный человек может так назойливо настаивать на своей скромности».
Отменно!
И тут
впору выяснить, наконец, в чем же именно видит безжалостный судия
«скандальность» жизненного образа балерины. Представьте себе, вот что,
например: «скандал с её увольнением из Большого театра, скандал с её
восстановлением в штате». Да, её уволили, а она обратилась в суд и
на законном основании добилась восстановления. Что же скандального в
защите своей профессиональной чести и рабочего места? К тому же на её
стороне был не только закон, а ещё и молодость, красота и талант (Юрий
Григорович не стал бы работать с иной). Если вас, полупочтеннейший, за
ваши культурные проделки вышибли бы из отдела культуры «Известий», это
никого, кроме вашей супруги, не заинтересовало, не задело бы. А кто
узнал, подумал бы: «Пора старикану на покой, засиделся на теплом
местечке». И вы едва ли решились бы требовать восстановления. А тут -
талантливая красивая женщина, только начинает творческий путь…И шум
вокруг этого дела создала не она, а такие же, как вы,
газетно-телевизионные хищники.
Что ещё у
Боголюбова? Вот: «Резонансной(!) была судебная тяжба из-за
ремонта квартиры». Господи, и до этого добрался, и это
помнит…Неужели Анастасия позвала в суд телевизионщиков или
корреспондентов «Известий»? Нет же, они сами пронюхали, нагрянули и
раструбили.
Дальше:
«Мы чаще слышим не о хореографических достижениях Волочковой, а о
частных обстоятельствах её жизни - о её замужестве, о её родах, о её
нарядах и украшениях, в каких дворцах гуляли свадьбу». Мы слышим…
Каждый слышит то, что его интересует. Но, дядя, выгляни в окно,
посмотри, в каком мире мы оказались. Нынешние демократическо-бандитские
похабные СМИ только всем этим - свадьбами да разводами, нарядами да
родами, украшениями да крушениями - только этим и живут, за это вам и
платят особенно хорошо. А причём здесь Анастасия? Виновата в том, что
вышла замуж - это не благочестиво? Грешна в том, что родила - это не
духовно? Её позорит то, что любит модно одеваться - это не культурно?
Но
Боголюбов опять заряжает свою скорострельную пушку картошкой плисецкого
сорта. Бах! - «Девочка в программе «Сто вопросов взрослому» задалась
наивным вопросом: почему в Интернете интерес к Волочковой в несколько
раз превышает интерес к Плисецкой? Это говорит о том, что пиар важнее
таланта?»
Нет, это
говорит совсем о другом: что интернетная девочка, как и газетный дядя,
считающий её умницей («Детский вопрос попал в точку… Устами младенца
глаголит истина»), несмотря на большую разницу в возрасте, стоят
друг друга. Действительно, оба до того интернетны, что не могут
сообразить, одно дело - Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской
премии Майя Михайловна Плисецкая, которой перевалило за восемьдесят - да
продлят небеса её дни! - и, увы, ей уже ничего не остаётся, как только
писать мемуары, махать разноцветными веерами да иногда невставанием
протестовать против советской музыки нового гимна, и совсем другое дело
- молодая, танцующая, ярко живущая балерина. Две большие разницы. Но
Боголюбов рад, уличили, мол: «Волочкова смутилась». Еще бы! От
такой вопиющей дурости той девочки и её покровителя у тебя под носом и
на всю державу сквозь землю провалиться можно…
А Юрий
Александрович уже зарядил пушку самого большого калибра картошкой самого
убойного сорта. Бах! - «Со своим образом духовной и культурной
женщины Волочкова часто попадает впросак. Год назад (помнит!) в
передаче «На ночь глядя» (старцу давно спать пора, а он бдит!)
выяснилось, что она не знает, кому принадлежит хрестоматийная строчка
«Быть знаменитым некрасиво».
Это что
же надо иметь под седым волосяным покровом, чтобы, всю жизнь подвизаясь
на ниве искусства, заведуя отделом культуры в большой столичной газете,
и на восьмом десятке пребывать в убеждению, что о человеке можно
безоговорочно судить по знанию или незнанию им одной-единственной
стихотворной строчки и порочить этого незнайку на всю страну тиражом в
3,5 миллиона экземпляров.
Заставь
такого Богомолова Богу молиться, он и лоб расшибёт. Но не свой. И не
соображает при этом, что прозу читают все, а поэзию читают и любят
очень немногие, знатоки же, читающие стихи наизусть, редки, как белые
слоны.
Я тебе
таких хрестоматийных строк наберу… Например, кто написал? -
Артиллеристы, Сталин дал приказ…
А кто это?
-
Выпьем за
тех, кто командовал ротами,
Кто умирал
на снегу,
Кто в
Ленинград прорывался болотами,
Горло
ломая врагу…
Вот она,
хрестоматия-то! А вы тут про некрасивость…
По-моему,
эти книги надо рассматривать как убедительно аргументированное прошение
о персональной койке в психушке (желательно у окошка на юг). Если бы я
не держал их в руках, право, ни за что не поверил бы, что среди рода
человеческого уже появилась такая популяция.
А
вообще-то говоря, как явление общего погрома русской культуры, книги эти
очень закономерны: поносили Горького, Шолохова, Бондарчука, делали
антисоветчика из Есенина - наконец, добрались до Ахматовой, Волочковой.
Кто следующий - Маяковский? Уланова? Павел Корин?..
В. БУШИН
В содержание номера
К списку номеров
Источник:
http://www.duel.ru/200745/?45_7_1