РУССКИЙ МУЗЫКАЛЬНЫЙ ГЕНИЙ
РУССКИЙ МУЗЫКАЛЬНЫЙ ГЕНИЙ
К 200-ЛЕТИЮ СО ДНЯ РОЖДЕНИЯ М.И. ГЛИНКИ
О появлении на свет в семье капитана в отставке Ивана Николаевича Глинки сына Михаила 20 мая 1804 года оповестил колокол села Новоспасского Ельницского уезда Смоленской губернии. Колокол этот хранится доныне.
«У колоколов на Руси судьба особая, то скорбная, то радостная, но всегда непростая. Один из таких колоколов, имеющих свою судьбу, находится в Московском Музее музыкальной культуры имени М.И. Глинки. История его такова.
Село Новоспасское, родина композитора. Год 1942-й… Гитлеровские оккупанты грабят, жгут, уничтожают все вокруг. Священник Новоспасской церкви решает спасти помнящие Глинку древние церковные колокола. Их сняли и затопили в реке. Увы, нашелся предатель…
Священника вывели на мороз, поставили под струи ледяной воды. Вытерпев жестокую пытку, он погиб подобно костромскому мужику, патриоту Ивану Сусанину… А колокол?.. Его нашел под Ельней начальник железнодорожной станции; разглядел надпись: «Отлит для церкви села Новоспасское в 1724 году» - и приспособил колокол для сигналов отправляющимся поездам. История колокола дальше складывается почти как в сказке. Родственница М.И. Глинки, проезжая станцию Ельня, услышала знакомый звон и тут же опознала находку. Надпись на колоколе это подтвердила» (А. Звягина. Сохранено для нас. - «Огонек. Еженедельный общественно-политический и литературно-художественный журнал», №22 (2707), 26 мая 1979 года, с. 11).
Детские годы Михаил Иванович Глинка провел в родительском имении. Лишь в 1812 году его семья на некоторое время уехала из Новоспасского. Непосредственные впечатления ребенка от знаменитой Отечественной войны 1812 года, рассказы местных жителей о героизме партизан Смоленщины, бивших и громивших наполеоновских захватчиков в хвост и в гриву, запомнились юному М.И. Глинке и позднее сыграли роль в создании величественного художественного образа героического и самоотверженного защитника Отчизны - костромского крестьянина Ивана Осиповича Сусанина в одноименной опере.
Первые музыкальные впечатления будущего гениального композитора связаны с русской народной песней, которую он слышал от крестьянских певцов, а также в исполнении крепостного оркестра, принадлежавшего дяде Михаила Ивановича Афанасию Андреевичу Глинке. В своих автобиографических «Записках» М.И. Глинка вспоминал: «Во время ужина обыкновенно играли русские песни, переложенные на 2 флейты, 2 кларнета, 2 валторны и 2 фагота, - эти грустно-нежные, но вполне доступные для меня звуки мне чрезвычайно нравились (я с трудом переносил резкие звуки, даже валторны на низких тонах, когда на них играли сильно), и, может быть, эти песни, слышанные мною в ребячестве, были первою причиною того, что впоследствии я стал преимущественно разрабатывать народную русскую музыку» (М.И. Глинка. Записки. Подготовил А.С. Розанов. - М.: Музыка, 1988, с. 10).
В репертуаре крепостного оркестра были также произведения классической симфонической музыки, оперные увертюры. В 1814-1815 годах Михаил Глинка начал обучаться игре на фортепиано под руководством гувернантки и на скрипке у одного из крепостных музыкантов своего дяди. В 1818 году четырнадцатилетний М.И. Глинка был отдан родителями в Благородный пансион при Главном Педагогическом институте в Санкт-Петербурге. Среди преподавателей Благородного пансиона были передовые люди, духовно близкие к декабристскому движению, которые в суровую эпоху аракчеевщины стремились внушить своим воспитанникам ненависть к деспотизму, любовь и уважение к великому русскому народу и сознание гражданского долга перед Отечеством.
Особое внимание на идейное развитие юного М.И. Глинки оказал молодой дворянский революционер Вильгельм Карлович Кюхельбекер (1797-1846), находившийся в дальнем родстве с семьей Михаила Ивановича и приглашенный к нему в качестве гувернера. О направленности взглядов и интересов М.И. Глинки в 1818-1822 годах можно судить по воспоминаниям его пансионного друга Н.А. Маркевича, засвидетельствовавшего, что он, «кроме музыки, был хорошим оценщиком поэзии и не сочувствовал никаким Бурбонам» (цит. по: М.М. Глинка. Исследования и материалы. Под редакцией члена - корреспондента Академии наук СССР А.В. Оссовского. - Л.-М.: Государственное музыкальное издательство, 1950, с. 82). Учась в Благородном пансионе, М.И. Глинка продолжал свои музыкальные занятия. Он усердно и систематически занимался игрой на фортепиано, изучал теорию музыки, основы композиции.
В 1822 году восемнадцатилетний Михаил Иванович Глинка окончил Благородный пансион. В 1823 году он совершил поездку на Кавказ. Знакомство с музыкой нерусских народов Кавказа (и на Северном Кавказе, и в Закавказье издревле жили и русичи!) оставило след в творческом сознании юного музыканта и отразилось в его позднейших произведениях на восточную тематику, особенно ярко - в некоторых сценах оперы «Руслан и Людмила». В 1822-1825 годах
М.И. Глинка стал широко известен в Петербурге среди любителей музыки как талантливый пианист и певец. В обстановке любительского и профессионального музицирования возникали его первые романсы («Моя арфа», 1824; «Не искушай», 1825; затем «Бедный певец», «Горько, горько мне, красной девице», «Память сердца» и другие романсы) и фортепианные пьесы типа вариаций, танцев, ноктюрна. В то же время Глинка усиленно работал над развитием своего композиторского мастерства, углубленно изучал теорию музыки, знакомился с музыкальной литературой. Практическому освоению Михаилом Ивановичем законов оркестрового звучания способствовала его работа с крепостным оркестром дяди. В эти годы М.И. Глинка создал и ряд крупных музыкальных композиций: симфонию на русские темы, увертюры, квартеты и другие сочинения, оставшиеся в рукописях.
Сохраняя дружеские связи пансионских лет, Михаил Иванович Глинка приобрел новые знакомства, сблизился в 1823-1824 годах с Александром Сергеевичем Грибоедовым (1795-1829) и Антоном Антоновичем Дельвигом (1798-1831), а в 1826-1827 годах - с Александром Сергеевичем Пушкиным (1799-1837), вернувшимся из более чем шестилетней ссылки. Общение с самыми передовыми людьми эпохи декабризма (дворянской революционности) содействовало общему идейному росту молодого композитора, выработке его прогрессивных взглядов на искусство. М.И. Глинка был тесно связан с некоторыми участниками восстания 14 декабря 1825 года на Сенатской площади Санкт-Петербурга. Это послужило поводом для допроса, которому Глинка подвергся после жестокого подавления восстания декабристов и последовавшего затем отъезда Михаила Ивановича в село Новоспасское.
Весной 1830 года М.И. Глинка уехал за границу, стремясь пополнить свои музыкальные знания. После трехлетнего пребывания в Италии, где он познакомился с В. Беллини, Г. Доницетти и Ф. Мендельсоном-Бартольди, Глинка направился через Вену в Берлин и здесь некоторое время занимался у известного музыкального теоретика З. Дена («бесспорно первого музыкального знахаря в Европе», - по меткому выражению Михаила Ивановича). Но, обладая уже выработанными четкими критериями эстетической оценки и сознанием особых задач русской музыки, М.И. Глинка весьма критически относился к своим заграничным впечатлениям и отбирал из них лишь то, что оказывалось близким ему как русскому национальному художнику. Говоря впоследствии о некоторых своих сочинениях, представлявших собой дань временному увлечению итальянским мелодическим «сладкозвучием», М.И. Глинка отметил в автобиографических «Записках»: «Все написанные мною в угождение жителей Милана пьесы, изданные весьма опрятно <…>, убедили меня только в том, что я шел не своим путем и что я искренно не мог быть итальянцем. Тоска по Отчизне навела меня постепенно на мысль писать по-русски» (М.И. Глинка. Записки. Подготовил А.С. Розанов. - М.: Музыка, 1988, с. 57).
Уже в 1832 году Глинка говорил и писал о плане большой оперы на сюжет из русской национальной жизни. Этот замысел укрепился у него к концу заграничной поездки. Делясь своими творческими намерениями и планами с одним из своих русских друзей, Михаил Иванович написал ему из Берлина в январе 1834 года: «Главное состоит в выборе сюжета. Во всяком случае, он будет совершено национальный. И не только сюжет, но и музыка»… (цит. по: В.Н. Прищепенко. Страницы русской истории. Книга для чтения. Том второй. М.: ИПО Профиздат, 2000, с. 297). В это же время Глинка работал над двумя крупными инструментальными сочинениями: «Каприччио на русские темы» для фортепиано в четыре руки и «Увертюра-симфония» на темы двух русских народных песен. За границей М.И. Глинка написал также большой секстет для фортепиано и струнных инструментов (1832), фортепианные вариации на темы песни «Соловей» А.А. Алябьева (1834), прекрасные романсы («Венецианская ночь», «Дубрава шумит», «Победитель») и многие другие сочинения.
По возвращении в Россию весной 1834 года тридцатилетний Глинка вплотную принялся за осуществление своей идеи о русской национальной опере. Василий Андреевич Жуковский (1783-1852) подсказал ему сюжет «Ивана Сусанина». Александр Сергеевич Пушкин одобрил этот сюжет, но настоятельно посоветовал Михаилу Ивановичу внимательно перечитать думу Кондратия Федоровича Рылеева (1795-1826) «Иван Сусанин», запрещенную царизмом после ареста, осуждения и казни К.Ф. Рылеева и изъятую властями из большинства ведомственных библиотек.
Подробно разработанный великим русским композитором план трех действий «отечественной героико-трагической оперы» свидетельствует о ясном музыкально-драматическом замысле, сложившемся у М.И. Глинки в самом начале работы над «Иваном Сусаниным». На Глинку оказывалось усиленное давление «сверху» с целью придать опере «верноподданнический» характер. В.А. Жуковский, отказавшийся от написания либретто, «пристроил» к этому важному делу малодаровитого, но пользовавшегося полным доверием онемеченного императорского двора десятистепеного стихотворца - некоего барона Г.Ф. Розена, прибалтийского немца. Михаил Иванович Глинка вынужден был мириться со многим из того, что ему насильственно навязывалось придворными «друзьями» и «советниками», вследствие чего либретто оперы приобрело оттенок монархической официозности. Взамен первоначального глинкинского названия «Иван Сусанин» героической народной опере было дано лживое и тенденциозное наименование «Жизнь за царя» (император Николай I собственноручно зачеркнул на титульном листе партитуры глинкинской оперы ее авторское название «Иван Сусанин» и крупными буквами написал «Жизнь за царя»!).
Премьера «Ивана Сусанина» («Жизни за царя») состоялась в Санкт-Петербургском Большом театре 27 ноября (9 декабря) 1836 года с участием великого русского певца (баса) и создателя самобытной вокальной школы Осипа Афанасьевича Петрова (1806-1878) (партия Ивана Сусанина) и замечательной русской певицы (контральто) Анны Яковлевны Воробьевой (1816-1901) (партия Вани). Связанные с М.И. Глинкой общностью творческих устремлений, они дали глубоко правдивое вокальное и сценическое воплощение его оперных образов. Принятая официальными кругами благосклонно благодаря царистской направленности либретто, гениальная опера М.И. Глинки вызвала противоречивое отношение великосветских «меломанов» своим русским «мужицким характером». «Эстетический» приговор этой части дворянского общества, полностью оторвавшейся от национальных корней, выразился в известной, ставшей поистине исторической фразе: «Это кучерская музыка». Приведя эту фразу придворного бездельника-космополита в своих «Записках», Михаил Иванович Глинка заметил: «Это хорошо и даже верно, ибо кучера, по-моему, дельнее господ» (М.И. Глинка. Записки. Подготовил А.С. Розанов. - М.: Музыка, 1988, с. 73).
Усиленно клеветал на М.И. Глинку в желтой газетенке «Северная пчела» мелкий польский шляхтич, бывший государственный изменник и наполеоновский каратель, с 1827 года - полицейский шпион Третьего отделения собственной его императорского величества канцелярии Фаддей Булгарин, постоянно писавший доносы не только на Александра Сергеевича Пушкина (1799-1837), Николая Васильевича Гоголя (1809-1852), Виссариона Григорьевича Белинского (1811-1848), но и на… величайшего математика всех времен и народов Николая Ивановича Лобачевского (1792-1856), на замечательного живописца Карла Павловича Брюллова (1799-1852) и на Михаила Ивановича Глинку (1804-1857). К сожалению, трусливый доносчик, грязный клеветник пережил оклеветанных им великих сынов России и дожил до старости…
Передовые круги русского общества отнеслись к «Ивану Сусанину» восторженно. Александр Сергеевич Пушкин, Владимир Федорович Одоевский (1803 или 1804), Николай Александрович Мельгунов (1804-1867), Виссарион Григорьевич Белинский, Михаил Юрьевич Лермонтов (1814-1841) оценили глубокую историческую правдивость, верность воспроизведения народных характеров и драматическую силу гениального глинкинского творения. Знаменитый русский музыковед и выдающийся писатель князь В.Ф. Одоевский написал в ноябре-декабре 1836 года: «С оперою Глинки является то, что давно ищут и не находят в Европе - новая стихия в искусстве, и начинается в его истории новый период: период русской музыки. Такой подвиг, скажем положа руку на сердце, есть дело не только таланта, но гения» (В.Ф. Одоевский. Избранные музыкально-критические статьи. - М.-Л.: Государственное музыкальное издательство, 1951, с. 21).
После постановки «Ивана Сусанина» («Жизнь за царя») М.И. Глинка был назначен на должность капельмейстера Придворной певческой капеллы в 1837 году - в год злодейского убийства его Александра Сергеевича Пушкина. В 1838 году Михаил Иванович ездил на Украину для набора певчих. Здесь он написал две песни в народном духе на стихи украинского поэта В. Забелы «Гуде витер» и «Не щебечи, соловейко». Позднее Глинка обратился к малороссийской тематике в симфонии «Тарас Бульба». Из Киева М.И. Глинка взял с собой в Петербург Семена Степановича Гулака-Артемовского (1813-1873), впоследствии известного оперного певца и автора народной украинской (малорусской) оперы «Запорожец за Дунаем». Михаил Иванович Глинка лично занимался с Гулак-Артемовским, учил его музыке и пению и оказал очень большое влияние на его музыкальное развитие. Сам С.С. Гулак-Артемовский неоднократно говорил, что всем своим достижениям он обязан величайшему композитору и чистейшему человеку М.И. Глинке.
Работа в Придворной певческой капелле нравственно не удовлетворяла Глинку, потому что все его попытки улучшить состояние дела и преодолеть косность существовавших порядков наталкивались на упрямое противодействие директора капеллы А.Ф. Львова. В результате разногласий с А.Ф. Львовым М.И. Глинка вышел в отставку в 1839 году. В это же время Глинка вынужден был вести тяжелый бракоразводный процесс против неверной жены (обвенчавшейся со светским фатом князем Васильчиковым). Все это вызвало у Михаила Ивановича болезненное и подавленное состояние. Но никакая травля и никакие происки всевозможных клейнмихелей, бенкендорфов и адлербергов не могли помешать Глинке творить.
В самом начале 1837 года М.И. Глинка начал работать над своей второй оперой - «Руслан и Людмила» по одноименной былинно-сказочно-философской поэме Александра Сергеевича Пушкина. А.С. Пушкин с интересом отнесся к этому замыслу М.И. Глинки, но их совместная работа не осуществилась из-за трагической гибели великого поэта. Михаил Иванович тяжело переживал убийство А.С. Пушкина. Но надо было работать… Либретто оперы - разумеется, по указаниям М.И. Глинки - писал В.Ф. Ширков. Общий план оперы отчетливо сложился у Глинки, но в дальнейшем знаменитый композитор отказался от многих замечательных намерений, по принуждению уступая рутинным требованиям театральной дирекции. Творческая работа над «Русланом и Людмилой» длилась в общей сложности пять лет (1837-1842). Одновременно Михаил Иванович создал выдающиеся вокальные и симфонические произведения, в которых с изумительной полнотой и силой проявились гениальное дарование и замечательное мастерство великого русского национального композитора: оркестровый «Вальс- фантазию» (1839), музыку к трагедии
Н.В. Кукольника «Князь Холмский» (1840), группу романсов на стихи А.С. Пушкина («Ночной зефир», «В крови горит огонь желанья», «Я помню чудное мгновенье»), драматическую балладу «Ночной смотр» на стихотворный текст В.А. Жуковского, вокальный цикл на слова Н.В. Кукольника «Прощание с Петербургом», представлявший собой своеобразную энциклопедию русского романса той поры, и многие другие прекрасные творения.
Первая постановка «Руслана и Людмилы» в Санкт-Петербургском Большом театре 27 ноября (9 декабря) 1842 года еще острее, чем премьера «Ивана Сусанина», выявила противоречия в отношении различных слоев русского общества к творчеству Михаила Ивановича Глинки. У широкой публики новая опера М.И. Глинки имела громадный успех, о чем неоспоримо свидетельствует небывалое для русской оперы того времени количество (32) представлений в течение первого сезона. Немало верных и проницательных оценок «Руслана и Людмилы» было высказано и в периодической печати (в частности, в статьях князя В.Ф. Одоевского, Н.А. Мельгунова и О.И. Сенковского).
В аристократических же космополитических кругах вторая опера М.И. Глинки была признана «неудавшимся произведением». И император Николай Палкин, и министр иностранных дел Российской империи карлик Карл Вильгельмович Нессельроде узнали себя в… злобном карлике Черноморе. Возмущенный Николай I уехал из театра, не дождавшись сценического завершения глинкинской оперы. Открыто выраженное неодобрение императорского двора и самого императора и самодержца всероссийского определило предвзятое отношение к «Руслану и Людмиле» со стороны казенной театральной дирекции и реакционной «желтой» прессы.
Летом 1844 года М.И. Глинка уехал в Париж, где дал концерт, вызвавший большой интерес к творчеству гениального русского композитора-новатора в передовых литературно-художественных кругах Франции. Тесная дружба возникла между Михаилом Ивановичем и талантливым французским композитором Гектором Берлиозом, одним из первых горячих пропагандистов глинкинской музыки за рубежом. Берлиоз впервые продирижировал в Париже несколькими произведениями Глинки. 16 апреля 1845 года он напечатал большую статью о М.И. Глинке в газете «Журналь де деба», где отметил исключительную самобытность, оригинальность творчества гениального русского музыканта и причислил его к «превосходнейшим композиторам своего времени». Глинка нашел в Париже поддержку и со стороны музыкального критика А. Мериме. Именно этот критик еще в 1840 году, после посещения им России, писал о выдающемся новаторском значении «Ивана Сусанина» как глубоко национальной по своему содержанию, национальной и патриотической музыкальной эпопее. Пребывание М.И. Глинки в Париже явилось весьма плодотворным и в творческом отношении: Михаил Иванович написал ряд замечательных концертных пьес.
После Парижа Михаил Иванович Глинка поехал в Испанию, где провел два года (1845-1847), изучая испанскую народную музыку и записывая мелодии народных песен и танцев. В конце 1845 года он написал оркестровую пьесу «Блестящее каприччио на тему арагонской хоты». В основу этой оркестровой пьесы
М.И. Глинка положил мелодию широко распространенного испанского народного танца, слышанную им в исполнении гитариста-любителя. Несколько записанных в Испании народных мелодий впоследствии послужили Глинке материалом для оркестрового сочинения под названием «Воспоминание о летней ночи в Мадриде», или «Ночь в Мадриде» (1848; переработано в 1851).
В 1847 году Михаил Иванович Глинка вернулся на Родину. Здесь он создал «Фантазию на темы двух русских песен - свадебной и плясовой», обычно называемую «Камаринской» (1848), романсы «Заздравный кубок», «Мери», «Адель» на слова Александра Сергеевича Пушкина, «Песнь Маргариты» (текст И.В. Гете), «Финский залив», фортепианные сочинения «Воспоминание о мазурке» и «Баркарола» (объединенные в небольшой цикл под заглавием «Привет Родине»), «Молитва» (впоследствии переделана в вокально-симфоническое произведение) со словами Михаила Юрьевича Лермонтова, вариации на шотландскую тему. В 1852 году М.И. Глинка начал писать программную симфонию на малороссийские (украинские) темы «Тарас Бульба» (по одноименной повести Николая Васильевич Гоголя). Симфония не была, однако, закончена, и даже эскизы ее не сохранились. 1852-1854 годы (до вступления Франции в коалиционную войну против России, разумеется!) Глинка вновь провел в Париже. Проездом через Берлин Михаил Иванович познакомился с Дж. Мейербером, с увлечением слушал исполнение опер К.В. Глюка. Но М.И. Глинка постоянно испытывал мучительную тоску по Отчизне, обострявшую его чувство одиночества за границей.
В последние годы жизни великого русского национального композитора вокруг него объединилась группа молодых людей - истинных русских патриотов, с восторженным поклонением относившихся к светлой личности и гениальному творчеству Глинки. Среди них были тогдашние и будущие энергичные и страстные пропагандисты глинкинского музыкального творчества композитор и музыкальный критик Александр Николаевич Серов (1820-1871), знаменитые братья Владимир Васильевич Стасов (1824-1906) и Дмитрий Васильевич Стасов (1828-1918), талантливый астроном и собиратель автографов замечательных людей Василий Павлович Энгельгардт (1828-1915). В конце 1855 года Михаилу Ивановичу Глинке представили только что приехавшего в Петербург юного Милия Алексеевича Балакирева (1836-1910), о котором М.И. Глинка отозвался как о своем будущем преемнике. Последним крупным творческим замыслом Глинки, получившим воплощение, был проект оперы «Двухмужница, или Волжские разбойники» по пьесе Александра Александровича Шаховского (1777-1846). Проект этот Михаил Иванович составил в 1854 году, но не успел осуществить. В 1854-1855 годах М.И. Глинка написал свои интереснейшие автобиографические «Записки», продиктовал Александру Николаевичу Серову краткую «Автобиографию», а также «Заметки об инструментовке», сделал оркестровку нескольких своих романсов и сочинений других авторов.
В начале 1856 года М.И. Глинка снова выехал за границу. Здесь он усиленно работал над изучением старинных ладов. Работу над реформой русской церковной музыки великий русский композитор-новатор закончить не успел: 3 (15) февраля 1857 года Михаил Иванович Глинка умер в Берлине. В мае того же года тело М.И. Глинки было перевезено в Россию и похоронено на кладбище Александро-Невской лавры в Санкт-Петербурге. Но навсегда осталась его изумительная музыка.
Народность была основным и неизменным началом всего глинкинского творчества. «Создает музыку народ, а мы, художники, только ее аранжируем», - в этих словах М.И. Глинки, сказанных им А.Н. Серову, выражена глубочайшая мысль о том, что лишь на почве народного творчества может быть создано настоящее искусство, способное вечно жить и развиваться. Во многих своих творениях М.И. Глинка непосредственно использовал темы русских народных песен и плясок (танцев). Однако этот метод не являлся для него главным. Овладев смысловым интонационным строем народной музыкальной речи, Михаил Иванович творчески развил и обогатил ее в своей бессмертной музыке. По меткому замечанию князя Владимира Федоровича Одоевского, Глинка «доказал блистательным опытом, что русская мелодия, естественно, то заунывная, то веселая, то удалая, может быть возвышена до трагического стиля» (В.Ф. Одоевский. Избранные музыкально-критические статьи. - М.-Л.: Государственное музыкальное издательство, 1951, с. 21).
М.И. Глинка стремился сделать музыку широко доступной. Великий художник-реалист, всегда верный действительности, он виртуозно умел в частном и единичном вскрывать существенные черты общезначимого. Это определило широту и многогранность созданных им образов, в которых всегда отражены те или иные важные стороны русской национальной жизни. Великий русский искусствовед, музыкальный и художественный критик Владимир Васильевич Стасов верно и точно писал о важнейших героях и персонажах глинкинских опер: «Каждый из них - картина полная, цельная, каждый - воплощает век, народность» (В.В. Стасов. Собрание сочинений. Том III. - С.-Пб.: Типография И.Н. Скороходова (Надеждинская, 43), 1894, столбец 199).
Как и его старший друг и современник Александр Сергеевич Пушкин, Михаил Иванович Глинка стремился утвердить в своем творчестве идеалы высокой душевной красоты, мужества, стойкости, верности долгу, патриотической преданности Отчизне. Эти возвышенные духовно-нравственные идеалы
М.И. Глинка всегда воплощал в прекрасной, изящной, безупречной по своей законченности художественной форме. Этическое и эстетическое всегда гармонично слиты в творчестве гения русской и мировой музыки Глинки. Отсюда та особая поэтическая одухотворенность, сочетающаяся с предельной простотой, искренностью и задушевностью выражения, которая везде и всегда отличала (и поныне отличает!) его музыку.
Неизменно присущие музыке Михаила Ивановича Глинки ясность, стройность и уравновешенность формы дали русскому музыкальному критику Герману Августовичу Ларошу (1845-1904) основания назвать М.И. Глинку «самым классическим, самым строгим и чистым между первоклассными композиторами XIX столетия» (Г.А. Ларош. Собрание музыкально-критических статей. Том I - М.: Общество «Музыкально-теоретическая библиотека в Москве», 1913, с. 49).
«Иван Сусанин» и «Руслан и Людмила» положили (и заложили!) прочную основу русской классической опере. Такое же основополагающее значение имеют в русской музыке все симфонические произведения Михаила Ивановича Глинки. Дав непревзойденные образцы блестящего симфонического мастерства уже в «Иване Сусанине» и «Руслане и Людмиле», Глинка достиг вершины своего творчества как симфонист в оркестровых сочинениях сороковых годов XIX века: в двух «Испанских увертюрах» (под этим наименованием обычно объединяют «Арагонскую хоту» и «Ночь в Мадриде») и особенно в гениальной «Камаринской». Известное изречение великого русского композитора Петра Ильича Чайковского (1840-1893) о том, что в глинкинской «Камаринской», «как весь дуб в жолуде», содержится вся русская симфоническая музыка, служит верной и точной оценкой этого небольшого по размеру творения, в котором Глинка сумел поднять русскую народную песню на уровень высочайшего симфонического обобщения.
Изящная сжатость художественной формы соединяется во всех симфонических произведениях М.И. Глинки с изумительным богатством содержания и исключительным разнообразием средств симфонической разработки. Развивая в симфоническом творчестве темы подлинных народных песен и плясок, Глинка всегда стремился раскрыть их конкретный образный характер. Это придает оркестровым произведениям Михаила Ивановича черты программности. Сопоставление протяжной и плясовой русских народных песен в «Камаринской» рождает живые и яркие образы крестьянской жизни. При слушании «Арагонской хоты» возникает картина блестящего пышного празднества, стремительной, огненной, темпераментной испанской пляски. В «Ночи в Мадриде» аналогичные жанровые образы соединяются с тончайшей пейзажной звукописью. Другая линия программного симфонизма Глинки представлена в увертюре и антрактах к трагедии «Князь Холмский», проникнутых ярким и сильным драматическим пафосом. Самостоятельное значение имеют и многие эпизоды из опер М.И. Глинки - особенно увертюра, танцы и симфонические антракты из «Руслана и Людмилы».
Значение Михаила Ивановича Глинки (1804-1857) в русской музыке справедливо сравнивали (и поныне сравнивают!) с исторической ролью Александра Сергеевича Пушкина в русской художественной литературе, в прошлом называвшейся изящной словесностью. Исключительная широта постижения русской национальной жизни, высокая идейность, благородная правдивость, реалистическая глубина и сила образов в сочетании с идеальным совершенством художественной формы сделали творчество М.И. Глинки образцом для последующих поколений русских композиторов. Первым продолжил и развил дело М.И. Глинки его младший современник Александр Сергеевич Даргомыжский (1813-1869).
С благоговением и глубочайшим уважением относились к памяти М.И. Глинки и гениальные русские композиторы «Могучей кучки» - Александр Порфирьевич Бородин (1833-1887) и Милий Алексеевич Балакирев(1836-1910), Модест Петрович Мусоргский (1839-1881) и Николай Андреевич Римский-Корсаков (1844-1908), а также Петр Ильич Чайковский, сознательно стремившиеся следовать по пути творчества М.И. Глинки. Так, Н.А. Римский-Корсаков считал себя «истым глинкианцем». Сохраняя верность глинкинским заветам, эти композиторы обогащали классическую русскую музыку новым содержанием, вносили в нее новые образцы, сюжеты и темы, выдвигавшиеся ходом общественного развития, расширяли круг ее жанров, форм и средств художественного выражения. Начиная с М.И. Глинки, за русской музыкой прочно утвердилась самостоятельная роль в мировой музыкальной культуре.
В.Н. ПРИЩЕПЕНКО,
член Российской Народной Академии Наук
В содержание номера
К списку номеров
Источник: http://www.duel.ru/200425/?25_7_1