The Dark Side of the Moon II
Незатейливые и весьма трогательные выписки из письма полковника Али ГУРСКОГО с Испанского фронта. Прошу прощения за орфографические ошибки, если таковые обнаружатся...
"Часовой" № 235
Али ГУРСКИЙ
В боях Испании
...Каждый день налеты. Авиации здесь очень много. На днях над нашей головой произошел воздушный бой. Зрелище изумительное по красоте и ужасу.
Был чудный солнечный день и мы сидели спокойно на солнышке, ловя "зверей". Но вот послышались знакомые звуки - журчание. Все насторожились и лица стали серьезными, шутки прекратились. Все с тревогой смотрели на выбежавшего с биноклем капитана. Аэропланы летят на такой высоте, что их почти не видно простым глазом или только тогда, когда они уже над головой.
"Красные" летят. Приказ и все не торопясь, обязательно шагом, так как бегущий с аэроплана виднее, - идут до своих убогих укрытий и заползают кто куда может. (Во время похода или же на временных позициях обыкновенно для большинства, никаких укрытий нет и просто ложишься под куст). Но вот журчание переходит постепенно в рев моторов и уже видишь 1, 2, 5, 9, 12, - 17 тяжелых бомбовозов, а над ними, на высоте около 4 тысяч, - охранители-истребители, по три на одного бомбовоза.
Нужно, действительно самому видеть и испытать на себе эту ужасную бомбардировку, чтобы точно понять, какой это ужас!
С тоской всматриваешься в направление их полета. На позициях - они сбрасывают бомбы только после осмотра, чтобы не попасть в своих с такой высоты. Впереди, на быстроходном аппарате - начальник показывает курс.
Поворачивают, - значит обрушатся на нас.
И вдруг, привычное ухо улавливает, сквозь рев моторов, новое журчание. Ура! Наши! Сколько их - не успели сосчитать, но более 26-ти.
Красные успели их заметить и бомбовозы под небольшим прикрытием, спешат уходить, сопровождаемые нашей шрапнелью, а на оставшихся истребителей налетают наши.
Бой в воздухе, грандиозный бой, когда десятки аппаратов кружатся и вывертываются, смешавшись между собой, на высоте 4-х тысяч метров, едва видимые. Слышен треск пулеметов.
Но вот первый закружился как-то не гармонично и падает. С замиранием сердца, все уже давно выскочившие из своих убежищ, всматриваются в небо. Кто? Наш или их? Еще слишком высоко. И вдруг, - громкое, радостное ура! Красный! - Второй, - снова красный. Все обнимаются от радости.
Бой продолжается, но постепенно отошел от нас и только офицеры , в бинокль, видят отдельные эпизоды.
Красные уходят! Убегают разметанные, как стая диких уток, на которую напал сокол! Во все стороны. Наши их все время атакуют, но это уже все в одиночку. Так точно и не знаю, какие потери были у красных. - У нас, благополучно спустился лишь один аппарат с подбитым мотором. Остальные, снова построившись, как бы торжествуя, два раза пролетают над нашими позициями и в порядке улетают в Сарагоссу.
...Мы лежали на соломе, в подвале, находясь в ближайшем резерве, в шагах 500 за окопами, в деревушке, совершенно разрушенной артиллерией и авиацией, готовые каждую минуту или бежать на передовую линию, или же залезать еще глубже под землю, где вырыты хорошие укрытия от аэропланов и их бомб. Все углубились в чтение только что полученных газет из Сарагоссы.
Около 12 час. дня - вдруг какие-то крики. Все бегут из деревни к позициям.
Красные в окопах встали, подняли руки и что-то кричат. Несколько из них побежали к нам без оружия. Их, конечно, не допустили в окопы и выслали к ним охотников и офицера. Оказывается - поздравляют нас с блестящей победой в Астурии и концом северного фронта, говорят о скором окончании войны, о том, что они воевать не хотят и просят наших газет. Около десятка их вообще перебежало к нам.
Такие шутки они повторяют часто, но последняя окончилась не так благополучно.
Красные, как всегда, встали в окопах и начали просить дать им наши газеты. Конечно послали им их, с охотниками. Обе стороны, из любопытства, высыпали на окопы и начали перекличку. Я, к счастью, остался в окопе, так как красные начали поливать наших из пулеметов. Картина интнресная и поучительная для командиров. Результат представьте себе сами.
...Не мылись уже около 20 дней.
...Отношение ко мне в бандере исключительное, как со стороны офицеров, так и солдат. Русских рядом - никого и я говорю только по-испански (и с "бандарином" - знаменщиком по-немецки), благодаря чему делаю успехи в языках.
Когда я был в деревне, мне бросился на шею один легионер из 10-й компании. "Друг, брат, пойдем пить вино". - Пошли. Спрашиваю его: "почему я тебе брат?" - "Так ведь ты русский, а я итальянец - оба в легионе, значит теперь братья". - Пришлось согласиться, но "так как ты старший, то и плати за вино". "Пили, - и он платил, а вечером я его отнес в роту. Очень милый человек!
Как солдат, я получаю достаточно и у меня есть все, что мне необходимо. Кормят здесь так хорошо, что нам могут позавидовать и рестораны, конечно средние, а в некоторых случаях и все вы.
...Сегодняшний обед: суп с лапшой, заправленный чесноком, томатами и луком; - фасоль с кусочком мяса и цветной капустой, с вареным картофелем, - каракатица жаренная в своем соку, - кусок телятины с жареной картошкой, - горсть фиников, (вчера - грецких орехов), - стакан вина. И это в окопах, на фронте, на вершине горы, за тридевять земель от ближайшего города. Да еще белый большой хлеб на человек и вечером будет в этом же роде. Почти никогда не съедаю всего, а вечером часто не ужинаю, - пью только кофе.
...А вот, что мы получили на Рождество: закуска - на зубочистке 1 маслина, анчоус, кусочек лангуста, кусочек соленого огурчика, кусочек чего-то еще и кусок хлеба, - стаканчик вермута, - пилав из телятины, ракушек, креветок и каракатица с томатным соусом, - омлет с печеным перцем, - кусочек копченой ветчины, - стакан рислинга, - филе с жареной картошкой, - апельсины и яблоки, печенье, стаканчик коньяку, и сигара-гаванна, красное вино не в счет, это вместо воды.
После обеда футбол, между 11 и 16 компаниями.
...На Арагонском фронте, к сожалению, очень холодно. Горы в снегу и большие туманы. Это самое холодное место в Испании. Одеты мы тепло, но естественно, что когда проводишь день и ночь на воздухе, то пальцы ног и рук мерзнут, как бы их не кутали. Тем более, что на фронте приходится спать на матушке - очень сырой земле. Способ спанья легионеров - как сардинки в коробке, для теплоты - мною избегается. Не желаю собою кормить еще и чужих домашних животных, достаточно и своего скота. Но капитан разрешил мне устраиваться отдельно от компании и как хочу, освободив от переклички по утрам и вечерам.
...Третий раз я был ранен 5.01.38 при нашей атаке осколком снаряда в голову. Ранение не опасное и я скоро встану. ежу в Сарагоссе, но сегодня или завтра меня отправят дальше в глубь страны, на лечение...
Мы шли на Теруель, где должны были атаковать интернациональную бригаду красных. Я не столько предчувствовал, что со мной что-то случится, что оставил все свои бумаги в Сарагоссе и в бой пошел, одев все свои ордена и значки.
4-го мы атаковали передовые позиции красных, сбили их и прошли километров 5-6 вперед, все время с боем. Красные отступали, но огрызались здорово, а мы почти бежали вперед, не давая им опомниться, по снегу и по холмам. Устал здорово. К вечеру мы подступили к главным позициям красных и залегли за пригорком и ночевали тут же, прямо в снегу. 5-го, с утра, другие части пошли в атаку, догоняя нас и мы, лежа, наблюдали за этой грандиозной и блестящей атакой. Наша артиллерия громила непрерывно позиции красных, а авиация делала чудеса, поливая их сверху пулеметным огнем, спускаясь так низко над ними, что много раз мы думали, что наш аппарат сбит и падает, но он снова и снова взвивался кверху и снова атаковал красных. Красные, подвезшие все свои резервы и массу пулеметов защищались до отказа и даже отбивались ручными гранатами, когда наши были уже ближе 20 метров и только тогда отступали дальше и снова открывали огонь. Часов в 12 наша бандера снова двинулась в атаку, на главную позицию красных на горе, и вот, когда наша компания вышла наверх, я ужаснулся. Предстояло их атаковать на ровном, как столе, плоскогории - метров до 1500. Ровное поле в снегу, усыпанное камнями, величиной до человеческой головы. Начали перебежку. От камня до камня. Красные открыли ураганный огонь из пулеметов, мы несли большие потери, но двигались вперед. Прошли уже метров 400, когда я залег за небольшой камень, пытаясь прикрыться им хоть немного. Вот здесь и произошло то, о чем пишу правдиво и подробно, так как это чрезвычайно интересно - психологически. Красные имели на этом участке 4 орудия, из которых интенсивно обстреливали нас площадями. Благодаря моему хорошему слуху, и тому, что звук летящего сигнала идет быстрее, чем сам снаряд, я всегда могу заранее сказать с точностью до 10 метров, где упадет снаряд и приблизительный калибр этого снаряда. Это дает мне возможность спокойно стоять там, где кругом все легли. Эти 4 орудия красных били так методично, что после 1-го я всегда расчитывал верно, где упадут три других. И лежа за камнем, я увидел разрыв 1-го снаряда и как говорят, похолодел от ужаса. 4-й должен был попасть прямо в меня, я это знал наверно. Спасения быть не могло. Он должен разорваться где-то здесь. Конечно все это были мгновения, доли секунд, но с ними летели мои мысли. Свист и разрыв 2-го ближе, 3-го - еще ближе, метров в 20-ти от меня. И вот я сердцем почувствовал полет 4-го. Знал, - прямо в меня. В диком отчаянии зажал уши руками, чтобы не слышать этот ужасный приближающийся и возрастающий зловещий звук. Зажал уши до невозможности, но я все же, его проклятого, слышал, и когда мое отчаяние дошло до предела, раздался, наконец, оглушительный взрыв, меня подбросило что-то, со страшной силой ударило в голову и я упал. Вот честно и точно мои мысли в тот момент. Они врезались мне в голову. С трудом открыл глаза и приподнялся, но тут же снова врылся в землю и подполз к своему камню... Ведь атака продолжалась и пули били в землю со всех сторон... Пробовал крикнуит - вышло хорошо и я начал кричать: "практиканте" - фельдшер и тут же вспомнил, что масса раненых, кроме меня и скоро помощи я не получу. Поднял руку к голове - вся в крови. Тогда я начал сгребать чистый снег в котором лежал и прикладывать его к ране. Снег моментально таял от крови, но я упорно продолжал его прикладывать. Минут через 10-15, услышал, что кто-то подползает ко мне сзади. Голову я не мог поднять. "Али, что с тобой?" - "Ранен в голову, зови практиканте и носилки". - Легионер, не знаю кто это был, стал кричать: "Али ранен!" - и вдруг я почувствовал, что он сзади стащил с меня перекинутое через мое плечо одеяло и стаскивает с меня мою сумку с вещами. - "Оставь!" - "Али, скорее снимай все - сейчас тебя перевяжут и отнесут"... Хладнокровно расчитав свои силы, поднял ногу и ударил лихого легионера ногой в живот. После такого довода, он согласился со мной и оставил мои вещи в покое, стал кричать и звать практиканте. Все это время я собирал снег и прижимал его к ране. Вскоре подползли санитары с носилками, втащили меня с вещами на них, подняли и понесли назад по этому полю, под пулеметным огнем... Как эти 400 метров никто из нас не был ранен - знает только Бог!
Тяжесть я представлял большую и санитары, задыхаясь, часто останавливались и делали передышку. Когда меня несли, я руками, с носилок, продолжал загребать чистый снег и прижимал его к голове.
Наконец, о как это было долго для меня, мы очутились за пригорком. Здесь пули били только случайные или залетные и санитары основательно передохнули, снесли меня вниз, где стояли все резервы и первая помощь. Сюда сносили со всех сторон раненых. Их была масса!
Но вот признаюсь, что меня обрадовало: кто-то узнал меня и закричал: "Боже! Али! Несут Али", - и ко мне бросились бывшие в резерве офицеры и легионеры. Прибежал и падре, мой друг, капеллан нашей бандеры и два наших лейтенанта-медика, и тогда из массы раненых, других перевязывали наспех, - как мне это и не было мне стыдно, - они уделили мне много времени, отлично вымыли рану, вытащили шерсть от моего шерстяного шлема, котторый был закутан на голове, подобно чалме, и сделали чудную и настоящую перевязку.
Здесь же мне показали и мой шлем, - весь в крови, с дырой от осколка впереди и пробитый пулями в 6-ти местах! Я даже и не знал об этом! Бог спас!
Я встал с носилок с небольшим головокружением. Доктора сказали, что метрах в 200 находится сарай, где стоят мулы со свешанными по сторонам носилками, на которых можно сидеть и лежать, чтобы я шел туда и с караваном отправился бы в деревушку, километров в 5-ти, где находится полевой госпиталь.
Сердечно распрощавшись с ними, я, отойдя шагов 50 сел отдохнуть и подумать. Решил лучше пешком, лощинами, пробираться самому в эту деревушку. Это оказалось мудрое решение, ведь ад продолжался и как я узнал потом в деревушке, этот самый сапай был снесен артиллерией красных!
Все позиции красный были нами взяты, хотя мы и понесли большие потери. Я, конечно, еще не знаю, кто остался жив из моей бандеры, кто ранен и кто убит. Только в то время, что я находился в деревушке, а я в первую же очередь был амбуляцией (чудный санитарный автомобиль) отправлен по этапу дальше, там уже собралось до 45-ти раненых - только из нашей бандеры.
Меня перебросили до станции, посадили в поезд и отправили в Сарагоссу.
Ехал я с чувством радости, что остался жив; гордости - что участвовал в таком сражении и горечи - что еду без денег и папирос.
6-го утром приехал в Сарагоссу и меня положили в чудном временном госпитале, а так как в этот день оказался большой праздник, то к обеду посыпались неожиданности. Приехал кардинал и благословил всех, приходили шикарные синьоры, каждый получил - печенье, торты, шоколадные конфеты, портвейн, сладкое, орехи, сигары и ура! по 3 пачки папирос по 20 шт. в каждой по 5 песет. Таким обраом курю и отправляю это письмо.
...Сейчас меня привезли в Бильбао, где чудный военный госпиталь-городок. Рана моя сантиметра 4 длиной, в правой части лба, идет немного вверх и вправо. Кость разрезана, слава Богу, не до конца. Главное - это страшный удар, мною полученный и возможно сотрясение мозга, но очень легкое. Голова немного кружится и тошнота появляется пока довольно часто.
...Ранен я был в начале нашего удара, и поэтому не знаю результатов его, но уже одно количество взятых танков и сбитых аэропланов красных, - не считая тысячи пленных, - до безумия уставших и сдающихся толпами, - весьма показательны.
...Интерес к России здесь большой, но конечно не знают ни нашего Белого движения, ни фактической жизни в СССР-ии - "Царь СТАЛИН с царицей РАСПУТИН, выгнали прежнего царя ТРОЦКОГО, котрый убил ЛЕНИНА". - "Самое жаркое место - это минус 40 градусов, и убивают всех, кто не имеет длинных усов и бороды". О том, что более 4-х лет существовала белая армия - не знают даже генералы. Русскую национальную ленточку раньше здесь никто не видел и приходят в восторг, когда узнают, что все-таки есть и русские, которые узнают, что все-таки есть и русские, которые из-за своих национальных идей, активно борятся в рядах армии генерала ФРАНкО в Испании и все ранены по нескольку раз.
...Раньше мы все представляли Испанию - как жгучее солнце, пальмы, песок, зелень и т. д., но уверяю вас, что по холоду она не уступает северу России. Я помню, как в июне, при Амбаросинском наступлении, мы по ночам дрожали на горах от холода! Когда я был ранен под Теруэлем - мы наступали при 15 градусах мороза! Снег по колено! В госпитале Бильбао лежит с отмороженными ногами Николай БИБИКОВ. Там же лежал наш бандарин (знаменщик). Ему при мне отрезали одну ступню, а когда я уезжал, должны были отрезать и другую. Отморозил их при наступлении.
...Здесь каждый легионер имеет свою мадрину - т. е. крестную военную мать, почти всегда не зная, кто она, иногда их получают по объявлению в газете, иногда их назначают политические партии, по просьбе, конечно, самого легионера. Мне лично случайно сообщили адрес, я написал и получил ответ от одной сеньоры быть моей мадриной и теперь мы в переписке. По обычаю мадрина посылает легионеру все, что ему нужно: табак, теплое белье и пр. Я же просил мою мадрину мне пока ничего не присылать, так как у меня все есть.
...Каждый захваченный кусок земли - очищается, приводится в порядок, налаживается снабжение, пленные исправляют дороги и только потом снова захватываем и отбиваем от красных новый участок земли. Благодаря этому, мы всегда имеем и хорошую пищу и достаточное количество снаряжения, а где нужно за нами едут и автоцистерны с водой. Организовано все действительно замечательно.
Здесь даже все женщины от 18 до 35 лет добровольно несут службу на пользу Родине, заменяя ушедших на фронт братьев, мужей и отцов. Абсолютно все. И это считается большой честью и гордостью. Лучшие и богатейшие фамилии испанских грандов, наравне с прстыми - участвуют в творческой работе для Родины. Работают все бесплатно, кто в госпитале, кто в министерстве или канцелярии. Всюду, во всех городах, открыты чистые, светлые, большие и уютные бесплатные детские столовые и таверны, и любуешься, как маленькие дети, от 3 до 8 лет, приучаются к порядку, дисциплине и чистоте. И здесь работают добровольцы-женщины, большей частью - барышни.
О мадринах - говорить не приходится. Как они заботятся о своих приемышах, можно судить по случаю со мной. Когда я был последний раз ранен и уехал из бандеры, а моя мадрина две недели не получала от меня известий - послала две телеграммы в бандеру: одну мне и другую команддиру, с запросом, не случилось ли что со мной...
Гордость у всех большая. Гордость за свою страну, за своего генералиссимуса, за армию. У графа Флориды, в Теруэле, большой замок, с редчайшими картинами и произведениями искусства. Теперь все это разграблено, конечно, красными, в недолгое их пребывание в Теруэле. Когда же графа спросили, почему он раньше не вывез все это из Теруэля - он гордо ответил: "Я испанец и если бы я вывозил вещи, то этим как бы показал, что не верю своей армии, а я верю и верю в окончательную победу над красными. Ну а что пропало несколько вещей, так это случайность, весьма понятная в военное время".
И так здесь все и во всем.
КЕМПЕЛЬСКИЙ
...Мы, русские, здесь себя зарекомендовали так, что нас, как боевой и преданный элемент, ценят все, начиная от Начальника легиона генерала ЯГУЕ и кончая простым легионером. Этим и объясняется, что нас не соединили всех в одной бандере. Но почти все русские в бандерах назначены своими начальниками в "лассы", т. е. личные ординарцы. Во время очень серьезных боев командиры приказывают ординарцам находиться при них и никуда уже их не посылают. Капитан знает наверное, что русский ординарец его не бросит до конца и в случае ранения или смерти всегда вынесет из огня.
Так вот что мне рассказали легионеры. КЕМПЕЛЬСКИЙ тоже был назначен "лассо" при командире компании. Бандера наступала. Красные открыли сильный ружейный и пулеметный огонь. Падало много раненных. КЕМПЕЛЬСКИЙ, возвращаясь с какого-то поручения, увидел, как его капитан упал впереди спреди раненных и убитых, а компания, отступив, залегла сзади. Не долго думая, КЕМПЕЛЬСКИЙ крикнул: "Легионеры! выносите своего капитана, я вас прикрою", - и схватив ручной пулемет, выскочил далеко вперед, перед всеми раненными и начал поливать красных из пулемета. Красные, конечно, сейчас же сосредоточили на нем огонь. Через несколько минут КЕМПЕЛЬСКИЙ упал, но снова, раненный, поднялся на колени и продолжал стрелять, пока не упал, пробитый пулями, мертвый. - Легионеры в это время успели вынести под его прикрытием капитана. Труп КЕМПЕЛЬСКОГО достали ночью.
Капитан, который был только тяжело ранен, - выздоровел и когда ему теперь представляют русского, - снимает фуражку, подходит, жмет руку, говоря - "Благодарю Вас за КЕМПЕЛЬСКОГО, который пожертвовал собой, чтобы спасти своего капитана. Каждый русский родной член моей семьи!"
Может быть впоследствии кто-либо из русских, сможет подробно все разузнать от самого капитана... а пока две с четвертью строчки в журнале "Часовой"... Его портреты нужно было бы иметь всем организациям, а я даже не знаю, как он выглядел и кто он в прошлом.
"Часовой" № 235
Али ГУРСКИЙ
В боях Испании
...Каждый день налеты. Авиации здесь очень много. На днях над нашей головой произошел воздушный бой. Зрелище изумительное по красоте и ужасу.
Был чудный солнечный день и мы сидели спокойно на солнышке, ловя "зверей". Но вот послышались знакомые звуки - журчание. Все насторожились и лица стали серьезными, шутки прекратились. Все с тревогой смотрели на выбежавшего с биноклем капитана. Аэропланы летят на такой высоте, что их почти не видно простым глазом или только тогда, когда они уже над головой.
"Красные" летят. Приказ и все не торопясь, обязательно шагом, так как бегущий с аэроплана виднее, - идут до своих убогих укрытий и заползают кто куда может. (Во время похода или же на временных позициях обыкновенно для большинства, никаких укрытий нет и просто ложишься под куст). Но вот журчание переходит постепенно в рев моторов и уже видишь 1, 2, 5, 9, 12, - 17 тяжелых бомбовозов, а над ними, на высоте около 4 тысяч, - охранители-истребители, по три на одного бомбовоза.
Нужно, действительно самому видеть и испытать на себе эту ужасную бомбардировку, чтобы точно понять, какой это ужас!
С тоской всматриваешься в направление их полета. На позициях - они сбрасывают бомбы только после осмотра, чтобы не попасть в своих с такой высоты. Впереди, на быстроходном аппарате - начальник показывает курс.
Поворачивают, - значит обрушатся на нас.
И вдруг, привычное ухо улавливает, сквозь рев моторов, новое журчание. Ура! Наши! Сколько их - не успели сосчитать, но более 26-ти.
Красные успели их заметить и бомбовозы под небольшим прикрытием, спешат уходить, сопровождаемые нашей шрапнелью, а на оставшихся истребителей налетают наши.
Бой в воздухе, грандиозный бой, когда десятки аппаратов кружатся и вывертываются, смешавшись между собой, на высоте 4-х тысяч метров, едва видимые. Слышен треск пулеметов.
Но вот первый закружился как-то не гармонично и падает. С замиранием сердца, все уже давно выскочившие из своих убежищ, всматриваются в небо. Кто? Наш или их? Еще слишком высоко. И вдруг, - громкое, радостное ура! Красный! - Второй, - снова красный. Все обнимаются от радости.
Бой продолжается, но постепенно отошел от нас и только офицеры , в бинокль, видят отдельные эпизоды.
Красные уходят! Убегают разметанные, как стая диких уток, на которую напал сокол! Во все стороны. Наши их все время атакуют, но это уже все в одиночку. Так точно и не знаю, какие потери были у красных. - У нас, благополучно спустился лишь один аппарат с подбитым мотором. Остальные, снова построившись, как бы торжествуя, два раза пролетают над нашими позициями и в порядке улетают в Сарагоссу.
...Мы лежали на соломе, в подвале, находясь в ближайшем резерве, в шагах 500 за окопами, в деревушке, совершенно разрушенной артиллерией и авиацией, готовые каждую минуту или бежать на передовую линию, или же залезать еще глубже под землю, где вырыты хорошие укрытия от аэропланов и их бомб. Все углубились в чтение только что полученных газет из Сарагоссы.
Около 12 час. дня - вдруг какие-то крики. Все бегут из деревни к позициям.
Красные в окопах встали, подняли руки и что-то кричат. Несколько из них побежали к нам без оружия. Их, конечно, не допустили в окопы и выслали к ним охотников и офицера. Оказывается - поздравляют нас с блестящей победой в Астурии и концом северного фронта, говорят о скором окончании войны, о том, что они воевать не хотят и просят наших газет. Около десятка их вообще перебежало к нам.
Такие шутки они повторяют часто, но последняя окончилась не так благополучно.
Красные, как всегда, встали в окопах и начали просить дать им наши газеты. Конечно послали им их, с охотниками. Обе стороны, из любопытства, высыпали на окопы и начали перекличку. Я, к счастью, остался в окопе, так как красные начали поливать наших из пулеметов. Картина интнресная и поучительная для командиров. Результат представьте себе сами.
...Не мылись уже около 20 дней.
...Отношение ко мне в бандере исключительное, как со стороны офицеров, так и солдат. Русских рядом - никого и я говорю только по-испански (и с "бандарином" - знаменщиком по-немецки), благодаря чему делаю успехи в языках.
Когда я был в деревне, мне бросился на шею один легионер из 10-й компании. "Друг, брат, пойдем пить вино". - Пошли. Спрашиваю его: "почему я тебе брат?" - "Так ведь ты русский, а я итальянец - оба в легионе, значит теперь братья". - Пришлось согласиться, но "так как ты старший, то и плати за вино". "Пили, - и он платил, а вечером я его отнес в роту. Очень милый человек!
Как солдат, я получаю достаточно и у меня есть все, что мне необходимо. Кормят здесь так хорошо, что нам могут позавидовать и рестораны, конечно средние, а в некоторых случаях и все вы.
...Сегодняшний обед: суп с лапшой, заправленный чесноком, томатами и луком; - фасоль с кусочком мяса и цветной капустой, с вареным картофелем, - каракатица жаренная в своем соку, - кусок телятины с жареной картошкой, - горсть фиников, (вчера - грецких орехов), - стакан вина. И это в окопах, на фронте, на вершине горы, за тридевять земель от ближайшего города. Да еще белый большой хлеб на человек и вечером будет в этом же роде. Почти никогда не съедаю всего, а вечером часто не ужинаю, - пью только кофе.
...А вот, что мы получили на Рождество: закуска - на зубочистке 1 маслина, анчоус, кусочек лангуста, кусочек соленого огурчика, кусочек чего-то еще и кусок хлеба, - стаканчик вермута, - пилав из телятины, ракушек, креветок и каракатица с томатным соусом, - омлет с печеным перцем, - кусочек копченой ветчины, - стакан рислинга, - филе с жареной картошкой, - апельсины и яблоки, печенье, стаканчик коньяку, и сигара-гаванна, красное вино не в счет, это вместо воды.
После обеда футбол, между 11 и 16 компаниями.
...На Арагонском фронте, к сожалению, очень холодно. Горы в снегу и большие туманы. Это самое холодное место в Испании. Одеты мы тепло, но естественно, что когда проводишь день и ночь на воздухе, то пальцы ног и рук мерзнут, как бы их не кутали. Тем более, что на фронте приходится спать на матушке - очень сырой земле. Способ спанья легионеров - как сардинки в коробке, для теплоты - мною избегается. Не желаю собою кормить еще и чужих домашних животных, достаточно и своего скота. Но капитан разрешил мне устраиваться отдельно от компании и как хочу, освободив от переклички по утрам и вечерам.
...Третий раз я был ранен 5.01.38 при нашей атаке осколком снаряда в голову. Ранение не опасное и я скоро встану. ежу в Сарагоссе, но сегодня или завтра меня отправят дальше в глубь страны, на лечение...
Мы шли на Теруель, где должны были атаковать интернациональную бригаду красных. Я не столько предчувствовал, что со мной что-то случится, что оставил все свои бумаги в Сарагоссе и в бой пошел, одев все свои ордена и значки.
4-го мы атаковали передовые позиции красных, сбили их и прошли километров 5-6 вперед, все время с боем. Красные отступали, но огрызались здорово, а мы почти бежали вперед, не давая им опомниться, по снегу и по холмам. Устал здорово. К вечеру мы подступили к главным позициям красных и залегли за пригорком и ночевали тут же, прямо в снегу. 5-го, с утра, другие части пошли в атаку, догоняя нас и мы, лежа, наблюдали за этой грандиозной и блестящей атакой. Наша артиллерия громила непрерывно позиции красных, а авиация делала чудеса, поливая их сверху пулеметным огнем, спускаясь так низко над ними, что много раз мы думали, что наш аппарат сбит и падает, но он снова и снова взвивался кверху и снова атаковал красных. Красные, подвезшие все свои резервы и массу пулеметов защищались до отказа и даже отбивались ручными гранатами, когда наши были уже ближе 20 метров и только тогда отступали дальше и снова открывали огонь. Часов в 12 наша бандера снова двинулась в атаку, на главную позицию красных на горе, и вот, когда наша компания вышла наверх, я ужаснулся. Предстояло их атаковать на ровном, как столе, плоскогории - метров до 1500. Ровное поле в снегу, усыпанное камнями, величиной до человеческой головы. Начали перебежку. От камня до камня. Красные открыли ураганный огонь из пулеметов, мы несли большие потери, но двигались вперед. Прошли уже метров 400, когда я залег за небольшой камень, пытаясь прикрыться им хоть немного. Вот здесь и произошло то, о чем пишу правдиво и подробно, так как это чрезвычайно интересно - психологически. Красные имели на этом участке 4 орудия, из которых интенсивно обстреливали нас площадями. Благодаря моему хорошему слуху, и тому, что звук летящего сигнала идет быстрее, чем сам снаряд, я всегда могу заранее сказать с точностью до 10 метров, где упадет снаряд и приблизительный калибр этого снаряда. Это дает мне возможность спокойно стоять там, где кругом все легли. Эти 4 орудия красных били так методично, что после 1-го я всегда расчитывал верно, где упадут три других. И лежа за камнем, я увидел разрыв 1-го снаряда и как говорят, похолодел от ужаса. 4-й должен был попасть прямо в меня, я это знал наверно. Спасения быть не могло. Он должен разорваться где-то здесь. Конечно все это были мгновения, доли секунд, но с ними летели мои мысли. Свист и разрыв 2-го ближе, 3-го - еще ближе, метров в 20-ти от меня. И вот я сердцем почувствовал полет 4-го. Знал, - прямо в меня. В диком отчаянии зажал уши руками, чтобы не слышать этот ужасный приближающийся и возрастающий зловещий звук. Зажал уши до невозможности, но я все же, его проклятого, слышал, и когда мое отчаяние дошло до предела, раздался, наконец, оглушительный взрыв, меня подбросило что-то, со страшной силой ударило в голову и я упал. Вот честно и точно мои мысли в тот момент. Они врезались мне в голову. С трудом открыл глаза и приподнялся, но тут же снова врылся в землю и подполз к своему камню... Ведь атака продолжалась и пули били в землю со всех сторон... Пробовал крикнуит - вышло хорошо и я начал кричать: "практиканте" - фельдшер и тут же вспомнил, что масса раненых, кроме меня и скоро помощи я не получу. Поднял руку к голове - вся в крови. Тогда я начал сгребать чистый снег в котором лежал и прикладывать его к ране. Снег моментально таял от крови, но я упорно продолжал его прикладывать. Минут через 10-15, услышал, что кто-то подползает ко мне сзади. Голову я не мог поднять. "Али, что с тобой?" - "Ранен в голову, зови практиканте и носилки". - Легионер, не знаю кто это был, стал кричать: "Али ранен!" - и вдруг я почувствовал, что он сзади стащил с меня перекинутое через мое плечо одеяло и стаскивает с меня мою сумку с вещами. - "Оставь!" - "Али, скорее снимай все - сейчас тебя перевяжут и отнесут"... Хладнокровно расчитав свои силы, поднял ногу и ударил лихого легионера ногой в живот. После такого довода, он согласился со мной и оставил мои вещи в покое, стал кричать и звать практиканте. Все это время я собирал снег и прижимал его к ране. Вскоре подползли санитары с носилками, втащили меня с вещами на них, подняли и понесли назад по этому полю, под пулеметным огнем... Как эти 400 метров никто из нас не был ранен - знает только Бог!
Тяжесть я представлял большую и санитары, задыхаясь, часто останавливались и делали передышку. Когда меня несли, я руками, с носилок, продолжал загребать чистый снег и прижимал его к голове.
Наконец, о как это было долго для меня, мы очутились за пригорком. Здесь пули били только случайные или залетные и санитары основательно передохнули, снесли меня вниз, где стояли все резервы и первая помощь. Сюда сносили со всех сторон раненых. Их была масса!
Но вот признаюсь, что меня обрадовало: кто-то узнал меня и закричал: "Боже! Али! Несут Али", - и ко мне бросились бывшие в резерве офицеры и легионеры. Прибежал и падре, мой друг, капеллан нашей бандеры и два наших лейтенанта-медика, и тогда из массы раненых, других перевязывали наспех, - как мне это и не было мне стыдно, - они уделили мне много времени, отлично вымыли рану, вытащили шерсть от моего шерстяного шлема, котторый был закутан на голове, подобно чалме, и сделали чудную и настоящую перевязку.
Здесь же мне показали и мой шлем, - весь в крови, с дырой от осколка впереди и пробитый пулями в 6-ти местах! Я даже и не знал об этом! Бог спас!
Я встал с носилок с небольшим головокружением. Доктора сказали, что метрах в 200 находится сарай, где стоят мулы со свешанными по сторонам носилками, на которых можно сидеть и лежать, чтобы я шел туда и с караваном отправился бы в деревушку, километров в 5-ти, где находится полевой госпиталь.
Сердечно распрощавшись с ними, я, отойдя шагов 50 сел отдохнуть и подумать. Решил лучше пешком, лощинами, пробираться самому в эту деревушку. Это оказалось мудрое решение, ведь ад продолжался и как я узнал потом в деревушке, этот самый сапай был снесен артиллерией красных!
Все позиции красный были нами взяты, хотя мы и понесли большие потери. Я, конечно, еще не знаю, кто остался жив из моей бандеры, кто ранен и кто убит. Только в то время, что я находился в деревушке, а я в первую же очередь был амбуляцией (чудный санитарный автомобиль) отправлен по этапу дальше, там уже собралось до 45-ти раненых - только из нашей бандеры.
Меня перебросили до станции, посадили в поезд и отправили в Сарагоссу.
Ехал я с чувством радости, что остался жив; гордости - что участвовал в таком сражении и горечи - что еду без денег и папирос.
6-го утром приехал в Сарагоссу и меня положили в чудном временном госпитале, а так как в этот день оказался большой праздник, то к обеду посыпались неожиданности. Приехал кардинал и благословил всех, приходили шикарные синьоры, каждый получил - печенье, торты, шоколадные конфеты, портвейн, сладкое, орехи, сигары и ура! по 3 пачки папирос по 20 шт. в каждой по 5 песет. Таким обраом курю и отправляю это письмо.
...Сейчас меня привезли в Бильбао, где чудный военный госпиталь-городок. Рана моя сантиметра 4 длиной, в правой части лба, идет немного вверх и вправо. Кость разрезана, слава Богу, не до конца. Главное - это страшный удар, мною полученный и возможно сотрясение мозга, но очень легкое. Голова немного кружится и тошнота появляется пока довольно часто.
...Ранен я был в начале нашего удара, и поэтому не знаю результатов его, но уже одно количество взятых танков и сбитых аэропланов красных, - не считая тысячи пленных, - до безумия уставших и сдающихся толпами, - весьма показательны.
...Интерес к России здесь большой, но конечно не знают ни нашего Белого движения, ни фактической жизни в СССР-ии - "Царь СТАЛИН с царицей РАСПУТИН, выгнали прежнего царя ТРОЦКОГО, котрый убил ЛЕНИНА". - "Самое жаркое место - это минус 40 градусов, и убивают всех, кто не имеет длинных усов и бороды". О том, что более 4-х лет существовала белая армия - не знают даже генералы. Русскую национальную ленточку раньше здесь никто не видел и приходят в восторг, когда узнают, что все-таки есть и русские, которые узнают, что все-таки есть и русские, которые из-за своих национальных идей, активно борятся в рядах армии генерала ФРАНкО в Испании и все ранены по нескольку раз.
...Раньше мы все представляли Испанию - как жгучее солнце, пальмы, песок, зелень и т. д., но уверяю вас, что по холоду она не уступает северу России. Я помню, как в июне, при Амбаросинском наступлении, мы по ночам дрожали на горах от холода! Когда я был ранен под Теруэлем - мы наступали при 15 градусах мороза! Снег по колено! В госпитале Бильбао лежит с отмороженными ногами Николай БИБИКОВ. Там же лежал наш бандарин (знаменщик). Ему при мне отрезали одну ступню, а когда я уезжал, должны были отрезать и другую. Отморозил их при наступлении.
...Здесь каждый легионер имеет свою мадрину - т. е. крестную военную мать, почти всегда не зная, кто она, иногда их получают по объявлению в газете, иногда их назначают политические партии, по просьбе, конечно, самого легионера. Мне лично случайно сообщили адрес, я написал и получил ответ от одной сеньоры быть моей мадриной и теперь мы в переписке. По обычаю мадрина посылает легионеру все, что ему нужно: табак, теплое белье и пр. Я же просил мою мадрину мне пока ничего не присылать, так как у меня все есть.
...Каждый захваченный кусок земли - очищается, приводится в порядок, налаживается снабжение, пленные исправляют дороги и только потом снова захватываем и отбиваем от красных новый участок земли. Благодаря этому, мы всегда имеем и хорошую пищу и достаточное количество снаряжения, а где нужно за нами едут и автоцистерны с водой. Организовано все действительно замечательно.
Здесь даже все женщины от 18 до 35 лет добровольно несут службу на пользу Родине, заменяя ушедших на фронт братьев, мужей и отцов. Абсолютно все. И это считается большой честью и гордостью. Лучшие и богатейшие фамилии испанских грандов, наравне с прстыми - участвуют в творческой работе для Родины. Работают все бесплатно, кто в госпитале, кто в министерстве или канцелярии. Всюду, во всех городах, открыты чистые, светлые, большие и уютные бесплатные детские столовые и таверны, и любуешься, как маленькие дети, от 3 до 8 лет, приучаются к порядку, дисциплине и чистоте. И здесь работают добровольцы-женщины, большей частью - барышни.
О мадринах - говорить не приходится. Как они заботятся о своих приемышах, можно судить по случаю со мной. Когда я был последний раз ранен и уехал из бандеры, а моя мадрина две недели не получала от меня известий - послала две телеграммы в бандеру: одну мне и другую команддиру, с запросом, не случилось ли что со мной...
Гордость у всех большая. Гордость за свою страну, за своего генералиссимуса, за армию. У графа Флориды, в Теруэле, большой замок, с редчайшими картинами и произведениями искусства. Теперь все это разграблено, конечно, красными, в недолгое их пребывание в Теруэле. Когда же графа спросили, почему он раньше не вывез все это из Теруэля - он гордо ответил: "Я испанец и если бы я вывозил вещи, то этим как бы показал, что не верю своей армии, а я верю и верю в окончательную победу над красными. Ну а что пропало несколько вещей, так это случайность, весьма понятная в военное время".
И так здесь все и во всем.
КЕМПЕЛЬСКИЙ
...Мы, русские, здесь себя зарекомендовали так, что нас, как боевой и преданный элемент, ценят все, начиная от Начальника легиона генерала ЯГУЕ и кончая простым легионером. Этим и объясняется, что нас не соединили всех в одной бандере. Но почти все русские в бандерах назначены своими начальниками в "лассы", т. е. личные ординарцы. Во время очень серьезных боев командиры приказывают ординарцам находиться при них и никуда уже их не посылают. Капитан знает наверное, что русский ординарец его не бросит до конца и в случае ранения или смерти всегда вынесет из огня.
Так вот что мне рассказали легионеры. КЕМПЕЛЬСКИЙ тоже был назначен "лассо" при командире компании. Бандера наступала. Красные открыли сильный ружейный и пулеметный огонь. Падало много раненных. КЕМПЕЛЬСКИЙ, возвращаясь с какого-то поручения, увидел, как его капитан упал впереди спреди раненных и убитых, а компания, отступив, залегла сзади. Не долго думая, КЕМПЕЛЬСКИЙ крикнул: "Легионеры! выносите своего капитана, я вас прикрою", - и схватив ручной пулемет, выскочил далеко вперед, перед всеми раненными и начал поливать красных из пулемета. Красные, конечно, сейчас же сосредоточили на нем огонь. Через несколько минут КЕМПЕЛЬСКИЙ упал, но снова, раненный, поднялся на колени и продолжал стрелять, пока не упал, пробитый пулями, мертвый. - Легионеры в это время успели вынести под его прикрытием капитана. Труп КЕМПЕЛЬСКОГО достали ночью.
Капитан, который был только тяжело ранен, - выздоровел и когда ему теперь представляют русского, - снимает фуражку, подходит, жмет руку, говоря - "Благодарю Вас за КЕМПЕЛЬСКОГО, который пожертвовал собой, чтобы спасти своего капитана. Каждый русский родной член моей семьи!"
Может быть впоследствии кто-либо из русских, сможет подробно все разузнать от самого капитана... а пока две с четвертью строчки в журнале "Часовой"... Его портреты нужно было бы иметь всем организациям, а я даже не знаю, как он выглядел и кто он в прошлом.