о том, как стандартно обошлись с одним креативным фотографом
При всех симпатиях Окуджавы к к дореволюционным временам, к эпохе царского времени и противопоставлении ему Высоцкого с первого взгляда может сложиться впечатление, что Высоцкий как поэт - в доску советский. И хотя творчество Высоцкого ценно в первую очередь тем, что в нём есть накал человеческой страсти, которая наделяет человека способностью преодолевать казалось бы непреодолимое, оно не сводится только к этой составляющей. Если взять список песен со многих его концертов, то окажется, что Великой Отечественной войне в них посвящено 2-3 песни, может быть пара песен о героизме в мирное время, а остальное - спортивные песни, многие из которых иронические, песни на бытовые темы, и близкие к блатным. В предыдущей статье я упоминал о быте как о своеобразном театре военных действий между капиталистическим и социалистическим блоком: кто лучше обустроит быт. Пока подход к быту отличался, количественное сравнение не играло роли, но заявленное на XXII съезде понимание коммунизма как уровня потребления перевело противоборство исключительно в количественную сферу с правилами, которые задавал западный мир. Одна из песен на тему противостояния называется "Пародия на плохой детектив":
Сразу следует сказать, что детектив - жанр не прижившийся, чужеродный для русской литературы. А коль скоро русская литературная традиция не обладает собственным заделом для этого жанра, то для оценки наиболее адекватны западные подходы и критерии.
Опасаясь контрразведки, избегая жизни светской,
Под английским псевдонимом "мистер Джон Ланкастер Пек",
Вечно в кожаных перчатках, чтоб не сделать отпечатков,
Жил в гостинице "Советской" несоветский человек.
Детектив, как правило, бывает двух типов. Первый, классический - когда заранее неизвестно, кто главный злодей, а детектив - фигура номер один. Второй - когда повествование идёт попеременно от лица главного злодея и от лица детектива, и эти сюжетные линии смыкаются. Очевидно, интрига раскрыта с самого начала, и вся загадка состоит даже не в том, будет пойман злодей или не будет, а в том, как долго сыщики будут оказываться в дураках.
Джон Ланкастер в одиночку, преимущественно ночью,
Чем-то щелкал, в чем был спрятан инфракрасный объектив.
А потом в нормальном свете, представало в черном цвете
То, что ценим мы и любим, чем гордится коллектив.
Клуб на улице Нагорной стал общественной уборной,
Наш родной центральный рынок стал похож на грязный склад.
Искаженный микропленкой, ГУМ стал маленькой избенкой.
И уж вспомнить неприлично, чем предстал театр МХАТ.
Главный злодей занимается тем, что называется информационно-психологической войной: в рамках пропагандистской работы создаёт негативный образ своего противника. Враг советского государства, безусловно, знаком с культурой и талантлив, умеет работать с техникой, умеет подать материал нужным образом. Он формально не занимается противозаконной деятельностью, ибо его объекты внимания - не воинские части, не ракеты, не секретные чертежи, а объекты культуры, уровень гигиены в местах скопления большого числа советских граждан. Он не занимается диверсиями, а лишь поставляет материал для пачкотни. Неприятно, конечно, но не смертельно, мелко, и совсем не по-детективному.
Но работать без подручных может грустно, может скучно,
Враг подумал, враг был дока, написал фиктивный чек,
И, где-то в дебрях ресторана, гражданина Епифана
Сбил с пути и с панталыку несоветский человек.
Вот и встретились двое с небезупречным облико морале - ведь канон таков, что в каждом супостате да найдётся изъян, будь он хоть трижды талантлив и эстетичен.
Епифан казался жадным, хитрым, умным, плотоядным,
Меры в женщинах и в пиве он не знал и не хотел.
В общем так: подручный Джона был находкой для шпиона.
Так случиться может с каждым, если пьян и мягкотел.
Нетрудно догадаться, что над этой частью сценария поработал особист, пересказывающий кажущиеся нудными и очевидными азы своего дела. С одной стороны, кому не хочется думать, что он умнее одесского раввина? А с другой - разъяснения два раза как для дефективных резко снижают художественную ценность, даже если она была бы на высоте.
Вот и первое заданье: в 3.15, возле бани,
Может раньше, может позже остановится такси,
Надо сесть, связать шофера, разыграть простого вора,
А потом про этот случай раструбят по Би-Би-Си.
Эта работа всё ещё по профилю, но она не обходится без "дьявола для грязной работы", ибо уже сопряжена с противозаконной деятельностью. Ну, и, конечно, куда без представления о "русском бардаке", череватом ошибками и провалами.
И еще: оденьтесь свеже и на выставке в Манеже
К вам приблизится мужчина с чемоданом. Скажет он:
"Не хотите ли черешни?" Вы ответите "конечно"
Он вам даст батон с взрывчаткой, принесете мне батон.
С художественной точки зрения черешня (или батон) в чемодане - это издёвка над штампами о том, как должен выглядеть пособник шпиона. Но взрывчатка - это уже статья посерьёзнее, и в ней задействован сам Ланкастер Пек.
А за это, друг мой пьяный,- говорил он Епифану,-
Будут деньги, дом в Чикаго, много женщин и машин..
Враг не ведал, дурачина: тот, кому все поручил он,
Был чекист, майор разведки и прекрасный семьянин.
А вот и явление на сцену детектива из ведомства, чья служба и опасна и трудна, и на первый взгляд, как будто, не видна. Как только случилась заявка на "смертельно", вредного агента немедленно обезвредили "без пыли и шума", совсем не по закону детективного жанра, а уже по принципу "спецслужбы бдительно следят за кем положено". А вот если бы Ланкастер Пек не замарался в криминале, ему бы так и позволяли пакостничать через СМИ?
Да, до этих штучек мастер этот самый Джон Ланкастер,
Но жестоко просчитался пресловутый мистер Пек.
Обезврежен он и даже он пострижен и посажен,
А в гостинице "Советской" поселился мирный грек.
Собственно, закономерный финал: как только, так и сразу, и непременно посадить. Просто и понятно, по-рабоче-крестьянски. Пресловутый особист из одного из предыдущих четверостиший, и тот сработал бы тоньше.
Коль скоро речь идёт о Высоцком, то ограничение себя рамками художественной силы или слабости недопустимо. О взгляде с другой стороны - в отдельной статье.
Сразу следует сказать, что детектив - жанр не прижившийся, чужеродный для русской литературы. А коль скоро русская литературная традиция не обладает собственным заделом для этого жанра, то для оценки наиболее адекватны западные подходы и критерии.
Опасаясь контрразведки, избегая жизни светской,
Под английским псевдонимом "мистер Джон Ланкастер Пек",
Вечно в кожаных перчатках, чтоб не сделать отпечатков,
Жил в гостинице "Советской" несоветский человек.
Детектив, как правило, бывает двух типов. Первый, классический - когда заранее неизвестно, кто главный злодей, а детектив - фигура номер один. Второй - когда повествование идёт попеременно от лица главного злодея и от лица детектива, и эти сюжетные линии смыкаются. Очевидно, интрига раскрыта с самого начала, и вся загадка состоит даже не в том, будет пойман злодей или не будет, а в том, как долго сыщики будут оказываться в дураках.
Джон Ланкастер в одиночку, преимущественно ночью,
Чем-то щелкал, в чем был спрятан инфракрасный объектив.
А потом в нормальном свете, представало в черном цвете
То, что ценим мы и любим, чем гордится коллектив.
Клуб на улице Нагорной стал общественной уборной,
Наш родной центральный рынок стал похож на грязный склад.
Искаженный микропленкой, ГУМ стал маленькой избенкой.
И уж вспомнить неприлично, чем предстал театр МХАТ.
Главный злодей занимается тем, что называется информационно-психологической войной: в рамках пропагандистской работы создаёт негативный образ своего противника. Враг советского государства, безусловно, знаком с культурой и талантлив, умеет работать с техникой, умеет подать материал нужным образом. Он формально не занимается противозаконной деятельностью, ибо его объекты внимания - не воинские части, не ракеты, не секретные чертежи, а объекты культуры, уровень гигиены в местах скопления большого числа советских граждан. Он не занимается диверсиями, а лишь поставляет материал для пачкотни. Неприятно, конечно, но не смертельно, мелко, и совсем не по-детективному.
Но работать без подручных может грустно, может скучно,
Враг подумал, враг был дока, написал фиктивный чек,
И, где-то в дебрях ресторана, гражданина Епифана
Сбил с пути и с панталыку несоветский человек.
Вот и встретились двое с небезупречным облико морале - ведь канон таков, что в каждом супостате да найдётся изъян, будь он хоть трижды талантлив и эстетичен.
Епифан казался жадным, хитрым, умным, плотоядным,
Меры в женщинах и в пиве он не знал и не хотел.
В общем так: подручный Джона был находкой для шпиона.
Так случиться может с каждым, если пьян и мягкотел.
Нетрудно догадаться, что над этой частью сценария поработал особист, пересказывающий кажущиеся нудными и очевидными азы своего дела. С одной стороны, кому не хочется думать, что он умнее одесского раввина? А с другой - разъяснения два раза как для дефективных резко снижают художественную ценность, даже если она была бы на высоте.
Вот и первое заданье: в 3.15, возле бани,
Может раньше, может позже остановится такси,
Надо сесть, связать шофера, разыграть простого вора,
А потом про этот случай раструбят по Би-Би-Си.
Эта работа всё ещё по профилю, но она не обходится без "дьявола для грязной работы", ибо уже сопряжена с противозаконной деятельностью. Ну, и, конечно, куда без представления о "русском бардаке", череватом ошибками и провалами.
И еще: оденьтесь свеже и на выставке в Манеже
К вам приблизится мужчина с чемоданом. Скажет он:
"Не хотите ли черешни?" Вы ответите "конечно"
Он вам даст батон с взрывчаткой, принесете мне батон.
С художественной точки зрения черешня (или батон) в чемодане - это издёвка над штампами о том, как должен выглядеть пособник шпиона. Но взрывчатка - это уже статья посерьёзнее, и в ней задействован сам Ланкастер Пек.
А за это, друг мой пьяный,- говорил он Епифану,-
Будут деньги, дом в Чикаго, много женщин и машин..
Враг не ведал, дурачина: тот, кому все поручил он,
Был чекист, майор разведки и прекрасный семьянин.
А вот и явление на сцену детектива из ведомства, чья служба и опасна и трудна, и на первый взгляд, как будто, не видна. Как только случилась заявка на "смертельно", вредного агента немедленно обезвредили "без пыли и шума", совсем не по закону детективного жанра, а уже по принципу "спецслужбы бдительно следят за кем положено". А вот если бы Ланкастер Пек не замарался в криминале, ему бы так и позволяли пакостничать через СМИ?
Да, до этих штучек мастер этот самый Джон Ланкастер,
Но жестоко просчитался пресловутый мистер Пек.
Обезврежен он и даже он пострижен и посажен,
А в гостинице "Советской" поселился мирный грек.
Собственно, закономерный финал: как только, так и сразу, и непременно посадить. Просто и понятно, по-рабоче-крестьянски. Пресловутый особист из одного из предыдущих четверостиший, и тот сработал бы тоньше.
Коль скоро речь идёт о Высоцком, то ограничение себя рамками художественной силы или слабости недопустимо. О взгляде с другой стороны - в отдельной статье.