О деталях
Иногда в чеховском тексте на близком повествовательном пространстве рядом оказываются «толстовские» и «чеховские» детали.
Именно в этих случаях отчетливо видна их разнота.
«Андрей Ильич, томный от голода и утомления <…> набросился на колбасу и ел ее с жадностью, громко жуя и двигая висками.
«Боже мой, - думала Софья Петровна, - я люблю его и уважаю, но… зачем он так противно жует?» («Несчастье»).
Деталь явно «толстовская» - того же типа, что и уши Каренина (о сходстве подобной детали (https://vk.com/app5898182_-70265472#s=2711362) с толстовскими в «Именинах» Чехову в свое время писал А. Н. Плещеев; Чехов с этим соглашался). Но далее в этом же рассказе встречаем деталь совсем иного плана:
«Она думала и глядела на своего мужа, сытого, но все еще томного. Почему-то взгляд ее остановился на его ногах, миниатюрных, почти женских, обутых в полосатые носки; на концах обоих носков торчали ниточки…»
Подробность в последующем тексте никак не интерпретируется. И это уже чеховская деталь. Она дана не потому, что нужна для ситуации или целого, но затем только, что Чехов так видит человека: вне иерархии «значительное» - «незначительное», вне мысли о том, что каждая мелкая подробность может быть только частью чего-то более крупного. Она - знак видения человека в целостности (https://vk.com/app5898182_-70265472#s=2711362) его существенных и случайных черт.
Итак, и в чеховской характеристике героев «говорящие» подробности свободно мешаются с подробностями, в характеристическом смысле «немыми».
Наиболее обобщенная, отобранная часть повествования подчиняется общему принципу отбора предметов.
© Александр Павлович Чудаков «Поэтика Чехова» (https://vk.cc/ciJT5c)