Одинокий Новый год

[domavl]

Одинокий Новый год

Автор: Хуан Пу

От дома, укутанного густым слоем снега, к свинарнику тянулась вереница следов. Чушка ещё спала, когда Цзинь Фэн со смехом разбудила её. Свинья расщепила веки и заметила, как кормёжка журча наполняет корыто в лучах яркого света. Трудно было устоять перед ароматом, распространяемым горячим паром. «Сегодня что, праздник какой?» - недоумевала свинья, когда её широченная пасть резво шерудила в корыте.

«Сегодня что, праздник какой?» - свинья с едва ли не волочащимся по земле набитым брюхом тяжело шла за Цзинь Фэн. Её частые следы были похожи на воробушков. Свинья угрюмо рассматривала покрытые чистым снегом ветки, когда внезапно бзднула, и воздух тут же наполнился амбре из смеси запахов дайкона и картофеля. «Ой, прошу прощения!» - завиляло хвостом животное. Тут ей на глаза попались ярко-красные парные надписи. На первой было написано, что во все уголки пришла весна и цветы заиграли красками, а на второй - пожелания благополучия и счастья этому дому. «А-а-а, Новый год». Парные надписи были из типографии, такие же шаблонные, как и вся наша жизнь, абсолютно не так приятные взору, как написанные от руки. В прежние времена парные надписи всегда писал Нянь Шэн. У него это получалось лучше всех в посёлке. Двадцать пятого, двадцать шестого числа двенадцатого месяца по лунному календарю Нянь Шэн выставлял перед дверьми стол, на котором и писал парные надписи, выводя чёрными чернилами по красной бумаге. Готовые парные надписи он складывал на землю, на которой они походили на красные облака. Он орудовал своей кистью внутри окружавшей его толпы, подобно воину-одиночке, фехтующему своим мечом. Нянь Шэн не брал плату за свои парные надписи, иногда даже красную бумагу покупал за свои кровные. Люди, кроме слов благодарности, дарили ему грецкие орехи или арахис, а кто пощедрее, те приносили блок сигарет или бутылочку водки «Сифэн». Каждую пару надписей он подписывал своим именем. В канун Нового года во второй половине дня, когда уже все парные надписи были написаны, Нянь Шэн с сигареткой в зубах прохаживался по посёлку и наблюдал за тем как каждый двор клеит парные надписи. Иногда он ещё сам себя журил: «Не очень тут написал, словно базарная баба писала» или «Криво и некрасиво, будто птица нагадила». Однако в этом году Нянь Шэна с его парными надписями было не видать. Куда он запропастился? Цепочки запутанных следов на заснеженной земле походили на стайку воробьёв. По бокам ворот свинарника также наклеили красочные парные надписи: «Да вырастет поголовье скота» и «Да будет небывалый урожай». Надписи были неприятны для глаз, словно были слеплены из кусков дерьма. Свинья была недовольна - мало того, что накалякано, так ещё и написана ерунда какая-то: как свинья может быть скотом? Надо об этом намекнуть Цзинь Фэн, во избежание того, что сельчане подумают, что я некультурная. Подойдя к воротам, она не увидела на курятнике парных надписей. «Значит для Цзинь Фэн, я поважнее этих несушек и квочек, хоть и не знаю на сколько, но поважнее. Спасибо, хозяюшка!». Дойдя до порога дома, она услышала голос Цзинь Фэн.

Цзинь Фэн держала фоторамку и её слёзы капали на лицо, что было запечатлено на фотографии. Лицо было раскатано в тонкую-тонкую бумагу и зажато между двух стёкол. «Это же Нянь Шэн, как он очутился за стеклом?» - прохрюкала свинья, и недожавшись ответа Цзинь Фэн, прижалась к её ногам, и стала слушать речь, обращённую к человеку в рамке.
- Нянь Шэн, ты пропал в прошлый Новый год. Я только вышла в туалет, а когда вернулась, ты уже исчез. Вот уж с год как. Куда ты пропал? Новый год на носу, а ты ещё не вернулся.

Из глаз запечатлённого на фотографии Нянь Шэна начала исходить некая дымка, которая становилась всё длиннее и длиннее. Вот она уже оказалась за порогом, и вскоре достигла заснеженного поля. Рядом с полем круглый год шумела река. Бетонная дорога, что шла вдоль русла реки, пролегала мимо администрации посёлка и вела в административный центр уезда. В северном же направлении она прямиком выходила к угледобывающему предприятию. Нянь Шэн достиг огромной раззявленной пасти шахты. Пасть поглотила его. Клеть спустила его на километровую глубину. Мутная вода в шахте доходила до пояса, казалось, что вот он - центр Земли. Сердце Нянь Шэна бешено колотилось в груди: неужели это и есть та самая Преисподняя, во мраке которой проживает сам Владыка ада? На поверхности воды отразился тёмный, колыхающийся расплывчатый силуэт. В ушах, подобно грому, бешено застучало сердце. Нянь Шэн, который даже кур боялся-то резать, а тут на такой глубине под землёй, аж подпрыгнул от ужаса.

- Это ты написал? - спросила Цзинь Фэн, разворачивая скомканный газетный лист. На нём были напечатаны стихи Нянь Шэна, написанные им в мрачных недрах Земли:

Вот мы добрались до центра Земли,
В шахте мы жизни черту перешли,
Все говорят что здесь Царство теней,
Нам лампа осветит надежду сильней.

Нянь Шэн заметил этот почерневший газетный листок, когда справлял нужду. Подобно шахтёру, озарённому ярким сиянием, которое скрывал отбитый им кусок угля, он неожиданно увидел своё имя. Имя было под слоем угольной пыли, боже мой, в самом деле было напечатано «Нянь Шэн». У него на радостях аж процесс встал. Он прочитал этот стих бесчисленное количество раз. С каждым новым разом ему становилось всё приятнее и приятнее. Задницу ему пришлось подтереть куском угля, и поэтому она полыхала. Он очень бережно хранил этот газетный листок, на котором было напечатано его имя. Даже декламировал свои стихи шахтёрам. Его голос доносился до самых глубоких выработок грохотом проходческого комбайна.
- Ты знаешь каково это декламировать стихи на километровой глубине? - спросил Нянь Шэн.
- Я не спускалась в шахту, даже не могу представить, - покачала головой Цзинь Фэн.
- Это чудесно! Ты ощущаешь себя призраком парящим в темноте. Шашка всё не взрывалась, Цзянхуа хотел проверить, что с ней, но я ему не разрешил, ему всего-то девятнадцать. Подхожу я значит к ней, пинаю и говорю: «Ты чё, сучара, не взрываешься?». Тут-то она и бабахнула. Сука, шутки со мной шутила.
- Нянь Шэн, далась тебе эта шахта? Только в нашем посёлке ежегодно гибнет больше десятка шахтёров. Сам посуди, шахта калечит людей: кто без рук остаётся, кто без ног, а у некоторых так и вообще - ни того, ни другого не остаётся, - потирая глаза, сказала Цзинь Фэн.
Нянь Шэн горько рассмеялся, образовавшиеся морщины на его лице напоминали карабкающегося паука.
- В шахте можно много заработать: за один месяц я получу больше, чем за несколько лет ковыряния в земле.
- А кроме шахты нет работы? Посадим чего-нибудь, древесные грибы начнём выращивать, на жизнь хватит.
- На свадьбу Бэнь Цзы деньги нужны, пока молодой надо побольше заработать, когда уже из бедноты-то выберемся?
- В шахте очень опасно, каждый год люди гибнут.
- Ну, может мне повезёт и я не погибну. Тёмная ночь даровала глаза чёрного цвета, но и с ними я ищу света.
- Лучше бы ночь подарила кошачьи глаза - во тьме ночной видел бы чудеса.
- Ты прямо-таки поэтесса!
Цзинь Фэн гордясь собой положила голову на плечо Нянь Шэна.

Она надеялась, что Нянь Шэн когда-нибудь вдруг да и появится в воротах. Новый год на подходе, как он может не вернуться. Цзинь Фэн на кухне чистила картошку, в котле томилась брюшина, на входе висели парные надписи. Он родился на Новый год, конечно же он вернётся домой на Новый год.

В следующий раз, когда Нянь Шэн снова читал Цзинь Фэн свой стих, у него уже была культя вместо руки.
- Взрывом оторвало. За одну руку выплачивают компенсацию в размере пятидесяти тысяч, нормально так. Побольше, чем в прошлые годы. Раньше за одного погибшего выплачивали триста тысяч, нынче - пятьсот. Человеческая жизнь подорожала. Мне столько не заработать и за несколько жизней, - с досадой вздыхал Нянь Шэн.
Его оторванная рука была погребена под грудой иссиня-чёрного угля. Когда Цзинь Фэн его увидела его левый рукав свободно висел, а сам он весь был в крови.
- Пойдём домой! - сказала Цзинь Фэн и коснулась его лица. - Я посадила больше десятка лотков древесных грибов. И за домом и перед домом. В этом году кило грибов стоит пятнадцать юаней, так что выручим больше десяти тысяч.
Нянь Шэн пошевелил правой рукой, она её крепко прижала к груди. Пустой рукав Нянь Шэна развивался подобно знамени: стоило только подуть ветерку, как он тут же начинал шуршать.
- Я покалечился, - Нянь Шэн оставшейся рукой схватил руку Цзинь Фэн, - но шахта выплатит пятьдесят тысяч, тоже пойдёт. На них можно будет поставить двухэтажный дом, Бэнь Цзы свадьбу справим.
Цзинь Фэн ладонью закрыла рот Нянь Шэну.
- Дурачок, на пятьдесят тысяч разве можно купить руку?
- Это ты дурочка, одну руку можно продать за пятьдесят тысяч, чья ещё рука стоит так дорого?
- Никуда не ходи, сиди дома, - Цзинь Фэн обняла его за голову. Его взъерошенные волосы подёргивались как борющиеся за вымя поросята.
Она вздыхала про себя: «Боже ты мой, человек без руки, как птица без крыла или рыба без хвоста, как дальше-то жить?».
- Я когда очнулся в палате, руки уже не было. Где же она? Мне так стыдно перед ней, ведь она была частью моего тела, да и не много радостных деньков у нас было, а тут ещё её изуродовал взрыв и она стала черна, как уголёк, - рыдал, заливаясь слезами Нянь Шэн в объятиях Цзинь Фэн.
Цзин Фэн гладила его взъерошенную голову, когда почувствовала, что окружающий воздух наполняется вонючим запахом взрывчатки. Она услышала громкий грохот, комната содрогнулась, и увидела как в воздухе парила рука, а багряная угольная пыль медленно оседала на пол.
- Я потерял свою душу, она всё ещё в шахтной выработке и больше никогда не вернётся.
- Мама завтра пойдет, покличет её. Недельку покличет, она и вернётся.
- Она забилась на километровой глубине, она боится, что она не сможет вернуться.
- Мама покличет, она непременно вернётся, - массируя его голову, ответила Цзин Фэн.
- Правда?
- Конечно, правда.
Цзинь Фэн распахнула одежду, показалась огромная грудь, которую она прижала к лицу Нянь Шэна. Его слёзы беззвучно катились по ней. Цзинь Фэн протёрла его глаза и вставила ему в рот набухший сосок. Нянь Шэн всхлипывая принялся почмокивать.

Болтающийся рукав Нянь Шэна порхал среди аромата пшеницы. Золотые волны пшеницы облегали Цзинь Фэн, которая продвигалась вглубь колышущегося поля, колосья наперегонки бросалось под размахиваемый ею серп. Левой рукой она придерживала пук, а правой жала. Стебли один за другим стыдливо ложились, очень скоро вся пшеница, что росла перед домом, уже была скошена. Колосья теснились вместе, обменивались растерянными взглядами и щебетали. Всюду витал золотисто-жёлтый аромат. Над полем роились неизвестные насекомые, цикады прячась в тени, надрываясь что есть мочи, весело пели. Ветер задирал платье Цзинь Фэн. По загорелой коже струились капли усталого пота. Рукав Нянь Шэна шуршал на ветру. Цзинь Фэн рукой вытерла проступивший на лице пот:
- Шёл бы ты домой, на поле жарко.
- Тебе ещё жарче, - ответил Нянь Шэн, осматривая стоящие на земле снопы.
Цзинь Фэн глядя на пустой рукав, подумала: «Как будто фокус какой с рукой - раз и втянулась в тело».
- Иди домой, там прохладно.
- Не пойду, - твёрдо ответил Нянь Шэн.

- Ой, Нянь Шэн, ты такой счастливчик! Жена жнёт пшеницу, а ты блаженствуешь!
У края поля остановился микроавтобус за рулём которого был Гэнь Цзи. Он высунул из окна голову и сказал:
- Цзинь Фэн, я помогу увезти тебе снопы.
- Не надо, я утащу. Тут недалеко. Не трать своё драгоценное время, ведь время деньги.
Гэнь Цзи спрыгнул на землю, и протягивая Нянь Шэну сигарету, произнёс:
- Ты меня держишь за какой-то печатный станок.
Нянь Шэн взял сигарету, увидел, что это «Чжунхуа» из мягкой пачки, и не стал её курить, а заткнул за ухо.
- Гэнь Цзи, в последние годы не плохо зарабатываешь, да? - обратился к Гэнь Цзи Нянь Шэн.
- Потом и кровью, - хохотнул Гэнь Цзи.
Ветер заставил пустой рукав Нянь Шэна пройтись по лицу Гэнь Цзи.
- Нянь Шэн, не суйся ты больше в шахту, давай ко мне на кирпичную фабрику, будешь мне дебет с кредитом сводить, за складом присматривать.
- Не боишься, что я тебя опозорю?
- Когда-то ты был заводилой в нашем классе, как же я тобой тогда восхищался, - рассмеялся Гэнь Цзи.
- Ты надо мной смеёшься, - скривился Нянь Шэн.
Гэнь Цзи подошёл поближе и сказал:
- Я действительно восхищался тобой. На каждом экзамене ты был лучше всех. Красавчик!
- До самого выпуска никто меня так и не смог превзойти, - гордо сказал Нянь Шэн. - Гэнь Цзи, ты каждую ночь прудил в постель. Причём прудил с чувством, масштабно. Словно контурные карты вырисовывал: надудонил Китай, а следом и на весь мир замахнулся. Однако, с географией ты в школе не дружил. Помню, вонял ты тогда знатно, а сейчас как? - Нянь Шэн наиграно поводил носом и громко чихнул.
Гэнь Цзи смущённо чуть отступил назад и протянул визитку.
- Надумаешь, звони.
Нянь Шэн принял своей единственной рукой тиснённую золотом карточку на которой прочёл: ««Мэйлида», Кирпич и черепица, поможем дому принарядиться».
- Ого, боссом заделался! Кто бы мог подумать, что такой двоечник, как ты, важной птицей станет. Небось ещё и секретарша есть?
- Я порядочный человек - как я могу иметь секретаршу? Если понадобится, то это непременно будет мужчина.
Гэнь Цзи открыл дверь и сноп за снопом загрузил салон, затем посигналил и был таков.
Нянь Шэн смотрел как Цзинь Фэн провожала взглядом подпрыгивающий на ухабах микроавтобус. Он кашлянул.
Взвалив сноп на спину она сказала:
- Гэнь Цзи зовёт тебя к себе на кирпичную фабрику, это же здорово: кто хочет - туда не устроится!
Нянь Шэн сплюнул и топча колос ответил:
- Он меня жалеет. Даже если он там деньги печатает, всё равно не пойду к нему.
Цзинь Фэн заметила как перекорёжило его лицо.
-Ладно, не пропадём. Не пойдёшь, так не пойдёшь. Ты главное за здоровьем следи, а я уж как-нибудь вытяну.

Нынче в посёлке при строительстве дома самый шик - использовать красный кирпич. Фабрика Гэнь Цзи расположена в западной части посёлка, на берегу реки. Только начинает светать, и механизмы уже начинают грохотать, а вода в речке становится то красной, то жёлтой. У Цзинь Фэн уже давненько в планах постройка нового дома. Сейчас они живут в глинобитной хижине, которая не является надёжным укрытием от ветров и дождей. Стоит всего-то десять лет, а на вид уже хибара хибарой: крыша вся поросла сорняками. Цзинь Фэн в голове уже набросала проект. Стены будут облицованы белой плиткой, такой белоснежной, чтобы аж дух захватывало. Обязательно будет туалет, солнечный водонагреватель, можно будет и мыться и горячая вода будет. Крыша будет плоской, покрытой цементной плиткой, можно будет сушить зерно, играть в маджонг, лепота! Нянь Шэн сможет на крыше заниматься каллиграфией, под голубым небом и пение птиц. Такое скромное семейное гнёздышко. Гэнь Цзи раньше в городе занимался отделкой квартир. Она попросит его и он подготовит проект дома, ну и поможет с цементными блоками и прочими материалами. Этот яркий домишко частенько снился Цзинь Фэн.
- В этом году построим дом, - сказала Цзинь Фэн, - кирпич возьмём у Гэнь Цзи, он обещал по себестоимости отдать, а это почти что на сорок процентов дешевле рыночной цены.
Нянь Шэн не горел идеей постройки двухэтажного дома. Он глянул на свой болтающийся рукав, имя Гэнь Цзи осой жужжало в его голове.
- Денег много надо, в старом можно ещё пожить... Подождём когда компенсацию от шахты на руки получим... Скоро я уже восстановлюсь, ещё подзаработаю... Строить так уж всем на зависть. И похуй что скажут!
- Всё ж то ты с Гэнь Цзи меряешься, - рассмеялась Цзинь Фэн, - Он босс, а мы каким образом с кем-то можем тягаться? Мы построим дом, который будет нас устраивать, и ладно.
Нянь Шэн бросил визитку Гэнь Цзи, потоптал её и сказал:
- Мануфактурка, а ты, гляди, уже босс. В школе он бы даже не посмел со мной тягаться. Он всегда просил меня помочь ему в обмен на пампушки.
- В школе-то да, тогда конечно, кто спорит, ты был непревзойдённым.
- А ты знаешь, - засмеялся Нянь Шэн, - на одном экзамене он хотел списать у меня, а я сказал, что не дам. Я сказал, что дам списать, если перед экзаменом нассу на него. А он и согласился. Я столько воды выпил, аж из ушей чуть ли не капало. Он сел на корточки, я достал писюн и обоссал его с головы до ног. Он прям помылся в моей моче. Когда я закончил он вытер лицо, и сказал, что я должен сдержать своё слово. Я ответил: «Конечно же». Ещё он сказал, что у меня здоровая писька. Я её встряхнул и засунул в брюки. На том экзамене я был первым, а он вторым.
Нянь Шэн расхохотался, и его пустой рукав вслед за ним тоже шурша придался радости.
- Я б ещё раз на него нассал, - переводя дух сказал Нянь Шэн, и повалился на золотые колосья.

У Нянь Шэна уже несколько дней болело горло, глотать было тяжело. Цзинь Фэн думала, что он страдает от избытка внутреннего жара, и поэтому приготовила ему отвар из листьев бамбука, мяты и сердцелистной хауттюйнии. Получившуюся чёрную жижу он пил несколько дней подряд, но эффекта так и не последовало. Они пошли в поселковую поликлинику. Врач деревянным шпателем прижал язык Нянь Шэна и посветил в рот фонариком. Глотка была красной, а миндалины воспалёнными. Он выписал амоксициллин и пилюли на основе китайского коптиса для подавления внутреннего жара. Через несколько дней полегчало, даже начал есть. Но спустя неделю горло распухло так, что уже и вода даже не просачивалась в глотку. Цзинь Фэн перепугалась, а Нянь Шэн оставался невозмутимым. Сказал, что, когда работал на шахте у него частенько так бывало, даже пищу приходилось выплёвывать. Как корова пережёвывал, а еда всё никак не проглатывалась. Потом само проходило.
- Так, поедем в уездную поликлинику, пускай там тебя хорошенько обследуют.
- Зачем? К врачам только попади - вмиг болезни придумают!
Цзинь Фэн не стала слушать Нянь Шэна, а позвонила Гэнь Цзи. Он как раз проводил собрание, и громко ответил, что надо ехать в уездную поликлинику, нечего тянуть!
Гэнь Цзи привёз Нянь Шэна в уездную поликлинику. Там его подвергли всевозможным обследованиям, и в конце концов диагностировали рак пищевода. Но посоветовали ещё съездить в Сиань на повторное обследование. Гэнь Цзи повёз его в Сиань. Два самых именитых врача подтвердили диагноз - так и есть: у Нянь Шэна рак пищевода.

Цзинь Фэн доверила Гэнь Цзи продажу участка, где планировалось возведение дома, а сама поехала в больницу ухаживать за Нянь Шэном. Горло у него так и было сдавлено, даже капля не могла просочиться. Он был в таком измождённом состоянии что походил на белый лист без единой надписи. В объятиях Цзинь Фэн он произнёс:
- Не надо лечить, зря деньги только тратить.
Цзинь Фэн вытерла слёзы на его лице и ответила:
- Глупости какие! У Да Шуаня тоже эта болячка была, вырезали уже как лет десять назад и живёт себе припеваючи.
- Исключительный случай, - дрожа ответил Нянь Шэн, - остальные же и года не протянули.
Перед глазами Цзинь Фэн поплыли образы скончавшихся за последнее время односельчан: Чунь Миня, Лай Вана, Цзинь Гоу, Цай Фу. Насчитала больше десяти человек, и всех скосил рак пищевода. Она не понимала отчего же эта хворь привязалась к посёлку, словно невидимым мечом зависла и не знаешь на чью шею упадёт. Как так? Это же не инфекция какая. Она подумала, что об этом надо поговорить с братом, который работает в административном центре провинции, чтобы он организовал проверку какую, выяснить откуда эта болезнь в посёлке. Эта хворь уже завладела Нянь Шэном, обязательно надо её изгнать не только из его тела, но и из посёлка, далеко-далеко. Цзинь Фэн докоснувшись до лица Нянь Шэна, произнесла:
- Сейчас медицина далеко шагнула, сделают операцию, и всё будет хорошо.
Нянь Шэн покосился на жидкость в трубочках капельницы, и отрешённым голосом, похожим на звук с которым подрагивает пламя свечи, произнёс:
- Боюсь, что такова судьба, не хочу ложиться под нож, деньги только на ветер.
- Что ты такое мелешь? - сжала его руку Цзинь Фэн. - Людям печень пересаживают, а у тебя вообще пустяк: вжик - и готово!
- Сделаю операцию - протяну ещё полтора года, - глядя на белую жидкость в трубке капельницы, ответил Нянь Шэн. - За полтора года выложить десятки тысяч юаней - слишком накладно.
- Чепуху несёшь. Пусть за деньги у тебя голова не болит.
- Пришла жопа, во век не рассчитаешься.
- Послезавтра операция, не накручивай себя! Тебе ещё внуков нянчить! Бэнь Цзы звонил, невестка-то на сносях, в сентябре ждут.
- Ещё три месяца, - с ожившими глазами сказал Нянь Шэн.
Цзинь Фэн обняла его за голову и сказала:
- Через три месяца ты станешь дедушкой. Каждое утро будешь водить внука в садик, а вечером забирать. По дороге будете ловить цикад, на речку будете ходить, крабиков собирать.
Лицо Нянь Шэна расплылось в улыбке:
- Хотел бы я застать эти деньки.
- Конечно застанешь! Вот сделают операцию и мы у тебя ещё на шее-то посидим.
Нянь Шэн уставился в потолок, в углу паук сплёл свою паутину, в которой трепыхались комарики.

Сначала Нянь Шэну хотели изготовить протез, Гэнь Цзи даже специально ездил в Сиань на протезно-ортопедическое предприятие разузнать, что да как. Протез левой руки, который бы подошёл Нянь Шэну, обошёлся бы в семь-восемь тысяч юаней, в одежде его было бы и не отличить он настоящей руки. От затеи с домом Цзинь Фэн пока пришлось отказаться. Она прикидывала в уме: «Так, древесные грибы можно продать за две тысячи; за грецкие орехи можно выручить больше тысячи, плюс ещё лимонник с гастродией в сумме дадут около тысячи; ту жирную свинью тоже продам. Подводя итог, так чуть-чуть даже останется. Ничего, если что Бэнь Цзы поможет. Он уже работает пять или шесть лет, а домой так ни копейки и не выслал. Его отцу нужен протез, так что ему полагается помочь деньгами».
Но Нянь Шэн пропал. Бэнь Цзы со своей возлюбленной приехал домой. Не прошло и нескольких дней, как она родила Ху Цзы. Как Ху Цзы исполнился месяц, родители уехали. Молодые, словно птички упорхнули в неизвестном направлении. Так Цзинь Фэн стала не только бабушкой, но и мамой. Малыш словно телёнок ежемесячно выпивал по пять-шесть пачек сухой молочной смеси «Саньлу». А потом, когда по телевизору сказали, что в сухой молочной смеси марки «Саньлу» обнаружен какой-то меламин, который вызывает что-то типа гидроцефалии, сразу прекратила давать ему сухие молочные смеси. Она стала сама варить ребёнку жидкие кукурузные или овощные кашки. Ребёнок рос крепко сбитым. Вернувшаяся обесцвеченная супруга Бэнь Цзы заметила, что ребёнка ежедневно кормят кашами и очень осерчала. Поносила всех и вся. Свинью бранила за её гнилую душу, воробьёв на земле за их чёрные души, ворон в небе обзывала демонами. Сначала Цзинь Фэн решила, что невестка недовольна тем, что свинья много жрёт, воробьи залетают на кухню, а вороны целый день галдят. Потом уже она заметила, что, когда невестка материт свинью, то смотрит на неё. Цзинь Фэн будто ножом по сердцу: невестка материт её. Она не сдержалась и подошла к невестке, та взбрыкнула, и оставив ребёнка, уехала в Гуанчжоу. Цзинь Фэн было не сладко: внук на руках, а в молочных смесях отрава, и какую же тогда марку надо покупать? Вообще-то в овощных кашах, кукурузных кашах, бульонах на костях, рыбных бульонах питательных веществ не занимать. Вечером позвонил Бэнь Цзы, голос в динамике был резкий, как крик горного сыча. Сердце Цзинь Фэн бешено колотилось:
- Бэнь Цзы, ты где? По телевизору говорят, что на юге не спокойно: то тайфун, то убьют кого, будь осторожен!
- Ма, я здоров, Юй Сю хочет развестись.
- Только поженились, а уже развестись, - изумилась Цзинь Фэн, - Это вам игры что ли какие?
- Почему ты не даёшь ребёнку молочные смеси? Юй Сю сказала, что ты не любишь его. Она хочет развестись.
- Давала, до тех пор пока не оказалось, что в него отраву подмешивают, - глядя на спящего в руках ребёнка, ответила Цзинь Фэн у которой бешено колотилось сердце. - Каждый день я варю ему пищу, которая содержит все необходимые питательные вещества: овощные супчики, рыбные бульоны, бульоны на кости...
- Купи ему «Нестле», - грубо прервал мать Бэнь Цзы, - это импортная марка.
- Ты там присмотрись, вдруг отец к тебе подался.
Бэнь Цзы положил трубку, в динамике загудели прерывистые гудки. Когда Бэнь Цзы было восемнадцать он сошёлся со своей коллегой. Как живот начал расти, узнали что она на пятом месяце. Рожала она в уездной больнице, и как ребёнку исполнился месяц, оставили его на Цзинь Фэн, а сами как листва полетели куда-то. Изредка звонили, то из Гуанчжоу, то из Сианя, то из Нанкина, то из Ханчжоу, как будто по всей стране скитались. Цзинь Фэн иногда завидовала поколению Бэнь Цзы: как минимум не ковыряются в земле, окончат неполную среднюю школу и даже не сдают экзамены в среднюю школу старшей ступени, и тут же уезжают на заработки, предоставлены сами себе, города становятся их новым домом. Она же, не окончив даже неполную среднюю школу, вернулась домой, и стала как скотина какая ковыряться в земле. Весной сеет, осенью жнёт. Всё время в работе, даже минутки нет продохнуть. Как же всё быстро меняется, прямо в мгновение ока: крестьяне стали фермерами, сами себе хозяевами. Не важно, сколько му засеял кукурузой или пшеницей, вкладываешь всю свою душу в посевы. Злаки вырастить можно, а можно ли вырастить юани? После того как снимут урожай, люди разъезжаются на заработки. Нянь Шэн и односельчане вербуются в шахты, что расположены в северных районах Шэньси или отправляются в район Циньлина пахать на золотых приисках. Поколение Бэнь Цзы совсем не похоже на своих родителей. Они похожи на птиц, что кружат над городами: прилетели-улетели. Даже если и попрошайничают, то попрошайничают с умом, не то что Нянь Шэн: был целёхонький, а сейчас руку потерял где-то на километровой глубине.

Цзинь Фэн обнимала Ху Цзы и всё не могла заснуть: перед её глазами один за другим сменялись чёрно-белые образы. Ближе к рассвету образы отступили и она погрузилась в дрёму. В комнату вошёл Нянь Шэн, и постояв немного перед кроватью, сел на неё. Затем он убрал руки Цзинь Фэн под одеяло. Вместо культи, слева снова была рука. Пальцами этой руки он изучал её лицо, изучал очень скрупулёзно. Пальцы скользили по её глазам, её носу, её выделяющимся губам. Пальцы были тёплыми, как будто были согреты углём. У Цзин Фэн на душе стало очень тепло. Она подождала пока Нянь Шэн разденется и как рыбка скользнёт под тёплое одеяло. Двое лежали рядом нагишом, как здорово, что ночью он её. В кровати они так же держали семейный совет, так что лобзания сменялись разговорами о повседневных хлопотах. Нянь Шэн частенько обхватывал её за талию ногами, так что её тело начинало походить на скрученного шелковичного червя. Так довольный Нянь Шэн и засыпал. А она? Она держала его за член: на протяжении десятилетий она не могла заснуть, если не ощущала в руках его член. Она хотела спросить его куда он делся. Она притворилась, что крепко спит, надеясь, что Нянь Шэн в кой-то веки поведёт себя романтично. Пальцы закончили скользить по её лицу и перешли на нежное лицо Ху Цзы, побежали по его носу и губам, затем спустились на его гладкое тело, и надолго сомкнулись на его пипиське.
- Смотри, вы так похожи, в конце концов ты его дед, - вздохнула про себя Цзинь Фэн.
- Мне холодно. У меня нет денег.
- Купим тебе пуховик, он тёплый. В шкафу есть тыща, вложена в свидетельство о заключении брака, надо - возьми.
- Не стоит, лучше купи Ху Цзы молочную смесь.
- По телевизору сказали, что в них какая-то отрава, не знаю какую покупать.
- На шахте произошёл взрыв, погибло три человека.
- Не спускайся в шахту, это очень опасно, - прижавшись к Нянь Шэну сказала Цзинь Фэн.
- Нам надо строиться, ещё Бэнь Цзы надо квартиру купить в уезде.
- Перестроим старый дом и хватит, а на квартиру пускай сами зарабатывают, - крепко обняв Нянь Шэна сказала Цзинь Фэн.
- Я всё-таки поработаю ещё в шахте, в забое много денег можно поднять.
- Тебе здоровья-то хватит в шахте работать? Это гораздо тяжелее нежели хлеба растить.
- Если я заделаюсь крестьянином и не буду спускаться в шахту, то разве я смогу как Гэнь Цзи сидеть в своём собственном офисе?
- В этом году цена на трутовик хорошая: кило - больше тридцати пяти юаней. Перед домом не будем сеять пшеницу, а будем выращивать грибы.
- Трутовику надо три года чтобы вырасти, а там кто знает, что будет с ценами! В позапрошлом году посадили ширококолокольчик и что? Даром никому не нужен был, вон, гниёт до сих пор.
- Трутовик и ширококолокольчик не одно и то же, говорят, что трутовик при раке помогает, да и дешёвый, не будет такого, что никто не купит.
- Поработаю-ка я пока в забое, смеяться же будут, что я такой лоб дома сижу, - взяв за руку Цзинь Фэн, произнёс Нянь Шэн и вдруг заплакал.
- У тебя слабое здоровье, будешь дома следить за Ху Цзы, а я буду работать: пойду в официантки, няни, уборщицы, - вытирая его слёзы, сказала Цзинь Фэн.
- Так ещё больше засмеют! Я мужик, пойду работать в шахту!
Нянь Шэн попытался высвободиться из объятий, но Цзинь Фэн не пускала. Ху Цзы заплакал и лужа мочи достигла Цзинь Фэн, она проснулась, открыла глаза и пошарила ими в поисках Нянь Шэна.

За неделю до повторной проверки в Сиане Нянь Шэну заметно полегчало. Лето выдалось дождливым, Нянь Шэн своей единственной правой рукой водил туда-сюда пилой - пилил на чурки излишки древесины, которая не пошла на посадку грибов. Чурки затем колол на поленья, которые аккуратно складывал на площадке перед домом. Кирпичная фабрика Гэнь Цзи располагалась на берегу реки, и поэтому вода окрашивалась в жёлтый цвет, будто это была Хуанхэ. После того, как в реке погибла вся рыба, утка больше не заходила в воду, а лишь стояла на берегу и вытянув шею, крякала на протекающую жёлтую реку. Однажды под вечер она так и умерла на берегу реки. Нянь Шэн поднял её своей рукой, её белые перья контрастировали на фоне его бледного, как лист бумаги лица. Мутная речная вода пенилась у его ног. Нянь Шэн договорился чтобы заброшенный много лет назад колодец очистили. Со дна извлекли весь ил, оголовок колодца зацементировали, установили насос - нажимаешь на рычаг и тут же стремительно брызжет чистая-чистая вода. Нянь Шэн всем ведро за ведром набирал воду. Он нажимал рычаг правой рукой, а в это время как его левый рукав шелестел на ветру. Глядел в ведро, в котором отражалось далёкое голубое небо. Дождь лил без передышки, барабанил по тазикам и пиалам, нагоняя тревогу. Нянь Шэн замесил глину, купил черепицу и принялся плиточка за плиточкой крыть тёмно-синим цветом крышу. Трудился как муравей. Ежедневно хлебал только жидкую кашку. Он самолично перекрыл крышу не прося ни у кого помощи. Работнику надо было бы платить по сотне в день, вот и сэкономил. Нянь Шэну полегчало, и у Цзинь Фэн на душе стало радостно. Она вспомнила ту пору, когда они были молодожёнами. Нянь Шэн переделав все дела, сидел на углу дома под лучами солнца и читал написанные им в забое стихи. Цзинь Фэн положив голову ему на колени, как кошка нежилась в его объятиях.

В пять утра вырываюсь из объятий подушки,
Выпиваю стакан кипятка и съедаю пампушки,
Прихватив свой фонарь, я бегу из избушки.
Преодолев километровое расстояние,
Я у сердца Земли, у нас с нею свидание.

- Очень красиво, - сказала Цзинь Фэн.
- Только ты одна так и говоришь.
- Действительно красиво!
- Все в забое говорят, что это не стихи, а дрянь. Такое каждый может написать.
- Дрянные стихи тоже хороши.
Нянь Шэн прикрыл глаза и обнял Цзинь Фэн, он ощутил необъятное тепло.

***

Окончание завтра-послезавтра...

P.S. По мере постижения языка текст будет правиться.