Уехавший Максим. Часть 2
Начало.
Он написал несколько произведений, которыми восхищались и хозяин и труппа. В основном это были комедийные произведения, такие как «Трёхдневная встреча Люй Бу и Дяо Чань», «У Саньлан вновь берёт в жёны Пань Иньлянь». Его произведения заставляли публику покатываться со смеху. И вот однажды Го Фэншань почувствовал, что уже пора делать предложение Цецзы Баор, и подошёл к хозяину труппы, чтобы сообщить ему, что он уходит из труппы и возвращается в родные края для того чтобы жениться и народить детишек. Директор ему ответил: «Неужели в нашей труппе не найдётся такой женщины?».
- Мне приглянулась Чэнь Линдан, но как я могу осмелиться просить руки вашей племянницы? - сказал Го Фэншань.
- Линдан тоже к тебе неровно дышит, в общем, хочешь взять её в жёны - бери,- неожиданно произнёс хозяин труппы.
Кто бы мог подумать, о том, что Чэнь Линдан тоже заглядывается на Го Фэншаня? Вскоре они сыграли свадьбу. Но счастье их было не долгим: ранней весной, когда их труппа ехала в уезд Хайлунь, при пересечении реки лёд разломился, и повозка с артистами оказалась в воде. Кто ж знал, что весна была ранней и лёд уж с месяц как был тонким. Никто не спасся кроме Го Фэншаня и ещё одного актёра Тун Сотоу. Цецзы Баор и её дядя тоже утонули. Го Фэншань нанял людей для поиска трупа Цецзы Баор, но спустя полмесяца, поиски так и не увенчались успехом. В конце концов, одержимый горем Го Фэншань сам бросился в пучину в поисках Цецзы Баор, благо его спас рыбак.
Впоследствии Го Фэншань вернулся в посёлок Мусян, и чтобы было, на что существовать собрал новую труппу. Сказать по правде его жизнь в Мусяне была весьма беззаботной, но он так и не смог заглушить боль от утраты Цецзы Баор. В посёлке у него из родни был только его дядя Го Лянцзюй. Дядя был мастером, и не просто мастером, а истопником на винокурне.
Винокурня
Не всякий годится на такую работу: нужно точно поддерживать температуру, необходимую для перегонки; нужно точно знать, когда закладывать зерно; нужно точно знать, на сколько часов хватит дров. Раньше людей этой профессии называли мастер-истопник. Го Лянцзюй был докой в своём деле: он проработал в Мусяне два года, когда его пригласили на северный берег Сунгари. В посёлке у него остался дом, в котором и поселился его племянник, который открыл на востоке посёлка театр. У Го Фэншаня были деньги: за написанную пьесу, когда он был в труппе у дяди Цецзы Баор, он получал пятьсот серебряных долларов, позже он также продал немало своих сочинений другим театрам, причём не задёшево, самое большое что он выручил за пьесу - две тысячи серебряных долларов. Его театр был весьма впечатляющим: издалека он походил на теремок, сцена была выполнена из корейского кедра, квадратные столы на восемь персон и лавки, что стояли в зале, были изготовлены из уссурийской груши.
Китайский театр
Билет стоил всего лишь два серебряных доллара. В театре в деревянных пиалах подавали чёрный чай и отвар чайного листа с обжаренным рисом, а бурый сахар можно было класть на свой вкус. Го Фэншань не проводил все дни напролёт в театре, только по вечерам он собирал актёров и объяснял им, как заставить зрителей проникнутся постановкой. Днём он читал книги, иногда занимался каллиграфией и рисовал. Выходил из дома только чтобы наведаться к Лю Цзысюню.
Го Фэншань и Лю Цзысюнь нашли общий язык, и не мудрено ведь они оба не выпивали. Иногда Го Фэншань приносил с собой чай, да такой, который в посёлке Мусян было не достать - привезённый из Монголии прессованный в кирпичики чёрный чай. Как-то у Лю Цзысюня на три дня сон отбило после чая, вот такой вот чаёк словно дурман-трава какая. У них было несколько устоявшихся тем для разговора: каллиграфия, живопись, ну и, конечно же, женщины. Они никогда не поднимали в разговоре тем касающихся стоматологии или театра. Это лишний раз доказывет, что воспитание у них отменное. И вот как-то разговор зашёл о жёнушке Шицзю. Несомненно, эта тема будоражила обоих бобылей, но ни один, ни второй вида не подавали.
- Жёнушка Шицзю немного низковата, однако, высокие женщины не приносят успех и процветание в жизнь своих мужей, - сказал Лю Цзысюнь.
- Я считаю, что рост женщины - очень важный параметр, как говорится, коня встречают по галопу, а женщину по походке. Женщина не может быть грациозной, если у неё короткие ноги. Походка - неотъемлемая часть женской грации. В прежние времена императорских наложниц перво-наперво отбирали по походке, а уже потом смотрели на пальцы ног. Да, она немного низковата, но посмотрите на её походку, на грацию...
- Дружище Фэншань, вы выразились чрезвычайно точно! Как в одной древней книге написано: «Женщина ступает не спеша, не так шагнёшь - беда, по земле кротко всё идёт и к процветанию придёт!»
- Мой уважаемый друг Цзысюнь, возьмите её в жёны, а то кто-нибудь да уведёт!
- Если этот кто-нибудь - дружище Фэншань, то боюсь, боюсь! - засмеялся Лю Цзысюнь.
- Сказать по правде, она вызывает у меня симпатию, но до тех чувств, что я испытываю к покинувшей меня Линдан, очень далеко, тем не менее она мне нравится, и если вы, мой любезный друг, не собираетесь звать её замуж, то у меня развязаны руки.
- В данном деле мы с вами не соперники, потому как нам необходимо обратиться к физиогномике, и определить, кому она подходит больше в качестве супруги. Тут уже только Небеса решают!
***
Жёнушка Шицзю снова отправилась в Харбин, но в этот раз одна без Сюй Маньцзяна. Она была смела и очень осмотрительна. Был август или сентябрь и лёд на речке ещё не встал, поэтому она сначала добиралась на повозке до пристани «Байши», что была в трёх с половиной вёрстах от посёлка Мусян, а там уже села на пассажирский пароход до Харбина. Пароход назывался «Александр» и его хозяином был русский.
Все в Мусяне знали про этот пароход. На самом деле хозяина так и звали - Александр. Всего у него было четыре парохода, которые курсировали вверх и вниз по течению, ежедневно совершая по два рейса. Рейс против течения занимал одиннадцать часов, по течению - всего шесть. Жёнушка Шицзю оказалась в Харбине уже за полночь, причём с немалой суммой наличности на руках, сойдя с парохода, она абсолютно не знала, куда ей идти на постой.
Харбин - процветающий город, и даже ночью на его улицах было весьма оживлённо, а в окнах многих постоялых дворов всю ночь напролёт горел свет. Ей казалось, что останавливаться на постоялом дворе не безопасно. Она обратила внимание на театр, в котором шло представление. Она знала, что в больших городах театры работают всю ночь. Жёнушка Шицзю решила, что провести ночь за просмотром представления будет безопаснее. И вот когда она уже обиралась войти в театр, она заметила в нём группу громил, которые следили за порядком в заведении. Вид у них был прямо-таки злодейский, поэтому она не решилась переступить порог театра.
Жёнушка Шицзю знала, что прибудет в Харбин поздней ночью, изначально она хотела переночевать на одном из постоялых дворов, но они все находились рядом с очень шумными рынками и не подходили ей. Она брела по улице на запад, когда ей на глаза попала вывеска «Полицейский участок», что висела на небольшом здании. Рядом с участком оказалась небольшая ночлежка, и ей показалось, что она вполне безопасная, как-никак полиция под боком. Она зашла в ночлежку и заплатила за комнату.
Оказавшись в комнате, она так и не смогла заснуть нормальным сном, и проворочалась до самого рассвета. Выйдя из ночлежки, она направилась в расположенную по соседству пельменную. Она съела две миски пельменей-хуньтунь с бульоном. Она не была голодной, просто ей надо было убить время: на блошином рынке, что на улице Гоголя, только часам к девяти начинали выкладывать товары, об этом она узнала, когда приезжала в прошлый раз с Сюй Маньцзяном. Когда она доела пельмени-хуньтунь, солнце ещё только-только поднялось из-за гор, что на востоке. Она разузнала у одного старичка как далеко улица Гоголя. Он ей ответил, что надо пересечь ещё четыре улицы. Она пошла не спеша, и когда дошла до неё, рынок уже разложился, а тот русский уже играл на аккордеоне. Она медленно пошла между рядов. Имя играющего на аккордеоне русского было сложно запомнить, но жёнушка Шицзю помнила его, и, находясь ещё достаточно далеко от него, крикнула: «Эй, Максим!»
Максим тоже узнал её и ответил: «Здравствуй, Дикая ягода!»
Максим не запомнил её имя, а запомнил лишь его значение, которое ему разъяснил Сюй Маньцзян.
- А что же господин Сюй не приехал?
- Он сейчас заведует всеми делами. Он меня только в первый раз сопровождал - показывал дорогу, к сожалению, он больше не сможет приехать, теперь только я одна буду приезжать.
- Ты вовремя приехала: Василий, что работал в консульстве, вернулся в Россию. Его семейство прожило здесь лет шесть-семь, из всего нажитого добра они забрали с собой только несколько фарфоровых ваз, да немного вещиц из нефрита, остальное же - он велел распродать. Я как раз только перевёз все вещи в свою лавку, и если ты у меня всё заберёшь и продашь в Мусяне, ты очень неплохо заработаешь.
- Надо глянуть, что за вещи.
Рядом с лавкой у Максима был склад, он отворил двери и впустил Жёнушку Шицзю внутрь. Склад был забит вещами, предназначения больше половины из которых она не знала. Только в одном углу она углядела что-то знакомое - алкоголь. Максим вещь за вещью объяснял ей что это и для чего.
- В этом сундуке два кожаных пальто, оба из кожи буйвола, очень редкое животное в России. Эти пальто привезли в качестве трофея из Европы, у меня на родине пальто из кожи буйвола может себе позволить только дворянин. В Харбине есть несколько обладателей таких пальто: одно у полицмейстера Чжу Тяньу, ещё одно у заместителя градоначальника У Лидэ. Полицмейстер Чжу своё пальто взял у меня в прошлом году, он же полицейский, а мы иностранцы побаиваемся его, поэтому я не взял с него денег, но зато он сказал, что поможет мне ежели чего. Это пальто я мог бы продать за более чем шестьсот серебряных долларов, а это почти что сто сорок тысяч рублей.
Жёнушка Шицзю рассмеялась, она знала, что Максим то ещё ботало, однако она понимала и то, что у торговца должен быть хорошо подвешен язык. Русский, да так складно болтает - самородок, да и только!
Максим всё разъяснял:
- Это ружьё, оно произведено не в России, а в Германии. Очень мощная вещица - бьёт на четверть версты. Если жахнуть по ведру, то в нём семь дырок насчитаешь потом. Вот только патронов нет к нему, но ими можно разжиться на джонке пирата Лю Мацзы. Сейчас зажиточным дворам, а особенно владельцам магазинов без ружья никак нельзя. Если тебе надо, отдам за двести серебряных долларов. А это русский медный сотейник, а снизу печка. В этом сотейнике можно приготовить десятифунтовый бифштекс или две бараньи головы зараз. Монголы очень любят эту утварь, да и местным богатеям она тоже нравится, очень удобен этот сотейник на каких-либо торжествах: если потушить курицу с грибами или свинину с крахмальной лапшой, то сразу на несколько десятков едоков хватит.
Жёнушка Шицзю рассмеялась:
- Максим, если бы не твои светлые волосы и голубые глаза, то тебя от китайского селянина было бы и не отличить: так лихо ты их житиё-бытиё знаешь!
- Мне было двенадцать, когда я в Китае очутился. Я не просто так иммигрировал, у меня в России и родни-то не осталось, я лишь знаю, что мой отец был батюшкой, а о матери даже и не слыхивал. Отец умер, когда мне было одиннадцать лет. А в Китай я приехал уже с другим батюшкой. Он ко мне не очень хорошо относился, докучал своими послушаниями, в итоге я ушёл из его прихода и стал сам по себе болтаться на чужбине. Не люблю я города, мне больше местные сёла по душе.
В шестнадцатилетнем возрасте я оказался в деревушке Хоуцзя что в уезде Хулань, к северу от Сунгари. В деревушке меня приютил один толстосум по имени Хоу Баошань. Хоть мне в ту пору и было всего-то шестнадцать лет, но я был крупнее местных восемнадцати-девятнадцатилетних парней. Вот так я и стал охранять двор Хоу Баошаня. В западном предместье Харбина он держал маслодавильню, и ежегодно с северного берега Сунгари возил сою.
Маслодавильня. Розлив масла в бочки.
В итоге я подрядился конвоировать груз. У Хоу Баошаня было два сына, старший командовал полком в Армии защиты республики, младший же был бандюганом, и орудовал в районах, что лежали к югу от Сунгари. В конце концов, младшенький принёс беду в семью: он перешёл дорогу другому бандиту, который в итоге разбоем завладел продовольствием и состоянием Хоу Баошаня. Самого же Хоу Баошаня он порешил. Я чудом избежал смерти, так как в это время сопровождал обоз на маслодавильню. В конце концов, я очутился в Харбине, вот так и живу здесь до сих пор...
- Ты не смотри, что я иммигрант без родни, я так-то не голый: у меня в Харбине три квартиры, часовая лавка. Мне не важно, сколько я заработаю здесь на барахолке много или мало - у меня и без этого есть источники дохода. Дикая ягода, что то меня ни туда понесло, надо же дорассказать про моё барахло. На чём я там остановился? А, медный сотейник! Так вот, я его купил у Василия за десять серебряных. Если он тебе приглянулся, то я уступлю его в ту же цену. Те пальто я за рубли брал, по курсу будет как минимум двести серебряных, тебе за сто отдам.
Жёнушка Шицзю отметила, что Максим не только обладает талантом красноречия, но ещё он абсолютно добросовестный человек. Так же она отметила его торговую хватку, при которой, однако, он не был каким-то там спекулянтом-барыгой, в чём-чём, а в этом она была уверена. Она ещё раз окинула взглядом лавку Максима, и сказала:
- Максим, я полностью тебе доверяю, вот у меня с собой тысяча серебряных, что ты мне за них отдашь - решать тебе. И да, я сегодня сажусь на пароход и возвращаюсь в Мусян.
Максим покумекав, ответил:
- Дикая ягода, ты ставишь меня в затруднительное положение: за тысячу серебряных я могу продать тебе больше сотни вещей, некоторые из которых обычная дешёвка, а некоторые весьма дороги. Как бы мне их сбалансировать-то? Вот в чём вопрос. Ведь я чувствую, что ты ко мне относишься не как к иностранцу, а как к настоящему другу.
Сказав это, он сразу же окрикнул стоящего напротив возницу, чтобы тот подъезжал и помог ему погрузить вещи. Так же он наказал ему отвезти вещи на пристань и погрузить их на пароход. И пообещал за всё десять серебряных. Подъехавший возница оказался молодым пареньком.
- Максим, ты главное опись вещей составь, а то, что на пристань доставлю и погружу - это я гарантирую.
- В общем, то, что я отмечу - грузи к себе, - ответил Максим, доставая из кармана белый мелок.
Максим совсем не мелочился: почти все дорогие вещи в его лавке он отметил мелком. Так мало-помалу возница набил полную повозку. Жёнушка Шицзю оглядев все эти вещи, была растрогана, потому что знала, что их реальная стоимость далеко за тысячу серебряных долларов. В повозке оказались и те пальто из кожи буйвола и русский медный сотейник, и даже то ружьё.
Максим сказал:
- Я знаю, что ты из семьи Сюй, которая проживает в Мусяне. Хотя ваша семья и не испытывает нужды в деньгах, однако ты не сидишь сложа руки. По-видимому, у тебя не та натура, чтобы дома сидеть и домашними делами заниматься, и лавку-то ты открыла для души. Поверь, все вещи, что я тебе продал, порадуют твою душу. Сказать по правде, я не очень хотел расставаться с ружьём, но так же не годиться, чтобы у семьи Сюй, с её большим двором, не было хорошего ружья.
- Максим, так ты и не расставайся с ружьём, тебе на харбинской чужбине тоже не сладко живётся, а у нас на крайний случай мотыги да топоры имеются.
Максим вплотную подошёл к жёнушке Шицзю и шепнул ей на ухо: «У меня ещё четыре отличных ствола есть».
Повозка, нагруженная вещами, что продал Максим, кое-как тронулась с места. По дороге, возница, обращаясь к жёнушке Шицзю, произнёс:
- Максим очень добросовестный человек, мало того, что все вещи очень хорошие, так ещё и помог их погрузить. На улице Гоголя Максим самый хороший, он не жадный, ты к нему хорошо - и он с тобой хорошо. Смотри, на мне куртка из оленьего меха, это он мне её продал за два серебряных, а стоит она все двадцать. Досадно, что у него нет спутницы жизни. Была одна полукровка из Жэхэ, старше его и такая в теле, через полгода она его бросила, прихватив немало вещей с его склада. Потом была другая из деревни, работала кухаркой, весьма порядочная была, кто его знает, что там произошло, но через полгода и эта от него ушла.
- Отчего это у него нет женщины? Он и трудолюбивый и не урод какой, чтоб у такого и не было хорошей жены?
- Вот что странно, хоть он иногда и косит под дурачка, но к делу у него всегда щепетильный подход, а вот с женщинами он как-то не особо осторожничает: иногда он ездит в Амурскую область за товаром, на хозяйстве оставляет женщин, а по приезду даже не проверяет баланс. Ещё он питается как попало: тут неподалёку есть ресторан европейской кухни «Людов», вот он туда мотается ежедневно и подъедает, то что остаётся после посетителей - хлеб там, недоеденные говяжьи отбивные. Так ещё и домой объедки забирает и своих женщин вместе с ним есть заставляет…
- Хотя он и при деньгах, но их не транжирит, хорошая женщина поймёт это, - со смехом ответила жёнушка Шицзю.
Всю дорогу все их разговоры были о Максиме. После них жёнушка Шицзю даже прониклась симпатией к Максиму. Когда они подъехали к складам на пристани, жёнушка Шицзю сразу же поднялась на борт парохода с тем чтобы урегулировать вопрос перевозки груза. Главным был китаец, он осмотрел её груз и, покачав головой произнёс:
- Это всё иностранное барахло, а его необходимо грузить в третий трюм, который уже забит.
- Ну, так загрузите во второй трюм.
- Нет, так не положено! Второй трюм для продуктов или свежины, никак нельзя туда сгружать это старое барахло. Если вы хотите доставить груз в Мусян, что ниже по течению, то вам надо подождать здесь три дня, и когда наш пароход обернётся, только тогда вы сможете погрузить ваш груз на борт.
Жёнушка Щицзю погрузилась в раздумья: обратно груз на Гоголя не повезёшь, здесь оставлять тоже не безопасно, да и плата очень велика. Она обратилась к вознице:
- Ну и как быть?
- Нужно чтобы Максим переговорил с хозяином парохода. Они с Александром друзья, что-нибудь придумают. Я сейчас же за ним, потому что пароход отходит через два часа.
Кучер быстренько всё выгрузил рядом со складом, и умчался обратно. Меньше чем через полчаса он уже вернулся с Максимом.
Увидев Максима, жёнушка Шицзю очень взволновано затараторила:
- Максим, сегодня кровь из носа надо погрузить товар! Если три дня здесь торчать, то дома все с ума посходят, да и небезопасно здесь!
- Не беспокойся! Обязательно сегодня всё и погрузим!
Максим поднялся на пароход и уже скоро сходил по трапу на пристань. Увидев жёнушку Шицзю, он заулыбался:
- Александр не на борту, но старпом Василий тоже мой друг. В общем, он всё разрулит: груз погрузят на бак парохода, там есть свободное место. Ты - женщина, какой из тебя охранник груза? Поэтому в этом я тебе помогу и доставлю груз до самого Мусяна.
- Как же здорово! - взволнованно произнесла жёнушка Шицзю, и тут же добавила: - А как с твоей лавкой быть?
- Есть кому приглядеть: младший брат возницы поможет. Возницу зовут Чжан Туншуань, он очень порядочный человек. А его брата зовут Чжан Тешуань, как и его брат, тоже очень честный человек.
- На палубе перевозить груз, конечно же, очень дорого выйдет, но я не могу позволить себе просить скидку, так что я согласна на любую цену, лишь бы груз погрузили.
- Даже если будешь предлагать Василию деньги, он всё равно их не возьмёт. Однако он не дурак выпить, так что, как будем в Мусяне, надо будет ему поставить два пузыря.
Продолжение следует...
хз когда, но следует...
Он написал несколько произведений, которыми восхищались и хозяин и труппа. В основном это были комедийные произведения, такие как «Трёхдневная встреча Люй Бу и Дяо Чань», «У Саньлан вновь берёт в жёны Пань Иньлянь». Его произведения заставляли публику покатываться со смеху. И вот однажды Го Фэншань почувствовал, что уже пора делать предложение Цецзы Баор, и подошёл к хозяину труппы, чтобы сообщить ему, что он уходит из труппы и возвращается в родные края для того чтобы жениться и народить детишек. Директор ему ответил: «Неужели в нашей труппе не найдётся такой женщины?».
- Мне приглянулась Чэнь Линдан, но как я могу осмелиться просить руки вашей племянницы? - сказал Го Фэншань.
- Линдан тоже к тебе неровно дышит, в общем, хочешь взять её в жёны - бери,- неожиданно произнёс хозяин труппы.
Кто бы мог подумать, о том, что Чэнь Линдан тоже заглядывается на Го Фэншаня? Вскоре они сыграли свадьбу. Но счастье их было не долгим: ранней весной, когда их труппа ехала в уезд Хайлунь, при пересечении реки лёд разломился, и повозка с артистами оказалась в воде. Кто ж знал, что весна была ранней и лёд уж с месяц как был тонким. Никто не спасся кроме Го Фэншаня и ещё одного актёра Тун Сотоу. Цецзы Баор и её дядя тоже утонули. Го Фэншань нанял людей для поиска трупа Цецзы Баор, но спустя полмесяца, поиски так и не увенчались успехом. В конце концов, одержимый горем Го Фэншань сам бросился в пучину в поисках Цецзы Баор, благо его спас рыбак.
Впоследствии Го Фэншань вернулся в посёлок Мусян, и чтобы было, на что существовать собрал новую труппу. Сказать по правде его жизнь в Мусяне была весьма беззаботной, но он так и не смог заглушить боль от утраты Цецзы Баор. В посёлке у него из родни был только его дядя Го Лянцзюй. Дядя был мастером, и не просто мастером, а истопником на винокурне.
Винокурня
Не всякий годится на такую работу: нужно точно поддерживать температуру, необходимую для перегонки; нужно точно знать, когда закладывать зерно; нужно точно знать, на сколько часов хватит дров. Раньше людей этой профессии называли мастер-истопник. Го Лянцзюй был докой в своём деле: он проработал в Мусяне два года, когда его пригласили на северный берег Сунгари. В посёлке у него остался дом, в котором и поселился его племянник, который открыл на востоке посёлка театр. У Го Фэншаня были деньги: за написанную пьесу, когда он был в труппе у дяди Цецзы Баор, он получал пятьсот серебряных долларов, позже он также продал немало своих сочинений другим театрам, причём не задёшево, самое большое что он выручил за пьесу - две тысячи серебряных долларов. Его театр был весьма впечатляющим: издалека он походил на теремок, сцена была выполнена из корейского кедра, квадратные столы на восемь персон и лавки, что стояли в зале, были изготовлены из уссурийской груши.
Китайский театр
Билет стоил всего лишь два серебряных доллара. В театре в деревянных пиалах подавали чёрный чай и отвар чайного листа с обжаренным рисом, а бурый сахар можно было класть на свой вкус. Го Фэншань не проводил все дни напролёт в театре, только по вечерам он собирал актёров и объяснял им, как заставить зрителей проникнутся постановкой. Днём он читал книги, иногда занимался каллиграфией и рисовал. Выходил из дома только чтобы наведаться к Лю Цзысюню.
Го Фэншань и Лю Цзысюнь нашли общий язык, и не мудрено ведь они оба не выпивали. Иногда Го Фэншань приносил с собой чай, да такой, который в посёлке Мусян было не достать - привезённый из Монголии прессованный в кирпичики чёрный чай. Как-то у Лю Цзысюня на три дня сон отбило после чая, вот такой вот чаёк словно дурман-трава какая. У них было несколько устоявшихся тем для разговора: каллиграфия, живопись, ну и, конечно же, женщины. Они никогда не поднимали в разговоре тем касающихся стоматологии или театра. Это лишний раз доказывет, что воспитание у них отменное. И вот как-то разговор зашёл о жёнушке Шицзю. Несомненно, эта тема будоражила обоих бобылей, но ни один, ни второй вида не подавали.
- Жёнушка Шицзю немного низковата, однако, высокие женщины не приносят успех и процветание в жизнь своих мужей, - сказал Лю Цзысюнь.
- Я считаю, что рост женщины - очень важный параметр, как говорится, коня встречают по галопу, а женщину по походке. Женщина не может быть грациозной, если у неё короткие ноги. Походка - неотъемлемая часть женской грации. В прежние времена императорских наложниц перво-наперво отбирали по походке, а уже потом смотрели на пальцы ног. Да, она немного низковата, но посмотрите на её походку, на грацию...
- Дружище Фэншань, вы выразились чрезвычайно точно! Как в одной древней книге написано: «Женщина ступает не спеша, не так шагнёшь - беда, по земле кротко всё идёт и к процветанию придёт!»
- Мой уважаемый друг Цзысюнь, возьмите её в жёны, а то кто-нибудь да уведёт!
- Если этот кто-нибудь - дружище Фэншань, то боюсь, боюсь! - засмеялся Лю Цзысюнь.
- Сказать по правде, она вызывает у меня симпатию, но до тех чувств, что я испытываю к покинувшей меня Линдан, очень далеко, тем не менее она мне нравится, и если вы, мой любезный друг, не собираетесь звать её замуж, то у меня развязаны руки.
- В данном деле мы с вами не соперники, потому как нам необходимо обратиться к физиогномике, и определить, кому она подходит больше в качестве супруги. Тут уже только Небеса решают!
***
Жёнушка Шицзю снова отправилась в Харбин, но в этот раз одна без Сюй Маньцзяна. Она была смела и очень осмотрительна. Был август или сентябрь и лёд на речке ещё не встал, поэтому она сначала добиралась на повозке до пристани «Байши», что была в трёх с половиной вёрстах от посёлка Мусян, а там уже села на пассажирский пароход до Харбина. Пароход назывался «Александр» и его хозяином был русский.
Все в Мусяне знали про этот пароход. На самом деле хозяина так и звали - Александр. Всего у него было четыре парохода, которые курсировали вверх и вниз по течению, ежедневно совершая по два рейса. Рейс против течения занимал одиннадцать часов, по течению - всего шесть. Жёнушка Шицзю оказалась в Харбине уже за полночь, причём с немалой суммой наличности на руках, сойдя с парохода, она абсолютно не знала, куда ей идти на постой.
Харбин - процветающий город, и даже ночью на его улицах было весьма оживлённо, а в окнах многих постоялых дворов всю ночь напролёт горел свет. Ей казалось, что останавливаться на постоялом дворе не безопасно. Она обратила внимание на театр, в котором шло представление. Она знала, что в больших городах театры работают всю ночь. Жёнушка Шицзю решила, что провести ночь за просмотром представления будет безопаснее. И вот когда она уже обиралась войти в театр, она заметила в нём группу громил, которые следили за порядком в заведении. Вид у них был прямо-таки злодейский, поэтому она не решилась переступить порог театра.
Жёнушка Шицзю знала, что прибудет в Харбин поздней ночью, изначально она хотела переночевать на одном из постоялых дворов, но они все находились рядом с очень шумными рынками и не подходили ей. Она брела по улице на запад, когда ей на глаза попала вывеска «Полицейский участок», что висела на небольшом здании. Рядом с участком оказалась небольшая ночлежка, и ей показалось, что она вполне безопасная, как-никак полиция под боком. Она зашла в ночлежку и заплатила за комнату.
Оказавшись в комнате, она так и не смогла заснуть нормальным сном, и проворочалась до самого рассвета. Выйдя из ночлежки, она направилась в расположенную по соседству пельменную. Она съела две миски пельменей-хуньтунь с бульоном. Она не была голодной, просто ей надо было убить время: на блошином рынке, что на улице Гоголя, только часам к девяти начинали выкладывать товары, об этом она узнала, когда приезжала в прошлый раз с Сюй Маньцзяном. Когда она доела пельмени-хуньтунь, солнце ещё только-только поднялось из-за гор, что на востоке. Она разузнала у одного старичка как далеко улица Гоголя. Он ей ответил, что надо пересечь ещё четыре улицы. Она пошла не спеша, и когда дошла до неё, рынок уже разложился, а тот русский уже играл на аккордеоне. Она медленно пошла между рядов. Имя играющего на аккордеоне русского было сложно запомнить, но жёнушка Шицзю помнила его, и, находясь ещё достаточно далеко от него, крикнула: «Эй, Максим!»
Максим тоже узнал её и ответил: «Здравствуй, Дикая ягода!»
Максим не запомнил её имя, а запомнил лишь его значение, которое ему разъяснил Сюй Маньцзян.
- А что же господин Сюй не приехал?
- Он сейчас заведует всеми делами. Он меня только в первый раз сопровождал - показывал дорогу, к сожалению, он больше не сможет приехать, теперь только я одна буду приезжать.
- Ты вовремя приехала: Василий, что работал в консульстве, вернулся в Россию. Его семейство прожило здесь лет шесть-семь, из всего нажитого добра они забрали с собой только несколько фарфоровых ваз, да немного вещиц из нефрита, остальное же - он велел распродать. Я как раз только перевёз все вещи в свою лавку, и если ты у меня всё заберёшь и продашь в Мусяне, ты очень неплохо заработаешь.
- Надо глянуть, что за вещи.
Рядом с лавкой у Максима был склад, он отворил двери и впустил Жёнушку Шицзю внутрь. Склад был забит вещами, предназначения больше половины из которых она не знала. Только в одном углу она углядела что-то знакомое - алкоголь. Максим вещь за вещью объяснял ей что это и для чего.
- В этом сундуке два кожаных пальто, оба из кожи буйвола, очень редкое животное в России. Эти пальто привезли в качестве трофея из Европы, у меня на родине пальто из кожи буйвола может себе позволить только дворянин. В Харбине есть несколько обладателей таких пальто: одно у полицмейстера Чжу Тяньу, ещё одно у заместителя градоначальника У Лидэ. Полицмейстер Чжу своё пальто взял у меня в прошлом году, он же полицейский, а мы иностранцы побаиваемся его, поэтому я не взял с него денег, но зато он сказал, что поможет мне ежели чего. Это пальто я мог бы продать за более чем шестьсот серебряных долларов, а это почти что сто сорок тысяч рублей.
Жёнушка Шицзю рассмеялась, она знала, что Максим то ещё ботало, однако она понимала и то, что у торговца должен быть хорошо подвешен язык. Русский, да так складно болтает - самородок, да и только!
Максим всё разъяснял:
- Это ружьё, оно произведено не в России, а в Германии. Очень мощная вещица - бьёт на четверть версты. Если жахнуть по ведру, то в нём семь дырок насчитаешь потом. Вот только патронов нет к нему, но ими можно разжиться на джонке пирата Лю Мацзы. Сейчас зажиточным дворам, а особенно владельцам магазинов без ружья никак нельзя. Если тебе надо, отдам за двести серебряных долларов. А это русский медный сотейник, а снизу печка. В этом сотейнике можно приготовить десятифунтовый бифштекс или две бараньи головы зараз. Монголы очень любят эту утварь, да и местным богатеям она тоже нравится, очень удобен этот сотейник на каких-либо торжествах: если потушить курицу с грибами или свинину с крахмальной лапшой, то сразу на несколько десятков едоков хватит.
Жёнушка Шицзю рассмеялась:
- Максим, если бы не твои светлые волосы и голубые глаза, то тебя от китайского селянина было бы и не отличить: так лихо ты их житиё-бытиё знаешь!
- Мне было двенадцать, когда я в Китае очутился. Я не просто так иммигрировал, у меня в России и родни-то не осталось, я лишь знаю, что мой отец был батюшкой, а о матери даже и не слыхивал. Отец умер, когда мне было одиннадцать лет. А в Китай я приехал уже с другим батюшкой. Он ко мне не очень хорошо относился, докучал своими послушаниями, в итоге я ушёл из его прихода и стал сам по себе болтаться на чужбине. Не люблю я города, мне больше местные сёла по душе.
В шестнадцатилетнем возрасте я оказался в деревушке Хоуцзя что в уезде Хулань, к северу от Сунгари. В деревушке меня приютил один толстосум по имени Хоу Баошань. Хоть мне в ту пору и было всего-то шестнадцать лет, но я был крупнее местных восемнадцати-девятнадцатилетних парней. Вот так я и стал охранять двор Хоу Баошаня. В западном предместье Харбина он держал маслодавильню, и ежегодно с северного берега Сунгари возил сою.
Маслодавильня. Розлив масла в бочки.
В итоге я подрядился конвоировать груз. У Хоу Баошаня было два сына, старший командовал полком в Армии защиты республики, младший же был бандюганом, и орудовал в районах, что лежали к югу от Сунгари. В конце концов, младшенький принёс беду в семью: он перешёл дорогу другому бандиту, который в итоге разбоем завладел продовольствием и состоянием Хоу Баошаня. Самого же Хоу Баошаня он порешил. Я чудом избежал смерти, так как в это время сопровождал обоз на маслодавильню. В конце концов, я очутился в Харбине, вот так и живу здесь до сих пор...
- Ты не смотри, что я иммигрант без родни, я так-то не голый: у меня в Харбине три квартиры, часовая лавка. Мне не важно, сколько я заработаю здесь на барахолке много или мало - у меня и без этого есть источники дохода. Дикая ягода, что то меня ни туда понесло, надо же дорассказать про моё барахло. На чём я там остановился? А, медный сотейник! Так вот, я его купил у Василия за десять серебряных. Если он тебе приглянулся, то я уступлю его в ту же цену. Те пальто я за рубли брал, по курсу будет как минимум двести серебряных, тебе за сто отдам.
Жёнушка Шицзю отметила, что Максим не только обладает талантом красноречия, но ещё он абсолютно добросовестный человек. Так же она отметила его торговую хватку, при которой, однако, он не был каким-то там спекулянтом-барыгой, в чём-чём, а в этом она была уверена. Она ещё раз окинула взглядом лавку Максима, и сказала:
- Максим, я полностью тебе доверяю, вот у меня с собой тысяча серебряных, что ты мне за них отдашь - решать тебе. И да, я сегодня сажусь на пароход и возвращаюсь в Мусян.
Максим покумекав, ответил:
- Дикая ягода, ты ставишь меня в затруднительное положение: за тысячу серебряных я могу продать тебе больше сотни вещей, некоторые из которых обычная дешёвка, а некоторые весьма дороги. Как бы мне их сбалансировать-то? Вот в чём вопрос. Ведь я чувствую, что ты ко мне относишься не как к иностранцу, а как к настоящему другу.
Сказав это, он сразу же окрикнул стоящего напротив возницу, чтобы тот подъезжал и помог ему погрузить вещи. Так же он наказал ему отвезти вещи на пристань и погрузить их на пароход. И пообещал за всё десять серебряных. Подъехавший возница оказался молодым пареньком.
- Максим, ты главное опись вещей составь, а то, что на пристань доставлю и погружу - это я гарантирую.
- В общем, то, что я отмечу - грузи к себе, - ответил Максим, доставая из кармана белый мелок.
Максим совсем не мелочился: почти все дорогие вещи в его лавке он отметил мелком. Так мало-помалу возница набил полную повозку. Жёнушка Шицзю оглядев все эти вещи, была растрогана, потому что знала, что их реальная стоимость далеко за тысячу серебряных долларов. В повозке оказались и те пальто из кожи буйвола и русский медный сотейник, и даже то ружьё.
Максим сказал:
- Я знаю, что ты из семьи Сюй, которая проживает в Мусяне. Хотя ваша семья и не испытывает нужды в деньгах, однако ты не сидишь сложа руки. По-видимому, у тебя не та натура, чтобы дома сидеть и домашними делами заниматься, и лавку-то ты открыла для души. Поверь, все вещи, что я тебе продал, порадуют твою душу. Сказать по правде, я не очень хотел расставаться с ружьём, но так же не годиться, чтобы у семьи Сюй, с её большим двором, не было хорошего ружья.
- Максим, так ты и не расставайся с ружьём, тебе на харбинской чужбине тоже не сладко живётся, а у нас на крайний случай мотыги да топоры имеются.
Максим вплотную подошёл к жёнушке Шицзю и шепнул ей на ухо: «У меня ещё четыре отличных ствола есть».
Повозка, нагруженная вещами, что продал Максим, кое-как тронулась с места. По дороге, возница, обращаясь к жёнушке Шицзю, произнёс:
- Максим очень добросовестный человек, мало того, что все вещи очень хорошие, так ещё и помог их погрузить. На улице Гоголя Максим самый хороший, он не жадный, ты к нему хорошо - и он с тобой хорошо. Смотри, на мне куртка из оленьего меха, это он мне её продал за два серебряных, а стоит она все двадцать. Досадно, что у него нет спутницы жизни. Была одна полукровка из Жэхэ, старше его и такая в теле, через полгода она его бросила, прихватив немало вещей с его склада. Потом была другая из деревни, работала кухаркой, весьма порядочная была, кто его знает, что там произошло, но через полгода и эта от него ушла.
- Отчего это у него нет женщины? Он и трудолюбивый и не урод какой, чтоб у такого и не было хорошей жены?
- Вот что странно, хоть он иногда и косит под дурачка, но к делу у него всегда щепетильный подход, а вот с женщинами он как-то не особо осторожничает: иногда он ездит в Амурскую область за товаром, на хозяйстве оставляет женщин, а по приезду даже не проверяет баланс. Ещё он питается как попало: тут неподалёку есть ресторан европейской кухни «Людов», вот он туда мотается ежедневно и подъедает, то что остаётся после посетителей - хлеб там, недоеденные говяжьи отбивные. Так ещё и домой объедки забирает и своих женщин вместе с ним есть заставляет…
- Хотя он и при деньгах, но их не транжирит, хорошая женщина поймёт это, - со смехом ответила жёнушка Шицзю.
Всю дорогу все их разговоры были о Максиме. После них жёнушка Шицзю даже прониклась симпатией к Максиму. Когда они подъехали к складам на пристани, жёнушка Шицзю сразу же поднялась на борт парохода с тем чтобы урегулировать вопрос перевозки груза. Главным был китаец, он осмотрел её груз и, покачав головой произнёс:
- Это всё иностранное барахло, а его необходимо грузить в третий трюм, который уже забит.
- Ну, так загрузите во второй трюм.
- Нет, так не положено! Второй трюм для продуктов или свежины, никак нельзя туда сгружать это старое барахло. Если вы хотите доставить груз в Мусян, что ниже по течению, то вам надо подождать здесь три дня, и когда наш пароход обернётся, только тогда вы сможете погрузить ваш груз на борт.
Жёнушка Щицзю погрузилась в раздумья: обратно груз на Гоголя не повезёшь, здесь оставлять тоже не безопасно, да и плата очень велика. Она обратилась к вознице:
- Ну и как быть?
- Нужно чтобы Максим переговорил с хозяином парохода. Они с Александром друзья, что-нибудь придумают. Я сейчас же за ним, потому что пароход отходит через два часа.
Кучер быстренько всё выгрузил рядом со складом, и умчался обратно. Меньше чем через полчаса он уже вернулся с Максимом.
Увидев Максима, жёнушка Шицзю очень взволновано затараторила:
- Максим, сегодня кровь из носа надо погрузить товар! Если три дня здесь торчать, то дома все с ума посходят, да и небезопасно здесь!
- Не беспокойся! Обязательно сегодня всё и погрузим!
Максим поднялся на пароход и уже скоро сходил по трапу на пристань. Увидев жёнушку Шицзю, он заулыбался:
- Александр не на борту, но старпом Василий тоже мой друг. В общем, он всё разрулит: груз погрузят на бак парохода, там есть свободное место. Ты - женщина, какой из тебя охранник груза? Поэтому в этом я тебе помогу и доставлю груз до самого Мусяна.
- Как же здорово! - взволнованно произнесла жёнушка Шицзю, и тут же добавила: - А как с твоей лавкой быть?
- Есть кому приглядеть: младший брат возницы поможет. Возницу зовут Чжан Туншуань, он очень порядочный человек. А его брата зовут Чжан Тешуань, как и его брат, тоже очень честный человек.
- На палубе перевозить груз, конечно же, очень дорого выйдет, но я не могу позволить себе просить скидку, так что я согласна на любую цену, лишь бы груз погрузили.
- Даже если будешь предлагать Василию деньги, он всё равно их не возьмёт. Однако он не дурак выпить, так что, как будем в Мусяне, надо будет ему поставить два пузыря.
Продолжение следует...
хз когда, но следует...