Ориентация ребенка на достижение успехов мешает его успехам во взрослой жизни
Одного замечательного мальчугана, который ходит к нам на занятия в "Крошку-Енот", две недели назад родители отдали на курсы по подготовке к школе, после того, как ему исполнилось 5 лет. Через год хотят, чтобы он пошел в эту самую школу.
Всегда улыбчивый и симпатичный пацан, сегодня на занятиях по творчеству, когда рисовали и из ниток для валяния делали хвостик петуху:)), нарисовал петуха в клетке.
Так и хотелось сказать, конечно, приятно вырастить гения и супер-успешного сына, но может быть лучше счастливого?
Оригинал взят у olegwhite в Ориентация ребенка на достижение успехов мешает его успехам во взрослой жизни
Хочу описать парадоксальную ситуацию: ребенок, ориентированный в детстве на достижение успеха, не так уж часто оказывается успешным, когда становится взрослым. А если и достигает успеха, то ценой глубокого эмоционального одиночества.
Борис Алексеевич Йордан, известный предприниматель российского происхождения и воспитания, родившийся в США и работающий с начала 90-х годов прошлого века в России, так описал необходимые условия достижения успеха в бизнесе:
«Нужно верить в себя. Даже когда самые большие трудности, даже когда ты думаешь, что мир закончился. Если ты веришь в самого себя, ты будешь успешным» (см., например, здесь).
Итак, главное условие успешности взрослого - вера в себя. А как обстоит дело с верой в себя у ребенка, родители которого ориентируют его на достижение успеха?
Вот клинический пример Бриша из его собственной практики, хорошо иллюстрирующий последствия ориентации ребенка на успех (часто сопровождающей избегающий тип привязанности), для достижения успеха во взрослом возрасте:
«На первичную беседу приходит ухоженный, элегантно одетый мужчина среднего возраста, в костюме и при галстуке. На прием он записался по телефону, жаловался на проблемы на работе и на то, что ему стало трудно сосредоточиться.<…> Г-н Ц. пришел ко мне потому, что хотел получить конкретные рекомендации, а лучше - некую программу действий, чтобы он снова научился “справляться” со своими трудностями и восстановил способность сосредотачиваться. Он немного сбит с толку, когда я заявляю ему, что не могу предоставить ему никаких программ обучения и что я не специалист по расстройствам внимания. В конце концов, он все-таки нерешительно и отрывочно сообщает: началось все шесть месяцев назад, когда его жена внезапно съехала с квартиры.<…>
Г-н Ц. - старший из трех сыновей.<…> Он всегда был “большим”, успешным, родители очень ценили его за достижения, способность добиваться своего и активную деятельность в разных областях.<…> В школе он из-за своих хороших достижений был любимцем учителей, с блеском выполнял классные работы, а затем с отличием окончил университет.<…> Его дети также успешны и только что с отличием окончили вузы. Судя по тому, как он это сообщает, г-н Ц. очень гордится своими детьми. На мой вопрос об отношении к жене он пожимает плечами; по его словам, “все всегда было хорошо отлажено”, поэтому он не понимает, почему его жена шесть месяцев назад вдруг собрала чемоданы и уехала. Она сказала, что теперь, наконец, хочет вести свою собственную жизнь, “быть свободной и самостоятельной”, наслаждаться жизнью.<…> У него нет проблем с отношениями, он хорошо ладит со всеми людьми, в деловой жизни его ценят как дипломатичного партнера по переговорам, женщины его любят, многие завидуют его успеху.<…>
Очевидно, в семье достижения и успех считались самыми главными критериями, и только через них определялись привязанность и отношения. Г-н Ц., обладая хорошими способностями, явно мог соответствовать этому идеалу своих родителей.<…> Благодаря достижениям и успеху завязываются и поддерживаются отношения, но истинных эмоциональных отношений привязанности, в которых г-н Ц. мог чувствовать себя “как дома”, в его опыте до сих пор не было. Отношения со своими детьми и женой он также описал как функциональные, хорошо организованные, но без эмоционального участия и ощутимых отношений привязанности.<…>
Очевидно, что это типичный паттерн избегающей, функционально ориентированной привязанности, который г-н Ц. успешно практикует в своем деловом мире, но который не дает ему эмоциональной близости в психотерапевтических отношениях, а также в отношениях с членами его семьи. Учитывая это, я понимаю, что жена расстается с ним после того, как задачи по воспитанию детей и получению ими дипломов о высшем образовании выполнены. Однако семья и отношения с женой, пусть даже избегающие, по-видимому, все-таки дают ему определенную надежность, безопасность, уверенность и ориентацию. Из-за расставания с женой он сначала испытывает сильную обиду; в эмоциональном плане он также настолько выбит из колеи, что реагирует психосоматическими симптомами: нарушениями сна и расстройствами концентрации внимания, которые можно понять как эквивалент депрессии. Пусть даже в его отношениях с женой и была большая дистанция, что соответствовало его паттерну избегающей привязанности, но ее уход для него - это все-таки потеря, которая указывает на его подлинные желания и потребности в привязанности.<…>
С дефицитами в развитии своей самоценности и с обидами г-н Ц. до сих пор не сталкивался, потому что в его жизни до сих пор были “только успехи”. На их фоне он мог успешно сохранять и поддерживать существовавшие с детства и подпитываемые родителями фантазии о собственном величии. Теперь, сбитый с толку нарушениями сна и расстройствами концентрации внимания, он опасается, что прежняя полоса профессиональных успехов может прерваться.<…>
Нам потребовалось много времени, чтобы в плотном графике г-на Ц. найти “окошко” для новой встречи. Хотя он действительно был перегружен, здесь дополнительно проявился его страх перед привязанностью, так что я, собрав в кулак все свое терпение, пытался вместе с ним определить время для следующей консультации, которую удалось провести лишь через 4 недели после первичной беседы.<…> И в дальнейшем ходе лечения рабочий график г-на Ц. (то есть его ориентация на избегание в динамике отношений) также определял степень близости, а тем самым и частоту лечебных сеансов.
В начальный период лечения мы в течение многих часов говорили о его нарушениях сна и расстройствах концентрации внимания, его профессиональных установках и успехах, которых он добивался, несмотря ни на что. Он хотел, чтобы им восхищались и чтобы я, полностью следуя его родительскому паттерну отношений, видел в нем успешного пациента в терапии. И вообще он старался даже в своей симптоматике “достигать успехов”, может быть даже хотел стать моим самым успешным пациентом. Только так, как он считал, можно оказаться объектом внимания, любви и чувствовать себя комфортно в привязанности. В это время я не давал никаких толкований скрытых причин его динамики привязанности.<…>
Снова встретившись с женой для проведения переговоров относительно развода, г-н Ц. пришел на следующий терапевтический сеанс сильно взволнованным. Жена, по его словам, была такой холодной и дистанцированной, хотела говорить с ним только о материальных проблемах.<…> Она упрекает его в том, что всю жизнь его волновало только материальное благополучие, а сама она его никогда по-настоящему не интересовала. Это потрясло его до глубины души, ведь, в конце концов, все эти годы он был “верным и заботливым”. Но, возможно, он не мог дать ей той близости и защищенности, которые она, собственно говоря, надеялась получить в этих отношениях. И дети, очевидно, тоже на ее стороне, что глубоко потрясло его и представляет для него дополнительную угрозу. Он был вынужден констатировать, что находится почти в полной изоляции и очень одинок. Тут впервые появилась возможность поговорить о его потребности в отношениях, его тоске по близости, надежному убежищу, чувству защищенности и безопасности; в этот час сильнейшей взволнованности он вообще впервые смог выслушать мои соображения на этот счет. Эта тема затрагивалась очень осторожно и дозировано, чтобы не вызвать усиления депрессивного кризиса г-на Ц., угроза чего появилась в тот момент, когда он впервые осознал все свои чувства одиночества и желания привязанности. Кроме того, он не мог позволить себе “потерять работоспособность”. Но я уловил, что для г-на Ц. большим облегчением, очевидно, была вообще сама возможность поговорить с кем-нибудь об этих переживаниях и чувствах. С этого момента наши терапевтические отношения стали более интенсивными, хотя частота сеансов по-прежнему менялась. Однако теперь уже г-н Ц. находил в своем переполненном запланированными встречами ежедневнике время и для терапии; для меня появилось место и время в его жизни.<…>
Лечение растянулось в общей сложности на три года. В течение этого времени я сопровождал г-на Ц. в его работе скорби по утрате и расставанию, а также в переживаниях в связи с разводом с женой. Во время этой работы скорби г-н Ц. в отношениях со мной стал все больше осознавать свои собственные потребности в надежном убежище, в безопасности и чувстве защищенности, а также желание найти все это. Он болезненно переживал чувства горя, печали, скорби и гнева, которые довели его почти до изнеможения. Из-за своего эмоционального потрясения он опасался, что станет безработным, потеряет профессию, окажется неудачником, отвергнутым, останется “у разбитого корыта” как в семейном, так и в профессиональном плане. Этот сильный страх удавалось останавливать и сдерживать только благодаря формирующейся в терапевтических отношениях надежной привязанности; без этих отношений он никогда бы не пошел на то, чтобы раскрыть свои истинные желания и потребности. В последний год лечения очень сильную боль причинял ему опыт постижения и все большего осознания того, что его истинные потребности как ребенка не были удовлетворены его родителями. Он почувствовал, что родители использовали его в своих целях, насильно заставляли быть “носителем достижений” семьи; его восхваляли как “кронпринца”, но при этом игнорировали его истинные детские потребности. С ужасом он вынужден был констатировать, что и своих детей он воспитал по принципу “достижение и успех - самое важное в жизни”. Теперь ему с болью пришлось признать, что успех в стремлении к большим достижениям на самом деле держится на надежной основе динамики привязанности, которой он сам не испытал на опыте» (с. 233-238).
Резюмирую. Если с младенчества ребенок чувствует, что он любим не за что-то, не за успехи, а просто за то, что он есть, у него формируется надежная вера в себя. А значит, став взрослым он сможет, согласно формуле Йордана, добиваться успеха в своей деятельности. Если ребенок чувствует, что любим исключительно за успехи, то надежная вера в себя не формируется, и, став взрослым, он либо не сможет вообще быть успешным, либо его внешняя успешность будет куплена ценой глубокого эмоционального одиночества и опустошения. В последнем случае на передний план выходит холодный цинизм общественного признания. Пока ты успешен, ты в центре внимания; как только переживание эмоциональной пустоты начинает мешать успеху, общество от тебя отворачивается и быстро забывает о самом твоем существовании…
Цитаты из Бриша приведены по: Бриш К.Х. Терапия нарушений привязанности. От теории к практике, М., 2012.
Всегда улыбчивый и симпатичный пацан, сегодня на занятиях по творчеству, когда рисовали и из ниток для валяния делали хвостик петуху:)), нарисовал петуха в клетке.
Так и хотелось сказать, конечно, приятно вырастить гения и супер-успешного сына, но может быть лучше счастливого?
Оригинал взят у olegwhite в Ориентация ребенка на достижение успехов мешает его успехам во взрослой жизни
Хочу описать парадоксальную ситуацию: ребенок, ориентированный в детстве на достижение успеха, не так уж часто оказывается успешным, когда становится взрослым. А если и достигает успеха, то ценой глубокого эмоционального одиночества.
Борис Алексеевич Йордан, известный предприниматель российского происхождения и воспитания, родившийся в США и работающий с начала 90-х годов прошлого века в России, так описал необходимые условия достижения успеха в бизнесе:
«Нужно верить в себя. Даже когда самые большие трудности, даже когда ты думаешь, что мир закончился. Если ты веришь в самого себя, ты будешь успешным» (см., например, здесь).
Итак, главное условие успешности взрослого - вера в себя. А как обстоит дело с верой в себя у ребенка, родители которого ориентируют его на достижение успеха?
Вот клинический пример Бриша из его собственной практики, хорошо иллюстрирующий последствия ориентации ребенка на успех (часто сопровождающей избегающий тип привязанности), для достижения успеха во взрослом возрасте:
«На первичную беседу приходит ухоженный, элегантно одетый мужчина среднего возраста, в костюме и при галстуке. На прием он записался по телефону, жаловался на проблемы на работе и на то, что ему стало трудно сосредоточиться.<…> Г-н Ц. пришел ко мне потому, что хотел получить конкретные рекомендации, а лучше - некую программу действий, чтобы он снова научился “справляться” со своими трудностями и восстановил способность сосредотачиваться. Он немного сбит с толку, когда я заявляю ему, что не могу предоставить ему никаких программ обучения и что я не специалист по расстройствам внимания. В конце концов, он все-таки нерешительно и отрывочно сообщает: началось все шесть месяцев назад, когда его жена внезапно съехала с квартиры.<…>
Г-н Ц. - старший из трех сыновей.<…> Он всегда был “большим”, успешным, родители очень ценили его за достижения, способность добиваться своего и активную деятельность в разных областях.<…> В школе он из-за своих хороших достижений был любимцем учителей, с блеском выполнял классные работы, а затем с отличием окончил университет.<…> Его дети также успешны и только что с отличием окончили вузы. Судя по тому, как он это сообщает, г-н Ц. очень гордится своими детьми. На мой вопрос об отношении к жене он пожимает плечами; по его словам, “все всегда было хорошо отлажено”, поэтому он не понимает, почему его жена шесть месяцев назад вдруг собрала чемоданы и уехала. Она сказала, что теперь, наконец, хочет вести свою собственную жизнь, “быть свободной и самостоятельной”, наслаждаться жизнью.<…> У него нет проблем с отношениями, он хорошо ладит со всеми людьми, в деловой жизни его ценят как дипломатичного партнера по переговорам, женщины его любят, многие завидуют его успеху.<…>
Очевидно, в семье достижения и успех считались самыми главными критериями, и только через них определялись привязанность и отношения. Г-н Ц., обладая хорошими способностями, явно мог соответствовать этому идеалу своих родителей.<…> Благодаря достижениям и успеху завязываются и поддерживаются отношения, но истинных эмоциональных отношений привязанности, в которых г-н Ц. мог чувствовать себя “как дома”, в его опыте до сих пор не было. Отношения со своими детьми и женой он также описал как функциональные, хорошо организованные, но без эмоционального участия и ощутимых отношений привязанности.<…>
Очевидно, что это типичный паттерн избегающей, функционально ориентированной привязанности, который г-н Ц. успешно практикует в своем деловом мире, но который не дает ему эмоциональной близости в психотерапевтических отношениях, а также в отношениях с членами его семьи. Учитывая это, я понимаю, что жена расстается с ним после того, как задачи по воспитанию детей и получению ими дипломов о высшем образовании выполнены. Однако семья и отношения с женой, пусть даже избегающие, по-видимому, все-таки дают ему определенную надежность, безопасность, уверенность и ориентацию. Из-за расставания с женой он сначала испытывает сильную обиду; в эмоциональном плане он также настолько выбит из колеи, что реагирует психосоматическими симптомами: нарушениями сна и расстройствами концентрации внимания, которые можно понять как эквивалент депрессии. Пусть даже в его отношениях с женой и была большая дистанция, что соответствовало его паттерну избегающей привязанности, но ее уход для него - это все-таки потеря, которая указывает на его подлинные желания и потребности в привязанности.<…>
С дефицитами в развитии своей самоценности и с обидами г-н Ц. до сих пор не сталкивался, потому что в его жизни до сих пор были “только успехи”. На их фоне он мог успешно сохранять и поддерживать существовавшие с детства и подпитываемые родителями фантазии о собственном величии. Теперь, сбитый с толку нарушениями сна и расстройствами концентрации внимания, он опасается, что прежняя полоса профессиональных успехов может прерваться.<…>
Нам потребовалось много времени, чтобы в плотном графике г-на Ц. найти “окошко” для новой встречи. Хотя он действительно был перегружен, здесь дополнительно проявился его страх перед привязанностью, так что я, собрав в кулак все свое терпение, пытался вместе с ним определить время для следующей консультации, которую удалось провести лишь через 4 недели после первичной беседы.<…> И в дальнейшем ходе лечения рабочий график г-на Ц. (то есть его ориентация на избегание в динамике отношений) также определял степень близости, а тем самым и частоту лечебных сеансов.
В начальный период лечения мы в течение многих часов говорили о его нарушениях сна и расстройствах концентрации внимания, его профессиональных установках и успехах, которых он добивался, несмотря ни на что. Он хотел, чтобы им восхищались и чтобы я, полностью следуя его родительскому паттерну отношений, видел в нем успешного пациента в терапии. И вообще он старался даже в своей симптоматике “достигать успехов”, может быть даже хотел стать моим самым успешным пациентом. Только так, как он считал, можно оказаться объектом внимания, любви и чувствовать себя комфортно в привязанности. В это время я не давал никаких толкований скрытых причин его динамики привязанности.<…>
Снова встретившись с женой для проведения переговоров относительно развода, г-н Ц. пришел на следующий терапевтический сеанс сильно взволнованным. Жена, по его словам, была такой холодной и дистанцированной, хотела говорить с ним только о материальных проблемах.<…> Она упрекает его в том, что всю жизнь его волновало только материальное благополучие, а сама она его никогда по-настоящему не интересовала. Это потрясло его до глубины души, ведь, в конце концов, все эти годы он был “верным и заботливым”. Но, возможно, он не мог дать ей той близости и защищенности, которые она, собственно говоря, надеялась получить в этих отношениях. И дети, очевидно, тоже на ее стороне, что глубоко потрясло его и представляет для него дополнительную угрозу. Он был вынужден констатировать, что находится почти в полной изоляции и очень одинок. Тут впервые появилась возможность поговорить о его потребности в отношениях, его тоске по близости, надежному убежищу, чувству защищенности и безопасности; в этот час сильнейшей взволнованности он вообще впервые смог выслушать мои соображения на этот счет. Эта тема затрагивалась очень осторожно и дозировано, чтобы не вызвать усиления депрессивного кризиса г-на Ц., угроза чего появилась в тот момент, когда он впервые осознал все свои чувства одиночества и желания привязанности. Кроме того, он не мог позволить себе “потерять работоспособность”. Но я уловил, что для г-на Ц. большим облегчением, очевидно, была вообще сама возможность поговорить с кем-нибудь об этих переживаниях и чувствах. С этого момента наши терапевтические отношения стали более интенсивными, хотя частота сеансов по-прежнему менялась. Однако теперь уже г-н Ц. находил в своем переполненном запланированными встречами ежедневнике время и для терапии; для меня появилось место и время в его жизни.<…>
Лечение растянулось в общей сложности на три года. В течение этого времени я сопровождал г-на Ц. в его работе скорби по утрате и расставанию, а также в переживаниях в связи с разводом с женой. Во время этой работы скорби г-н Ц. в отношениях со мной стал все больше осознавать свои собственные потребности в надежном убежище, в безопасности и чувстве защищенности, а также желание найти все это. Он болезненно переживал чувства горя, печали, скорби и гнева, которые довели его почти до изнеможения. Из-за своего эмоционального потрясения он опасался, что станет безработным, потеряет профессию, окажется неудачником, отвергнутым, останется “у разбитого корыта” как в семейном, так и в профессиональном плане. Этот сильный страх удавалось останавливать и сдерживать только благодаря формирующейся в терапевтических отношениях надежной привязанности; без этих отношений он никогда бы не пошел на то, чтобы раскрыть свои истинные желания и потребности. В последний год лечения очень сильную боль причинял ему опыт постижения и все большего осознания того, что его истинные потребности как ребенка не были удовлетворены его родителями. Он почувствовал, что родители использовали его в своих целях, насильно заставляли быть “носителем достижений” семьи; его восхваляли как “кронпринца”, но при этом игнорировали его истинные детские потребности. С ужасом он вынужден был констатировать, что и своих детей он воспитал по принципу “достижение и успех - самое важное в жизни”. Теперь ему с болью пришлось признать, что успех в стремлении к большим достижениям на самом деле держится на надежной основе динамики привязанности, которой он сам не испытал на опыте» (с. 233-238).
Резюмирую. Если с младенчества ребенок чувствует, что он любим не за что-то, не за успехи, а просто за то, что он есть, у него формируется надежная вера в себя. А значит, став взрослым он сможет, согласно формуле Йордана, добиваться успеха в своей деятельности. Если ребенок чувствует, что любим исключительно за успехи, то надежная вера в себя не формируется, и, став взрослым, он либо не сможет вообще быть успешным, либо его внешняя успешность будет куплена ценой глубокого эмоционального одиночества и опустошения. В последнем случае на передний план выходит холодный цинизм общественного признания. Пока ты успешен, ты в центре внимания; как только переживание эмоциональной пустоты начинает мешать успеху, общество от тебя отворачивается и быстро забывает о самом твоем существовании…
Цитаты из Бриша приведены по: Бриш К.Х. Терапия нарушений привязанности. От теории к практике, М., 2012.