Людвиг ван Бетховен и Город Золотой
В титрах фильма Сергея Соловьёва «АССА» слова и музыка песни про «Город золотой» были приписаны Борису Гребенщикову, который исполняет её за кадром.
Вскоре выяснилось, что текст принадлежит поэту Анри Волохонскому, а музыка - вроде как Алексею Хвостенко, впервые исполнившему стихи на эту мелодию. Впрочем, Хвостенко от авторства мелодии сразу открестился, указав на итальянского композитора-лютниста XVI века Франческо Канова да Милано. Будто бы именно он является автором «Сюиты для лютни», на музыку которой так красиво легли стихи Волохонского (как впоследствии выяснилось, Волохонский и писал свои стихи на эту конкретную мелодию). Версия подтверждалась советским альбомом 1968 года «Лютневая музыка XVI-XVII веков», где эта композиция стоит первым номером. Поэтому на протяжении последующих 15 лет автором музыки всюду указывался Франческо да Милано. На официальном сайте «Аквариума» его авторство по-прежнему отражено в выходных данных «Десяти стрел».
В середине нулевых мой неленивый московско-израильский друг Зеэв Гейзель, литератор, поэт и просветитель, провёл поразительное расследование, позволившее полностью опровергнуть привычную атрибуцию авторства этой прекрасной музыки. Полная история его многолетних разысканий описана здесь в 11 главах с эпилогом, но вкратце вот что ему удалось превыше сомнения установить: в 1968 году ленинградский музыкант-виртуоз Владимир Вавилов, чтобы записать на фирме «Мелодия» свои собственные сочинения для лютни, приписал их авторство реальным итальянским композиторам XVI-XVII веков, которые на самом деле ничего подобного не писали. Просто если б он пытался те же сочинения издать под своим именем, чиновники с ним разговаривать не стали б, а классиков - пожалуйста, издали на ура и потом несколько раз ещё допечатывали тиражи. При жизни Вавилова об обмане догадывались специалисты, но шума не поднимали. С публикацией Гейзеля (через 33 года после смерти Вавилова) наступила полная и окончательная ясность.
Так что сегодня мы знаем доподлинно, что автором музыки, приписывавшейся Франческо да Милано, как и многих других сочинений на той легендарной, трижды переиздававшейся, пластинке «Мелодии», на самом деле являлся непризнанный ленинградский гений Владимир Фёдорович Вавилов (1925-1973), к званиям которого через 30 лет после смерти добавился титул «мистификатор». К счастью, разыскания Гейзеля не прошли незамеченными, и сегодня про авторство Вавилова сказано в классике, сказано в календарях.
Нисколько ни умаляя заслуг Зеэва Гейзеля в разыскании и его тёзки Вавилова в композиции, осмелюсь обратить внимание читателя на ещё один музыкальный источник, которым вдохновение Вавилова, очевидно, питалось при создании «Канцоны и танца»: заключительное Rondo, Molto Allegro из Третьего фортепьянного концерта Людвига ван Бетховена, Op. 27. В современной роковой обработке оно звучит, например, так:
В версии ближе к классической это рондо звучит так:
Мне кажется, трудно не заметить тут каденции, которая послужила Владимиру Фёдоровичу кирпичиком в его бессмертном творении. С оглядкой на наши нервные времена и судилища, сразу оговорюсь, что речь, разумеется, не о плагиате, а о бережном и очень красивом цитировании Людвига Иваныча. Который, к слову сказать, и сам любил поиграться с чужими фразами. Во времена классиков, когда не было поблизости ни Трунова, ни Добровинского, такая практика считалась нормой.
NB: очень красивое исполнение 3-го фортепьянного концерта Бетховена музыкантами The Pocket Symphony можно посмотреть в моей ноябрьской трансляции на Фейсбуке.
Вскоре выяснилось, что текст принадлежит поэту Анри Волохонскому, а музыка - вроде как Алексею Хвостенко, впервые исполнившему стихи на эту мелодию. Впрочем, Хвостенко от авторства мелодии сразу открестился, указав на итальянского композитора-лютниста XVI века Франческо Канова да Милано. Будто бы именно он является автором «Сюиты для лютни», на музыку которой так красиво легли стихи Волохонского (как впоследствии выяснилось, Волохонский и писал свои стихи на эту конкретную мелодию). Версия подтверждалась советским альбомом 1968 года «Лютневая музыка XVI-XVII веков», где эта композиция стоит первым номером. Поэтому на протяжении последующих 15 лет автором музыки всюду указывался Франческо да Милано. На официальном сайте «Аквариума» его авторство по-прежнему отражено в выходных данных «Десяти стрел».
В середине нулевых мой неленивый московско-израильский друг Зеэв Гейзель, литератор, поэт и просветитель, провёл поразительное расследование, позволившее полностью опровергнуть привычную атрибуцию авторства этой прекрасной музыки. Полная история его многолетних разысканий описана здесь в 11 главах с эпилогом, но вкратце вот что ему удалось превыше сомнения установить: в 1968 году ленинградский музыкант-виртуоз Владимир Вавилов, чтобы записать на фирме «Мелодия» свои собственные сочинения для лютни, приписал их авторство реальным итальянским композиторам XVI-XVII веков, которые на самом деле ничего подобного не писали. Просто если б он пытался те же сочинения издать под своим именем, чиновники с ним разговаривать не стали б, а классиков - пожалуйста, издали на ура и потом несколько раз ещё допечатывали тиражи. При жизни Вавилова об обмане догадывались специалисты, но шума не поднимали. С публикацией Гейзеля (через 33 года после смерти Вавилова) наступила полная и окончательная ясность.
Так что сегодня мы знаем доподлинно, что автором музыки, приписывавшейся Франческо да Милано, как и многих других сочинений на той легендарной, трижды переиздававшейся, пластинке «Мелодии», на самом деле являлся непризнанный ленинградский гений Владимир Фёдорович Вавилов (1925-1973), к званиям которого через 30 лет после смерти добавился титул «мистификатор». К счастью, разыскания Гейзеля не прошли незамеченными, и сегодня про авторство Вавилова сказано в классике, сказано в календарях.
Нисколько ни умаляя заслуг Зеэва Гейзеля в разыскании и его тёзки Вавилова в композиции, осмелюсь обратить внимание читателя на ещё один музыкальный источник, которым вдохновение Вавилова, очевидно, питалось при создании «Канцоны и танца»: заключительное Rondo, Molto Allegro из Третьего фортепьянного концерта Людвига ван Бетховена, Op. 27. В современной роковой обработке оно звучит, например, так:
В версии ближе к классической это рондо звучит так:
Мне кажется, трудно не заметить тут каденции, которая послужила Владимиру Фёдоровичу кирпичиком в его бессмертном творении. С оглядкой на наши нервные времена и судилища, сразу оговорюсь, что речь, разумеется, не о плагиате, а о бережном и очень красивом цитировании Людвига Иваныча. Который, к слову сказать, и сам любил поиграться с чужими фразами. Во времена классиков, когда не было поблизости ни Трунова, ни Добровинского, такая практика считалась нормой.
NB: очень красивое исполнение 3-го фортепьянного концерта Бетховена музыкантами The Pocket Symphony можно посмотреть в моей ноябрьской трансляции на Фейсбуке.