Друг. Проклятый цеф
Пожалуй выключу на время блогера…
Эта запись дневниковая, хотел умолчать, не писать, но ведь на то он и дневник, что бы поведать ему перипетии окружающего мира проходящего сквозь призму моего сознания, мои эмоции.
Вся моя и жизнь моих друзей, коллег крутится вокруг одного нам родного человека. Сегодня, я думаю могу провести некую грань, некий этапный эпикриз.
Мы все теперь в ожидании. Сегодня, когда мы сидели на пятиминутке, мы, получив анализы, данные обследования, консультации специалистов, можем говорить, что работу мы все проделали большую и все органы сохранили в хорошем состоянии, всё, что ниже шеи функционирует в обычном режиме. Это далеко не всегда удается, больные после настоящей реанимации, в первые же сутки страдают нарушением всех систем организма.
Но мы так и не знаем- что происходит с мозгом, он без сомнения- не мертв, но насколько он жив, будут первыми судить мои коллеги из Хабаровского госпиталя. Мы отправили нашего коллегу туда. Теперь от нас ничего не зависит.
Кто то наверное не в курсе- что произошло?
Друг у меня перенес клиническую смерть. Так непонятно и глупо. Анафилактический шок на банальный препарат, настолько банальный и широко используемый, что закладывается впечатление, что его подделали. Даже упаковка какая то другая. Цефтриаксон. Удобный и эффективный антибиотик. Он сам принес и попросил уколоть. Укололи. Через несколько минут отъехал. Не потерял сознание- умер.
Это благо, что это произошло в медицинском учреждении, что ему стали проводить комплекс мероприятий, а прибывший фельдшер поставил трубку в трахею, обеспечив хорошую вентиляцию легких. Адреналин, непрямой массаж сердца и ИВЛ спасли его. А мы помогли пережить два первых этапа несмерти постреанимационной болезни.
Вот так просто я пишу о друге. Мы вместе, большой, дружной, отвязанной компанией прошли все студенческие годы.
Он недавно плюнул на хирургию, достало его безденежье и вечный пресинг сверху, ушел в полевую медицину. Появились деньги, планы, жизнь налаживалась и тут такое…
Я его недавно видел в госпитале и предложил попить чайку в ординаторской. Отказался, спешил. Ему все время было не когда. Армия. Вчера я с ним провел сутки. Впервые он был со мной так молчалив. В силу привычки- я с ним разговаривал, а он слушал. Он всегда был хорошим слушателем, мы многим делились. Я ни с кем не мог быть так откровенен, мы всем делились. А тут он был молчалив, он просто слушал.
Многие родные хотят быть с близкими находящимися в реанимации, а у меня такая привилегия, сомнительная привилегия. Тяжело держать инструмент способный решить судьбу друга. Тяжелая ноша.
Днем приходил его школьный друг. Плачет. Горько плачет. Жена в прострации, умоляет спасти. И всех я хорошо знаю. Как тут держать холодную голову. Как не начать жалеть, не наделать ошибок. Приходится абстрагироваться.
Мы вместе, всем отделением выцарапывали его из рук когтистой. Пока не знаю- кто победил. Но считаю- мы справились. Еще несколько дней его будут держать в искусственной коме. И даже не знаю, что тяжелее- активное участие в его судьбе, или пассивное ожидание…
Эта запись дневниковая, хотел умолчать, не писать, но ведь на то он и дневник, что бы поведать ему перипетии окружающего мира проходящего сквозь призму моего сознания, мои эмоции.
Вся моя и жизнь моих друзей, коллег крутится вокруг одного нам родного человека. Сегодня, я думаю могу провести некую грань, некий этапный эпикриз.
Мы все теперь в ожидании. Сегодня, когда мы сидели на пятиминутке, мы, получив анализы, данные обследования, консультации специалистов, можем говорить, что работу мы все проделали большую и все органы сохранили в хорошем состоянии, всё, что ниже шеи функционирует в обычном режиме. Это далеко не всегда удается, больные после настоящей реанимации, в первые же сутки страдают нарушением всех систем организма.
Но мы так и не знаем- что происходит с мозгом, он без сомнения- не мертв, но насколько он жив, будут первыми судить мои коллеги из Хабаровского госпиталя. Мы отправили нашего коллегу туда. Теперь от нас ничего не зависит.
Кто то наверное не в курсе- что произошло?
Друг у меня перенес клиническую смерть. Так непонятно и глупо. Анафилактический шок на банальный препарат, настолько банальный и широко используемый, что закладывается впечатление, что его подделали. Даже упаковка какая то другая. Цефтриаксон. Удобный и эффективный антибиотик. Он сам принес и попросил уколоть. Укололи. Через несколько минут отъехал. Не потерял сознание- умер.
Это благо, что это произошло в медицинском учреждении, что ему стали проводить комплекс мероприятий, а прибывший фельдшер поставил трубку в трахею, обеспечив хорошую вентиляцию легких. Адреналин, непрямой массаж сердца и ИВЛ спасли его. А мы помогли пережить два первых этапа несмерти постреанимационной болезни.
Вот так просто я пишу о друге. Мы вместе, большой, дружной, отвязанной компанией прошли все студенческие годы.
Он недавно плюнул на хирургию, достало его безденежье и вечный пресинг сверху, ушел в полевую медицину. Появились деньги, планы, жизнь налаживалась и тут такое…
Я его недавно видел в госпитале и предложил попить чайку в ординаторской. Отказался, спешил. Ему все время было не когда. Армия. Вчера я с ним провел сутки. Впервые он был со мной так молчалив. В силу привычки- я с ним разговаривал, а он слушал. Он всегда был хорошим слушателем, мы многим делились. Я ни с кем не мог быть так откровенен, мы всем делились. А тут он был молчалив, он просто слушал.
Многие родные хотят быть с близкими находящимися в реанимации, а у меня такая привилегия, сомнительная привилегия. Тяжело держать инструмент способный решить судьбу друга. Тяжелая ноша.
Днем приходил его школьный друг. Плачет. Горько плачет. Жена в прострации, умоляет спасти. И всех я хорошо знаю. Как тут держать холодную голову. Как не начать жалеть, не наделать ошибок. Приходится абстрагироваться.
Мы вместе, всем отделением выцарапывали его из рук когтистой. Пока не знаю- кто победил. Но считаю- мы справились. Еще несколько дней его будут держать в искусственной коме. И даже не знаю, что тяжелее- активное участие в его судьбе, или пассивное ожидание…