ПРИКЛАДНАЯ КОСМЕТОЛОГИЯ
Господа модераторы, если "не в тему" - смело удаляйте! :)
Итак, в те давние времена, когда газонная трава была зеленее, «мажорский» сахар жил ещё на острове Маврикий, а зубные щётки и чупа-чупсы с моторчиком ускоряли процесс гниения ферментации западной цивилизации, я работала акушером-гинекологом. Но помимо этого я ещё и диссертацию писала. Вернее - диссертации. Докторскую - для начмеда, ну и себе что останется. Да-да, друзья мои. Был в моей жизни этот постыдный эпизод. «Глубокоуважаемый Председатель! Глубокоуважаемые члены! Спасибо, Иван Иванычу за пятнадцать вопросов и маме с папой за мир во всем мире!» В моей жизни было даже целых два таких эпизода, но об этом как-нибудь в другой раз. Обо всех этих научных руководителях, алчных оппонентах и глубокоуважаемых все ещё членах в другой раз. А в пятый и десятый разы - о мерзкой тумбочке начмеде с её отвратительным писклявым голосом, безумной страстью к сплетням самого низкого пошиба и великолепным (да, бывают в природе казусы) хирургическим искусством.
А сегодня, дорогие мои детишечки друзья, я расскажу вам о плаценте. Сейчас я вам её покажу. И те, кого не стошнит, могут смело читать дальше короткую историю о чувстве юмора, плаценте и прочих органах. А многим, новозафрендившим "играющим" докторам может чего и скажет этот послед. ;) :)
Плацента или Послед (хотя это разные понятия, ну так и у нас не курс лекций для интернов), это такой вот, не побоюсь этого перевода с мертвых языков, блин.
Все подавились кофием? Ну, откашлявшись, читаем дальше. :)
Этот блин выполняет массу функций, но у нас не курс сами помните чего. Тема же моей кандидатской начиналась так: «Клинико-морфологические аспекты…» Дальше было очень умно и длинно и вам оно не надо. Вот как раз для изучения этих самых морфологических мне и нужны были плаценты. Причем от дам с определенной вирусной инфекцией. Родовспоможение этим дамам под радостные фанфары вручили мне. Не считая, конечно, случаев с отягощенным финансовым анамнезом - этими занималась лично начмед. Меня вызывали в любое время дня и ночи, потому что когда чупа-чупсы с моторчиком жили только в штатах, у нас никто не горел желанием помогать этим женщинам. Эта короткая и простая аббревиатура тогда ещё казалась зловещей. Но девочка я была умная - ещё листая учебник микробиологии с «ятями» и «фетами», поняла, что бытовой сифилис придумали те глубокоуважаемые члены, которые посещали в свободное от университетских изысканий время публичные дома.
Договорившись с заведующим кафедрой патологической анатомии о совместной деятельности (читай, кроме докторской начмеду ещё и аспиранту-теоретику - кандидатскую) я с присущей мне решительностью приступила к сбору материала. Для этого мне были нужны:
1) Плацента от мадам с определенной инфекцией;
2) Ведро эмалированное;
3) Формалин;
4) Идиотизм.
Последнего мне было не занимать. Поэтому после каждых родов я занимала санитарную комнату изолятора и промывала и кромсала нужным мне образом эти самые блины. После чего, водрузив на культю пуповины бирку с датой и порядковым номером, опускала эти блины в ведро с раствором формалина и относила в подвал. Формалин я разбавляла на глаз. При опущении нового блина к сотоварищам, я сливала прежний раствор и добавляла новый. Скажу вам честно - даже сразу все это пахло, мягко скажем, неприятно. А уж через три недели…
Через три недели я решила везти первую порцию заготовленных блинов на кафедру патологической анатомии. Там эти блины должны были покромсать тоньше нарезки салями, выдержать в спиртах восходящей плотности, залить парафином и ещё раз настрогать… Предметные стекла. Микроскоп. Электронный микроскоп. Впрочем, к чему нам скучные методики. К тому же, много позже, я поняла, что такие редкостно ответственные кретинки умницы - истинный раритет. В диссертации одного славного парня под видом прямой кишки при специфическом проктите, гордо реяла фотка скана среднего уха из атласа гистологии Елисеева.
Нескучным было то обстоятельство, что ко мне чрезвычайно тепло относился заведующий кафедрой патологической анатомии. Каждый мой приезд сопровождался чаепитием, и разговорами об импрессионистах, которые он перемежал сентенциями о том, как он занят. Ну, просто космически занят. Поэтому, пожалуйста, да-да, никогда не опаздывай, я тебя прошу! А когда меня просят - я не опаздываю. Я не опаздываю даже когда не просят. Поэтому профессора я ждала, обычно, подолгу. И потом ещё два часа об импрессионистах, блядь !
И вот, с содроганием ожидая бесед о нескучных импрессионистах, я перемотала эмалированное ведро скотчем похлеще чемодана, летящего в Уганду и погрузила его в… багажник своей «Мазды». Быстренько переоделась, сказав, что вернусь в роддом через часа три, и поехала.
Тут надо сказать, что гаишники/гибэдэдэшники и прочие товарищи останавливают меня крайне редко. Ну, помню, как-то по улице с односторонним движением в другую сторону ехала - пробку объезжала. Как-то раз поворачивала там, где поворот запрещён. Но каждый раз меня отпускали, по-отечески пожурив. Поэтому, в общем-то, ничего дурного в тот день я от рыцарей полосатых палочек не ожидала. Была трезвая, пристегнутая и скоростной режим не нарушала - у меня же там ведро. Хоть скотчем и перемотанное, но ну его нах - покрытие багажника изнутри замшевое. Понимаете, чем грозит, да?
И вдруг - нате, пожалуйста! А у меня ж встреча и я уже выучила всех импрессионистов. Ну и ведро…
Козырнул. Что-то там невнятно пробормотал на манер: «Бырым-бырым-бырым! Старший инспектор Бырым! Предъявите документы!» А ДОКУМЕНТЫ , как вы помните, я всегда ношу с собой. Все. У меня три гражданства в анамнезе и путешествовала я много. Поэтому, если что, я сразу - «ннА! - есть у меня такая бумажка!»
Предъявила. Сижу себе, не рыпаюсь. Все в порядке, включая (о чудо!) техосмотр и страховку. Улыбаюсь. А он мне:
- Выйдите, пожалуйста, из машины! - Опаньки, что ещё за черт?
- Глубокоуважаемый Бырым, понимаете, я опаздываю!
- Все опаздывают. - Философски так отвечает мне старший инспектор. - Выйдите из машины.
Я понимаю, что Бырыма на голых импрессионистов не возьмешь и выхожу.
- Откройте капот. - Снова сажусь в машину, дергаю крючочек - вуаля, - вот вам, Бырым, мой капот. Что он там хотел увидеть? Номер двигателя? Уровень масла? Клеммы на аккумуляторе? А ситуация, между тем, весьма комичная. Стоит весь такой по форме и даже при кобуре Бырым, вся такая фильдиперсовая в кожаном брючном костюме и с полной головой импрессионистов я - и тупо пялимся в капот. Меня стало пробивать на «хи-хи». Человек я чувства юмора лишенный - могу в доме повешенного о верёвке пошутить. И возьми да и ляпни Бырыму:
- Думаете, номер двигателя перебит? - Глянул он на меня очень серьезно. Ротик куриной попкой сделал и говорит:
- Откройте багажник!
- Не надо, - говорю, - у меня там расчленёнка. И атлас импрессионистов с дарственной надписью: «Любимому патологоанатому от преданной ученицы на вечную память!» - И хихикаю, как будто невесть как сострила. А Бырым рассвирепел и как рявкнет:
- Откройте багажник!
- Хорошо-хорошо! Только вы не нервничайте, потому что у меня в аптечке только эластичный бинт, жгут и стакан. А валидола и респиратора нет. Так что дышите ритмичнее, но поверхностнее - открываю. - И открыла.
Бырым носиком повел и дрожащим пальчиком тыкает мне в багажник:
- Что это?!
- Ведро, - говорю, - эмалированное. Инвентарный номер 3457. Собственность обсервационного отделения родильного дома.
- А что в ведре?
- Убиенные младенцы материал для исследования.
После этой фразы он много и долго думал. Минут пять. Аж фуражку на затылок задвинул. Ну, их же учили понемногу. Вот он и вспоминал чему и как. И выдал мне:
- Для перевоза биологических материалов должны быть оформлены документы.
- Милый Бырым, а вот вам удостоверение врача этой вот такой красивой большой белой больницы и вот даже разрешение на въезд на автотранспортном средстве госномер такой-то, то есть - смотрите - мой! - Ага, съел, - думаю. Моя взяла! Бырым опять включил перезагрузку системы.
- А бумаги? - наконец законнектился с реальностью Бырым.
- Ну, какие же ещё бумаги?! Вот у меня ещё загранпаспорт есть! Видите, там виза штатовская под номером J1, то есть допуск на секретные объекты, работающие с биологическим оружием. - «Бля-я-я-я!» - сказал мне мой внутренний голос, но было поздно. Бырым стал багровым.
- Открывай ведро! Проклятая шпионка - Провещал мне Бырым, перейдя на «ты». Потому что враги Родины - они наши друзья и мы с ними завсегда на «ты».
- Дорогой Бырым, я бы открыла, но боюсь, это не доставит вам удовольствия, кроме того, меня уже ждёт один старый перец с импрессионистами. Импрессионисты, батенька, это что-то на манер описания места ДТП.
- Ведро!!! - уже шипит Бырым и чую, что апоплексия уже не за горами дремучими.
- Ну, хорошо, милый. Ждите! - И к правой двери машины подошла, дверку открыла и в бардачок… А Бырым как заорёт: «Стоять!»
- Господи! Что ж ты так орёшь! - чуть не уписавшись с перепугу, я тоже перешла на «ты». А он по кобуре ручонками шарит, как будто я не знаю, что нет там у них никакого табельного оружия, кроме как по «Сиренам». Кто ж знал, что сегодня у них как раз «Сирена». Так что он пистолет достал. А я ему так вальяжно, как в американских фильмах:
- С предохранителя сними, чайник! Ты что, ебнулся, Бырым?
- А зачем ты в бардачок полезла? - по- бабьи визгливо и обиженно пропищал Бырым.
- Перчатки взять. Смотри. - Так, значит оклоняюсь и показываю. - Видишь там такой белый пакет. Написано на ём «Перчатки хирургические. Сайз седьмой». Хотя ещё и восьмой есть. Хочешь - надевай. Меня, честно говоря, не греет перспектива это ведро открывать. Потому что, парень, там плаценты. А они три недели в формалине. Воняют сильно, Христом Богом клянусь.
Бырым уже отошел слегка. Кроме того, совместный стресс - он сближает. Поэтому старший инспектор оттер пот со лба и спросил простым русским человеческим языком:
- А на хуя они тебе?
Ну, думаю, приехали. Как объяснишь этому простому русскому парню Бырыму, что такое спирты восходящий плотности, ВАК, электронный микроскоп, импрессионисты. Его же ж мозг не синтезирует это все вместе воедино. Он моновоспримет только спирты. Я вздохнула. Достала пачку сигарет. Угостила Быырыма и говорю ему:
- Тебе одному, как на духу. Только между нами и ни-ни никому! Вот ты телевизор смотришь? Ага. Рекламу видал? Ну там «Плацент-формула - и кожа разгладится и волосы вырастут и все станет длиннее!» Вот! А я ж в роддоме работаю. Ну, подумай, зачем мне платить бешенные бабки, когда все это у меня под боком в невероятных количествах! Вот ты бы мне сколько лет дал?
- Пятнадцать!
- Да нет! Я о возрасте!
- А-а-а...Ну, больше двадцатки бы не дал.
- Вот видишь, а на самом деле - это все плаценты! Я их дома через мясорубку и на морду! Офигительный результат!
- Счастливого пути! - Козырнул Бырым, поперхнувшись сигареткой.
- Старший инспектор, может пригласите меня на кофе с импрессионистами?! А то я жидкий чай профессорский не очень!... - Крикнула я вдогонку. Бырым лишь ускорил шаг.
Итак, в те давние времена, когда газонная трава была зеленее, «мажорский» сахар жил ещё на острове Маврикий, а зубные щётки и чупа-чупсы с моторчиком ускоряли процесс гниения ферментации западной цивилизации, я работала акушером-гинекологом. Но помимо этого я ещё и диссертацию писала. Вернее - диссертации. Докторскую - для начмеда, ну и себе что останется. Да-да, друзья мои. Был в моей жизни этот постыдный эпизод. «Глубокоуважаемый Председатель! Глубокоуважаемые члены! Спасибо, Иван Иванычу за пятнадцать вопросов и маме с папой за мир во всем мире!» В моей жизни было даже целых два таких эпизода, но об этом как-нибудь в другой раз. Обо всех этих научных руководителях, алчных оппонентах и глубокоуважаемых все ещё членах в другой раз. А в пятый и десятый разы - о мерзкой тумбочке начмеде с её отвратительным писклявым голосом, безумной страстью к сплетням самого низкого пошиба и великолепным (да, бывают в природе казусы) хирургическим искусством.
А сегодня, дорогие мои детишечки друзья, я расскажу вам о плаценте. Сейчас я вам её покажу. И те, кого не стошнит, могут смело читать дальше короткую историю о чувстве юмора, плаценте и прочих органах. А многим, новозафрендившим "играющим" докторам может чего и скажет этот послед. ;) :)
Плацента или Послед (хотя это разные понятия, ну так и у нас не курс лекций для интернов), это такой вот, не побоюсь этого перевода с мертвых языков, блин.
Все подавились кофием? Ну, откашлявшись, читаем дальше. :)
Этот блин выполняет массу функций, но у нас не курс сами помните чего. Тема же моей кандидатской начиналась так: «Клинико-морфологические аспекты…» Дальше было очень умно и длинно и вам оно не надо. Вот как раз для изучения этих самых морфологических мне и нужны были плаценты. Причем от дам с определенной вирусной инфекцией. Родовспоможение этим дамам под радостные фанфары вручили мне. Не считая, конечно, случаев с отягощенным финансовым анамнезом - этими занималась лично начмед. Меня вызывали в любое время дня и ночи, потому что когда чупа-чупсы с моторчиком жили только в штатах, у нас никто не горел желанием помогать этим женщинам. Эта короткая и простая аббревиатура тогда ещё казалась зловещей. Но девочка я была умная - ещё листая учебник микробиологии с «ятями» и «фетами», поняла, что бытовой сифилис придумали те глубокоуважаемые члены, которые посещали в свободное от университетских изысканий время публичные дома.
Договорившись с заведующим кафедрой патологической анатомии о совместной деятельности (читай, кроме докторской начмеду ещё и аспиранту-теоретику - кандидатскую) я с присущей мне решительностью приступила к сбору материала. Для этого мне были нужны:
1) Плацента от мадам с определенной инфекцией;
2) Ведро эмалированное;
3) Формалин;
4) Идиотизм.
Последнего мне было не занимать. Поэтому после каждых родов я занимала санитарную комнату изолятора и промывала и кромсала нужным мне образом эти самые блины. После чего, водрузив на культю пуповины бирку с датой и порядковым номером, опускала эти блины в ведро с раствором формалина и относила в подвал. Формалин я разбавляла на глаз. При опущении нового блина к сотоварищам, я сливала прежний раствор и добавляла новый. Скажу вам честно - даже сразу все это пахло, мягко скажем, неприятно. А уж через три недели…
Через три недели я решила везти первую порцию заготовленных блинов на кафедру патологической анатомии. Там эти блины должны были покромсать тоньше нарезки салями, выдержать в спиртах восходящей плотности, залить парафином и ещё раз настрогать… Предметные стекла. Микроскоп. Электронный микроскоп. Впрочем, к чему нам скучные методики. К тому же, много позже, я поняла, что такие редкостно ответственные кретинки умницы - истинный раритет. В диссертации одного славного парня под видом прямой кишки при специфическом проктите, гордо реяла фотка скана среднего уха из атласа гистологии Елисеева.
Нескучным было то обстоятельство, что ко мне чрезвычайно тепло относился заведующий кафедрой патологической анатомии. Каждый мой приезд сопровождался чаепитием, и разговорами об импрессионистах, которые он перемежал сентенциями о том, как он занят. Ну, просто космически занят. Поэтому, пожалуйста, да-да, никогда не опаздывай, я тебя прошу! А когда меня просят - я не опаздываю. Я не опаздываю даже когда не просят. Поэтому профессора я ждала, обычно, подолгу. И потом ещё два часа об импрессионистах, блядь !
И вот, с содроганием ожидая бесед о нескучных импрессионистах, я перемотала эмалированное ведро скотчем похлеще чемодана, летящего в Уганду и погрузила его в… багажник своей «Мазды». Быстренько переоделась, сказав, что вернусь в роддом через часа три, и поехала.
Тут надо сказать, что гаишники/гибэдэдэшники и прочие товарищи останавливают меня крайне редко. Ну, помню, как-то по улице с односторонним движением в другую сторону ехала - пробку объезжала. Как-то раз поворачивала там, где поворот запрещён. Но каждый раз меня отпускали, по-отечески пожурив. Поэтому, в общем-то, ничего дурного в тот день я от рыцарей полосатых палочек не ожидала. Была трезвая, пристегнутая и скоростной режим не нарушала - у меня же там ведро. Хоть скотчем и перемотанное, но ну его нах - покрытие багажника изнутри замшевое. Понимаете, чем грозит, да?
И вдруг - нате, пожалуйста! А у меня ж встреча и я уже выучила всех импрессионистов. Ну и ведро…
Козырнул. Что-то там невнятно пробормотал на манер: «Бырым-бырым-бырым! Старший инспектор Бырым! Предъявите документы!» А ДОКУМЕНТЫ , как вы помните, я всегда ношу с собой. Все. У меня три гражданства в анамнезе и путешествовала я много. Поэтому, если что, я сразу - «ннА! - есть у меня такая бумажка!»
Предъявила. Сижу себе, не рыпаюсь. Все в порядке, включая (о чудо!) техосмотр и страховку. Улыбаюсь. А он мне:
- Выйдите, пожалуйста, из машины! - Опаньки, что ещё за черт?
- Глубокоуважаемый Бырым, понимаете, я опаздываю!
- Все опаздывают. - Философски так отвечает мне старший инспектор. - Выйдите из машины.
Я понимаю, что Бырыма на голых импрессионистов не возьмешь и выхожу.
- Откройте капот. - Снова сажусь в машину, дергаю крючочек - вуаля, - вот вам, Бырым, мой капот. Что он там хотел увидеть? Номер двигателя? Уровень масла? Клеммы на аккумуляторе? А ситуация, между тем, весьма комичная. Стоит весь такой по форме и даже при кобуре Бырым, вся такая фильдиперсовая в кожаном брючном костюме и с полной головой импрессионистов я - и тупо пялимся в капот. Меня стало пробивать на «хи-хи». Человек я чувства юмора лишенный - могу в доме повешенного о верёвке пошутить. И возьми да и ляпни Бырыму:
- Думаете, номер двигателя перебит? - Глянул он на меня очень серьезно. Ротик куриной попкой сделал и говорит:
- Откройте багажник!
- Не надо, - говорю, - у меня там расчленёнка. И атлас импрессионистов с дарственной надписью: «Любимому патологоанатому от преданной ученицы на вечную память!» - И хихикаю, как будто невесть как сострила. А Бырым рассвирепел и как рявкнет:
- Откройте багажник!
- Хорошо-хорошо! Только вы не нервничайте, потому что у меня в аптечке только эластичный бинт, жгут и стакан. А валидола и респиратора нет. Так что дышите ритмичнее, но поверхностнее - открываю. - И открыла.
Бырым носиком повел и дрожащим пальчиком тыкает мне в багажник:
- Что это?!
- Ведро, - говорю, - эмалированное. Инвентарный номер 3457. Собственность обсервационного отделения родильного дома.
- А что в ведре?
- Убиенные младенцы материал для исследования.
После этой фразы он много и долго думал. Минут пять. Аж фуражку на затылок задвинул. Ну, их же учили понемногу. Вот он и вспоминал чему и как. И выдал мне:
- Для перевоза биологических материалов должны быть оформлены документы.
- Милый Бырым, а вот вам удостоверение врача этой вот такой красивой большой белой больницы и вот даже разрешение на въезд на автотранспортном средстве госномер такой-то, то есть - смотрите - мой! - Ага, съел, - думаю. Моя взяла! Бырым опять включил перезагрузку системы.
- А бумаги? - наконец законнектился с реальностью Бырым.
- Ну, какие же ещё бумаги?! Вот у меня ещё загранпаспорт есть! Видите, там виза штатовская под номером J1, то есть допуск на секретные объекты, работающие с биологическим оружием. - «Бля-я-я-я!» - сказал мне мой внутренний голос, но было поздно. Бырым стал багровым.
- Открывай ведро! Проклятая шпионка - Провещал мне Бырым, перейдя на «ты». Потому что враги Родины - они наши друзья и мы с ними завсегда на «ты».
- Дорогой Бырым, я бы открыла, но боюсь, это не доставит вам удовольствия, кроме того, меня уже ждёт один старый перец с импрессионистами. Импрессионисты, батенька, это что-то на манер описания места ДТП.
- Ведро!!! - уже шипит Бырым и чую, что апоплексия уже не за горами дремучими.
- Ну, хорошо, милый. Ждите! - И к правой двери машины подошла, дверку открыла и в бардачок… А Бырым как заорёт: «Стоять!»
- Господи! Что ж ты так орёшь! - чуть не уписавшись с перепугу, я тоже перешла на «ты». А он по кобуре ручонками шарит, как будто я не знаю, что нет там у них никакого табельного оружия, кроме как по «Сиренам». Кто ж знал, что сегодня у них как раз «Сирена». Так что он пистолет достал. А я ему так вальяжно, как в американских фильмах:
- С предохранителя сними, чайник! Ты что, ебнулся, Бырым?
- А зачем ты в бардачок полезла? - по- бабьи визгливо и обиженно пропищал Бырым.
- Перчатки взять. Смотри. - Так, значит оклоняюсь и показываю. - Видишь там такой белый пакет. Написано на ём «Перчатки хирургические. Сайз седьмой». Хотя ещё и восьмой есть. Хочешь - надевай. Меня, честно говоря, не греет перспектива это ведро открывать. Потому что, парень, там плаценты. А они три недели в формалине. Воняют сильно, Христом Богом клянусь.
Бырым уже отошел слегка. Кроме того, совместный стресс - он сближает. Поэтому старший инспектор оттер пот со лба и спросил простым русским человеческим языком:
- А на хуя они тебе?
Ну, думаю, приехали. Как объяснишь этому простому русскому парню Бырыму, что такое спирты восходящий плотности, ВАК, электронный микроскоп, импрессионисты. Его же ж мозг не синтезирует это все вместе воедино. Он моновоспримет только спирты. Я вздохнула. Достала пачку сигарет. Угостила Быырыма и говорю ему:
- Тебе одному, как на духу. Только между нами и ни-ни никому! Вот ты телевизор смотришь? Ага. Рекламу видал? Ну там «Плацент-формула - и кожа разгладится и волосы вырастут и все станет длиннее!» Вот! А я ж в роддоме работаю. Ну, подумай, зачем мне платить бешенные бабки, когда все это у меня под боком в невероятных количествах! Вот ты бы мне сколько лет дал?
- Пятнадцать!
- Да нет! Я о возрасте!
- А-а-а...Ну, больше двадцатки бы не дал.
- Вот видишь, а на самом деле - это все плаценты! Я их дома через мясорубку и на морду! Офигительный результат!
- Счастливого пути! - Козырнул Бырым, поперхнувшись сигареткой.
- Старший инспектор, может пригласите меня на кофе с импрессионистами?! А то я жидкий чай профессорский не очень!... - Крикнула я вдогонку. Бырым лишь ускорил шаг.