(no subject)
Мне иногда кажется, что это не я сейчас живу. Я так и осталась в феврале, накрывать собой клетку с шиншиллами, на которой сидит Кнопка, стискивать в руке бесполезный телефон - он не ловит сеть в коридоре, а во время обстрела и вовсе не работает, - и не знать, придет ли домой вышедший "за сигаретами" муж. За неделю (или две?) до того, вот так же, "за сигаретами", вышел его коллега. И радоваться, что сын остался у девушки, а пасынок работает - в центре города, где сейчас не стреляют.
Я тогда понимала, что надо бы лечь на пол, что если погибнут шиншиллы - это будет все же лучше, чем я, что я не закрою их, если прилетит от стены, да и если сверху - толку от меня чуть.
Многие рассказывают, что после обстрелов гибли птицы, шиншиллы, морские свинки...
Коллега мужа до сих пор не ходит, хотя надежда есть.
Я тогда понимала, что надо бы лечь на пол, что если погибнут шиншиллы - это будет все же лучше, чем я, что я не закрою их, если прилетит от стены, да и если сверху - толку от меня чуть.
Многие рассказывают, что после обстрелов гибли птицы, шиншиллы, морские свинки...
Коллега мужа до сих пор не ходит, хотя надежда есть.