Монах-прорицатель Авель: жизнь и пророчества о судьбах России-ИОВ МНОГОСТРАДАЛЬНЫЙ
Монах-прорицатель Авель: жизнь и пророчества о судьбах России
Иов Многострадальный
В статье "Таинственное в жизни Государя Императора Николая Второго" ее автор А.Д.Хмелевский писал: "Императору Павлу Первому Петровичу монах-прозорливец Авель сделал предсказание "о судьбах Державы Российской", включительно до правнука его, каковым и являлся Император Николай Второй. Это пророческое предсказание было вложено в конверт с наложением личной печати Императора Павла Первого и с его собственноручной надписью: "Вскрыть потомку нашему в столетний день моей кончины".
Документ хранился в особом зале Гатчинского дворца, где посредине на пьедестале стоял довольно большой узорчатый ларец с затейливыми украшениями.
Ларец был заперт на ключ и опечатан. Вокруг ларца на четырех столбиках, на кольцах, был натянут толстый красный шелковый шнур, преграждавший к нему доступ посетителям. Было известно, что в этом ларце хранится нечто, что было положено вдовой Павла Первого, Императрицей Марией Феодоровной, и что ею было завещано открыть ларец и вынуть в нем хранящееся в столетнюю годовщину со дня кончины Императора Павла Первого, и притом только тому, кто в тот год будет занимать царский престол в России. Павел Петрович скончался в ночь с 11 на 12 марта 1801 года. Государю Николаю Александровичу и выпал, таким образом, жребий вскрыть таинственный ларец и узнать, что в нем столь тщательно охранялось от всяких, не исключая и царственных, взоров.
"Когда Император Николай Второй был еще Наследником Престола, - пишет журнал "Литературная учеба", - он по воле своего отца совершил путешествие по странам Дальнего Востока. В Японии Наследник посетил кладбище наших моряков, и один старый японец, долголетний хранитель Русских могил, сказал ему спедущее:
- Высокий гость собирается посетить нашу древнюю столицу Киото, а возле Киото подвизается известный отшельник - монах Теракуто. Это подвижник, взору которого открыты судьбы людей. Для него нет времени, и он дает только признаки сроков.
По прибытии в Киото Наследник в штатском платье, сопровождаемый греческим принцем Георгом и переводчиком маркизом Ито, пешком отправился к Теракуто, жившему в роще. И вот что сказал Теракуто (выдержки из воспоминаний маркиза Ито, вышедших на английском языке):
"Так суждено свыше! Благословенна милость Неба за счастье, о котором не мог помыслить старый Теракуто. Опасность витает над твоей главой, но смерть отступит, и трость будет сильнее меча, и трость засияет блеском. Два венца суждены тебе - земной и небесный. Играют самоцветные камни на короне твоей, владыка могущественной державы. Но слава мира проходит, и померкнут камни на земном венце, сияние венца небесного пребудет во веки. Великие скорби и потрясения ждут тебя и страну твою. Ты будешь бороться за всех, и все будут против тебя. На краю бездны растут красивые цветы, дети рвутся к цветам и падают в бездну, если не слушают предупреждений отца. Ты принесешь жертву за весь свой народ, как искупитель за его безрассудства".
Через несколько дней после этого состоялось покушение на жизнь Наследника. Фанатик-японец ударил его саблей (самурайским мечом) по голове, причинив неопасное ранение, так как принц Георг, находившийся все время при Наследнике, отбил удар бамбуковой тростью. По повелению Александра Третьего трость, сыгравшая такую роль, была осыпана алмазами и возвращена принцу Георгу. Таким образом, трость оказалась сильнее меча, и трость засияла. Записи современников говорят, что после посещения отшельника Теракуто Наследник долгий срок был задумчив и грустен.
...11 марта 1901 года, в столетнюю годовщину мученической кончины державного прапрадеда своего, блаженной памяти Императора Павла Петровича, после заупокойной Литургии в Петропавловском соборе у его гробницы. Государь Император Николай Александрович в сопровождении министра императорского дворца генерал-адъютанта барона Фредерикса (вскоре пожалованного графским титулом) и других лиц Свиты, изволил прибыть в Гатчинский дворец для исполнения воли своего в Бозе почившего предка.
Умилительна была панихида. Петропавловский собор был полон молящихся. Не только сверкало здесь золотое шитье мундиров, присутствовали не только сановные лица. Тут были во множестве и мужицкие сермяги, и простые платки, а гробница Императора Павла Петровича была вся в свечах и живых цветах. Эти свечи, эти цветы были от верующих в чудесную помощь и предстательство почившего Царя за потомков своих и весь народ Русский. Воочию сбылось предсказание вещего Авеля, что народ будет особо чтить память Царя-Мученика и притекать будет к гробнице его, прося заступничества, прося о смягчении сердец неправедных и жестоких.
Государь Император вскрыл ларец и несколько раз прочитал сказание Авеля о судьбе своей и России. Он уже знал свою терновую судьбу, знал, что недаром родился в день Иова Многострадального. Знал, как много придется ему вынести на своих державных плечах, знал про близ грядущие кровавые войны, смуту и великие потрясения Государства Российского. Его сердце чуяло и тот проклятый черный год, когда он будет обманут, предан и оставлен всеми...
Но вставала в державной памяти его другая отрадная картина. В убогой монашеской келии пред Богосветлым старцем Саровским сидит двоюродный державный прадед его, Александр Благословенный. Перед образами ярко горят лампады и бесчисленные свечи. Среди образов выделяется икона Божией Матери Умиления. Благодать Божия почивает в келий. Тихо, как лесной ручеек, льется пророческая речь святого старца о грядущих судьбах Российских:
"Будет Царь, который меня прославит, после чего будет великая смута на Руси, много крови потечет за то, что восстанут против этого Царя и его Самодержавия, все восставшие погибнут, а Бог Царя возвеличит..."
Еще не был прославлен пока Преподобный Серафим Саровский, но Синодом уже велись подготовительные к тому работы, и горячее желание Благочестивейшего Государя было близко к осуществлению.
В торжествах открытия мощей Преподобного Серафима, состоявшихся в Сарове 17-19 июля 1903 г., участвовала почти вся Царская Фамилия. Одна из монахинь Дивеевской пустыни матушка Серафима так описывает прибытие Государя и Семьи в Дивеево: "...поехали к Елене Ивановне Мотовиловой. Государю было известно, что она хранила переданное ей Н.А.Мотовиловым (1808-1879), "служкой" прославляемого Святого, письмо, написанное самим Преподобным Серафимом и адресованное Государю Императору Николаю Второму. Это письмо Преподобный Серафим написал, запечатал мягким хлебом, передал Николаю Александровичу Мотовилову со словами: "Ты не доживешь, а жена твоя доживет, когда в Дивеево приедет вся Царская Фамилия, и Царь придет к ней. Пусть она ему передаст".
Наталья Леонидовна Чичагова (дочь владыки Серафима (Чичагова), написавшего "Летопись Серафимо-Дивеевского монастыря") вспоминала: "...Государь принял письмо с благоговением, положил его в грудной карман и сказал, что будет читать письмо после. Когда Государь прочитал письмо, уже вернувшись в игуменский корпус, он горько заплакал. Придворные утешали его, говоря, что хотя батюшка Серафим тоже может ошибаться, однако Государь плакал безутешно.Содержание письма осталось никому не известно".
По поводу этого письма участник Саровских торжеств 1903 года игумен Серафим пишет: "Преподобным Серафимом, еще при жизни, было написано по откровению Божию собственноручно письмо к тому Царю, которому будет суждено приехать в Саров и Дивеево, и передал его другу Мотовилову. Это письмо было вручено лично Государю Николаю Второму в Дивеево 20 июля 1903 года. Что было написано в письме, осталось тайной. Только можно предполагать, что святой прозорливец ясно видел все грядущее, а потому предохранял от какой-либо ошибки и предупреждал о грядущих грозных событиях, укрепляя в Вере, что все что свершится, свершится не случайно, а по предопределению Предвечного, дабы в трудные минуты тяжких испытаний Государь не пал духом и донес свой тяжелый мученический крест до конца".
Д.Ходнев свидетельствует (1967); "Незадолго до своей праведной кончины Преподобный Серафим Саровский вручил запечатанный пакет верующей и богобоязненной женщине, Е.И. Мотовиловой, наказав хранить его и передать тому Царю, который приедет в Саров "особо обо мне молиться;" Через семьдесят лет, в 1903 году, этот пакет был вручен Государю во время прославления Преподобного Серафима Саровского, - открытия его святых мощей. Это была рукопись Святого, в которой он подготовлял Государя к тяжким испытаниям. Тогда же и там же об этом устно поведала ему и блаженная Паша Саровская. Об этом рассказал мне мой отец, который тогда, в 1903 году, командуя Фанагорийским гренадерским Генералиссимуса Суворова полком, был в охране Царя в Сарове при открытии мощей Святого".
"Во время прославления в Дивееве жила знаменитая на всю Россию Христа ради блаженная Паша Саровская. Государь был осведомлен не только о Дивееве, но и о Паше Саровской. Император со всеми Великими Князьями и тремя митрополитами проследовали из Сарова в Дивеево, куда на торжество собралось около 200 тысяч человек.
Блаженная Паша, ожидая Государя, не велела готовиться особо, но попросила сделать из глины 9 солдатиков и сварить чугунок картошки в мундирах. Матушка игумения приказала вынести из келий блаженной все стулья и постелить большой ковер. Их Величества, Великие Князья и митрополиты едва смогли войти все вместе в эту маленькую келию. Паша, когда Государь вошел, взяла палочку и посшибала головки у всех солдатиков, предсказывая их мученическую кончину (на самом деле погибло 11 человек, ибо двое из близких царской семье пожелали остаться, и стать соучастниками страданий царственных мучеников), а к трапезе предложила картошку в мундирах, что значило суровость их последних дней. Потом блаженная сказала: "Пусть только Царь с Царицей останутся". Государь извиняюще посмотрел на всех и попросил оставить его и Государыню одних, - видимо, предстоял какой-то очень серьезный разговор.
Все вышли и сели в свои экипажи, ожидая выхода Их Величеств. Матушка игумения выходила из келий последняя и слышит, как блаженная Паша, обращаясь к Царствующим Особам, сказала: "Садитесь". Государь оглянулся и, увидев, что негде сесть, смутился, а блаженная говорит им: "Садитесь на пол". Великое смирение - Государь и Государыня опустились на ковер, иначе бы они не устояли от ужаса, который внушало то, о чем им говорила Паша Саровская.
Все, что она им сказала, потом исполнилось, т.е. гибель России, Династии, разгром Церкви и море крови. Беседа продолжалась очень долго. Их Величества ужасались, Государыня была близка к обмороку, наконец, она сказала: "Я вам не верю, этого не может быть!" Надо понять состояние Императрицы! Ведь это было за год до рождения Цесаревича Алексея, а они очень хотели иметь Наследника, и Параскева Ивановна (Паша) достала с кровати кусочек красной материи и протянула Императрице: "Это твоему сынишке на штанишки, и когда он родится, то поверишь тому, о чем я говорила Вам". - так описывает этот эпизод упомянутая нами выше "Летопись Серафимо-Дивеевского монастыря" (4.2), составленная по благословению и при участии митрополита Серафима (Чичагова) (1856-1937).
С этого момента Государь начал считать себя обреченным на эти крестные муки, позже говорил не раз: "Нет такой жертвы, которую я бы не принес, чтобы спасти Россию".
Александр Петрович Извольский (1856-1919), министр иностранных дел Российской Империи в 1906-1910-х годах писал в своих Воспоминаниях о вспыхнувшем в ночь с 19 на 20 июля 1906 года вооруженном бунте в Кронштадте: "...в тот день, 20 июля, когда мятеж достигал своего кульминационного пункта, я находился близ Императора в Петергофе... В окно виднелись линии укреплений... Мы явственно слышали звуки канонады... Я не мог подметить в его чертах ни малейшего признака волнения... После доклада Государь сказал: "Если вы и видите меня столь спокойным, то это потому, что я имею непоколебимую веру в то, что судьба России, моя собственная судьба и судьба моей семьи - в руках Господа. Что бы ни случилось, я склоняюсь перед Его волей".
Крестный путь Государю предсказал в своей келий и знаменитый старец Варнава из Гефсиманского скита близ Троице-Сергиевой Лавры, предрекая "небывалую еще славу царского имени его..." Николай Второй пришел к старцу с покаянием в начале 1905 года. О содержании беседы Императора со старцем Варнавой точных сведений нет. Достоверно известно лишь то, что именно в этот год Николай Второй получил благословение на принятие мученического конца, когда Господу угодно будет этот крест на него возложить"...
Настало Водосвятие 6-го января 1905 года. Загремел салют с противоположного берега. И вдруг близко просвистела картечь, как топором срубило древко церковной хоругви над головой Царя. Но крепкою рукой успевает протодьякон подхватить падающую хоругвь, и могучим голосом запел он: "Спаси, Господи, люди твоя..." Чудо Божие хранило Государя для России. Оглянулся Николай Александрович, ни один мускул не дрогнул на его лице, только в лучистых глазах отразилась бесконечная грусть. Быть может вспомнились ему тогда предсказания Преподобного Серафима и Авеля вещего. О том же крестном пути ему говорил в своей келий и великий подвижник наших дней, старец Варнава Гефсиманский, предрекая небывалую еще славу царскому имени его.
Спокойствие, с которым Государь отнесся к происшествию, грозившему ему самому смертию, было до того поразительно, что обратило на себя внимание ближайших к нему лиц кружавшей его свиты. Он, как говорится, бровью не повел и только спросил: "Кто командовал батареей?" И когда ему назвали имя, то он участливо и с сожалением промолвил, зная, какому наказанию подлежит командовавший офицер:
- Ах, бедный, бедный, как же мне жаль его!
Государя спросили, как подействовало на него происшествие. Он ответил:
- До 18-го года я ничего не боюсь.
Командира батареи и офицера, распоряжавшегося стрельбой, Государь простил, так как раненых, по особой милости Божией, не оказалось, за исключением одного городового, получившего самое легкое ранение. Фамилия же того городового была ... Романов. Заряд, метивший и предназначенный злым случаем царственному Романову, Романова задел, но не того, на кого был нацелен: не вышли времена и сроки - далеко еще было до 1918 года.
То, что не было видно куриному оку людскому, было прозреваемо царскими очами. И знал он, проходя по залам Зимнего Дворца при объявлении войны Германии, что начинается крестный путь его с семьей, что страшный враг стоит у ворот России, враг не столько внешний, сколько внутренний, потайной...
Возбужденные, все кидаются к нему и Государыне, обступая их кольцом, целуя руки им обоим и подол платья Императрицы, у которой по бледному, как мрамор, лицу катятся крупные как жемчуга слезы. Площадь Зимнего дворца, запруженная народом так, что нельзя дышать, оглашается единодушным и могучим, "Боже, Царя храни!". Как один человек, все на коленях. Так некогда встречали Христа Спасителя при Входе в Иерусалим с пальмовыми ветвями сыны Израиля, постилая одежды свои на Его пути и восклицая: "Осанна, Сыну Давидову!" - чтобы через несколько дней яростно кричать Понтийскому Пилату: "Распни, распни Его!" И это - его, Самодержца Всероссийского, торжественный вход в Иерусалим, преддверие его царственной Голгофы.
Тихо на площади. Знает Царь, что ждет его и Россию, но верит он, что Россия победно пройдет беды, верит в освобождение народа Русского от ига безбожного жидовского. К небу поднимаются ясные очи царские, и, широким крестом осенив себя, на удивление всем, твердо произносит он свою державную клятву:
"Не положу моего оружия до тех пор, пока хоть один враг останется на Земле Русской".
Многие и другие предсказания, несомненно, предопределяли поведение Николая Второго вплоть до мученического конца, который он предвидел. Французский посол при Русском Дворе Морис Палеолог писал: "Это было в 1909 году. Однажды Столыпин предлагает Государю важную меру внутренней политики. Задумчиво выслушав его, Николай Второй делает движение скептическое, беззаботное, - движение, которое как бы говорит: "Это ли, или что другое, не все ли равно?!" Наконец, он говорит тоном глубокой грусти:
- Мне, Петр Аркадьевич, не удается ничего из того, что я предпринимаю.
Столыпин протестует. Тогда Государь у него спрашивает:
- Читали ли Вы Жития Святых?
- Да, по крайней мере, частью, так как, если не ошибаюсь, этот труд содержит около двадцати томов.
- Знаете ли Вы также, когда день моего рождения?
- Разве я мог бы его не знать? - 6-го мая.
- А какого Святого праздник в этот день?
- Простите, Государь, не помню!
- Иова Многострадального.
- Слава Богу! Царствование Вашего Величества завершается со славой, так как Иов, смиренно претерпев самые ужасные испытания, был вознагражден благословением Божиим и благополучием.
- Нет, поверьте мне, Петр Аркадьевич, у меня более, чем предчувствие, у меня в этом глубокая уверенность: я обречен на страшные испытания, но я не получу моей награды здесь, на земле. Сколько раз применял я к себе слова Иова Многострадального: "Ибо ужасное, чего я ужасался, то и постигло меня, и чего я боялся, то и пришло ко мне" (Иов. 3,25).
...Доходили вести из Оптиной Пустыни. Важное пророчество было связано с именем иеромонаха Даниила (1837-1907), в миру Дмитрия Михайловича Болтова, автора пророческого полотна, написанного им незадолго до своей смерти. Сюжет картины взят из грядущих времен: на огромном холсте изображены Император, Императрица и Наследник, восхищенные на небеса. Сквозь облака, по которым они ступают, мчатся рои бесов, рвущиеся в ярости к Цесаревичу...
Позже, осенью 1909 года в Крыму произошел следующий, поразивший многих, случай, о чем долго говорили в Русском обществе: во время посещения Государем старинного Георгиевского монастыря близ Севастополя два глубоких старца-схимника, не покидавшие обычно своего затвора, вдруг вышли, приблизились к Государю, молча пали в земном поклоне, встали, перекрестились сами, а потом и Императора, - как бы предвидя в нем Святого Мученика, и так же молча удалились...
Граф Д.С. Шереметев так описывает происшедшее в Севастополе: "Этот случай имел место в разгар Великой войны, в 1915 году. Николай Второй вместе со своей супругой Императрицей Александрой Феодоровной и Августейшими детьми прибыли в Севастополь.
Государь, любивший после завтрака делать прогулки на автомобиле по окрестностям Севастополя неожиданно для всех отправился вместе с Императрицей в Георгиевский монастырь, где он раньше в прежние годы неоднократно бывал, но на этот раз никто в монастыре не был предупрежден и его никто не ожидал. Игумен и братия были очень удивлены и вместе с тем обрадованы Высочайшим посещением.
Мы вошли в церковь, после чего начался молебен. Стройные голоса монахов сразу изменили настроение: точно мы вошли после бури в тихий залив. Все было молитвенно, проникновенно и тихо. Вдруг за дверьми храма, весьма небольших размеров, раздался необычайный шум, громкие разговоры и страшная суматоха, одним словом, что-то такое, что не соответствовало ни серьезности момента, ни обычному монастырскому чинному распорядку. Государь удивленно повернул голову, недовольно насупил брови и, подозвав меня к себе жестом, послал узнать, что такое произошло и откуда это непонятное волнение и перешептывание; я вышел из храма, и вот что я узнал от стоявших вблизи монахов: в правых и левых скалах, в утесах, живут два схимника, которых никто из монахов никогда не видел, а о том, что они живы, известно только по тому, что пища, которая им кладется на узкой тропинке в скалах, к утру бывает взята чьей-то невидимой рукой.
И вот произошло невероятное событие, потрясшее всех монахов монастыря: два старца в одежде схимников тихо поднимались по крутой лестнице, ведущей вверх со стороны моря. О прибытии Государя в монастырь им ничего не могло быть известно, ибо и сам игумен и братия - никто не знал о посещении монастыря Государем, которое было решено совершенно внезапно, в последнюю минуту. Вот откуда произошло волнение среди братии... Я доложил Государю и увиден, что это событие произвело на него впечатление, но он ничего не сказал, и молебен продолжался.
Когда кончился молебен, Государь и Императрица приложились ко Кресту, потом побеседовали некоторое время с игуменом и вышли из храма на площадку перед храмом.
Там, где кончалась деревянная лестница, стояли два древних старца. Когда Государь поравнялся с ними, они оба поклонились ему в землю. Государь видимо смутился, но ничего не сказал и медленно им поклонился в ответ...
...Теперь, после всего происшедшего, думается, что не предвидели ли монахи-схимники своими мысленными очами судьбы России и Царской Семьи и не поклонились ли они в ноги Государю Императору Николаю Второму как Великому Страдальцу Земли Русской.
Уже позже слышал я от одного достоверного лица, которому Государь сам лично это рассказывал, что однажды, когда Государь на "Штандарте" проходил мимо Георгиевского монастыря, он, стоя на палубе, видел в скалах фигурку монаха, большим крестным знамением крестившего стоящего на палубе "Штандарта" Государя все время пока "Штандарт" не скрылся из вида..."
Завершить этот небольшой рассказ нам хотелось бы следующим пророчеством, сделанным как многие другие в присутствии свидетелей, а потому не вызывающим недоверия.
...Ее Величество, чтобы отдохнуть душою, поехала на один день в Новгород с двумя Великими Княжнами и маленькой свитой, где посетила лазареты, монастыри и была на службе в Софийском соборе. До отъезда Государыня посетила Юрьевский и Десятинный монастыри. В последнем она зашла к старице Марии Михайловне, в ее крошечную келию, где на железной кровати лежала много лет старушка. Когда Государыня вошла, старица протянула к ней свои высохшие руки и произнесла: "Вот идет мученица - Царица Александра!" Обняла затем ее и благословила.
Товарищ обер-прокурор Священного Синода князь Н.Д.Жевахов (+1938), побывавший у старицы в Новгороде буквально через несколько дней после посещения ее Государыней, вспоминал позднее: "...я расспрашивал ее о грядущих судьбах России, о войне...:
- Когда благословит Господь кончиться войне? - спросил я старицу.
- Скоро, скоро! - живо ответила старица. А затем, пристально посмотрев на меня чистыми бирюзовыми глазами, как-то невыразимо грустно сказала:
- А реки еще наполнятся кровью, еще долго ждать, пока наполнятся, и еще дольше, пока выступят из берегов и зальют землю.
- Неужели же и конца войне не видно? - спросил я, содрогнувшись от ее слов.
- Войне конец будет скоро, скоро, - еще раз подтвердила старица, - а мира долго не будет.
Через несколько дней старица скончалась, правду она прорекла: война давно кончилась, а мира и сегодня нет в России, не кончилось пока иго поганое жидовское и продолжает литься кровь Русская..."